Если честно, Адриан скучал по отцу.

В последнее время их отношения вдруг прорвали стену непонимания, не без участия самого Габриэля, стремящегося помочь сыну так, словно возможности больше не предоставится, словно… Словно что-то случилось с ним — Адриан, сколько ни ломал голову, не нашёл ответа: откуда взялось это понимание в его голосе, откуда появилось место сочувствию? Участию?

В любом случае Агрест-младший, сойдя с трапа самолёта и передав — не без труда и сомнений — Мари в руки её родителям, со спокойной (вовсе нет) душой отправился в дом, который впервые за долгое время после исчезновения мамы показался настоящим домом. Его ждали, а он хотел туда вернуться.

Прокручивая в мыслях действия при виде отца, он всё смотрел на пробегающие картинки за окном машины. Солнце мелькало сквозь деревья и дома, вынуждая щуриться и часто моргать, но Адриан и не думал отворачиваться — лето скоро закончится, и по этим дразнящим лучам они ещё тосковать будут. Хотя теперь, когда его Леди была рядом, да ещё и без маски… Жизнь новыми красками заиграет. Ему следовало бы составить список всех тех вещей, которые мечтал сделать вместе с ней, начиная с юных совсем ещё лет. О, что бы написать первым? Завтрак под рассветным небом, кутаясь в уютные пледы? Поцелуй после патруля тайком, чтобы никто не заметил, а у них появилась своя маленькая тайна? Или…

— На месте, — бросает водитель односложно и выходит, чтобы открыть дня него дверь — Адриан поспешно открывает её сам, не желая ставить себя в неловкое положение.

Ступеньки до входной двери и не замечает. На душе птицы песни на все голоса распевают, и так радостно предвкушение скорой встречи с отцом и Натали, что в такт этим песням, слышимым только ему, насвистывать хочется. Он заносит руку для звонка, но не успевает: дверь открывается раньше, выбивая почву из-под ног.

Оу…

Ладно. Ладно, да… На Амели он всегда реагировал так с тех пор, как мамы… как она исчезла.

— Т-тётя… — давит из себя Адриан, теряясь в догадках: что она делает здесь? Неужели каким-то чудом узнала о Феликсе или ещё что приключилось?

Но она стояла, замерев безмолвно, а в глазах блестели слёзы, рискуя в любой момент на щёки пролиться. Что-то внутри парня кольнуло ощутимо, в самое сердце пробралось, заставив внутренности сжаться. Тётя его в тот момент была так похожа на маму… дух захватывало, и дело было вовсе не во внешнем сходстве близнецов. В выражении лица, в позе, в которой она стояла, перенеся вес на левую ногу, отчего плечи скосились в противоположную сторону. В маленькой… ох, боже — в маленькой родинке на подбородке, которую было видно только тогда, когда она стояла в этой позе…

— Как же ты вырос…

У Амели не было никаких родинок на лице.

Эта женщина не удержала слёз, когда шагнула ему навстречу. Протянула руку, пытаясь коснуться щеки, но Адриан перехватил её, едва дыша. Всмотрелся: с тыльной стороны ладони нашлось светлое родимое пятно.

Мир перед глазами закружился и его повело в сторону.

— Милый! — воскликнула женщина, хватая Адриана под локоть и прислоняя к стене, по которой он сполз на пол. Спустя мгновения за ней показался Габриэль, растерянный — этого его сын не мог заметить, борясь с тошнотой и головокружением — и взволнованный. — Адриан, ты меня слышишь?

Голос её звенел от напряжения, слёзы перестали литься — от переживаний? Она присела рядом, оказавшись на уровне глаз.

— Я думаю, — забормотала она озабоченно, обращаясь к Габриэлю, — нам нужно срочно обратиться к врачу, посмотри, как он побледнел! Что, если…

— Мам… — свой голос Адриан слышал будто со стороны, приглушённый противным писком в ушах. Он поднял взгляд на неё, рассматривая долго, не замечая больше ничего, кроме встревоженных зелёных глаз. — Ты жива…

*

Он просто не там искал.

Габриэль испытывал сверлящую боль в голове, когда понимал, что мог вернуть к жизни Эмили годы тому назад. У него хранились оба проклятых кольца когда-то.

Он мог… всего лишь попросить помощи. Выяснить совместно, в чём таилась суть проблемы, уничтожить их, кольца эти. Не пытаться ни забрать Камни, ни покалечить, ни убить. Сотрудничать. Ему ведь были чужды идеи мирового господства, порабощения или что там ещё суперзлодеи себе ставят целью? Габриэль хотел вернуть себе смысл жизни и только. Ту, что лежала недвижимо под стеклом, вся такая потрясающе красивая и будто бы даже живая. Но Эмили почти не дышала, её грудная клетка поднималась и опускалась всё реже год от года, и Габриэль понимал: уже совсем скоро наступит день, когда она ни вздоха не сможет сделать.

В отсутствие сына он проводил там, возле колбы-гроба, почти весь день и даже ночи. Прощался с ней, оглаживал взглядом утончённые черты лица, пытался вспомнить, как звучал голос Эмили, как она смеялась когда-то. Думал над тем, правильно ли он поступит, оставив Адриана одного, если уйдёт вслед за ней? Но продолжать своё жалкое существование вот так, потеряв всякие надежды, он больше не имел сил.

Оставался всего день до возвращения Адриана из Китая. Габриэль не выходил из своего подземельного убежища вот уже вторые сутки, отказываясь подниматься наверх, чтобы по меньшей мере поесть. Он даже Натали отослал на время — отдых был ею заслужен давным-давно. И вот, когда он почти заснул, привалившись к колбе, краем глаза заметил, как что-то красное промелькнуло слева. Обернувшись, мужчина не обнаружил ничего подозрительного. Через десяток секунд красные точки снова пронеслись мимо и стало очевидно, что не показалось. Габриэль поднялся на ноги за считанные секунды, провожая взглядом маленьких жучков, тонкой нестройной цепочкой чёрт пойми откуда сочившихся.

Ещё какое-то время он был абсолютно уверен, что из-за отсутствия еды и толкового сна у него начались галлюцинации, но…

Первая из божьих коровок пробралась сквозь вентиляционное отверстие внутрь, под стекло. За ней следом одна за другой заспешили остальные — Габриэлю было слишком хорошо знакомо это зрелище. Не прошло и минуты, как целый рой насекомых ворвался в помещение, обдав его ветром, и устремился прямо к Эмили.

Сердце Габриэля вдруг… забилось.

Он поспешил облегчить им доступ трясущимися руками: открыл крышку колбы и сделал пару шагов назад, наблюдая за чем-то… невозможным! Божьи коровки окутали лежавшую там женщину с головы до пят, ни одного просвета не оставив. Вибрация от тысяч крошечных крыльев, казалось, привела в движение даже стены. Прошла минута, две, три… быть может, ему так казалось, и тогда маленькие помощники Ледибаг — о, Габриэль не мог позволить себе сомневаться, что это её рук дело — разлетелись в один миг, а Эмили… Эмили моргнула.

Уставилась в бесконечно высокие своды подземелья. Нахмурилась недоумённо, пошевелила пальцами рук. Попыталась поднять голову — сил не хватило, видимо за столько времени мышцы ослабли, хотя для их сохранности её муж делал всё, что мог. Взгляд женщины скользнул по стенам, в конце концов остановившись на нём, и тогда Габриэля словно кипятком обдало.

Он бросился к ней, двумя широкими шагами пересекая расстояние, сунул руки под её голову и колени, и с такой лёгкостью поднял, словно она ни грамма не весила. Однако сразу после силы покинули его, и на дрожащих ногах он опустился на пол, безмолвный, с ней на руках, прижимая к себе и совершенно не веря своим глазам. Но чувствуя биение сердца — здоровое, ритмичное биение, а не прежние пару ударов в минуту.

Время не взяло платы с неё — Эмили выглядела так же молодо, как и почти десяток лет тому назад.

Сидя так, Габриэль просто не мог разжать руки и отстранить её даже на пару сантиметров, лишь только когда почувствовал мягкое прикосновение пальцев на своём боку, опомнился: он, наверное, так сильно прижал её, что перекрыл доступ к кислороду. Эмили, однако, вовсе не это тревожило, ведь стоило только позволить ей немного отпрянуть, как слабый хриплый голос раздался в тишине, окружавшей их:

— Что с кольцами?..

*

Адриан за всю исповедь отца не проронил и слова, только хмурился всё больше.

Если бы не тема разговора, он предпочёл бы сейчас просто прижаться к матери и молчать, молчать… наслаждаться каждой секундой, ему об этом сны снились когда-то. О том, как она вернётся однажды, а он сядет рядом сначала, устроит голову на её коленях и уснёт, и будет чувствовать себя маленьким любимым ребёнком снова, как в далёком прошлом… С тех пор он вырос. Быть может, тоска по маме за годы притупилась немного, счесала острые углы, но выжгла на душе клеймо вечной печали, с которой он редко шёл порознь.

— Не думаю, что могу тебя судить, пап.

Габриэль понимающе приподнимает уголок губ, качая головой.

На фоне остальных потрясений, новость о том, что главным их с Маринетт врагом являлся его собственный отец… Ну что ж, ладно, это вызвало только вспышку удивления и, может, немного разочарования. Ни гнева, ни ярости, ни обиды, уж тем более — во имя мамы он всё это творил.

— Ещё недавно я не смог бы тебя простить, но теперь понимаю, — говорил Адриан тихо, но чётко каждое слово проговаривая. — Я бы и не на такое пошёл. Боюсь, я пожертвовал бы всем миром, чтобы снова увидеть Ледибаг.

— Хорошо, что этого не случилось, — строго посмотрела на него Эмили, но тут же взгляд её смягчился. Она притянула к себе сына, обняла, взъерошив ладонью светлые волосы. Понимая, что он прошёл через столько ужасных страданий, и что она сама — мама — так сильно была ему нужна, сколько бы лет её ребёнку сейчас ни было.

Пока она отсутствовала в его жизни — хотела того или нет — её маленький сын, нежный, ласковый мальчик с большими зелёными глазами, стал героем Парижа. Объём информации, которым наградил её новый мир спустя почти десять лет, был колоссальным для восприятия. Из всего она ухватила только несколько самых важных фактов, в остальном предпочитая больше вникать в историю своей семьи.

— Милый, каким же замечательным человеком ты вырос…

— Вовсе нет, — упрямо покачав головой, Адриан опустил её, прикусив губу. Замечательный, как же. Такой, что плевал на всё и на всех, кроме своих собственных чувств. Когда Мари исчезла, он наломал столько дров, что до сих пор чувство вины перед Плаггом противным червём извивалось в голове, напоминая о сказанном и сделанном.

Кроме того, Мари не исчезла бы вовсе, будь он с ней мягче. Удели он ей больше времени — как когда-то в детстве, это ведь было так просто! Но ущемлённое самолюбие и обида не позволили.

— Адриан, люди имеют право ошибаться, — снова обратилась мама, поглаживая его по спине. — Отец много лет совершал отвратительные вещи, но ты понял его и простил. Себя прощать всегда сложнее.

Забавно — Мари сказала ему недавно примерно те же слова. «Ты ведь замечательный, Котик. Сам, наверное, в это не веришь, но кем бы я была без тебя? Что бы мы ни сделали, прошлое назад не вернуть. Себя прощать сложнее, чем других, но давай постараемся».

— Ледибаг сказала мне то же самое, — усмехнулся он, повторив вслух.

— Эта девочка просто невероятна, — мама улыбнулась тепло. — Не могу представить, как она со всем этим справилась, да ещё и… Я ей жизнью обязана. Кольца уничтожены. Надеюсь, Амели на этом остановится.

Что действительно злило Адриана, так это его тётя.

Как рассказывала мама, между ними двумя всегда присутствовало соперничество, пусть они и были близняшками. Амели почему-то завидовала успеху Эмили, её мужу, её счастью, тому, что кольца, передающиеся по наследству в их роду, достались не ей, а старшей на десяток минут сестре.

С кольцом, отданным Габриэлю, всё было понятно, а вот со своим Эмили порой расставалась. Она сняла его однажды для съёмок, оставив без задней мысли в шкатулке их с мужем спальни. Вернувшись, вновь надела. Спустя короткий отрезок времени ей начало становиться плохо.

— Совсем как с Мари, — выдохнул в ужасе Адриан, слушая её рассказ.

Габриэль тогда по всем врачам её затаскал, во все страны отвёз, которые медициной славились — помочь никто не смог, диагноз был неутешительным, точнее, диагноза-то и не было, одни симптомы. Она слабела, теряла координацию, память. За день до того, как Эмили впала в кому, появилась Амели. В тот самый период улучшения, в который Адриан тоже думал, что Мари становится лучше. Появилась, рассказала сестре, что недавно нашла в её шкатулке кольцо. Одолжила, активировала кальти — Эмили и знать не знала, она никогда не интересовалась подробной историей колец — и пожелала скорейшей смерти, понимая, что «скорейшей» уж точно не будет, в силу специфики проклятия.

— Я думал, что пострадавший должен сам уничтожить предмет кальти, — протянул Адриан, нахмурившись, — как это сделала Маринетт. Так говорил человек из Ордена.

— Потому что она природный Хранитель, а не обычный держатель Камней, — подал впервые за долгое время голос Габриэль, изучавший вопросы квами и хранителей так тщательно, что любой Орден позавидовал бы. — Она ведь не прошла обряд посвящения. Во всех источниках указано, что посвящённых Хранителей не брали болезни любого характера, как обычные, так и магические. Помимо этого, природные Хранители обладают куда большим влиянием на квами. Вы разрушили не просто проклятие, а всю тёмную магию колец до основания, поэтому это подействовало на всех пострадавших когда-либо от этого кальти.

*

Поверить было, конечно, почти невозможно.

Стоило отвернуться или закрыть глаза дольше, чем на секунду, и присутствие рядом мамы стиралось. Мозг давно уже привык к тому, что её больше нет, но теперь, увидев и почувствовав её, метался от счастья до неверия со скоростью света.

Адриан подумывал даже, что всё это дурной сон или акума какая, под воздействие которой он попал, или ещё чёрт знает что, но… открывая глаза, он видел её. Маму. Такую же потрясающе красивую, какой запомнилась. Что касалось его тёти… У Адриана не было ни объяснений, ни уж тем более оправданий — сама она почти отобрала у него мать, её сын почти отобрал у него любовь. Гены пальцем не сотрёшь, действительно.

Таща за собой по крышам Мари, пытаясь максимально скрываться от горожан — ещё не время им светиться — Адриан, как ни пытался, ничего больше не смог ей объяснить, сердце его от переизбытка чувств готово было взорваться фейерверком, а в голове было до безобразия пусто. Услышав о том, что его мама жива, Маринетт тоже не старалась заговорить, пытаясь для себя найти хоть какие-нибудь объяснения. Их, разумеется, не было.

И Эмили, которую раньше она видела только в кино или на обложках журналов, действительно вполне себе живая и настоящая ждала их двоих около дома во дворе, стоя под светом фонарей. Засияв улыбкой, полной любви и восхищения, женщина обняла её, как только Ледибаг приземлилась рядом. Обняла крепко, благодаря за то, что заботилась о её сыне.

Помня то, как отвратительно порой поступала с Котом Нуаром, Мари стыдливо ответила, что благодарить её не за что.

И в этой суматохе и ей, и Адриану саморазоблачение личности Бражника показалось делом второстепенным. Каким-то несерьёзным уже в сравнении с тем, что пришлось пережить. Побывав на грани смерти, выслушавшая историю бывшего врага Дюпен-Чен даже не могла по-настоящему разозлиться на него.

— Я… — начала она, но запнулась. Вздохнув, опустила взгляд. — Вы знаете, мсье Агрест, я понимаю вас. Это не значит, что вы заслуживаете немедленного прощения, или что я не хочу, чтобы вы отплатили за содеянное, но могу понять. Я не знаю, что делала бы, забери судьба у меня любимого человека. Но одно я знаю точно: из двух зол вы — меньшее. То, что сделала Лила, было продиктовано её врождённой, необъятной злобой. У неё не было никаких причин ненавидеть этот мир настолько, чтобы дойти до убийства. То, что сделала родная сестра с мамой Адриана, то, что сделал Феликс — вот этого мне никогда не понять… Если для вас это имеет значение — я прощаю вас. Прошу только искупить вину перед горожанами, чтобы то же самое могли сказать они. Созидайте что-то во благо людям.

Опустив голову, Габриэль усмехнулся. Созидать во благо, да? Может быть, теперь, когда смысл его жизни сидел по правую сторону от него, прижимаясь к боку, он и правда сможет сделать что-то достойное уважения, а не презрения?

*

— После всего пережитого ты просто не можешь не стать моей женой, — Нино усмехнулся, сощурившись, когда Алья фыркнула:

— Если вот это было предложением, ты рискуешь ждать ответа до конца своих дней.

— Кому-то захотелось романтики? — он приобнял её за плечи одной рукой, второй повернув лицо Сезер за подбородок. — А если с цветами, кольцом и рестораном, да так, чтобы прямо на одно колено, как в фильмах, и люди вокруг будут хлопать и…

— Только попробуй!

Нино рассмеялся, поцеловав её в лоб и обе щеки по очереди.

— Я знал, что второй вариант тебе ещё меньше понравится. Тогда…

— Да согласна я, — прошептала Алья, ощутив, как его руки оборачиваются вокруг и крепко сжимают — комфортно. Нино счастливо выдыхает ей в волосы, щекотно проехавшиеся по шее, и собирается что-то сказать, но она добавляет: — Надеюсь, хотя бы до завтра это подождёт? Сегодня вечером наша девочка планирует вернуться.

— В смысле…

— На своё законное место, — улыбается и, выпутавшись из объятий, тычет пальцем в окно, на крыши домов, отливающие золотом в лучах солнца. — Туда. И мы должны быть рядом.

Было так чертовски приятно вернуться домой…

Поздним утром Маринетт написала, что к вечеру хотела бы пробежаться по крышам, как в старые добрые, дать ответы горожанам и присмотреться, всё ли в порядке на улицах Парижа. Акум, конечно, не предвиделось — старых, по крайней мере, — но нарушители спокойствия и закона всегда оставалась на месте.

Кроме того, она жаждала этого… Вернуться к своим обязанностям — ладно, это больше выглядело как любимое дело, — после того, как была лишена на месяцы возможности не то, что перевоплощаться, но и на ногах крепко стоять. Даже Тикки потирала в предвкушении лапки перед первым официальным патрулём-возвращением.

Минувшей ночью Маринетт совсем мало спала. Адриан и так достаточно поздно выдернул её из дома, чтобы рассказать о маме, да и сама Эмили часы напролёт расспрашивала их двоих о годах, которые пропустила. Если честно, Мари была только рада поведать ей обо всём — за исключением, возможно, каких-то деталей. Она бы говорила и говорила, если бы усталость не дала о себе знать. Увы, ближе к четырём утра глаза едва удавалось разлепить, поэтому, попрощавшись, Ледибаг отправилась домой.

Разумеется, проснувшийся вновь в Коте джентельмен сопроводил даму сердца до самого балкона, задержившись лишь на короткий поцелуй.

Или не такой уж короткий.

В любом случае, они оба проспали почти до двенадцати, пока заскучавшие квами, точно сговорившись, не разбудили своих избранных. Пока Маринетт писала ребятам из команды о предстоящем патруле, Адриан с трудом держал чувства (и слёзы облегчения) в узде: впервые за столько лет в обеденной комнате его встретили не пустота и еда от нанятого повара, а ароматы из детства. Мама готовила совершенно особенно.

Как любая мама, впрочем.

Пока он за обе щеки уплетал пасту, которую она научилась готовить, пока работала в Италии, взгляд сам собой то и дело на ней останавливался. Совсем не изменилась… Такая же молодая и красивая, она болтала с отцом, улыбаясь легко. Тогда в голове снова промелькнула мысль: если поставить себя на место папы, а на место мамы — Мари, то… Как же уничтожен был отец этим горем? Остановился ли сам Адриан только на акумах, будь он Бражником, или перешёл бы к решительным и жёстким действиям, подвергнув смертельной опасности многие жизни? Ради одной Мари?

Наверное, ему лучше было бы не отвечать.

И как бы сильно ни хотелось ещё ненадолго задержаться, Адриан, внутренне жалея отца, решил дать родителям время побыть только друг с другом.

Тем более свою Леди он не видел с самого раннего утра.

*

Знал бы, что его ждёт, Адриан не наедался бы дома от души.

Недлинный путь к пекарне в этот раз он решил проделать по земле, не прибегая к помощи Плагга — тот всё равно отказывался помогать ему, требуя какой-то новый сорт сыра, о котором услышал в рекламе.

Закатывая периодически глаза, Адриан слушал вполуха зудящего под широкой рубашкой квами. К его монотонному ворчанию уже давно выработался иммунитет, и вместо этого мысли то и дело стремились вернуться к более важным вещам. Например… Например, всё закончилось. Ну, если уж начистоту, то парочка дел осталась, но самое главное: Маринетт находилась у себя дома, Маринетт была с ним, Маринетт любила его и Маринетт…

О да, Маринетт была его Леди.

Один только этот факт растопленным мёдом растекался в груди, зализывая открытые раны. В смысле, мог ли кто-нибудь быть на её месте?

— Нет уж, — пробормотал он себе под нос, улыбаясь.

Не мог. Нельзя было заменить Ледибаг — это Адриан на собственном опыте узнал. И можно сколько угодно говорить о том, что навыки — дело опыта и усердия, что любой, пройдя подготовку, осилит бой с акумой. Наверное, так оно и есть. Только речь не о навыках.

Её личность невозможно скопировать. Невозможно так же улыбаться, как она. Или язвить. И так мило краснеть у других не получится, и вообще — Маринетт, она же…

— Чудесная… — снова вырвалось тихо. Плагг чертыхнулся, высунув нос из-под рубашки.

— Ты совсем уже двинулся, малец?

Но никто его не услышал. Адриан, точно зачарованный, весь в своих мыслях открыл двери пекарни, где его тут же окружили родители Мари.

Так вот, возвращаясь к сказанному недавно, если бы Адриан знал, что у них были планы на роскошно накрытый к обеду стол, он бы не стал просить у мамы дополнительную порцию пасты. Ему как минимум пришлось всё попробовать, помня уроки этикета, а поскольку блюд было много, Адриан спустя полчаса едва мог встать из-за стола.

Родители Маринетт не устраивали ему допрос с пристрастием. Казалось, они спокойно, с радостью даже приняли тот факт, что Адриан любит их дочь — он им прямо и признался, зачем тянуть, если и так всё понятно? К тому же вид снова заалевших щёк Мари почему-то доставлял ему удовольствие.

Немного позже они вдвоём поднялись на балкон, где, в тени широкого зонтика, развалились на лежаках. Повернувшись к ней, Адриан, разморенный едой и летним жаром, спросил:

— Ну, моя Леди, теперь, когда Парижу не грозит опасность, махнём с тобой куда-нибудь на острова, что скажешь? Пальмы, кокосы, белый песочек, только ты и я…

— И пару тысяч других туристов, — хохотнула брюнетка и довольно зажмурилась, поджимая ноги, когда солнце жарко лизнуло лучами стопы. — Парижу не грозит опасность, Котёнок. Но где-то там бродят Лила и Феликс, Нууру до сих пор не с нами… Хорошо, что хотя бы Дуусу теперь в порядке. А ещё мы не знаем точно, где и сколько осталось кальти. Так что рано нам на покой, Котик, ой как рано.

— Н-но, Маринетт… С такими планами… я смогу жениться на тебе только к старости, получается? А как же наши дети? Ты так жестока к нашим ещё не рождённым малышам! Мы будем слишком стары, чтобы их правильно воспитывать! — не обращая внимания на то, как зашлась кашлем Мари, отчаянно стуча себе по грудной клетке, Адриан в ужасе продолжал: — Хотя, подожди… Они ведь и не родятся! Как мы после свадьбы сможем завести детей, если нам будет уже… сколько? Девяносто?! Я не уверен, что буду ещё дееспособ…

— Адриан! — откашлявшись, воскликнула Дюпен-пока-ещё-Чен, смущённо прикрывая ладошками покрасневшие щёки. Впрочем, Агрест цветом кожи сейчас от неё не особо отличался, стоило осознать свои слова.

— Вот именно, Адриан! — заворчал откуда ни возьмись появившийся Плагг. Квами как ни в чём ни бывало подлетел к Маринетт и улёгся на её живот. — Не обращай внимания, Принцесса. Ты просто ещё не до конца знаешь, насколько идиотом он бывает, крепись.

— Ты несправедлив, Плагг, — донёсся голос Тикки, и через мгновение та присела рядом со своим старым другом. — Адриан просто очень любит Маринетт.

Парень благодарно посмотрел на квами.

— К тому же, Адриан тоже не знает, на что способна её фантазия! Поверь, они друг друга стоят, — озорно бросила Тикки и, схватив Плагга за хвост, поспешила ретироваться под лежак, пока хозяйка, снова сгорая от стыда, не опомнилась.

— А-а… о чём это Тикки говорила? — тыча в сторону пальцем, спросил Агрест.

— Давай притворимся, что ни я, ни ты ничего не слышали!

Маринетт потребовалось всё самообладание, чтобы успокоиться и взять себя в руки. Она вспомнила всех квами по именам мысленно, перечислила их способности и только тогда, согнав наконец краску со щёк, продолжила недавнюю тему:

— А если серьёзно, Адриан, Шен сказал, что Орден Хранителей возьмёт на себя поиски кальти, так что нам остаются Феликс и Лила… Думаю, если постараемся, много времени они у нас не отнимут.

Она была права. Эти двое составляли опасный дуэт, и пока угроза висела над его женой-да-брось-Адриан-вы-даже-пока-официально-не-встречаетесь, было бы весьма неразумно сложить полномочия, тем самым давая врагам повод напасть первыми снова.

Что ж, Лила, держись. И ты, Феликс. Недолго вам двоим осталось. Не будь Адриан Котом Нуаром, если не поймает вас собственными руками так быстро, как только это возможно.

Но это уже совсем другая история.

А пока солнце светит ярко, воздух плавится от жара, а Мари, устроившись в тени от зонтика на своей террасе, засыпает в его руках, утомлённая последними событиями.

— Эй, Плагг, смотри-ка! — Адриан с любовью наблюдал за тем, как на щёку мирно посапывающей Маринетт опустилась крошечная божья коровка. — Леди-жучки не оставляют свою мамочку…

— Идиот, — подвёл итог квами, глядя на расплывшегося розовой лужицей Адриана.

Пусть и идиот. Зато наконец счастливый. Идиот, который держит в руках самое драгоценное сокровище мира.

И… да.

Она была невероятна.

Как в старые добрые времена, вечером Ледибаг стояла на краю парижской крыши, окидывая взглядом город, а за ней — целая команда, надёжной стеной прикрывающая тыл.

Вспышки камер вспыхивали тут и там. Дети восторженно кричали и махали ей, взрослые облегчённо улыбались.

А Кот Нуар стоял рядом, всего на два шага позади — как обещал — и глаз оторвать от неё не мог.

Она была невероятна.