— Господи, моя девочка… Потерпи, милая, еще чуть-чуть.

Дрожащими руками обхватив лицо лучшей подруги, Алья ругала себя последними словами, глотая слёзы. Ну как, как она могла не замечать? Всё это время Мари — Ледибаг — была на расстоянии вытянутой руки, а она догадалась сложить два и два только тогда, когда почти что собственными глазами увидела её обратную трансформацию? Когда заметила юркнувшее в сумку красное существо?

— Скоро тебе помогут, ты только потерпи… — шептала девушка, успокаивая скорее себя, чем потерявшую сознание Маринетт. Правую часть её лица было не разглядеть из-за крови, сочащейся из рассечённой брови, и вообще… какой же хрупкой она была на самом деле.

Алья сразу вызвала скорую, едва попадая на нужные цифры, срывающимся голосом назвала свой адрес, и эти пару минут до приезда врачей показались ей каким-то бесконечным страшным сном.

Они с Ледибаг виделись всего-то около часа назад.

Что с ней могло произойти за это время? Не справилась с управлением йо-йо? Да бред… Или нет? Маринетт всегда была немного неуклюжей, но Ледибаг ведь славилась своей пластикой и изворотливостью. Может, что-то её отвлекло, и она не рассчитала… Алья не знала, что думать. Из-за страха потерять подругу она даже не сразу обратила внимание на тот факт, что это Маринетт оказалась её кумиром со школьных лет, Маринетт спасала их жизни столько времени.

Большего потрясения, чем сегодня, жизнь никогда ей не преподносила.

Немногим позже Алья сидела рядом с койкой, на которой, бессознательная, лежала Маринетт. Она здорово приложилась виском: восемь миниатюрных швов ото лба к уху… Боже, какой абсурдный день. Он совершенно не походил на реальность!

Маринетт — Ледибаг, да?..

С таким же успехом можно было предположить, что Кот Нуар — это Адриан — Алья даже фыркнула от этой мысли, но потом вспомнила, что не разглядела одного супергероя у себя под носом, и стало не до смеха. Чёрт возьми… это мог быть и Адриан! Нет, вероятнее всего это и был Адриан! О, чёрт возьми, какой же абсурдный день…

Девушка помотала головой, разгоняя ворох предположений и домыслов. Не время для этого.

После того, как врачи сообщили, что ничего серьёзного жизни подруги не угрожает, Сезер снова могла дышать полной грудью, не сдавленной рыданиями, и только потом позвонила родителям Маринетт, которым из-за работы пришлось с другого конца города лететь на всех парах в больницу. К их приезду у неё было около часа, и сейчас Алья раздумывала над тем, как преподнести сегодняшний случай не только родителям, но и самой Маринетт.

Ведь если личность главной супергероини раскрывается, тогда она теряет возможность быть Ледибаг, так? Алья даже представить не могла, как это ударило бы по Маринетт, она ведь столько лет была их национальным героем, она справлялась со своими обязанностями лучше, чем кто-либо другой и, конечно, она наверняка за это время привязалась к своей (или своему?) квами. Сезер знала, как тяжело подруге давалось отпускать близких людей, и так же понимала, что для Маринетт её квами была даже ближе самой Альи. Она не могла своими руками разрушить такую большую и значимую часть жизни Маринетт. Просто не могла.

— Алья?.. — неожиданный слабый голос заставил девушку вздрогнуть и резко поднять взгляд в сторону койки. Очнувшись, Дюпен-Чен тут же вознамерилась подняться с места, но лишённые сил руки отказались подчиняться и, если бы не вовремя подскочившая Сезер, она наверняка ушиблась бы о подлокотник.

— Мари, не вставай!

— Где я, Алья? Что случилось? — она говорила так тихо, что приходилось прислушиваться.

— В больнице. Ты, видимо, опять запуталась в ногах и неудачно упала. Хорошо, что рядом с моим домом. Не волнуйся, врачи сказали, что жить будешь, от лёгкого сотрясения ещё никто не умирал!

— А… ты ничего странного не заметила? — Маринетт внутренне напряглась, нахмурив брови, отчего где-то справа над глазом болезненно защипало. Падению она совсем не удивилась, вот только внеплановых раскрытий не хватало!

— Странного? — деланно задумалась шатенка. — Кроме того, что моя девочка шлёпнулась так, чтобы рассечь себе висок? Хм-м… Нет, пожалуй, ничегошеньки странного больше.

— А мои вещи?

— На месте, не переживай. Сумка, ключи, украшения — всё в шкафчике. Врачам нужно было убрать твои кулон и серёжки, и я лично сняла их и положила рядом с сумочкой, так что… не переживай.

Маринетт медленно перевела дыхание. Даже если её Талисман находился рядом, он был не на ней, и это не давало расслабиться. О чём она только думала, когда решила сорваться в прыжок?

— Врачи сказали, что ничего серьёзного тебе не грозит. Лёгкое сотрясение мозга, порез и десяток ссадин, вот и всё — пару дней полежишь, и выпишут. Я позвонила твоим маме и папе, они уже…

Звонкий голос Альи утонул в нарастающем шуме в ушах. От пульсирующей боли в голове Маринетт не могла здраво мыслить и оценивать ситуацию. Главное, что сумка с Тикки рядом, трансформация спала до того, как её нашли, и об истинном состоянии её головного мозга врачи городской клиники не догадывались то ли за неимением необходимых узконаправленных анализов, то ли списав всё на сотрясение. Казалось, угроза разоблачения тайны была развеяна по ветру. Подозрительно-бодрое поведение подруги Маринетт даже не отмечает, и вскоре вновь проваливается в темноту, не дождавшись приезда родителей.

Времени мало. Мало! Чёрт возьми, как же мало времени! Маринетт чувствовала, что сдаёт позиции с каждой секундой, и кого она хотела обмануть, когда убеждала себя, что всё успеет? Когда посмела надеяться где-то глубоко в душе, что ей удастся справиться с болезнью до того, как всё станет совсем плохо? Что кардинальных мер предпринимать не нужно будет? Идиотка… Самонадеянная идиотка! Вот же…

Семь невыносимо долгих дней, проведённых на больничной койке, показались пыткой, потому что отнимали драгоценные минуты своим бездействием. Несмотря на тошноту и головокружение, она мило улыбалась врачам и клялась, что чувствует себя превосходно. Теперь всё стало ясно как никогда прежде: ей не уйти от неизбежного, не отделаться лёгким испугом. Самым сложным оказалось полное принятие действительности и всех последствий. В голове не укладывалось, что она шаг за шагом прощается с привычным окружением и жизнью, падает в неизвестность. И разговор со своей квами, безусловно, не принёс облегчения.

— Тикки, Ледибаг научила меня принимать правильные решения. Не сразу и нелегко, но что-то у неё, моей иногда мудрой второй личности, глупой мне перенять удалось. Знаешь, я не могу выразить это словами, но предчувствие… оно настолько сильное, и ты права. Всё это слишком рискованно. Пока еще не поздно, Парижу нужна новая героиня.

— Но Мари!..

— Ты не представляешь, насколько мне невыносимо это говорить, Тикки, сердце разрывается, но всё, что я могу — доверить тебя Нуару, — Маринетт держалась как только могла, чтобы не нагнетать и без того печальную атмосферу, царившую тогда ещё в палате, и сама себе удивлялась, что до сих пор внятно говорит, а не ревёт белугой. — У меня совсем нет времени… Сейчас я слишком легкая добыча для Бражника, и я не имею права подвергать тебя опасности быть пойманной.

— Постой, — квами замерла, надеясь, что ей это послышалось, — доверить меня Коту Нуару? Маринетт, что ты задумала?

— Знаешь, говорят, в Китае хорошие специалисты, может… может быть, если я полечу туда и там мне смогут помочь, я вскоре вернусь? И мы снова увидимся. Я обещаю, что сделаю всё возможное! П-правда, я… — голос Маринетт дрогнул. О, как она хотела верить! В своё чудесное скорое исцеление, во встречу с малышкой квами и в то, что не причинит Коту слишком много боли своим уходом. Она так безумно хотела верить, но…

Интуиция всегда была спутницей Ледибаг.

И сейчас она говорила, что Мари уже не вернётся.

— Это невозможно, — твердила Тикки. — Не может Шкатулка быть вдали от Хранителя!

— Мне больше ничего не остается, посуди сама! Бражник что-то готовит, и если я заберу тебя или даже всю шкатулку с собой, он не сразу поймет, что Талисманов уже нет в Париже, он будет продолжать уничтожать город и я ничего не исправлю, более того, Нууру ощутит, что рядом нет следов других квами, они будут искать нас, и… — Ледибаг остановилась, чувствуя, что от недостатка воздуха лёгкие горят. — И я не смогу вас защитить, когда найдут. Пока ещё есть время, пока это затишье, Коту нужно найти новую…

— Маринетт, нет! Это… невозможно! Кот Нуар хороший и надёжный человек, но он не Хранитель, он не сможет распоряжаться Талисманами правильно. Ты должна остаться здесь и обо всём ему рассказать, вы справитесь вместе!

Маринетт лишь покачала головой.

— О, Тикки, это даже не обсуждается. Он… сейчас счастлив, понимаешь? Я не имею права тревожить его покой и требовать внимания, когда столько раз отвергала, это неправильно.

— Нет, это правильно!

— Тикки… мне очень тяжело, я совсем не понимаю, что делать, и поверь, я так сильно хотела бы ему рассказать, но… я не могу. Ты же видишь, как он спешит куда-то после патрулей, битв, он счастлив с той, которая любит его и в которую он влюблён. Мне ли сейчас жаловаться? Я не должна рушить его счастье, понимаешь? Не после того, как столько раз отвергала его, игнорировала и…

— О каком счастье ты говоришь, Маринетт? Какое счастье, когда на кону твоя жизнь?! — всплеснула ручками возмущённая квами.

— Даже если он обо всём узнает, это меня не излечит волшебным образом, так что пусть живёт обычной жизнью. Ты знаешь, как он мне дорог, и как ему дорога возможность носить маску героя. Я хочу, чтобы для него ничего не изменилось, чтобы завтра он был свободен так же, как вчера, а не привязан ко мне, больной, из-за чувства долга или чего-то ещё. Уж лучше пусть ненавидит меня за то, что сбежала, чем видит, во что я превращаюсь.

Тикки ещё долго не успокаивалась, и только с наступлением первого после выписки утра она замолчала, понимая, что свою избранную убедить не в силах. Она пробовала всё: шантажи, уговоры, мольбы, но на все доводы у той находился ответ. Маринетт стояла на своём твёрдо и беспрекословно, и после больницы сразу же отправилась в частную клинику, чтобы попросить своего лечащего врача помочь поскорее оформить бумаги для перевода в зарубежную клинику, и параллельно с этим заказала билет в Китай. Только держа его и документы в руках, девушка позволила себе выдохнуть — одной задачей меньше.

Маринетт терялась. Не понимала, где заканчивается сон и начинается реальность, её жизнь словно превратилась в сюжет очередной дурацкой истории с плохим концом, которые сочиняли про супергероев фанаты. Её действия были механичны и пусты, мозг работал на автопилоте, чётко выполняя поставленные задачи, а чувства… Чувств не было вовсе. Ни горечи, ни сожаления, ни радости, ни страха — так прошли пять дней после больницы.

Она поговорила с родителями и Альей, рассказав заранее выдуманную историю о дизайнерской практике за границей, собрала в чемодан вещи и купила несколько толстых блокнотов, один из которых сразу принялась заполнять воспоминаниями о своей жизни — на всякий случай, и к ним добавила свой старый дневник с историей Ледибаг. Она любила порой его перечитывать: первая встреча с напарником, первый акуманизированный, первая победа… Со словами, написанными на потрёпанных листах, в голове всплывали образы прошлого, по которому она так тосковала.

В этот же дневник она записала свою последнюю историю о болезни, о принятом решении, о растерянности и глубоком личном горе, которым она не могла ни с кем поделиться, после чего закрыла на замочек и затолкала к вещам в чемодан. У неё оставалось целых два дня для подготовки к перелёту, и всего лишь два дня, чтобы попрощаться со всем и всеми, что было дорого сердцу.

— Маринетт, но что с твоими мамой и папой? Ты ведь хотя бы им расскажешь, что с тобой происходит? — цепляясь за последнюю надежду, спрашивала Тикки, до последнего надеясь, что сможет переубедить хозяйку.

— Мм… — девушка опустила взгляд, задумавшись. — Не думаю, что это хорошая идея, Тикки, тем более, я уже сказала, что еду на практику.

— Но Маринетт…

— Мама будет слишком сильно переживать, папа не сможет нормально работать — я ведь знаю их, к тому же… Я не хочу, чтобы они видели, что со мной будет происходить.

— И как же ты объяснишь им всё происходящее? Ведь если твоя память снова пропадёт, а они позвонят в это время…

— Есть пара идей. Думаю, у меня даже получится некоторое время скрывать свою смерть…

— Маринетт!

— …если это случится, — Дюпен-Чен устало вздохнула. — Тикки, мы обе понимаем, чем всё может закончиться. Я не хочу, чтобы Кот, Алья и тем более родители видели это своими глазами. Я чувствую, что так должно быть. Единственное, о чём я жалею и боюсь — оставить тебя здесь. Я уж и не помню, каково это — жить без моей маленькой, мудрой квами… но Парижу нужны твои силы.

Тикки хотела в очередной раз возразить, но не смогла. Слёзы подступили к её маленьким глазкам, и чтобы не расстраивать Маринетт ещё больше, квами зажмурилась, а затем подлетела и вжалась в шею героини. Мари обхватила её ладошками, желая запомнить каждую секунду, проведённую с этим пятнистым существом.

Дальнейшая жизнь без Тикки представлялась чем-то смутным, мрачным и невозможным, откровенно говоря. Ни милых комментариев к её новому сшитому платью, ни звонкого смеха в ответ на падение с кровати, ни хруста печенья, крошки которого Маринетт постоянно находила в самых разных местах, ни взволнованного взгляда на покрасневшие от слёз нос и глаза, ни слов поддержки, ничего.

Ни-че-го

— Кстати, Тикки, давай немного о хорошем. Я очень хочу встретиться с ребятами из коллежа, ну, нашей компанией. Альей, Нино… Адрианом тоже. Мы же часто раньше гуляли вместе, так что, думаю, я должна и их увидеть перед вылетом, что скажешь? Не как Ледибаг, а как Маринетт.