— Огнева, — математичка одарила меня мрачным взглядом, когда я с грохотом влетела в аудиторию. Опаздывать я умела изящно. Она подозрительно принюхалась. — Ты когда курить бросишь, Василиса?
Взгляд у нее был грустный и усталый — о как преподов подготовка к ЕГЭ отпиздила. Посильнее, чем нас.
С математичкой мы неожиданно поладили. Еще с тех пор, как я Фэшу помогать взялась. А подружились мы, если можно так сказать, когда она узнала, что я выбрала профиль, а не базу и вообще планирую стать технарем.
— А вот как в вуз поступлю, так и брошу.
— Да она сопьется, как только бросит, Ольга Валентиновна, вы чего, — насмешливо протянул Маркуша, сидящий за передней партой.
— А ты бы Марк не умничал, у тебя спиться поводов больше — последний пробник на семьдесят баллов! Какое тебе МГУ?
Я не удержалась и показала Ляхтичу язык, но когда увидела, как он скис, точно капуста у нас в холодосе, решила, что нужно поддержать и разобрать с ним самые хуевые задания вечером.
— Да ладно вам, Ольга Валентиновна, — вступилась Диана Фрезер, подружка Фэша. — Сдадим мы все.
— Сдадите, конечно, но мне же нужно вас готовить к худшему.
Я тяжело вздохнула: и вот вечно эта готовность к худшему.
* * *
Но к худшему я готова была — поэтому нагло заперлась в кабинете у отца с его разрешения, зная, что там меня уж точно никто не достанет, и почти сутки смотрела вебинары и под музыку в наушниках решала вариант за вариантом.
Да, сходить с ума я умела с размахом!
После такого экспириенса я, конечно, еще одни сутки просто провалялась овощем, а как почувствовала себя хоть немного готовой контактировать с внешним миром, на меня наехали — в прямом и в переносном смыслах.
— С-сука, я тебе твой скейт в жопу засуну, Леша! — Лешка неловко пожал плечами, а потом, видимо, собрался со своими последними скудными мыслями и:
— Еще раз не будешь отвечать на звонки ни мне, ни Марку, ни Марине своей больше суток, и я сам лично тебя в этом самом дворе и прикопаю.
— Я буду тебе благодарна, — я фыркнула. Смертью меня не запугаешь, я ее с этими вашими поступлениями просто жажду уже.
— Огнева, блять.
Мы сели на низкий заборчик, ограждающий палисадник Лешкиного дома, и с наслаждением закурили. Одну на двоих, как в старые добрые.
На улице пахло удушливым летом, хотя был только конец весны, пыль прибило к асфальту недавно прошедшим дождем, а мне хотелось выхаркать этот привкус наступающих экзаменов вперемешку с кофе.
Было страшно — невъебенно страшно. Перемен не очень-то и хотелось, быть может, потому, что весь пиздец хоть немного улегся, а я привыкла к своему новому мирку с богатенькими друзьями, тусовками в библиотеке, отношениям, в которых меня даже за что-то любили, ну и, да, семье.
И, наверное, в тот момент, когда я это признала для себя, я наконец решилась на разговор с отцом, внеочередной.
* * *
Нортон Огнев-старший-блять-нахуя-называть-сына-также-где-фантазия смотрел на меня устало и почему-то даже грозно. Чем ему успела насолить я, уже месяц ведшая жизнь тихой серой мышки, хуй его знает.
Но пердечный сриступ, как говорится, словить я успела знатный.
— Родион сказал, что ты уже вторую неделю платишь за занятия сама, хотя я предупреждал, что плачу за вас троих сразу.
Кстати об этом.
Самостоятельность в жопе заиграла, да.
— Я помню наши разговоры про семью и поддержку, пап, но… я хочу попытаться сама.
Это «пап» током въебало, наверное, нам обоим.
— И не только с репетитором. Если получится поступить на бюджет, я бы хотела попробовать пожить в общежитии и, может, работу найти… но пожить за свой счет. Я знаю, что ты готов обеспечить меня всем, и как только я почувствую, что не справляюсь, я обращусь к тебе, но… Мне кажется, мне это нужно. Взрослая жизнь.
Отец устало вздохнул, тяжко-о-о так, что мне аж жалко его стало. Жестом пригласил присесть.
— Я все забываю, какая же ты у меня взрослая, Василиса… Поступай так, как считаешь нужным для тебя. Я поддержу любой твой выбор.
И это было именно тем, что я так жаждала услышать, быть может, всю жизнь.
И, возможно, это был вообще первый раз, когда я потянулась и крепко обняла отца. Вот она какая, семья эта ваша.