Тайлер не приходит.

Весь мир, что Джош создал за несколько дней, рушится.

Тайлер не приходит не на следующий день.

Не после этого.

Джош хочет забыть: а какого это не резаться лезвием?

Яркая кровь стекает по руке, создавая приятное жжение.

Проводит ещё и ещё, сидя на холодной плитке на кухне.

Может, он уже в морге?

Может, поэтому вокруг всё настолько холодное?

Может, он испытал падение…

Джош мог бы сказать, что кровь горячая, что она создаёт контраст, что есть в ней что-то завораживающее, необычное, словно вселенная.

Ему нужна эта вселенная.

Ему нужна другая.

Он боится всего, что связано с красным цветом.

Он не боится красной крови.

Раньше,

насколько раньше?

Наверное, в самом детстве?

Или в подростковом возрасте?

Джош бросался рисовать каждый раз, когда его внутренние принципы складывались в конфликт с кем-либо.

Он выражал гнев, боль, слёзы.

Он никогда не думал, что это вырастет в нечто большее.

Настолько большее, что Джош перестал чувствовать.

А следовательно перестал рисовать.

Как можно выражать то, чего не существует?

В его арсенале всегда был простой карандаш, чёрный маркер и чёрная ручка.

А также что-то красное.

Красный изображал лишь только отрицательные вещи.

Красный — это демоны. Ярость, злость, неизвестность

Его демоны.

Какие могут быть демоны у пятнадцатилетнего ребенка?

Такие же,

какие могут быть демоны у двадцатисемилетнего мужчины.

Он боится всего, что связано с красным цветом.

Он не боится красной крови.

Своей крови.

Он оставляет лезвие прямо на запачканном полу.

Джош решает не идти сегодня на работу.

Джош решает пустить всё на самотёк.

Новая мелодия.

Один.

Одинодинодин.

Одинодинодинодинодинодин.

Всегда.

Глаза слепляются, и Джош не может понять, как можно падать, находясь в падении.

***

Капли воды стекают по его волосам, вымывая краску волос. Почему жёлтый?

Почему он выбрал этот цвет?

Не тыкал наугад, не взял первую попавшуюся, а сам, преодолевая себя, выбрал жёлтый и покрасился.

В его последний день.

Почему он тогда ещё жив?

Жив — в прямом значении этого слова.

Жив — ещё не значит живой.

Почему жёлтый?

Джош понятия не имеет.

Может, такого цвета были волосы его мамы.

Может, Джош неуклюжий потерявшийся цыпленок.

Может, жёлтый — это не просто ощущение, которое получает Джош при попадании ему в глаз световых лучей.

Джошу холодно. Он выкручивает вентиль горячей воды на максимум. Так, что могут остаться ожоги.

Джошу холодно.

Джош надевает футболку, цвет которой не очень-то и важен, и не может не признать, что утопает в ней.

Не как в знакомых глазах, знакомого (ли?) человека.

Джош выходит на улицу, он не знает, где холоднее.

Может холоднее уже в самом Джоше.

Джош направляется туда уже четвертый раз после их встречи.

Джош не знает, что удерживает его в живых.

Он понятия не имеет который час, потому что разбил свой телефон в прошлый раз.

Кинул с крыши.

И наблюдал за полётом, словно это был он сам.

Он считал, что в телефоне заложена его жизнь. Номера друзей, заметки с необходимыми продуктами, какие-то игры.

Где его друзья сейчас?

Где он сейчас?

Он сейчас перед Тайлером.

Джош стоит перед тем самым подъездом, и понимает — тепло. На улице тепло.

Или тепло в самом Джоше?

Тайлер выходит и чуть не сталкивается с Джошем. Тайлер говорит:

— Я ждал тебя.

Джош заходит в подъезд, задевая Тайлера плечом.

Тайлер молчит, раздаётся лишь скрип двери.

И шаги двух парней, идущих по ступеням.

— Я тоже ждал тебя, — говорит Джош и садится на плед Тайлера, будто это единственное место существующее во вселенной. Будто весь мир горит, но при этом он настолько холоден. Будто все там чисты душой, и их карают за это.

Джошу кажется, что только в этом куполе тепло грешникам.

— Я работаю фармакологом, — виновато говорит Тайлер. Джош не привык делать кого-то виноватым. Во всех несчастьях виноват только он. Нехуй кого-то винить. Всегда знал об этом. — Меня отправляли в командировку на эти дни. Я не мог прийти.

— А ты хотел? — Джош не знает: откуда у него голос. Он не говорил ничего в течение двух дней.

Джош решает, что это голос вселенной. Её колыбель.

— Да.

Этого достаточно.

Пока этого более, чем достаточно.

— Новые шрамы? — спрашивает Тайлер, будто это имеет значение.

Для Джоша нет.

Для него да.

— Ты сказал в следующий раз, — Джош переводит тему. Джош не хочет казаться слабым. Потому что он знает — он слаб.

— Хорошо, — кивает Тайлер и подставляет ладонь, предлагая Джошу взять его за руку.

— Хорошо, — повторяет Джош и сам берёт Тайлера за руку. Звёзды, мелодия, скрип, стук сердца.

Что Джош ощущает сейчас?

Можно ли назвать это безопасностью?

— Только затем ты расскажешь мне свою историю, — глаза не пугают. В них не страшно пропасть.

— Я постараюсь.

— Хорошо.

— Хорошо.

— Тайлер Роберт Джозеф — моё полное имя. Бесполезная информация, но это так, для сведения. Имя вообще ничего не значит в нашей жизни. Оно не должно нас ограничивать. Ты не должен чувствовать себя лучше или хуже из-за него, — Тайлер делает паузу. Джош не знает почему, ему так важно знать это. Ему важно, чтобы Тайлер высказался. — Мне двадцать семь лет, и как я уже сказал, я работаю фармакологом. Придумываю всякие лекарства против онкологии. Против рака. Хочешь спойлер? — Тайлер смеётся, так, что Джош признаёт, что хочет слышать этот смех в трудные моменты. — Представляешь, ни одно лекарство не эффективно. От опухоли нельзя убежать. Она выедает тебя. Словно все самые большие проблемы объединились в одну армию и убивают тебя без твоего согласия. Разрушают клетки. Ты теряешь контроль над собой. Ты боишься.

Рука Тайлера лишь сильнее сжимается и его ногти, кажется, сейчас вонзятся в руку Джоша.

Он понимает, насколько это тяжело.

— Моя жена умерла от рака пять лет назад. Представь, я был знаком с Дженной с девятого класса. Я… — Тайлер закашлял. Джоша могло бы запросто вырвать от реальности. — Мы поженились в восемнадцать лет. Все кричали, что мы слишком молоды, но я почему-то верил в нас. Бывают же моногамные люди, которые способны за всю жизнь полюбить одного человека. Почему это не могли быть мы?

Я-я не смогу описать её, потому что знаешь, она была необычайно красивой.

Джош обнял Тайлера, так что теперь он говорил в его шею.

Джош винит себя за то, что полез не в своё дело.

Тайлер благодарен ему за то, что он может выговориться.

— Я хорошо разбирался в химии и биологии, поэтому пошел на фармаколога. Мы планировали ребенка. Наш брак длился уже почти четыре года, но, — Джош чувствует слёзы Тайлера на своей шеи. Джош не чувствует свои слёзы на своих щеках. — У неё обнаружили рак уже четвертой степени. Прошло тридцать шесть дней, и её не стало. Ты не представляешь, как эта болезнь сжигает тело. Я знал, что она умрёт, но я не верил. Я не мог поверить, что надеваю костюм, что вижу её мертвое тело, что иду на эту крышу, потому что больше не мог жить без неё. Я вложил в неё свой смысл жизни. И его не стало. Он сгорел вместе с ней.

Джош пытается успокоить Тайлера.

Джошу кажется, что его проблемы ничто.

— Я пришел сюда, но не смог. Не смог покончить с собой. Я считал себя трусом. Меня ничто не радовало, я был живым трупом. На меня стало нельзя смотреть.

— Ты был похожим на меня, — шепчет Джош.

— Да.

— Поч-

— Я увидел девочку лет десяти. Она была больна раком. Она была настолько хрупкой и бледной. Но несмотря ни на что, её глаза светились, и она верила в лучшее. Она боролась до конца, и прожила ещё около двух лет, представляешь? Она знала, что умирает, но продолжала жить. Она тоже живой труп. Только в этом случае, фраза приобретает другой смысл. Я тоже решил бороться.

Джош стирает слёзы с лица Тайлера, он не должен к этому привыкать.

Не должен, потому что Тайлер не должен привыкать плакать. Он недостоин.

— В тот день, когда мы встретились, прошло ровно пять лет с её смерти.

— Ты жив, — констатирует Джош.

— А ты? — спрашивает Тайлер.

И Джош вынуждено качает головой.

Джош понимает: он жив.

Тайлер пропускает сквозь палец жёлтые волосы Джоша.

Джош думает, что никогда не хочет сбрасывать руку Тайлера.

— Теперь ты, — Тайлер хочет услышать историю, что прожил этот парень, чьи волосы настолько необозримы.

— Можно я нарисую?

— Пойдём ко мне?

И Джош соглашается.