Я устало плюхнулась на диван рядом с Ляхтичем. На ковре, путаясь в конечностях, пытались уместиться Маришка с Лешкой, едва не просыпав попкорн.

На кухне тесной московской квартирки искусно мешал коктейли Фэш — водка-плюс-что-то-уже-коктейль-Огнева.

Друзьяшки Фэша громко спорили, в попытках выбрать фильм.

С нами не было только Дейлы, Дианы Фрезер — обе поступили в Петербург — и Норта, что неожиданно остался в родном маленьком городишке, как бы отец ни уговаривал его в столицы — первую и вторую — хотя бы на платку.

Маришка, нагло распластавшись прямо на Розневе, вдруг потянула вверх руку с бездарно накрашенными ногтями, которое я вчера, высунув язык от усердия, маникюрила на полу своей общаги, пока соседки свалили то ли в кино, то ли в бар.

Я протянула руку в ответ, наши пальцы переплелись, точно так и надо, точно никогда и не было иначе.

Только утром мы болтали по видеосвязи с родителями — мадам Резникова в преддверии нового года почти поселилась у нас в особняке, помогая отцу с украшениями и подарками — оба соскучились по детям, да и нам проще было, не приходилось звонить по два раза.

С матерью Маришки мы неожиданно поладили. Спелись и скрысились, как лаконично выразился Ляхтич.

Ну а что, вдвоем у нас было больше шансов побороть вдруг взыгрывающее Маришкино упрямство. С ней же я советовалась по поводу подарка. Так что, и правда, спелись.

Сегодня вот уже втроем — Маришка к нам присоединилась — уговаривали отца обратиться к врачу из-за все усиливающихся мигреней. Фариэлла — видимо, родителей наших стариков в свое время очень тянуло на экстравагантные имена — убедила нас в том, что самолично его за ручку отведет, если придется.

А сейчас я почти задремала от алкоголя и теплого Ляхтича под боком, как вдруг над ухом надоедливо зажужжал телефон.

Это звонил Родион, что когда-то гордо отказался отзываться по отчеству и еще пару месяцев назад также гордо утирал слезки, узнав, что я поступила на бюджет без мам, пап и папочек.

Теперь мы раз в пару недель созванивались, я жаловалась миллионы и миллиарды домашек, а он на подступающую старость.

Вот и сейчас я резвенько выскочила на балкон и чиркнула зажигалкой.

— Нортону расскажу, — по традиции пожурил вредный дед, а я, не удержавшись, показала язык в камеру.

Огневы — ебанутые, да.

Следом за мной на балкон молча выползла Маришка, также молча закурила, слушая наш ненавязчивый треп и не встревая, хотя Родион ее уже заметил и поздоровался.

Будущее светило отечественной науки сонно кивнуло в ответ, прикладываясь к стакану с колой, где ненавязчиво затесалась водка.

Именно сейчас я понимала, вот оно какое — счастье.

Теплое. Солнечное и одновременно морозное — потому что за окном московская зима — а еще пропахшее сигаретами и алкоголем.

* * *

Все началось с опоздания — случайно-очередного опоздания на пару матеши, а после и знакомства с Драгоцием.

Да, все началось с опозданий и чертовых Драгоциев.

А еще с сигарет. Да, вишневого ричмонда.

Этим же все и должно было закончиться — я успешно опаздывала уже на вузовский вышмат, попеременно записывая злые голосовые Драгоцию, что вчера дожрал мой творог, а потому утром мне пришлось сонно варганить какой-никакой завтрак и опаздывать на полчаса в который раз.

Выпорхнув из подземки, я тут же зло потянулась к сигаретам — на пару все равно безбожно опаздывала.

Сигареты на голодный желудок, потому что мой завтрак все-таки сгорел, были, конечно хуевой идеей, но…

Вдруг Маришка прислала свою сонную фотку прямиком с лабы по физике и клятвенно пообещала, что сегодня мы у нее в общаге готовим совместный ужин и разбираем практические задания по инже, с которой у меня были тотальные проблемы. Я улыбнулась. Предательская нежность затопила сердце.

…молодость ведь все простит, верно?

И я закурила все тот же вишневый ричмонд.