проебы и поцелуи, которые тоже проебы

     Ну, думаю, всему миру давно пора было понять, что мастер по проебам здесь я. Только вот я сама не понимала чего-то.


      Маришка сверкала ослепительно-белыми зубами, ее глаза казались черными-черными во всем этом свете стробоскопов.


      А еще она танцевала. Ну да, Огнева, разумеется, в клубе люди имеют свойство танцевать. Музыка била по ушам, я морщилась от головной боли, но не могла прекратить смотреть — да вы видели Марину Резникову? Увидели бы и поняли меня.


      Хотя себя не понимала даже я сама.


      — Рыжая, а я думала, ты не бревно… хотя бы в танцах, — хмыкнула вдруг Маришка мне — охх, блять — на ухо, каким-то ебаным чудом расчудесным оказавшись слишком близко.


      — Я… большие сборища не люблю.


      — Да? — Маришка изящно выгнула едва заметную в этой темноте бровь, сверкнула усмешкой. — А по тебе и не скажешь.


      Я и не ответила ничего, что уж тут было, только плечом непонятно мотнула в сторону. Голову опустила.


      — А зачем тогда осталась? Да еще и со мной. Неужто ты, Огнева, — Маришкин взгляд угадать невозможно, и я думаю, что это натурально пиздец — ну, все происходящее. — Из этих, модных? Выходишь из зоны комфорта?


      Дело пахло паленой жопой — причем, моей — еще с самого начала., а я как всегда спустила все на похуях, а теперь не знаю, куда деть взгляд и вообще… как, блять, дышать?


      — Неважно, — пробурчала, вновь дернув плечом, вырвалась из этого темного закутка, где слишком — слишком! — много Маришки Резниковой. — Где курилка?


* * *



      Пока я стояла, прислонившись к кирпичной кладке, и выкуривала уже третью, Маришка успела подцепить паренька, который теперь зачем-то терся около меня, въебать два шота и притащить бутылку чего-то не читаемого мне.


      — Сэпэсэ, — хмыкнула и со всей силы наступила на окурок пяткой.


      — Ты чего такая тухлая? — хмыкнул притершийся мальчишка, Ярис Чаклош, как сказала опять куда-то сбежавшая Маришка.


      — Я ебнутая, — чистосердечное, обращайтесь. Мысленно подсчитала, сколько выпила. На тринадцатом шоте сбилась, а потом посмотрела на бутылку в руках. Протяжно вздохнула. С чувством так, с расстановкой.


      — Нет, рыжая, ты просто пьяна в лоск, — почему-то весело хмыкнула Маришка, протягивая мне мой потерянный где-то свитер. Надо же, а я даже не заметила, как осталась в одном топе. А ведь начало весны только.


      Проследила за взглядом Резниковой и покраснела, наверное, так, что сама могла стать вывеской этого ебаного клуба. Красной-красной, яркой. Белый хлопковый топ не скрывал ничего, особенно на таком-то морозе, и я быстро и резко натянула свой дурацкий свитер обратно.


      — Мда, — пьяно хмыкнул Ярис. Он был какой-то серый и невыразительный, что я даже забыла о его присутствии.


      — Огнева, я вызываю такси, — я попыталась вновь сфокусировать взгляд на Маришке.


      — А сколько времени?


      — Вы ранние пташки, два часа ночи только.


      — Нет-нет-нет, эти ж дауны наверняка все еще у нас сидят, — я сильно и пьяно замотала головой, что та разболелась и закружилась еще сильнее. — Да и отец уже дома. Я только… неважно… но мне нельзя домой.


      Маришка вздохнула. Наигранно. Протяжно.


      — Ладно, я вызываю на мой адрес. Яр, напишешь, как доберешься. Завтра с тебя отчет по сам-знаешь-чему, — Маришка шифровалась как в ебаном Гарри Поттере, а я не вникала. Мне панк, я похуй.


      А вообще я просто тщательно сдерживала рвотный позыв.


      — Огнева, из тебя как будто Чужой лезет, — хмыкнула Резникова и вдруг впилась острыми ногтями в мои спутанные волосы. — Блюй давай. Напоила детей на свою голову…


      Я резко покачала головой, а оттого еще сильнее захотела вывернуть весь свой желудок нахуй.


      — Блюй, — ласково посоветовала Маришка. — Давай, два пальца в рот… а то до дома мы не доберемся.


      Я вновь зажмурилась и истово закачала головой. Ебать я овощ.


      — Иначе патлы твои рыжие выдеру, — и пальцы сжались сильнее, чуть потянув, а мир перед глазами окончательно раскачался, и я скорчилась.


      Когда наконец подняла покрасневшие глаза с выступившими слезами, Маришка смотрела как-то печально и разочарованно, потом вновь вздохнула, протянула с несчастным видом влажную салфетку.


      — На, — Ярис до кучи еще и жвачку где-то раздобыл. Святые. Они оба святые.


      Совесть во мне проснулась только во время поездки на таксе. Такса была старая, хуевая, как будто из всего арсенала яндекс-такси для нас подобрали самую хуевую. Водитель еще включил какой-то шансончик, и теперь я перестала понимать, от чего меня тошнит больше — от бухла или от музычки.


      — Прости, — просипела я Маришке, опустив взгляд. — Испортила тебе вечер.


      Маришка посмотрела недоуменно, а потом расхохоталась.


      — Скорее его сделала, Огнева. Знаешь, после тусовок с такими вот сирыми и убогими, как ты, ужасно поднимается самооценка. И сразу же понимаешь, как делать и жить не надо.


      Я сжалась еще сильнее, прикрыла скорбно глаза. Ну конечно.


      — Если же честно, то ты просто забавная, Василиса, — ногти Маришки вдруг зацепились за мой подбородок, и она заставила меня поднять взгляд. — И красивая. Так что твоя компания очень даже приятная, когда ты не бухая в хлам.


      И… ну вы помните, да? Я предупреждала! Я мастер по проебам.


      Я подцепила ее пальцы, держащие мой подбородок, своими, а потом наклонилась и поцеловала Маришку, блять, Резникову.