— Нам нужно с этим разобраться!

Пока я сижу на его кровати, Рэки ходит по палате, вслух раздумывая над тем, что несколько дней назад я рассказал ему о своей душе. С тех пор мы к этой теме не прикасались, а сегодня его с утра прям пробило и решительности сделать с этим что-то у него теперь хоть отбавляй.

— Рэки, да всё в порядке, как ты с этим разберёшься? Сядь, пожалуйста.

Я тяну его за запястье и он падает рядом со мной, опираясь спиной о стену. Он берет телефон из-под подушки и открывает браузер.

— Сейчас поищем в интернете хотя бы.

Я закатываю глаза и поворачиваюсь к нему:

— Что ты собираешься искать? «Душа моего друга гоняет из тела в тело каждые пару недель, потому что эти тела умирают»?

Он хмурится и смотрит на меня.

— Ну можно почитать хотя бы про переселение душ.

Рэки бегает глазами по строчкам открытой страницы википедии и бормочет про реинкарнацию, а затем тыкает мне под нос экран.

— Смотри, тут сказано о том, что душа после смерти может перерождаться в новое тело, — Рэки ненадолго задумывается, закусывая губу. — Но тогда это значит, что ты и правда умер…

— Дай сюда.

Забираю из его рук телефон и читаю сам. А то сейчас опять буду ему слёзы вытирать.

— Написано, что душа перерождается в тело новорожденного человека. И ещё люди не помнят свою прошлую жизнь, а я все помню.

Он тяжело вздыхает и продолжает читать, а потом блокирует телефон и говорит:

— Ладно, мы хотя бы попытались.

Ну как «мы». Скорее он.

Вечером мы ужинаем в столовой и едим мясо, морковный салат, мисо-суп и грейпфрут, а Рэки снова сидит в телефоне с серьёзным видом и что-то вычитывает. Я молча жую и жду, пока он наконец доест всё, но что-то на экране привлекает его внимание намного больше, чем еда.

Я уже доел, пока он дожевывает грейпфрут, а после ужина говорит:

— Подожди меня минуту, сейчас приду.

И с сосредоточенным видом куда-то уходит.

Как только за нами закрывается дверь палаты и я тянусь к выключателю, Рэки одёргивает мою руку и не даёт включить свет. За окном темно и комната в полумраке. Он заклеивает плакатом даже стекло в двери, через которое просачивается немного освещения, и садится на пол в позе лотоса.

Он почти приказывает мне:

— Садись.

Не могу ослушаться.

Он достаёт откуда-то стакан, который, видимо, взял в столовой как раз перед уходом с ужина, и переходит на заговорщеский шёпот:

— Я прочитал, что можно провести так спиритический сеанс.

Еле сдерживаюсь, чтобы не засмеяться.

— Рэки, ты хочешь вызвать духа?

— Да, вдруг он что-то знает о переселении душ и сможет нам рассказать?

Я на него смотрю и моргаю, пытаясь понять, шутит он или нет. Но его лицо настолько серьезно, что, кажется, это вовсе не прикол. Рэки ставит стакан на пол, переворачивая его вверх дном, и кладёт на него кончики пальцев.

— Давай, теперь ты тоже положи руку.

— Ты уверен, что это сработает?

Он хмурится и отвечает:

— Сто процентов.

Ну что ж, ладно. Кладу руку рядом с его и жду, пока он отдаст приказы. Потому что я без понятия, что должно быть дальше.

— Нам нужно сосредоточиться на том, что мы хотим узнать, и начать задавать вопросы, на которые дух сможет ответить «да» или «нет». Если ответ отрицательный, то стакан подвинется в твою сторону, а если положительный — в мою.

Мне все ещё тяжело сдерживаться от смеха.

— А почему отрицательный в мою сторону, а не в твою?

Рэки смотрит куда-то в стену, ненадолго задумываясь, и отвечает:

— Так надо.

Я просто киваю. Надеюсь, в темноте он не видит всего скептицизма, написанного на моем лице. Он глубоко дышит несколько раз, а потом прокашливается.

— Итак, дух, ты здесь?

Мы ждём ответа минуту, но ничего не двигается. Кроме наших крыш, походу. И Рэки снова задаёт тот же вопрос. Я склоняю голову к плечу и немного подвигаю стакан в сторону Рэки.

— Это ты сделал? — он смотрит на меня огромными глазами.

— Нет, я ничего не делал.

Его передергивает, но он все равно продолжает:

— Дух, ты женщина?

Я подвигаю стакан в сторону Рэки, и у него на лице отображается улыбка то ли счастливая, то ли паническая.

— Дух, ты знаешь что-нибудь о переселении душ?

Смотрю на Рэки, который покрывается мурашками. Пора бы этот цирк закончить и я двигаю стакан в свою сторону.

— Черт, — он дёргается, закрывая лицо свободной рукой. — Фу, я так не могу.

— Ты что, боишься?

Он толкает стакан в сторону и встает на ноги, чтобы подойти к выключателю.

— И вовсе я не боюсь!

— Докажи. Давай ещё что-то у духа спросим.

Я улыбаюсь, а Рэки тихо хнычет. Встаю и иду прямо на него, пока он пятится куда-то в стену и вовсе в неё вжимается. Я резко ставлю свою руку возле его головы, близко наклоняюсь и говорю «бу». Он вскрикивает, чуть ли не подпрыгивая, и я начинаю смеяться, потому что сдерживаться дальше сил уже нет.

Он закрывает лицо руками и говорит:

— Я боюсь такого.

— Чего такого? Сверхъестественного?

Он тихо угукает и слышу его прерывистое дыхание, Рэки дрожит всем телом.

— Прости меня.

Отрываю его от стены и обнимаю. Всё-таки я виноват, и ради меня он пошёл на то, чего, как оказалось, до смерти боится.

— Это я двигал стакан, духа тут никакого не было.

Он шепчет:

— Придурок.

И утыкается лбом мне в грудь.

Я дотягиваюсь до выключателя, и в комнате становится светло. Рэки все ещё содрогается в моих руках, но понемногу успокаивается, и я глажу его волосы.

Я правда придурок.

Мы просыпаемся очень поздно, почти пропуская завтрак, потому что Рэки ночью было страшно уснуть и нам пришлось долго разговаривать. Он расспрашивал меня о Канаде и о сноубординге, о моей семье и о том, есть ли у меня друзья. Я рассказал ему о смерти моего отца, который по совместительству и был моим лучшим другом, на что Рэки поднялся с кровати и пришел погладить меня по голове. Не знаю, что это значило и почему он решил сделать именно это, но он шепнул «мне очень жаль» и вернулся обратно к себе.

На завтрак мисо-суп и лапша с цыплёнком, и Рэки идёт вприпрыжку из столовой, счастливо здороваясь со всеми подряд. Он поворачивается ко мне и говорит:

— У меня есть идея!

Он чуть не врезается в человека, пока идёт спиной вперёд, и мне приходится резко отвести его вправо, чтобы не произошла еще одна авария.

— Какая идея?

— В общем, смотри, у нас по вечерам тут бывает проходят танцы для старичков типа. И я подумал, что мы могли бы тоже сходить, это как раз сегодня.

Рэки играет бровями и пихает меня в бок, а я хмурюсь.

— Зачем нам это?

Он закатывает глаза, словно я задал совсем тупой вопрос, и шёпотом объяснят:

— Ну кто-то из них может знать про переселение душ, они всё-таки давно живут.

— Давно это сколько? Как Будда?

Он цокает языком. Какой невоспитанный.

— Нет, но давно ведь. Явно дольше, чем мы.

Вдыхаю поглубже и говорю:

— Хорошо, даже если и так, то как мы должны узнать у них об этом? Выхватить рандомного дедушку и засыпать его вопросами про упокой?

— Не, ну от такого его инфаркт хватит, — он закусывает губу и произносит тихое «пам-пам-пам», пока думает. — Вдруг там будет странный старичок, который будет похож на того, кто что-то об этом знает.

Понимаю, что я скептик, но ничего не могу с этим поделать.

— У него на лбу так и будет написано?

Я получаю удар в плечо и улыбаюсь.

— Хорошо, — киваю, — сделаем как ты говоришь.

Рэки начинает собираться с самого утра. Мы идём в душ и я жду его под дверями дольше обычного, словно он идёт на какой-то бал. Но я терпеливо жду и быстро моюсь, когда он наконец-то освобождает запотевшую ванную комнату. Он надевает красивую клетчатую рубашку и закатывает на ней рукава, синие джинсы и голубые кеды, надевает свою любимую повязку на голову и выглядит отлично. Рэки всегда красивый, даже когда с утра помятый.

У меня нет огромного выбора гардероба, но идти в чёрной толстовке, чёрных джинсах и чёрных кроссовках мне определенно нравится. Очень атмосферно.

Не знаю, почему мне захотелось это спросить, но я поворачиваюсь к Рэки, пока он складывает вещи в шкаф:

— Тебе не интересно как я выгляжу?

Он поджимает губу, смотря на меня.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, как выглядит мое изначальное тело, — я плюхаюсь спиной на кровать и смотрю в потолок. — Типа Ланга Хасэгава, а не этот парень.

— А почему меня должно это волновать? — Рэки пожимает плечами и отворачивается. — Мне нравится твоя душа, так что это не имеет значения.

Я хмыкаю. Он такой милый, не могу.

— Просто вдруг я некрасивый.

— Не хочу показаться невежливым, — Рэки садится ко мне на кровать и склоняет голову набок, — но ты вероятно умер. И я могу никогда не узнать твоей внешности. И даже если ты жив, в любом случае, это не имеет для меня значения.

А потом он хмурится и спрашивает:

— А ты некрасивый?

И я улыбаюсь, хватаю его за плечи и заваливаю на кровать рядом с собой. Он кладёт голову мне на плечо и смеётся, толкая меня локтем в бок. Люблю его смех, он лучше любой музыки.

Вечером мы заходим в просторный зал, где много бабушек и дедушек в красивых костюмах и платьях уже вовсю танцуют под какую-то ретро музыку.

— В общем, план такой, — Рэки шепчет мне на ухо. — Вливаемся в толпу, а дальше решим.

— Гениальный план, — я делаю серьёзное лицо и поднимаю брови, — надёжный как швейцарские часы.

Он тянет меня за запястье и говорит потанцевать. Пытаюсь объяснить ему, что не люблю, но, как я уже давно выучил, его ничем не переубедить. Я использую последний козырь и спрашиваю:

— А ничего, что мы оба парни? В Японии не против такого?

Он пожимает плечами и смыкает ладони у меня за шеей:

— Против, но мне как-то всё равно. К тому же иногда я люблю танцевать.

— Ладно, ради тебя соглашусь.

Начинает играть какая-то оживлённая музыка явно где-то шестидесятых годов. Рэки от радости аж подпрыгивает и говорит, что эта песня называется «Sway». Он подмигивает мне, делает шаг вперёд и шаг назад, крутит бёдрами и поворачивается, будто с рождения танцует. Я улыбаюсь и наблюдаю, а затем выравниваю спину и резко притягиваю его к себе за талию, практически касаясь своим носом его. Его левая рука в моей правой, а вторая — на мое плече. Он закусывает губу, а я все ещё улыбаюсь.

Я говорю:

— Ты хорошо танцуешь.

Он пожимает плечами и отвечает:

— У меня в жизни были разные периоды.

Я ступаю правой ногой вперёд, а он отводит левую назад. На секунду он становится настолько близко, что наши губы почти соприкасаются.

Он шепчет:

— Ты тоже ничего.

Отрываюсь и кружу его:

— Ну, у меня в жизни были разные периоды.

Он прижимается спиной к моей груди на мгновение, но я уверен, что это было специально. Рэки невероятно красивый, он ведёт ладонью по моему плечу и делает шаг назад. Я перекидываю его на левую руку, чтобы он приподнял ногу, и быстрым движением глажу его бедро.

Он бьет меня в грудь, но улыбается:

— Это не по правилам.

Я смеюсь, ставя его обратно на ноги:

— Разве здесь есть какие-то правила?

— Ладно, но давай будем поскромнее, — он оглядывается на толпу старичков. — А то их ещё инфаркт хватит, а отгребать нам придётся.

— Хорошо.

Я киваю и кладу руки ему на талию, а он на мои плечи. Всё-таки танцевать не так уж плохо. Музыка сменяется на какую-то более спокойную и романтичную, Рэки говорит, что эта песня называется «Can’t Take My Eyes Off You» и стала саундтреком ко многим классным фильмам. Он рассказывает, что в песне поётся о любви к девушке, от которой автор не может оторвать взгляд, он говорит ей, что она настолько прекрасна, что не может поверить, что она действительно существует. Я закусываю щеки, чтобы не рассмеяться, потому что Рэки забывает, что английский язык я знаю даже лучше японского. И он продолжает рассказывать мне, что он говорит, что любит и нуждается в ней, просит разрешить ее любить. Рэки говорит, что один взгляд на эту девушку делает автора песни беспомощным и он хочет просто прикоснуться к ней. Я хочу ответить, что прекрасно понимаю эти чувства.

В итоге я наклоняюсь и шепчу ему на ухо:

— Я знаю английский, Рэки.

И улыбаюсь, пока он фыркает и заливается румянцем.

— Но мне очень нравится тебя слушать, так что продолжай.

Он смотрит на меня из-под лба, но когда песня переключается, то опять рассказывает мне перевод. Говорит, что автор поёт о том, что не может перестать влюбляться в девушку и просит ее взять его руку и всю его жизнь. Рэки переспрашивает у меня, правильно ли он переводит, а я говорю, что да. Опять хочу сказать ему, что, походу, понимаю, о чем поёт автор, и речь вовсе не о переводе.

Наконец к нам подходит какой-то дедушка. Уверен, что он нам сейчас скажет о том, что мы оба парни и не должны так танцевать, но он лишь говорит:

— Ах, молодость — это чудесно.

Мы с Рэки переглядываемся, потому что другого дедушку мы сегодня уже можем и не встретить. Я поворачиваюсь к нему и спрашиваю:

— Мы можем вас кое о чем спросить?

Он радостно улыбается:

— Конечно! Можете обращаться ко мне Ямамото-сан. Идёмте к столу, а то я кушать хочу.

Мы доходим до небольшого уголка, где стоят печенья и напитки. Ямамото-сан разворачивается к нам, положив в тарелку несколько пирожных:

— О чем вы хотели поговорить?

— Вы знаете что-то о переселении душ? — Рэки широко улыбается и смотрит на него восторженным взглядом. — Ну типа душа после смерти переселяется в тело другого или просто скитается где-то.

Он лишь мотает головой.

— Я слышал только, что душа скитается до тех пор, пока не найдёт покой.

Я хмурю брови и смотрю на него:

— И что это значит?

Ямамото-сан смеётся и хлопает меня по плечу:

— Без понятия, детки. Хоть я и старый, но это не значит, что я умный.

Минус план. Рэки благодарит его и уводит меня с этой весёлой вечеринки. Он расстроенно выдыхает, когда мы заходим в палату, и утыкается лбом мне в грудь.

— Ну почему так? Это был единственный шанс.

— Не знаю. Может, такого раньше никогда не случалось, — я глажу его по волосам и путаюсь в них пальцами. — Ты такой мягкий.

Рэки шепчет:

— Ты тоже.

И обнимает меня за талию.

Хочу уткнуться носом его в макушку, хочу прикоснуться к его телу, хочу обнимать его вечно и поцеловать его тоже хочу. Но это тело — не мое, и я — не я. Не хочу, чтобы его мягкие губы целовал какой-то другой парень, чтобы другой парень гладил его кожу и шептал ему о том, какой он красивый.

Я сейчас — другой парень.

И впервые жалею о том, что сам же с собой и сделал. Но иначе мы могли бы просто никогда не встретиться.

Пока что мне достаточно того, что он рядом, но когда он уйдёт спать я буду плакать в подушку, честно, и мне не будет за это стыдно. Потому что нет чувства хуже, чем осознавать, что скоро это тело умрет, и, возможно, я потеряю Рэки навсегда.

— Прошу, произнеси мое имя.

Он говорит:

— Ланга.

И повторяет шёпотом раз за разом, пока я крепче прижимаю его к себе.