Прошло три дня с последнего ужина с Барри, прежде чем Лен снова увидел его. Лен удивился своей собственной нетерпеливости, но с их постоянными переписками и совместной мастурбацией, перешедшей на совершенно новый уровень — он бы сказал, что это не просто мастурбация, но не знал, как ещё это назвать, — ему просто хотелось увидеть Барри, поговорить с ним и, как надеялся Лен, обнять его, а в идеале и поцеловать. И теперь Лену казалось, что он мог делать все эти вещи, и это было прекрасно, даже если он и пытался не давить на Барри.

Но у парня были обязательства: семейные ужины и дела Флэша — преступления, не связанные с Негодяями, о которых Барри не рассказывал Лену. Однако на третий день, судя по всему, и в Барри проснулось нетерпение, потому что после утреннего душа, во время которого Лен чувствовал призрачные касания жадных ладоней, подводя себя к оргазму, он получил сообщение.

Ты был в душе?

Ты почувствовал?

Ага… Было приятно

Конечно, Барри бы сказал что-то вроде «приятно», подумал Лен, улыбнувшись.

Свободен сегодня вечером?

Лен был только рад задуматься о своих планах и передвинуть пиво с Миком на следующую неделю, когда тот снова вернётся из Кейстоуна. Он уже виделся с Лизой вчера: они встретились и долго пили кофе, а Лен рассказывал ей о прогрессе с Барри и об их извинениях. Он не упомянул многих вещей, но рассказал, как Барри остался на ночь и принял тот факт, что они вместе. Лиза ясно дала понять, что всё ещё хочет встретиться с Барри и рано или поздно поговорить с ним самостоятельно, и Лен решил, что это честно, хотя и подчеркнул, что ещё не время.

Барри появился на пороге сразу после работы — солнце ещё не успело сесть, — одетый в тонкую хлопковую рубашку с закатанными рукавами и джинсы; конец лета приносил тёплый воздух в прохладное убежище Лена. Он улыбнулся Барри и получил в ответ стеснительную улыбку, из-за которой, он был уверен, его сердце, как у Гринча, увеличилось втрое.

— Чем хочешь заняться? — спросил Лен.

— Потусоваться? Не знаю, может, прогуляться немного позже, захватить еды?

Он принял его слова к сведению, наклонив голову к плечу, и Барри прошёл за ним в дом.

— Хочешь выпить? Пиво?

— О, просто воду.

Когда Лен начал доставать из морозилки лёд, Барри спросил:

— Ты всегда держишь дом в холоде? А ещё мне на самом деле не нужен лёд.

Лен пожал плечами и положил его обратно.

— Я же говорил, что предпочитаю давать вещам остыть. А что, хочешь свитер? — Лен бросил взгляд на обнажённые предплечья Барри: он был совсем не против видеть голую кожу, но ему будет гораздо лучше, если Барри будет удобно.

— Эм. Конечно.

Секундное замешательство не осталось незамеченным, как и тем утром, когда Лен предложил Барри принять душ у него. Он заставлял себя принимать предложенное Леном, но это принуждение было таким незначительным, что Лен не возражал: ему нравилось обеспечивать Барри. Спустя минуту Лен был в своей комнате, наблюдая, как Барри сменяет рубашку на один из тёплых свитеров Лена с заплатками на локтях. Он не мог не почувствовать, как низ живота вдруг потянуло, когда Барри начал расстёгивать рубашку, под которой оказалась белая футболка, а затем потянуло ещё сильнее, когда он выгнулся, чтобы надеть свитер. Лен сдался и отвёл взгляд.

— Только не говори мне, что у тебя слабость к свитерам, — поддразнил Барри, и Лен взглянул на него с полуухмылкой, чувствуя, как низ живота потянуло ещё сильнее от вида Барри в его одежде, немного большой для него, но неприлично удобной. — Не может быть… Правда?

Он не сдержал смешка, а Барри немного нервно рассмеялся.

— Нет, парень. У меня слабость к тебе.

К его удивлению Барри изумился.

— Это неожиданно для тебя?

— Я, нет, я просто… Я просто не думаю, что я хоть когда-то кому-то так сильно нравился.

Он и не представлял…

— Ты и не представляешь, да? Насколько ты великолепен? — Смеха Барри было достаточно, чтобы Лен понял, что нет, не представляет.

— Ты просто пристрастен, Лен.

Он пожал плечами и пересёк комнату, подходя ближе к Барри, предоставляя ему достаточно времени, чтобы отодвинуться, если он захочет. Но Барри остался на месте, немного выпрямляясь, словно бросая вызов, но чувствуя себя довольно уверенно. Лен остановился в футе от него, не в силах сдержаться и не проскользить оценивающим взглядом по телу Барри, потому что он снова был здесь, в его комнате, в его свитере, и Лен не смог отказать себе в удовольствии.

— Пристрастен или нет, Скарлет, но ты не из тех парней, которым отказывают.

Вместо того чтобы улыбнуться, Барри покачал головой, криво усмехаясь.

— Ты удивишься, узнав, сколько раз меня бросали и отвергали, Лен. Я не всегда был таким уверенным, и я неуклюжий, как бы очень неуклюжий, и я постоянно опаздываю, но об этом ты уже знаешь, и я настоящий ботаник, например ты знал, что раньше я вёл блог? Невозможноерядом. Ага. Он был ужасен. А ещё плохо сказывался на свиданиях, как оказалось. Что я узнал: никто не хочет говорить о снежном человеке на первом свидании.

Он тараторил. Барри Аллен тараторил, и это, возможно, была самая очаровательная вещь, которую Лен когда-либо видел. Его широкая улыбка была тому доказательством.

— Ты веришь в снежного человека?

— Больше нет, — простонал Барри, а потом наклонил голову, чтобы спрятаться от взгляда Лена, явно смущённый. Вместо того чтобы успокоить его, Лен не сдержал шпильки.

— Не волнуйся, парень, уверен, он существует, вместе с зомби, инопланетянами и вампи…

— Инопланетяне точно существуют.

Он говорил с такой горячностью, и это было слишком. Лен уже и не пытался сдержать смех, когда Барри пустился в объяснения о количестве звёзд в Галактике, не говоря уже о вселенной, и количестве планет, похожих на Землю; Лен позволял ему говорить, кивая и заявляя, что поверит в существование инопланетян только тогда, когда зелёный человечек с Марса пройдётся по центру города, за что заработал укоризненный взгляд. Вскоре он уже лежал поперёк кровати, а Барри сидел рядом с ним, скрестив ноги, рассказывая об инопланетянах и доказательствах их существования, Лен же вставлял расплывчатые комментарии, связанные с фильмами и сериалами, в основном со «Стар треком», но потом…

— Подожди, Барри… Как так получилось, что ты никогда не смотрел «Звёздный крейсер «Галактика»? Как Циско ещё не втянул тебя в марафон? Уж он-то точно его смотрел.

Простонав, Барри опустился на кровать рядом с ним, ложась головой на вытянутую руку Лена.

— Давай ещё и ты. Знаешь, сколько всего мне пришлось выслушать из-за того, что я не понимаю отсылок?

— Разве ты не говорил, что любишь Нетфликс?

— Значит, сегодня мы будем смотреть «Звёздный крейсер «Галактика»?

Лен, осторожно, чтобы не двигать рукой, на которой лежал Барри, перекатился на бок.

— Если только ты не хочешь заняться чем-то ещё?

Барри, улыбающийся и расслабленный, взглянул на него, и спустя мгновение Лен что-то почувствовал в узах: трепет в животе и напряжение в груди, беспокойство и взволнованность. Барри мог измениться за секунду. Он лежал так близко к Лену, его губы всё ещё были изогнуты в улыбке, и он коснулся ладонью щеки Лена, поглаживая большим пальцем его подбородок, поворачиваясь к нему, а Лен свободной рукой обнял его за талию. Губы Барри оказались в нескольких миллиметрах от его, они одновременно вздохнули и через мгновение уже целовались.

Губы Барри были мягкими, и они с Леном двигались на одной волне, наклоняя головы, чтобы было удобнее, углубляя поцелуй, но тут же отстраняясь, чтобы Барри поймал нижнюю губу Лена, и снова сближаясь, стоило Лену проскользить языком по губам Барри. Он пытался не забывать дышать. Пытался сосредоточиться на ощущении их языков, касающихся друг друга, на теле Барри, но вскоре не мог думать ни о чём, потерянный в чувствах, чувствах на двоих, появляющихся везде, где они соприкасались.

Поцелуй углублялся и становился всё горячее, и Лен подмял под себя Барри — их ноги переплелись, — запуская одну ладонь в его волосы, а другую — под свитер, скользя по левому боку. Он целовал Барри так, будто это было важно, будто во всём мире не было ничего важнее, подстёгиваемый тихими звуками, которые издавал Барри, прерывистыми вздохами, который Лен тут же проглатывал. Пальцы Барри не останавливались ни на мгновение: обнимали Лена за шею, затем переходили на спину, дразнили, приподнимая край свитера. Каждое касание Барри было пронзительным и наэлектризованным, привлекало к себе ещё больше внимания.

И Лен чувствовал узы: жаркое и нетерпеливое возбуждение Барри, тянущее низ живота, его волнительную энергию, призрачное ощущение пальцев Лена, скользящих по его коже и путающихся в волосах, тесноту в джинсах Барри, от которой член Лена только твердел ещё сильнее. Он пососал нижнюю губу Барри, услышал задушенный вздох и почувствовал какую-то дрожь… Он сделал это снова, и тело Барри вновь завибрировало, быстро и неожиданно, а затем расслабилось. Боже. Лен углубил поцелуй, позволяя Барри притянуть его к себе, обнять, и они могли целоваться целый час, а Лен бы и не заметил, как пролетело время; прикосновения медленно становились более настойчивыми и нетерпеливыми, Барри затрепетал под ним, и его возбуждение стало только сильнее. Лен отодвинулся, чтобы глотнуть воздуха и сориентироваться, не утонуть в этих ощущениях, которые стали слишком насыщенными, словно кто-то на мгновение отключил окружающий мир. Он потянул Барри за волосы, откидывая его голову, и поцеловал в шею, нежно всасывая кожу и касаясь большим пальцем его соска. Звук, который издал Барри, этот задушенный и отчаянный вздох, а следом за ним и скулёж, — этот звук будет преследовать Лена в его фантазиях вечно.

Но это, наверное, было слишком, всё происходило чересчур быстро: Лен не чувствовал в узах страха или злости, только удовольствие, но знал, что это слишком; они потеряли контроль над собой и сейчас тяжело дышали, будучи чертовски твёрдыми, несмотря на одежду. Лену нужно было не терять рассудка и всё обсудить, прежде чем он слишком сильно увлечётся. Поэтому он ещё раз нежно поцеловал шею Барри, поглаживая там, где хотелось прикусить, и, выпутываясь из волос, отстранился и опустился на колени, поглаживая ногу Барри и пытаясь выровнять дыхание.

А Барри рядом с ним выглядел восхитительно: раскрасневшийся и изумлённый, с красными, влажными, чуть приоткрытыми губами. Лен едва удержался от желания снова поцеловать эти губы, понимая, что он слишком сильно увлечётся. Он скользнул глазами по торсу Барри, по свитеру, который был поднят до груди, до розовых сосков, обнажая метку и стройное тело. Глаза Лена опустились ниже, к очевидной эрекции, и ему сразу же захотелось прижаться к этому месту губами, отсосать Барри прямо через джинсы и свести его с ума. Лен удержался от этого желания и посмотрел Барри в глаза, что не сильно уменьшило его возбуждение.

— Наверное, нам лучше успокоиться, прежде чем мы увлечёмся.

Барри согласно вздохнул, опуская руки.

— Ага. — Его голос был хриплым, и Лен сглотнул, пытаясь не думать о том, как это сказывалось на его либидо. — Это было жарко.

Лен хмыкнул и отодвинулся, чтобы прилечь на холодный пододеяльник.

— Ты писал, что хочешь поговорить об этом? Неплохая идея.

— Может, на диване.

Лен не сдержал смешка и встал, протягивая Барри ладонь и поднимая его на ноги. Они шли немного неловко, и Лену захотелось засунуть голову в морозилку на час, но вместо этого он взял ледяное пиво и на минуту прижал бутылку к голове и шее, а потом вернулся к Барри в гостиную.

— Итак, — сказал Лен, садясь на диван, — у тебя есть какие-нибудь вопросы?

Барри провёл рукой по волосам и сделал большой глоток воды, прежде чем ответить.

— Наверное, мне сначала нужно рассказать… ну, о моих силах, а ещё немного о… ну, ты, наверное, заметил всё… — Он поднял руку и завибрировал ею. — Такое.

— Заметил. — И Лену было очень любопытно.

— Точно. — Барри, кажется, не знал, стоит ему коварно улыбнуться или огорчённо скривиться. — У меня такое бывает. Чаще всего я могу это контролировать, но, когда я завожусь, это как бы происходит само по себе.

— Ну лично я не буду жаловаться, если ты будешь вибрировать, Барри. Ты же понимаешь, что многие люди платят немало денег за далеко не такую искусную вибрацию. — Лен не сдержал усмешки, когда Барри покраснел.

— Я… А это странно?

— Это восхитительно. — Лен как раз начал понимать, что за интересное и прекрасное ощущение появлялось во время их совместных мастурбаций и почему как раз перед тем, как Барри кончал, в узах чувствовалось что-то чертовски напряжённое.

Барри кивнул.

— Ладно, наверное, мне нужно рассказать о некоторых, эм, подводных камнях моих сил. Для начала, я как бы чувствительный, ну, моя кожа, потому что клетки делятся гораздо быстрее, поэтому она новее, чем у большинства людей, и, когда я возбуждаюсь — и в плане секса, и вообще, — моё восприятие ускоряется, а всё вокруг замедляется, и чем больше ты касаешься меня, тем чувственнее и приятнее всё ощущается. — Он говорил всё быстрее и быстрее, начиная тараторить к концу монолога. Лен прищурился, пытаясь всё уловить.

— Так ты всё чувствуешь гораздо насыщеннее? Вообще всё или только то, что связано с сексом? Или только когда возбуждаешься?

— Всё вышеперечисленное? Я всё ощущаю насыщеннее, когда возбуждаюсь, но моя кожа в целом более чувствительна, и, когда я завожусь и ты касаешься меня, это как бы… Ощущается гораздо сильнее, я думаю.

Лен попытался объективно переварить информацию, не обращая внимания на кульбит желудка от одной только мысли о том, как весело будет проверить чувствительность Барри. Однако если отбросить веселье в сторону…

— Значит ли это, что тебя легче ранить? Что ты почувствуешь больше боли?

— Я так не думаю? Я не чувствую больше боли, я бы сказал, наоборот, меньше, потому что это только кожа, а не нервы. Когда я завожусь, моя кожа словно превращается в оголённый провод. Но, — поспешил добавить он, — это не значит, что мне не нравятся более сильные прикосновения; я не хочу, чтобы ты был слишком нежным и обращался со мной так, словно я могу разбиться. То есть меня точно заводит эта твоя грубая сторона, когда ты, весь такой крутой, в кожаной куртке, берёшь всё в свои руки, и всё такое.

Брови Лена взметнулись вверх.

— И-и-и-и, я сказал это вслух. — Он спрятал лицо в ладонях. — Каким-то образом, в какой-то вселенной во всём виновата Фелисити.

— Кто такая Фелисити?

— Одна подруга, но это неважно. Суть в том, что мне нужен фильтр между мозгом и языком.

— Я правда не против того, что ты рассказываешь мне, что тебе нравится, Красный.

Барри вздохнул и наклонился вперёд, уставившись на кофейный столик, и Лен почувствовал, как в узах всколыхнулся стыд.

— Мне нужно рассказать тебе кое-что ещё о моих силах.

— Правда?

— Это хуже всего… — Теперь Лен был заинтересован. — Благодаря улучшенному метаболизму мой организм ускоряется, моё восприятие ускоряется, а ещё и повышенная чувствительность, и я, эм… я быстрый.

Этого он так стыдился? Лен усмехнулся и откинулся на подушки на диване.

— Меня это не волнует, парень.

— Но иногда я… правда быстрый. Например, я, эм, я был куда ближе к оргазму, чем мне хотелось бы признавать, когда мы были в твоей комнате. Это как-то связано с моим метаболизмом, всё ускоряется, и…

А вот это было интересно, насколько близок он был просто от таких жарких поцелуев? Мог ли Барри кончить без непосредственного контакта?

— И всё равно меня это не волнует. Пытаться не отставать от молодого любовника с суперсилами — и так захватывающая задача, а твоя скорость только немного уравняет шансы.

Барри рассмеялся, и Лен почувствовал, как он расслабился, а спустя секунду и увидел это, когда Барри откинулся на спинку дивана, закидывая ноги на кофейный столик. Хотя он всё равно до сих пор казался взволнованным.

— Я правда не думал, что тебе это может так сильно понравиться.

Лен наклонился ближе к Барри, пользуясь тем, что ему разрешены обычные прикосновения и что Барри, судя по всему, нравилась его «крутость», хоть и не всё то, что шло в комплекте с ней.

— Мы собираемся обсуждать тот факт, что у тебя, кажется, нет рефрактерного периода, или?..

— О, точно. Ты заметил? Неважно, конечно, ты заметил. Так и есть.

— Это из-за сил?

— Точно.

— Есть ли какой-то лимит?..

Барри провёл ладонью по лицу.

— Я бы сказал, что пытаться идти дальше пяти — не самая лучшая идея, но это возможно…

— Пять?!

— Это так унизительно.

— Это не унизительно, Барри. О каких временных рамках мы говорим? — Лен наклонился ещё ближе, просто не в силах сдержаться. Ему не должно быть настолько любопытно. Он знал, что у женщин может быть такое — оргазм за оргазмом, — но что-то подобное у мужчины, что-то подобное у Барри казалось гораздо горячее, чем должно было.

— Это произошло… ну то есть я торопился, потому что проверял свои способности, но… это произошло в пределах получаса.

Лен не смог даже воскликнуть — в горле пересохло. Он наклонился за пивом и сделал глоток, чтобы вернуть себе хотя бы подобие голоса.

— То есть, если мы подытожим… ты девственник, который вибрирует и ощущает всё гораздо насыщеннее, ты быстро кончаешь, но у тебя буквально может быть один оргазм за другим, возможно, бесконечное количество раз?

— Пойду найду какой-нибудь камень, заползу под него и притворюсь, что мы никогда не говорили об этом, — ответил Барри и закатил глаза, чтобы скрыть самоуничижительную гримасу.

— Тебе нечего стыдиться, парень. Пользуйся этим. Люди бы убили за такое.

Он вздохнул, но кивнул.

— Я как бы понимаю. У меня просто никогда не было шансов исследовать мои силы или поговорить о них… Другие мои силы крутые и полезные, но из-за этих я боюсь, что слишком сильно ускорюсь и кто-то из нас получит ожог от трения или же я испорчу настрой, кончив слишком быстро.

Лен поморщился от слов «ожог от трения» и сделал мысленную пометку запастись несколькими видами смазки.

— Мы покончим со всеми проблемами, Барри.

Несколько секунд он молчал, кивая, но потом…

— Пожалуйста, не говори, что это был каламбур.

Лен усмехнулся и сделал глоток пива.

— Знаешь, не все понимают их так быстро, как ты.

— Я… Ты снова это сделал?

Лен улыбнулся. Это было слишком весело. Ему открывался целый мир новых каламбуров, связанных со скоростью.

— Виновен. А теперь давай переместимся на кухню, чтобы я мог хотя бы покормить тебя, пока мы говорим. Я чувствую, как у тебя урчит в животе.

Он поставил вариться спагетти и занялся соусом, нарезая необходимые овощи; рецепт достался ему от Мика, который постоянно говорил, что Лен делает пасту не так, потому что не использует свежий базилик, но теперь у него на подоконнике был небольшой огород, и он мог сделать её так, как «её нужно было есть». По крайней мере, теперь Мик должен убедиться, что он ничего не жалеет для своего соулмейта.

— Итак… Теперь, когда мы со всем разобрались, у тебя есть вопросы?

Барри опирался на стойку; за окном позади него вечер вступал в свои права, и лучи солнца, почти полностью скрытого за горизонтом, обрамляли его.

— У меня нет вопросов о физической составляющей, я же не идиот, у меня есть «Гугл», но я ничего не знаю о твоём опыте и о том, что нравится тебе.

Лен кивнул — комнату наполнили запах чеснока и лука и шипение фрикаделек, готовящихся на другой сковородке, — чувствуя уже знакомый голод Барри в узах. Обычно, когда Лен говорил о том, что ему нравится, это было что-то вроде сделки или, скорее, выбор из нескольких возможных вариантов «чем мы можем заняться прямо сейчас». Он не был уверен в том, что сказать Барри, и надеялся, что голод отвлечёт его от заминки Лена.

— У меня богатый сексуальный опыт — в целом, а не относительно тебя. Я пробовал много всего, и я готов попробовать практически всё, что тебе интересно. И кстати, если вдруг ты беспокоишься об этом, после того как ты остался у меня на ночь, я зашёл в больницу и проверился на все ЗППП, даже те, которые обычно не проверяются. Я чист, и у меня есть документы, подтверждающие это.

— Я, эм, спасибо. Приятно знать. Я не особо думал о ЗППП, раз уж теперь у меня, судя по всему, есть иммунитет практически ко всем вирусам и большинству патогенов благодаря ускоренной регенерации. Кейтлин часто проверяет мою кровь и говорит, что, скорее всего, я смогу справиться с любым вирусом, прежде чем он укоренится в организме. Возможно, в моё тело могут попасть паразиты, но она не уверена в этом.

Брови Лена взметнулись вверх, и он бросил на Барри взгляд. А вот это было удобно. И он точно хотел узнать побольше о силах Барри, потому что чем больше он узнавал, тем больше понимал, что это не просто скорость: метаболизм, исцеление, чувствительность и рефрактерный период, а теперь и иммунитет к большинству болезней? Что ещё у него было? Но Барри всё ещё говорил, поэтому он не смог спросить.

— Но это всё равно не помогает мне понять, что тебе нравится, Лен. Что мне… Ты как бы руководишь всем этим.

Он поморщился, добавляя в соус ещё несколько ингредиентов: измельчённые помидоры и специи.

— Мне нравится секс, Барри. Мне нравится всё, что приносит удовольствие мне и моему партнёру. И ты понимаешь, что мы можем делать много всего, что не включает в себя проникновение? — По крайней мере, он надеялся на это. — Мы можем использовать руки, рот, мастурбировать?

Барри нахмурился.

— Конечно, знаю. Но я всё равно хочу рано или поздно дойти до этого, до проникновения, я имею в виду, и, возможно, ты однажды чувствовал через узы, как я раскрывал себя, пока мы не прекратили всё на какое-то время. Поэтому я готов к этому, рано или поздно, просто… не сейчас.

Лен кивнул, не обращая внимания на лёгкий румянец на щеках Барри, появившийся, когда он говорил о том, как раскрывал себя. Лен отвернулся, давая ему немного свободы и проверяя, насколько готовы фрикадельки.

— Приятно знать. Но кстати, если тебе интересно, если у нас когда-нибудь будет анальный секс, тебе необязательно быть снизу.

Повисла тишина, и Лен взглянул на Барри, который выглядел так, словно задыхался.

— Я, эм, то есть ты согласишься… Я просто предположил.

— Я понимаю. — Он правда понимал. Почти все, с кем он был, предполагали, что он определённо был сверху. — И в целом я предпочитаю быть сверху, но это не значит, что я никогда не был снизу, или что я не соглашусь на это, или что мне это не нравится.

Барри сглотнул. В узах что-то горячо и туго сжалось, и Лен не мог не задуматься, представлял ли Барри себе эту картину: как Лен лежал под ним, раскрывался для Барри, когда тот входил в него. Лен попытался, но не смог подавить усмешку, чувствуя, что ему и самому стало немного жарко.

— Значит, ты не против?

— Нет, я, хах, ну, ты и сам понял. Когда-нибудь я точно захочу это попробовать. То же самое касается… То же самое касается меня снизу. То есть я хочу попробовать это. Думаю, мне это понравится. Наверное, в итоге я захочу попробовать много всего.

Лен улыбнулся и помешал соус, который, судя по запаху, был готов.

— В итоге я буду рад. И твой первый раз будет таким, каким ты захочешь. — При этих словах он посмотрел прямо на Барри, чтобы тот понял, что Лен говорит совершенно серьёзно.

— Я подумаю об этом… Не уверен, что мне понравится больше.

Лен кивнул и откинул спагетти на дуршлаг.

— Тебе некуда спешить, ты можешь решить в любой момент, необязательно планировать. Мы пойдём по проложенному тобой пути. Если ситуация накалится или мы дойдём до того момента, когда один из нас или мы оба увлечёмся, ты можешь остановиться буквально в любой момент.

— Я знаю, Лен, я понимаю. Я не беспокоюсь о согласии и о том, что не смогу сказать нет. — На мгновение Лен почувствовал трепещущее сердце Барри, выключая плиту. — Но спасибо.

— Тебе не нужно меня благодарить. А теперь давай поедим.

***

Всю следующую неделю Лен чувствовал себя так хорошо, как не чувствовал уже очень давно. После вечера, проведённого с Барри, он проснулся в кровати один, но это не сильно расстраивало его. После того как они немного посмотрели «Звёздный крейсер «Галактика», Барри свернулся клубочком под его рукой, затем полежал с ним в обнимку, а потом — положив голову ему на колени — парень много двигался, — и Лен, не в силах ничего с этим поделать, был счастлив весь вечер, и это чувство не исчезло даже утром. Барри не смог остаться, потому что ему позвонили, после чего он скривился, пробормотал «Дела Флэша» и исчез. После этого в узах появилось очевидное чувство адреналина, когда Барри бегал, — ощущение, полное энергии, которое не давало Лену уснуть; он искал в Интернете новые картины, которые можно было бы украсть, и смотрел, что происходит в Централ-Сити. Возможно, ему захочется поговорить об этом с Барри, об отношениях Флэша и Капитана Холода, и чем раньше, тем лучше. Пока что ему не хотелось раскачивать шаткую лодку, которой каким-то образом удавалось не только держаться на плаву, но и по-настоящему плыть, пока они говорили о чём угодно, кроме их вторых личностей в костюмах. Но спустя час изучения различных форумов и раздумий о том, как заговорить об этом, Лену пришло сообщение, в котором говорилось, что Джо подвозит Барри домой, поэтому он может не ждать его.

Они смогли ещё раз увидеться на этой неделе. Они сходили поужинать, и Лену удалось заплатить прежде, чем Барри попытался забрать счёт, раз уж парень позволял Лену обеспечивать его едой, но не другими подарками, и они смогли погулять, как и предлагал Барри. В основном они придерживались «безопасных» тем для разговора, хотя Лен и пытался спросить о Флэше — он чувствовал, что Барри недавно бегал и точно попал хотя бы в незначительную передрягу. Он надеялся перевести разговор на Капитана Холода и Флэша, но Барри тут же холодно оборвал его.

— Мы разбирались с метой. — И сразу же добавил: — Я не хочу говорить об этом с тобой.

Лен отступил, переводя тему на беременность Айрис Уэст, и выслушал новости о ней и Эдди Тоуне, видя, как Барри значительно расслабляется. Они никогда не говорили о семьях, несмотря на то как интересно Лену было узнать об отце Барри и о его невиновности. Однако такое течение разговора могло привести к вопросам о его собственном прошлом, а на них ему не хотелось бы отвечать. Барри снова не остался у Лена, судя по всему — из-за звонка из участка.

Лену всё нравилось. Он узнавал так много всего о Барри. Например, ему, кажется, нравились прикосновения, он был куда более нежным, чем казалось Лену из-за его прежней непокорности, и, возможно, Барри был так напряжён только потому, что ему приходилось так сильно сдерживаться. А когда он был расслаблен, его было легко заставить улыбаться, он, кажется, любил любого рода соревнования: даже когда Лен упомянул, что ему нравится играть в бильярд, Барри воспринял это как вызов пойти и научиться играть, чтобы он смог победить Лена. И узы теперь не казались бушующим пламенем, когда они касались друг друга, держались за руки во время прогулки, страстно целовались, прежде чем Барри приходилось снова убегать. Видеть, как он исчезает во вспышке молнии, было чем-то невероятным. У его соулмейта были суперспособности.

До пятницы всё шло хорошо.

Лен написал Барри в пятницу утром, отдыхая во дворе после тренировки, глядя на увядающий сад: урожай уже был собран, ведь лето подходило к концу, на горизонте маячила осень. Наконец-то наступал сентябрь.

Свободен сегодня днём?

Он получил ответ только через два часа, испытывая все те эмоции, которые ассоциировались у него с работой Барри. Скука, разочарование, иногда приступы стыда. Лен не мог не вспоминать слова Барри о «лабораторной крысе», думая о его работе и ненавидя копов всё больше и больше. Однако он не сосредотачивался на узах, когда Барри работал, поэтому эти чувства не мешали ему, оставаясь на периферии сознания.

Не могу: есть зацепка по Гродду. Проверяю её после работы.

Повеселись.

Лен удивился его уточнению, но предположил, что его знаний о горилле было достаточно для того, чтобы Барри решил рассказать ему о том, чем Флэш занимается этим вечером. Он знал, где будет Флэш и что будет делать, — Барри верил, что он не воспользуется этой информацией, и Лен уважал это. По большей части он волновался за Барри. В первый раз эта горилла показалась ему не особо приятной, и для него оставалось загадкой, почему Барри пытался найти её. Объяснил бы Барри, если бы он спросил? Лен решил не испытывать удачу.

Вместо того чтобы ждать и беспокоиться, Лен провёл день, планируя очередную кражу картин: что-то весёлое и несложное в Кейстоуне, достаточно неброское для того, чтобы не разозлить Барри. Также он кое-что проверил: случайно доставшуюся ему «территорию» в городе и жителей, свои активы, бар — ту часть своей жизни, что не крутилась вокруг Барри Аллена. Он смог встретиться с Хартли и узнал, что тот нашёл работу в городском симфоническом оркестре, а потом пообедал с Марком и Шоной в баре. Будучи их связником, Лен позволил им рассказать историю о последнем подарке Марка — древней копии первого экземпляра «Анатомии Грея»¹, со всё ещё нетронутыми страницами и переплётом. Даже Лен одобрительно присвистнул, увидев книгу.

— Приятно знать, что у тебя есть вкус, Мардон.

— Шона пробуждает лучшее во мне, — широко улыбнулся ей Марк, на что она закатила глаза, но улыбнулась, легонько пихая его локтем.

Кажется, они действительно очень хорошо подходили друг другу. Ещё до того, как они с Мардоном оказались связаны, Шона вернулась на заочное обучение, всё ещё обслуживая столики в баре по вечерам и выходным, если не была занята лечением Негодяев, а сейчас подумывала вернуться в школу на полную учебную программу, и Марк поддерживал её. Он, в свою очередь, не делал ничего такого, что вероятнее всего могло привести к его смерти, умудрялся не злить наркобаронов и не грабить банки с тех пор, как они оказались связаны, и даже говорил о том, чтобы записаться на пару вечерних курсов. Они всё ещё были до тошноты милыми, как персонажи дрянного связькома, но Лен больше не возражал. Отчасти он интересовался, смогут ли они с Барри когда-нибудь смотреть на свои проблемы в отношениях как на какой-то связьком, смеясь над ними. И всё же он не мог долго выдержать флирта Шоны и Мардона, поэтому не остался на десерт, взяв пиво с собой в теперь пустующую мастерскую.

Стоило ему сесть, Лен тут же почувствовал беспокойство, появлявшееся всегда, когда Барри бегал, почти волнение. Он попытался сосредоточиться. Всё началось через полчаса после ужина, когда он просматривал груду схем грузовиков. Узы внезапно ожили, резко и пронзительно, передавая только боль.

Барри влетело, причём довольно сильно; было похоже на удар в живот, из-за чего у Лена во рту появился привкус крови. Чувство оставалось на периферии сознания, не было похоже на его собственную боль, куда менее насыщенное, чем в тот раз, когда Мардон ударил Барри молнией, но, даже несмотря на то что оно быстро исчезло, Лен знал, что Барри ещё не оправился. Лен встал на ноги, начиная тихо рычать, желая найти его, хоть это и было невозможно, но потом, резко и быстро, чёрт возьми…

Лен упал на колени; боль в голове была раскалённой добела, словно клеймо прожигало кожу прямо в центре, опаляя болью, как будто голова была готова расколоться на две части. Он схватился за край стола и попытался встать, оставаясь стоять на одном колене, и блядь, блядь, блядь, как же больно, и что, чёрт возьми, происходит, и видения… лаборатории… звуки, похожие на хриплый крик… обезболивающее… страх…

Месть за отца.

Раздался глубокий голос, прорезавшийся сквозь агонию, словно звук появился в голове, пульсируя, и Лен сжал зубы и попытался думать, попытался сосредоточиться на медном привкусе; это был Гродд? Откуда он взялся здесь, в голове Лена? Как это… Так больно… Лен перестал тратить время на раздумья, чувствуя лишь злость и боль, раскалывающую голову, действуя на инстинктах, делая то, что сработало в прошлый раз…

Лен попытался вспомнить картинку с его отцом, которую он использовал в прошлый раз, но не мог понять, какую именно из миллиона, поэтому просто схватил первое попавшееся воспоминание. Он выставил воспоминание вперёд: его отец после трудного дела, тот раз, когда он ввязался в драку со своим напарником и его чуть не отстранили, и он злился, потому что на работе Льюис Снарт играл роль примерного копа… В тот день он пришёл домой и выпил; Лену было четырнадцать, и он свалил, потому что так было лучше, но поздно вернулся домой, а старик ещё не спал, до сих пор злой, и теперь он был недоволен тем, что Лен пришёл так поздно, злился, начал кричать, как только Лен появился, но быстро покончил с этим и перешёл к чему-то более значительному: к синякам и боли, к побоям и препирательствам Лена, потому что, если бы он молчал, этот ублюдок только бил бы его сильнее, называя слабаком.

Он с шумом выдохнул, когда боль в голове утихла, словно отхлынула волна. Он почувствовал вспышку замешательства где-то в голове, приглушённую болью. Спустя секунду он увидел изображение самого себя, кажется, глазами монстра — цвета были приглушены, — в коридоре музея, с криопушкой в руках, и Барри, кричащего ему откуда-то позади. Картинка словно была вопросом.

— Ага, это я. Чего ты хочешь, огромная горилла? — вслух сказал он.

Отец… Месть за отца.

Затем появилось что-то ещё, другое воспоминание, с клеткой, но не наполненное болью; в нём был мужчина — это что, Харрисон Уэллс? — говорящий голосом, который звучал немного зловеще для Лена:

— Не волнуйся, Гродд, однажды всё изменится. Я всегда буду рядом, буду приглядывать за тобой.

Был ли Уэллс своего рода отцом для этого монстра? Вот откуда Барри знал гориллу?

Лен вздрогнул и тут же послал картинку самого себя в детстве — это было сразу после того, как мама Лизы снова ушла, и Лизе было четыре, а Лену — десять, — прячущегося в комнате Лизы вместе с ней, прикрывая одной ладонью ей рот, пытаясь успокоить её и уговаривая не плакать; однако потом он всё равно услышал в коридоре шаги своего отца, которого потревожило хныканье Лизы, и он стучал в дверь её комнаты, крича, что лучше бы ей не плакать, не то она пожалеет, а Лен крепко прижимал её к себе, обещая не позволить «папе» сделать ей больно.

— Отцы не всегда такие, какими они должны быть, ты, большая глупая обезьяна.

Откуда ты взялся, Ледяной Человек?

— Это ты в моей голове, монстр. Выходи, чтобы я мог сразиться с тобой.

Не там… здесь…

На веках Лена отпечаталась картинка: тёмный туннель, в который лилась вода, направляясь к решётке, к воздуху — сточная труба? Дамба? И там был Барри с опущенным капюшоном, находился прямо в центре его видения, держа что-то в руках, с невероятно озадаченным и немного испуганным выражением лица, и… вот чёрт. Этот разговор происходил не в его голове, а в голове Барри. Ну, блядь, конечно. Ну, блядь… Мог ли он видеть это?! Мог ли…

Откуда ты взялся, Ледяной Человек?

Голос Гродда прогрохотал в его голове, и не успел Лен ответить, как желудок туго и горячо сжался, вызывая тошноту, и в голове появилось что-то ещё, другое воспоминание, незваное и непрошеное…

В воспоминании были они — он и Барри, — но глазами Барри: рука Лена лежала на его плече, Лен заявлял, что они соулмейты, и он чувствовал слишком быстрое сердцебиение, сопровождающее воспоминание, шум в голове, видел и чувствовал ладони, сжимающие матрас, чувствовал, как Лен нежно поцеловал его, и картинка растворилась; и, возможно, это было к лучшему, потому что Лену не хотелось испытывать паническую атаку Барри, но, чёрт возьми, он только что видел воспоминание от лица Барри.

— Ты слышишь это, Барри?

Никаких слов.

Голос Гродда звучал в его голове едва ли не озадаченно, но всё ещё зло и натянуто.

Память.

Затем повисла небольшая пауза.

Нет, Флэш, Ледяной Человек — ничтожество… Нет. НЕТ! НИКАКОГО доверия, никакого прощения, ни для Кейт-Кейт, ни для кого. Только для отца.

Так это был разъединённый разговор: они с Барри отправляли воспоминания Гродду, получая телепатические сообщения через НАС, и каждый отвечал вслух, и они не слышали слова друг друга.

Лен почувствовал боль в спине, рёбрах и руках. Она вспыхнула, обжигающе красная. Барри. Лен попытался встать, остановился и сглотнул, видя очередное воспоминание, снова от лица Барри, в высоком разрешении; перед глазами появился Харрисон Уэллс, стоящий за стеклом.

«Застрявший в этом времени, неспособный вернуться в своё собственное. И единственным способом попасть обратно был Флэш».

Затем появился мужчина в жёлтом костюме, кричащий, что он убьёт всех, кого Барри когда-либо любил, отнимет у него всё; потом позади него закрутился вихрь, который остановился только тогда, когда блондин — Эдди Тоун? — выстрелил в психопата в жёлтом костюме, и Барри побежал и забросил мужчину в жёлтом в светящийся голубой свет, который поглотил его целиком.

Твои извинения ничего не значат, Флэш.

Пытался ли Барри таким образом вразумить безумную телепатическую гориллу?

— Барри, убирайся оттуда, — прорычал он в пустоту. Боль спускалась от затылка к спине, затем к коленям, поднималась к лицу, разливалась по рукам; он задохнулся воздухом, и, блядь, Барри…

Я отомщу за моего…

Лен действовал не раздумывая. Вместо воспоминания, где они сражались с монстром, вместо воспоминания о своём отце Лен выбрал единственную вещь, которая могла вразумить существо или хотя бы отвлечь его. Лен использовал воспоминание с похорон своего дедушки: органная музыка в церкви, пока он шёл по проходу к гробу; маленькая ладошка Лизы в его ладони; взрослые, крутящиеся поблизости и шепчущиеся; его отец, пахнущий пивом и виски; Лен, делающий три шага к телу своего дедушки, лежащему в костюме и розах, которые словно служили извинением; лучи, проходящие через окрашенные стёкла окон и отбрасывающие алые и оранжевые блики на тело его дедушки, напоминающие кроваво-красные узоры; слёзы на лице Лена, который стоял в этом красном свете и бросал розу на тело единственного человека, который когда-либо присматривал за ним. Ему было двенадцать, и это был последний раз, когда Лен плакал.

— Месть не вернёт их, Гродд. Ничто не вернёт.

Он почувствовал, как сжался желудок, а затем резко появилось беспокойное чувство бега, и вторжение Гродда в его голову исчезло почти сразу же. У Лена началась мигрень, словно его череп разрезали бритвой. Но Барри был в безопасности. Хотя бы это он знал, чувствовал. Поэтому Лен поднялся на шатких ногах, ухватившись за стол, чувствуя, как по спине и шее течёт липкий пот. Барри был в безопасности, но он увидел ту часть жизни Лена, которой тот никогда не хотел делиться, части жизни Лена, которые его соулмейт, Барри, не должен был знать, видеть, чувствовать.

Блядь. Лену нужно было побыть одному, и ему нужно было выпить.