Лен ощущал раздражение Барри всё то время, пока тот был на работе. Лен чувствовал себя так же, хоть и по другой причине.

Фрэдди Сантини нанёс тихий визит, чтобы поговорить с ним наедине. Лен отогнал Лизу и Шону, которые оказались неподалёку и выглядели готовыми к схватке, достав пистолеты с чувствительным спусковым крючком. Мика с ними не было, и это было и хорошо, и плохо: за Пэм постоянно следили, она не просыпалась, но от реанимации отказалась. Мик считал часы, а Лен начинал считать секунды, когда мозг слишком долго простаивал без дела. Пэм, Марк, Биволо, военные, херня на работе у Барри, разборки с территорией — от всего этого у Лена начинала болеть голова.

Но Фрэдди Сантини? Лен мог справиться с Фрэдди Сантини, и ему не помешало бы немного отвлечься. Поэтому он выгнал сестру и Шону и остался обедать наедине с Сантини.

— Ты не из тех, кто заходит поболтать, Федерико.

— Используем полные имена, м? Знаешь, не просто так у тебя так мало друзей.

Лен наклонил голову набок.

— А я думал, дело в моём очаровательном характере.

— О, и это тоже, Снарт. — Он отпил немного виски и взглянул на Лена. — Значит, это правда?

— М?

— Про значок?

Блядь. Лен задумался, кого Сантини подослали в CCPD, но, скорее всего, это был не один человек, а несколько, да и это было не особо важно. Урон был нанесён.

— А тебе-то что?

— Ничего. Мне похуй, с кем ты проводишь время. Но вот босс может заинтересоваться.

Лен изогнул бровь.

— Ты ещё не рассказал Фрэнку?

Он предлагал Лену купить своё молчание?

— К концу сегодняшнего дня он узнает об этом.

Лен опёрся о локти, переплетя пальцы, серьёзно глядя на Сантини.

— Почему-то у меня есть чувство, что ты пришёл не для того, чтобы по-дружески меня предупредить.

Фрэдди так серьёзно на него взглянул, что Лен задумался, не для этого ли он пришёл, но они были не настолько близки, и с тех пор как будто прошёл миллион лет.

— Знаешь, ты мне нравишься, Ленни. Среди твоих друзей много фриков, но ты знаешь, как вести бизнес, хоть ты и убил Винсента, храни Господь его душу. Это небольшое шоу в убежище? Оно разозлило босса. Ты же знаешь, он всё понимает: это бизнес. Он протянул тебе оливковую веточку — ты отказался, он повёл себя враждебно — ты ответил тем же. Мистер Сантини уважает это, и неважно, злится он или нет.

— Рад, что мы мыслим одинаково, — сказал Лен, в его голосе слышался сарказм.

— Если бы дело было только в этом, он мог бы отступиться, оставить тебя и твоих приятелей с вашим островком… — Фрэдди насмешливо обвёл взглядом бар. — … Рая.

— Но ситуация со значком всё портит?

— Можно и так сказать. Твоё шоу уродов знает об этом?

— Это тебя не касается.

Фрэдди только кивнул, крутя в ладонях стакан.

— Конечно-конечно. Ничего не выдаёшь, да, Снарт? Думаешь, они останутся с тобой, когда узнают, что их босс не просто проводит свободное время со смазливым мальчиком для ебли из CCPD, но и встречается с капитаном полиции?

Лен с трудом удержался от желания выстрелить в Фрэдди и только зарычал:

— Ещё раз так назовёшь моего соулмейта, я выпущу тебе в лицо всю обойму. — И это была не пустая угроза.

— Ты покойник, Снарт. Твои приятели, мистер Сантини, мистер Дарбинян — никому не понравится, что соулмейт крупного игрока — честный человек, а я знаю, что твой мальчишка не крыса.

— Я разберусь.

Фрэд прищурился, наклоняясь немного ближе.

— Знаешь… Если я замолвлю за тебя словечко, мистер Сантини может быть достаточно добр, чтобы избавить тебя от небольшой части территории в обмен на защиту от нежелательного внимания, которое будет направлено на тебя. Ты можешь оставить себе бар, свои игрушки, но всё остальное пусть достанется…

— Я же сказал: я разберусь.

Фрэд выглядел практически разочарованным, как будто правда думал, что его намёки могли к чему-то привести. На мгновение Лену показалось, что Сантини захочет сказать что-то ещё, но тот подумал и только покачал головой.

— Делай, что нужно, но будь на чеку, Ленни… В городе всё дерьмово и без этой херни.

Фрэд встал, и Лен тоже поднялся на ноги, провожая его к выходу. Он был напряжён, кажется, ещё напряжённее, чем Фрэдди, но всё равно шёл спокойно и ухмылялся, хоть глаза и оставались серьёзными.

Конечно, Сантини не мог уйти без прощального выстрела, и он обернулся у выхода, глядя на Лена.

— И ещё кое-что… Твои приятели, Мардон и Биволо? Ничего не хочу сказать, но мистер Сантини в курсе, что их давно не видели. Так что, если они где-то поблизости, им может быть пора прогуляться по городу.

Он выгнул бровь, но Лен оставался безразличным.

— Спасибо за совет.

— Увидимся, Снарт.

***

Он обо всём рассказал Лизе, чувствуя, как внутри всё сжимается. Шоне и Хартли, который пришёл позже, он ничего не сказал.

— И ты собираешься им сказать? — спросила Лиза, когда принесла ему ужин в личное убежище в подвале; Лен рассматривал карту страны, пытаясь понять, вывез ли Эйлинг Мардона из штата. Он не хотел видеть Шону и думать о том, что ему не удалось отыскать Марка.

— Рассказать кому что?

— Рассказать Негодяям о Барри.

Лен резко взглянул на неё. Тарелка еды, которую она держала, немного смягчила его взгляд.

— Это не их дело.

— Но они узнают.

— Дудочник уже знает половину. Мик встречался с Барри.

— Шона не хотела бы узнать об этом от кого-то ещё, а Хартли достаточно умён, чтобы сложить два и два и догадаться, что… Ну, ты понял.

Он понял. Поэтому он никогда не говорил Хартли, как зовут его соулмейта.

— У Шоны и так достаточно проблем, и я бы лучше сосредоточился на них.

— Ну, им лучше всё равно рассказать, на случай если в следующий раз Сантини решат снести дверь, а не постучать.

Лен хмыкнул и вернулся к карте.

— Я серьёзно, Ленни.

— Это не их дело, сестрёнка, и это неважно. Сантини не угроза для наших пушек, не говоря уже о перчатках Дудочника. Может, нам и не хватает сил металюдей, но я не переживаю о том, что могут сделать люди Фрэнка Сантини.

— Значит, пока это не произойдёт, мы работаем, как обычно?

— Таков план. Я запланировал кражу с Хартли через два дня…

— Через два дня? Ты всё ещё собираешься украсть работы Сугимото, несмотря на всё, что происходит?

Лен взглянул на неё и обошёл стол, взял тарелку с едой и поставил её на край стола.

— А почему нет? Сантини думают, что сейчас мы слабы, и только так мы дадим им понять, что мне всё равно. Могу забросить ему один из морских пейзажей, который всё равно не собираюсь оставлять, просто чтобы разозлить его.

— Ты правда собираешься оторваться от одержимости Марком? — Лиза с недоверием посмотрела на него, и Лен взглянул на карты, лежащие на столе; они перекрывали друг друга, так Лен пытался найти какую-то закономерность.

— Если в следующие сорок восемь часов появится какая-то зацепка, я займусь ей. Если нет…

Лен не сказал то, о чём они оба и так знали: им понадобятся месяцы, чтобы найти Марка, если что-то резко не изменится. Им нужно было заполучить новые контакты и информацию, они ждали слухов, которые должны были просочиться. Лен знал, что они смотрели не там, где нужно, но, если металюдей не вывозили из штата, он не знал, где ещё их искать, все зацепки, что у них были, исчерпали себя.

— Как скажешь, братик. — Это означало, что Лиза была совершенно с ним не согласна, и то, как она махнула волосами, направляясь к лестнице, только подтверждало это. — Пойду присоединюсь к миру живых наверху. Когда тебе наскучат карты, можешь присоединиться к нам.

***

Лен так и не присоединился к Негодяям той ночью. Он заехал в Кейстоун, чтобы узнать, как дела у Мика в больнице, остался с ним на час и ушёл с испорченным настроением (хотя, казалось бы, куда хуже). Но Мик предпочитал оставаться в одиночестве, когда ему было больно, и Лен не хотел задерживаться и делать только хуже, поэтому он позвонил Барри, чтобы сообщить, что собирался домой.

— Сегодня ты не остаёшься с Негодяями допоздна? — Барри улыбнулся, заходя в дом, но он выглядел уставшим.

— Это бессмысленно, — слишком горько ответил Лен и махнул рукой, зовя Барри за собой на кухню. Барри дождался, пока Лен вернётся домой, и только потом пришёл к нему. — Мы готовы действовать, как только у нас появится зацепка о местоположении Мардона, но пока у нас ничего нет.

Барри кивнул.

— Мы найдём его.

Лен не ответил, только протянул Барри пиво и прошёл в гостиную, где тот плюхнулся на диван. Лен остановился в дверях и опёрся о стену, держа бутылку и наблюдая за Барри.

— Ты выглядишь уставшим.

— На работе всё паршиво. Я справлюсь.

Лен и представить не мог, что чувствовал Барри, и не особо хотел. Он думал о том, чтобы рассказать Барри о Фрэнке Сантини, но это было бессмысленно. Барри бы только начал переживать.

— Ты в порядке?

— Чудненько. — Лен сделал глоток пива, скривив губы. Конечно, Барри почувствовал его волнение.

— Мы найдём Мардона. Я серьёзно… Я не позволю Эйлингу победить.

— А если мы не найдём его, Барри? — Настроение Лена только портилось. — Если, когда мы увидим его в следующий раз, он будет верной собачкой военных?

Барри поморщился, и Лен осознал, как резко и злобно звучал. Он сделал глубокий вдох, а затем продолжил гораздо спокойнее.

— Долгий день. Из-за всей этой ситуации я напряжён. Из-за него, Шоны и… всего остального. — Лен неопределённо поводил рукой в воздухе, но Барри только пожал плечами и наклонился вперёд, когда Лен наконец подошёл к дивану.

— Всё в порядке, правда. Я понимаю, тебе не нужно объяснять, почему ты такой напряжённый.

Лен подумал над его словами, размышляя, стоит ли поправить Барри, но он понимал, что в основном действительно переживал из-за Негодяев.

— Дело в Мардоне, но… Шона, Лиза и все остальные тоже напряжены. А Мик… Кажется, Пэм осталось недолго, буквально сегодня и завтра.

Барри кивнул.

— Мне жаль. Пэм, Мик, Негодяи — они стали твоей семьёй.

— Семьёй?

Барри улыбнулся слегка легкомысленно.

— Конечно, небольшая семейка преступников. Ты папа Негодяев, Лиза может быть мамой Негодяев, а Мик… сумасшедший дядя Негодяев, а Пэм может быть бабушкой Негодяев. А остальные — стадо невоспитанных детишек. Даже Мардон.

Лен напрягся, ещё не понимая, почему, а Барри продолжил.

— Может, эта метафора не очень подходит. Лиза должна быть тётей. Тогда нет мамы Негодяев? Конечно, я мог бы быть мамой Негодяев, но это совсем не подходит для метафоры, если, конечно, я не отсутствующий родитель, тогда…

Лен едва сдержал раскалённую добела злость, выдавливая:

— Тебе обязательно говорить о детях?

На мгновение непонимание заляпало узы, Барри покачал головой.

— Чт… Нет… О… Лен, я не это имел в виду. С чего ты это взял? Я просто шутил. Ну, или пытался шутить.

— О том, чтобы завести семью, — огрызнулся Лен, чувствуя, как начинает болеть голова. Он не хотел ссориться из-за детей или из-за чего-то ещё, но он был напряжён, вёл себя, как мудак, и понимал это.

— О Негодяях! Боже. Извини. Я просто пытался заставить тебя улыбнуться. — Барри смотрел на него, и в ответ Лен сделал глоток пива, понимая, что Барри был не виноват. Виноваты были Эйлинг, Биволо, Фрэнк и Фрэд Сантини. Он был виноват в том, что не заподозрил Биволо. Виноваты были все, кроме Барри. Но он чувствовал себя беспомощным и ненавидел это ощущение практически больше всего на свете; Лен не знал, как ещё справиться с ним, кроме как позволить чувству расти, пока оно не превратится в тугую злость. Но то, что Лен понимал, как это работает, не означало, что он мог что-то с этим поделать.

— Просто забей.

Барри вздохнул, и Лен почувствовал, как напряжение в узах уменьшилось — Барри явно специально пытался расслабиться. От этого Лен ещё сильнее почувствовал себя засранцем.

— Лен, слушай… Я понимаю, что ты чувствуешь. Мне это знакомо. Я знаю, каково это, когда похищают тех, кто тебе дорог. Я понимаю, как ты переживаешь.

Лен едва не дёрнулся, думая о Кейтлин Сноу, привязанной ко стулу со взрывчаткой, и о Циско Рамоне, обнимающем раненого брата.

— Нет ничего страшного в том, что сейчас ты переживаешь, — пробормотал Барри, не зная, о чём думал Лен. — Учитывая работу, военных и Мардона… Не переживай, я не буду говорить о детях во время всего этого.

— Но ты собираешься когда-нибудь поговорить об этом? — Иногда Лену хотелось остановить себя, когда он был в настроении поссориться. Обычно ему хватало здравого смысла.

— Серьёзно? Ты хочешь поговорить об этом сейчас? — Голос Барри звучал напряжённо.

Лен угрюмо смотрел на горлышко бутылки. Он ничего не хотел делать, но спорить с Барри о детях было легче, чем думать о его словах, о том, как похищали его друзей. Он не ответил, и Барри продолжил.

— Ладно. Хорошо. Мы говорим об этом, здорово. Собираюсь ли я когда-нибудь поговорить об этом? Когда-нибудь — да. Я вроде как надеюсь, что это не твоё окончательное решение, но я не пытаюсь принудить тебя к чему-то и не понимаю, почему мы должны обсуждать это прямо сейчас.

Лен поставил бутылку на столик. Пить сейчас было ещё худшей идеей, чем начинать эту ссору. Он посмотрел Барри прямо в глаза, его голос звучал тихо и холодно.

— Это окончательное решение, Барри. У меня нет никакого желания заводить с тобой детей.

Лен почувствовал, как желудок скрутило, в груди что-то сжалось, и он понял, что Барри тоже это ощутил. Он напрягся. Они оба напряглись. Глаза Барри расширились. Лен попытался понять, что только что произошло.

— Я только что почувствовал… Лен, ты… Ты хочешь детей?

— Я только что сказал…

— Но ты почувствовал…

— Хочешь сказать, я вру, Барри? — Голос Лена звучал мягко и опасно. Лен был слишком напряжён. Слишком скован. Он не хотел детей. Он никогда не хотел детей. Никогда.

Пока это не стало ложью. В какой момент это стало ложью?

— Нет, — медленно и осторожно сказал Барри, в его груди что-то напряжённо сжалось, и Лен тоже это почувствовал. Он никогда не позволял себе думать о детях, не мог рисковать, не мог… Он постарался выбросить из головы неожиданные картинки младенца, Барри, смеющегося рядом с маленьким ребёнком.

— Тогда мы всё прояснили? — В голосе Лена звучал лёд. Так было нужно.

Голос Барри был полон горечи.

— Что мне нельзя говорить слово «ребёнок» в радиусе десяти миль от тебя? Да, тут мне всё ясно.

— Я не пытаюсь быть мудаком, Барри. — Очередная ложь. Он ненавидел тот факт, что Барри понимал это, что они оба знали, что он врёт.

— Правда, Лен, я не понимаю, почему я виноват, если я просто пытался заставить тебя улыбнуться. Я шучу не для того, чтобы заставить тебя завести семью со мной.

— Но ты хочешь этого.

Судя по всему, это было финальной каплей.

— Конечно, я хочу этого! — практически прокричал Барри, приподнявшись с дивана, разведя руки в стороны; его эмоции громко кипели внутри. — Я хочу семью, я хочу быть отцом! И у меня должно было это быть!

Что?

— Должно было?

Мгновение тянулось слишком долго. Лен сосредоточил всё своё внимание на колебании Барри, на его громком выдохе. Но Барри был слишком честным, и он встал, глядя на Лена, выглядя поражённым.

— Я… Ты слышал, что сказал Эобард на видео: женат, дети, «первенец», как будто у меня был не один ребёнок?

— И что, по-твоему, это значит? Что нам с тобой не суждено быть вместе?

Барри замешкался.

— Я…

Желудок Лена ухнул вниз. Блядь.

— Что? — Теперь в голосе Лена звучал не лёд, а металл. Барри задрожал.

— Не то чтобы нам не суждено быть вместе. Нам… не было суждено быть вместе. — Лен не понимал, о чём говорил Барри, и тот снова сел на диван, запустил ладонь в волосы, узы заполнило волнение. — Помнишь, как я объяснял… что Эобард вернулся в прошлое? И как я создал чёрную дыру, забежал в неё и всё стёр? — Лен медленно и осторожно кивнул. Барри вздохнул и продолжил. — С того самого момента я… думал об этом. Задавался вопросом. Сделал ли я правильный выбор? Нужно ли мне было изменять таймлайн? Должен ли я был сп-спасти её? — Голос Барри дрогнул, он взглянул на Лена покрасневшими глазами, сглотнул и заставил себя продолжить. — Я пытаюсь не думать об этом, о том, что позволил ей умереть, что был виноват в этом, пытаюсь не сомневаться… Я выбрал эту жизнь, а не её, и я знаю, что отказался не только от неё. Я отказался от целой жизни: от жизни, которая должна была быть у меня, но которой никогда не будет.

Теперь всё начало вставать на места.

— От жизни, которая была бы у тебя, если бы Тоун не вернулся назад во времени и не убил её?

Барри кивнул, и на мгновение он почувствовал облегчение, а затем его снова затопила печаль.

— Я только начал откладывать эти мысли в сторону, когда мы оказались связаны. После чёрной дыры прошло всего несколько недель, меньше двух месяцев, когда всё произошло. И я так сильно старался не думать об этом, что даже не осознавал, что отчасти я каждый день чувствовал эту утрату. Я потерял её, моего отца, эту жизнь… Я не мог избавиться от этого чувства, от осознания того, что на этот раз я был виноват. Я чувствовал такую вину из-за того, что позволил ей умереть, позволил моему отцу оставаться в Айрон Хайтс, из-за всего, что произошло. Но я только заталкивал эти чувства подальше, старался думать о будущем, о своих друзьях, о семье, пытался вернуть жизнь в привычное русло, в которое, как мне казалось, она должна была идти. А затем мы оказались связаны, и я… запаниковал.

Барри остановился, чтобы отдышаться, вытер слёзы, а Лен попытался разобраться в собственных эмоциях, вспоминая, как сильно Барри паниковал, как отдалялся и отталкивал его.

— Я хочу, чтобы ты знал, Лен, это не… Это никогда не было связано с тобой. Я просто чувствовал… будто моя жизнь слетела с рельс. Будто я сделал неправильный выбор, будто я подвёл её, подвёл папу — всех подвёл. И после всего, что ты сделал до того, как мы оказались связаны, я думал… — Барри опустил взгляд к ладоням.

— Ты думал, что тебе нужно защитить их от меня.

— И тебя от них. — Барри поморщился; Лен и представить не мог, что Барри переживал о том, чтобы защитить его. — Как будто, если бы я позволил себе заботиться о тебе, кто-то оказался бы ранен, потому что все, кто мне дорог, оказывались в опасности из-за меня.

Лен хотел коснуться Барри, чувствуя глубокую пустую боль в узах. Но он сдержался, потому что не хотел перебивать и не знал, что сказать.

— И я… чувствовал себя в ловушке, как будто у меня были связаны руки, и я просто… До инициации у меня была мысль, что всё должно идти по одному сценарию. Но с каждым шагом я чувствовал, что отхожу от него всё дальше и дальше. И связь с тобой была… доказательством, что каким-то образом я всё испортил. Как будто теперь всё стало окончательным и не было пути назад.

И тебе казалось, что тебя обманули, подумал Лен, но ничего не сказал, откидываясь на спинку дивана. Конечно, Барри бы чувствовал, что его обманули: он знал о том, какая жизнь у него должна была быть с родителями, какой счастливой семьёй они бы стали, а по итогу оказался связан с мужчиной, который пытался убить его и причинял боль его друзьям, когда его величайшим страхом было потерять любимых. Лен попытался решить, с чего нужно начать.

— Я понимаю, почему ты печалишься. Но мы бы были соулмейтами в любой жизни. Кажется, ты думаешь, что, если бы ты спас свою мать, ты бы женился на ком-то другом, завёл детей с кем-то другим. Не со мной? Этого ты не мог узнать из видео Тоуна.

Барри напрягся, а затем повернулся к Лену и взглянул на него.

— В том-то и дело… Я знал кое-что. Я видел… проекцию газеты в Хранилище Времени — это комната Эобарда, о которой я тебе рассказывал. На ней была дата — апрель 2024 года. В заголовке говорилось о Флэше, а подпись… Она была написана Айрис Уэст… Аллен.

Лен резко обрубил узы, так, как ломают кости. Это был инстинкт, он был готов сделать что угодно, лишь бы ощущения не достигли Барри. Неожиданная ослепляющая боль, привкус тошноты, дрожь, которую он не мог подавить. Барри качал головой, шепча имя Лена, подвигаясь ближе, но Лен не смотрел на него. Он не ожидал, что так отреагирует, но мысль о том, что Барри женился на ней, Барри знал, что женится на ней… Барри должен был быть с ней, завести с ней детей, он хотел её… а получил его.

— Лен, Ленни, эй, перестань, всё не так. — Барри говорил так мягко, сжимал плечо Лена, обхватывал его лицо ладонями. — Не так. Будущее, таймлайны — они меняются. Ты знаешь, что это не будущее, не моё будущее, не наше будущее, Лен. Теперь всё по-другому — я с тобой. В том таймлайне я… я даже не знаю, когда бы мы встретились с тобой. Когда Айрис встретилась бы с Эдди.

— Но ты женился на ней. — Это был не вопрос, но Барри всё равно поморщился, прищурился и едва заметно кивнул. Лен снова отвёл взгляд и отстранился от Барри. — И у вас были дети.

Барри выдохнул, но не попытался снова коснуться его. Лен всё ещё ощущал его, его эмоции — теперь в узах остались только чувства Барри, столько боли и волнения.

Лен продолжил говорить, складывая кусочки пазла, глядя на всё глазами Барри, понимая, что он чувствовал, вспоминая все знаки.

— И Тоун говорил о детях и браке в своём видео, и ты уже знал, о ком шла речь. А сейчас… у неё будет ребёнок не от тебя.

Барри выдохнул.

— Слушай, Лен, мне…

— Не надо. — Он не хотел слышать, что Барри было жаль.

— Я…

— Ты оплакивал не только своих родителей, правда? Ты скорбел и из-за того, что был не с ней.

Барри задрожал.

— Я скорбел из-за того, что у меня не было ничего этого, Лен… Моя жизнь совершенно вышла из-под контроля, мне казалось, что я иду не туда, и, да, я потерял шанс быть с Айрис, но я испортил и всё остальное, и теперь моя жизнь была не такой, какой должна была быть, и я боялся, потому что не хотел снова терять тех, кто мне дорог.

— Тех, кого ты любишь.

— Именно!

— Ты всё ещё влюблён в неё?

Повисла пауза, сердце бешено билось в груди, глаза Барри покраснели и намокли. Он смотрел прямо в глаза Лену.

— Нет. Больше не влюблён.

Это было похоже на правду. На мгновение Лен закрыл глаза, расслабился. Снова открыв их, он опустил взгляд, его голос звучал тише.

— Но и в меня ты не влюблён.

Барри стало холодно. Лен задрожал.

— Изви…

— Я не хочу слышать твои извинения. — Лен не должен был спрашивать. Он уже знал ответ. Барри чувствовал себя таким потерянным, но Лен всё ещё не мог приоткрыть свою сторону уз.

— Я просто не понимаю, почему я не могу сказать это, Лен… Я не знаю. Ты так много для меня значишь, ты для меня всё, я бы… Я бы умер за тебя. И я знаю, я ощущаю эту глубокую связь, эти чувства, поэтому я не понимаю, почему я не могу сказать это!

— Потому что ты не влюблён в меня. — Наконец-то Лен нашёл что-то, на чём мог сосредоточиться. Хоть что-то в этой запутанной паутине разговора наконец-то имело смысл. — И это нормально.

— Что? Нет, ненормально! — Барри снова испытывал то же чувство, что и той ночью, когда Лен назвал его «хорошим человеком». Те же боль, горечь, то же ощущение, будто он оказался в западне, и теперь всё стало понятно. Потому что Лен любил Барри, а Барри не любил его в ответ, и любое напоминание об этом причиняло боль.

— Нормально. Ты никогда не полюбишь меня, и… я понимаю.

— Ну, а я не понимаю!

Это должно было быть очевидным. Они только что говорили о том, что Барри чувствовал себя обманутым, потому что видел будущее с любящей женой, а оказался с убийцей… Барри сказал, что это было не связано с Леном, но, конечно, это было не так. Всё было тесно связано. Лену просто нужно было подобрать такие слова, с которыми Барри мог бы смириться.

— Потому что… — начал Лен, затем остановился, вздохнул и заставил себя впустить Барри в узы, чтобы тот смог понять. Лен не особо хорошо справлялся с разговорами по душам, но ради Барри он мог это сделать. Он мог с этим справиться. — У тебя никогда не было выбора, Барри. И никогда не будет. Ты видишь любовь, как что-то… идеальное. Чистое. Тебе кажется, что люди выбирают, кого любить, или свободно и как-то идеально влюбляются. Ты романтик. И в этом нет ничего плохого, но ты хочешь влюбиться во что-то красивое и доброе, что есть внутри человека. Внутри меня такого нет, мы оба это знаем. Ты бы никогда не выбрал быть со мной.

Барри почувствовал ужас.

— Лен…

— Я знаю, какой я, Барри, — мягко сказал он. — Я не заслуживаю тебя, я эгоистичен, потому что… хочу этого так сильно, что готов взять. Узы подтолкнули тебя, заставили тебя. Без уз тебя бы никогда не заставили быть со мной. Без метки ты бы ни за что не стал проводить со мной время. Ты не можешь полюбить меня, потому что я заставил тебя быть со мной.

Желудок Барри ухнул вниз, но уголки губ Лена поползли вверх, хотя в его улыбке не было радости; в голосе зазвучали сарказм и металл.

— Не переживай, Скарлет, я не собираюсь отказываться от тебя из-за этого. Но я не жду, что ты будешь любить меня, поэтому не нужно заставлять себя.

Слёзы бежали по щекам Барри. У него дрожали руки.

— Это неправда. Это не может быть… Ты не можешь… Ты не заставлял меня ничего делать…

— Тогда тебя заставили узы.

— Но тогда они бы заставили нас обоих, Лен, — попытался поспорить Барри.

— Я бы уцепился за возможность быть с тобой, Барри. А вот ты бы — вряд ли. Даже если бы без метки я не был заинтересован, мы отмечены. — Лен наклонил голову набок, ему было незачем врать. — Ты мой соулмейт. Для меня этого достаточно.

— Это неправильно. Ты мой соулмейт. Не может быть так, чтобы я не мог полюбить тебя.

Лен почувствовал, как внутри забурлило что-то похожее на злость.

— А лучше бы могло.

— Почему?

Лен сглотнул комок эмоций.

— Лучше бы ты не любил меня потому, что не можешь, а не просто так.

Барри стало тошно, Лен чувствовал это. Может, ему стало тошно. Но Барри задрожал, сглотнул, покачал головой и сделал медленный вдох. Мгновение спустя Лен тихо выдохнул носом и взял ладонь Барри в свою.

— Всё нормально, Барри. Ты здесь, со мной. Я готов на всё, чтобы сделать тебя счастливым, несмотря на то, чего я не могу тебе дать. — Лен изогнул бровь, глядя на перевёрнутую ладонь Барри, на свои большие пальцы на его коже. — Я хочу просто быть с тобой, и этого будет более чем достаточно; я не заслуживаю и этого.

— Ты заслуживаешь быть любимым, Лен. — Голос Барри надломился.

Лен встретился с ним взглядом.

— Мы оба знаем, что это неправда.

— Это…

— Ты здесь. Этого достаточно.

— Этого не может быть достаточно.

— Должно быть.

Несколько мгновений Барри безмолвно шевелил губами, а затем покачал головой.

— Этого недостаточно. Может, сейчас этого и хватит, но не навсегда. И так не будет всегда — я не позволю. Всё будет гораздо лучше, Ленни. Но даже сейчас, когда я с тобой — я счастлив. Я хочу, чтобы ты знал, даже если это не та жизнь, которую я бы прожил в другом таймлайне, мне нравится эта жизнь, мне нравится быть с тобой.

Лен почувствовал настоящее облегчение. По какой-то причине это облегчение сделало Барри ещё больнее, поэтому Лен попытался утешить его.

— Я хочу, чтобы она нравилась тебе. Я хочу, чтобы ты был счастлив.

— Нам очень хорошо вместе. — Барри звучал так, будто пытался убедить самого себя. Лен не винил его в этом.

— Не спорю.

Барри сделал глубокий вдох, и внутри него что-то изменилось, Лен почувствовал это. Его голос стал тише, он звучал так, будто хотел убедить Лена в чём-то.

— Знаешь, ты ошибаешься. Ты не… эгоистичный. Ты даже не представляешь, насколько ты неэгоистичен и как сильно ты заслуживаешь кого-то, кто выберет тебя, будет любить тебя и показывать, насколько ты любим. И пока я не могу сказать эти слова, а если бы и сказал, не знаю, поверил ли бы ты мне. Но, клянусь, однажды я скажу их, и ты будешь знать, что это правда.

Лен не знал, что ответить на такое обещание. Он не мог позволить себе надеяться на что-то такое, но какая-то его часть хотела этого, и он не знал, принять или подавить болезненное раздражающее чувство в животе и сердце. Лен знал, что Барри говорил серьёзно, но он был таким искренним, таким целеустремлённым и просто не мог смириться с тем, что Лен правда мог принять тот факт, что Барри никогда его не полюбит. Но сам Лен не питал иллюзий на свой счёт.

Однако Барри удивил его, пока Лен был погружён в трясину эмоций. Он наклонился вперёд и поцеловал Лена, нежно, едва коснувшись его губ своими.

— Что бы ни происходило, я твой соулмейт, Лен, а ты — мой.

Его разрывали ужасное болезненное ощущение надежды и что-то ещё, более мрачное, более близкое к его натуре. Он последовал за этим чувством, почувствовал лёгкое притяжение внизу живота, подчинился ему и приблизился к Барри. Он наклонился и снова поцеловал Барри, глубже, крепче. Барри был его соулмейтом. Его. Он был исключительно для Лена. Барри принадлежал ему.

И эта мысль, навязчивая нужда убедиться в том, что Барри был его, зажгла что-то в его венах. Чувства, бурлящие внутри, клубились, яростные и собственнические. Ощущения, которые заполнили его при мысли об Айрис Уэст, завоёвывающей расположение Барри, которые заставили его напрячься, когда эта женщина из полиции трогала кожу Барри, его метку, смотрела на неё, касалась того, чего должен был касаться только Лен — из-за этих чувств он хотел показать всему миру, что этот прекрасный мужчина был его.

Его ладони касались подбородка Барри, его волос, он притянул Барри к себе, вылизывая его рот. Лен втянул губу Барри в рот и спустился ладонями ниже, целуя подбородок, прикусывая кожу. Он притянул Барри к себе на колени, чувствуя, как собственные желание и нетерпеливость смешиваются с его ощущениями; Барри не жаловался, только уступал, подчинялся. Барри тяжело дышал, обнимая Лена ногами, сглатывая каждый поцелуй и желая большего, подставлял шею и двигал бёдрами, когда Лен всасывал кожу.

— Ты принадлежишь мне?

— Да.

— Ты мой?

— Боже, да.

Барри дёрнул его рубашку, но Лен встал на ноги, поднимая Барри. Барри быстро понял, что к чему, и крепко обнял Лена за талию, позволив ему отнести себя — «Блядь, ты такой сильный» — в спальню; Лен опустил его на простыни и присоединился к нему. Он целовал Барри, вжимая его в матрас и восхищаясь тем, как тело Барри прижималось к нему.

Затем он начал расстёгивать пуговицы на рубашке Барри, распахивая её и запуская ладони под футболку, которую Барри носил под рубашкой, касаясь тёплой кожи. Спустя мгновение Лен снял и рубашку, и футболку и обхватил его запястья, прижав их к матрасу над головой Барри, расставив их так широко, чтобы они не мешали подобраться к шее; он покусывал кожу, чтобы оставить синяк, а Барри скулил и извивался.

— Не опускай, — прошептал Лен в ухо Барри и нежно сжал его запястья.

— Блядь, — тихо и хрипло ответил Барри. — Хорошо.

Лен чувствовал, каким твёрдым был Барри, и через джинсы, и в узах, чувствовал, что от его приказа живот Барри прошило что-то головокружительно тугое. От этого Лен стал только ещё нетерпеливее, и он поцеловал грудь Барри, а затем избавил их обоих от одежды и снова поцеловал, оставил ещё несколько засосов, меток на ключицах, пока его ладони были заняты — скользкие пальцы раскрывали Барри, он прислушивался к узам, чтобы удерживать Барри на грани оргазма, но не давать ему кончить. Барри сжимал простыни, скулил и стонал, а Лен не мог сдержать ревности, которая читалась в его действиях, слышалась в его шёпоте.

— Ты мой.

— Да.

— Больше никто не может так касаться тебя, видеть тебя таким.

— Только ты… Боже, Лен, только ты.

Лен глубоко поцеловал Барри, входя в него, растягивая его, заставлял стонать и открываться. Барри отпустил простыни и вцепился в спину Лена, прижимая его ближе к себе, царапая, а член Лена с каждым толчком проходился по простате. Он чувствовал это призрачное ощущение в узах, каждую взрывную волну удовольствия в теле Барри, и тот глубоко поцеловал его, а затем отстранился и застонал.

— Только твой, Лен, только твой. Больше ничей.

Лен вбивался в него, а когда Барри потянулся вниз, перехватил его ладонь и прижал её к матрасу над его макушкой. Барри вскидывал бёдра и крепко сжимался на члене Лена, внутри него кипел жар.

— Я позабочусь о тебе.

— Боже, пожалуйста, Лен… — заскулил он, когда Лен немного крепче сжал запястье.

— Тебе это нравится? — поддразнил Лен.

Барри захныкал ещё громче в знак согласия и поднял вторую ладонь обратно к матрасу, растянулся и просто принимал, крепче обнимая Лена ногами за талию. Он был на грани оргазма, но сдерживался, и Лен чувствовал, каким шатким был его контроль. Но внезапно ладонь, которую сжимал Лен, замерла, а затем Барри схватил его за запястье и потянул его руку вниз. На мгновение Лен был озадачен, но затем…

— Блядь, Барри.

Барри опустил ладонь Лена к шее, к горлу и оставил её там. Барри поднял руку вверх и сжал изголовье кровати; он всем своим видом умолял, растянувшись на кровати и добровольно подчинившись. В животе Лена что-то туго сжалось от желания, он был невероятно твёрдым от жара Барри, ладонь лежала на длинной, бледной, обнажённой линии горла.

Зрачки Барри были такими расширенными, что глаза казались чёрными.

— Пожалуйста.

Лен не собирался отказываться. Он нежно надавил, чтобы не оставить синяков и не перекрыть дыхательные пути, но достаточно сильно, чтобы Барри почувствовал это. И, боже, какой звук издал Барри, его глаза закатились, он задрожал, сжал изголовье кровати, его тело напряглось, так крепко, так хорошо, так горячо сжалось. Его охватили вибрации, и Лен застонал.

— Силь-нее, — прохрипел Барри, и Лен сжал ещё немного сильнее; это было до боли приятно, они были чертовски твёрдыми, Барри хрипел, но чувствовал чистое удовольствие. Лен толкнулся в него, вошёл так глубоко, как только мог, пока Барри сжимался на его члене, ладонь Лена всё ещё крепко и ревниво обнимала горло, и Барри кончил.

Блядь, блядь, блядь… Лен застонал и убрал ладонь, глядя, как Барри глотал воздух, кончая. Он сжал бёдра Барри и толкнулся в него, Барри вдыхал воздух с каждым толчком, но затем…

— Блядь, Лен, да, я сейчас…

Лен длинно и тихо выругался, когда Барри накрыл второй оргазм, наклонился, чтобы поцеловать его шею, прикусить покрасневший от его пальцев синяк, и глубоко вошёл в Барри, который сжимал его и вибрировал; Лен застонал, кончая так сильно, что перед глазами всё побелело, наполняя Барри, дрожа и рыча.

Несколько мгновений они оба тяжело дышали. Лен лежал на Барри, потный и не желающий двигаться.

— Блядь, Барри, — прохрипел он, переведя дыхание.

— Ага. — Барри звучал практически мечтательно. Его пальцы выводили медленные круги на спине Лена.

— Это было…

— Нечто, хм-м, — рассмеялся Барри, и Лен наконец-то приподнялся, вышел из него и перекатился на спину.

— Никогда бы не подумал, что тебе понравится удушение.

— Это, эм… Да, это было потрясающе. Я уже давно хотел попробовать. Мне нравится, каким ревнивым ты иногда становишься.

— Правда?

— М-м. Так я чувствую себя не таким сумасшедшим из-за того, как сильно я тебя ревную.

Лен вспомнил тот первый минет и ухмыльнулся.

— Справедливо.

Барри перекатился на бок и поднялся на локоть, чтобы взглянуть на него. Лена немного повеселило, как на мгновение Барри скривился — почувствовал, как из него вытекает сперма Лена, это точно.

— Я сейчас… — Он исчез и тут же вернулся, в руках Лена появилось тёплое полотенце, а сам Барри сидел в боксерах.

Лен не мог не признать, что это было удобно; он вытерся и натянул бельё, а затем лёг и протянул руку, чтобы Барри мог улечься.

— Я хотел сказать, что… Я твой, Лен, сейчас и навсегда.

Этого было достаточно. Должно было быть.

— Хорошо. Взаимно.

Они снова поцеловались, на этот раз нежнее, и Лен отодвинул в сторону мысли об их разговоре — мысли о детях, о таймлайнах, которые он едва мог осознать, о Негодяях и военных — и наконец-то провалился в сон.