Сатклифф непонимающе хлопал глазами, видя, как Гробовщик достал парочку мензурок, налив в каждую из них ароматный горячий чай. 

Легендарный казался еще более взбудораженным и чем-то заинтересованным, чем обычно.  

При этом, Греллю не верилось, что он остался жив. Все сейчас для него выглядело так эфемерно и нереалистично. Перед глазами плыло, и это было не только из-за отсутствия очков. Немного подташнивало, голова кружилась. 

Осознав всю свою беспомощность, всю ту жалость, которую наверняка вызывал один лишь вид потрепанного и помотанного синигами, Сатклифф не надумал ничего лучше, чем выплеснуть свои эмоции через смех. 

Да, он громко и заливисто рассмеялся. Казалось, что этот раскатистый и звонкий хохот услышала вся больница. Даже Гробовщик на время перестал улыбаться: его рука дрогнула, чай пролился мимо мензурки, а из-под серебряной челки показались удивленные распахнутые глаза.

Смех алого жнеца стих, стоило швам на его ране под бинтами разойтись. Лицо синигами перекосило, он закусил острыми зубами губу. Боль эта была такой сильной, что Сатклифф, наконец, признал всю реальность происходящего. Призрачные видения испарились, и теперь перед ним ясно и четко вырисовывалась вся картина: испуганная медсестра, врач, что ворвался в палату вслед за ней с уколом успокоительного и бинтами в руках. И, конечно же, Легендарный жнец, который, как часто с ним и бывало, стоял в стороне, наблюдая за ходом событий. Но сделает ли он свой ход на этот раз?

Последнее, что в этот день увидел Грелль, — это серый больничный потолок, нависший над ним. Затем он почувствовал едкий запах дизинфицирующего средства.  

Голоса работников больницы постепенно стихали, Сатклифф в очередной раз отключился. 

*** 

В своем страдании 

Ты не одна 

*** 

Проснулся алый жнец лишь вечером следующего дня. Голова раскалывалась, забинтованная рана на животе противно ныла. 

- В этот раз лучше не шевелись. — Голос, который Грелль узнает из тысячи. 

- Зачем ты здесь? — Проигнорировал он фразу Легендарного. 

Гробовщик сидел напротив койки Сатклиффа, закинув ногу на ногу. Улыбка хоть и присутствовала на его лице, но, как показалось алому жнецу, глаза были серьезней некуда, ибо Грелль чувствовал холодок, пронизывающий тело и исходивший от его взгляда. 

- Присматриваю за тобой, пока идет расследование. А после вчерашнего за тобой точно нужен глаз да глаз. 

- Надо же! — Улыбка обнажила острые зубы. — Сам Господин Легендарный Жнец будет носить ароматный Эрл Грей персонально мне! — Грелль сложил ладони в молитвенном жесте и, снова поймав на себе взгляд Гробовщика, подмигнул старшему по званию. 

Однако в следующее мгновение по телу его уже поползли мурашки, ибо улыбка с лица среброволосого жнеца сошла. 

В течение каких-то жалких секунд Гробовщик оказался слишком близко к лицу Сатклиффа, так что тот поспешил прикусить свой язвительный язык. Грелль неуверенно поерзал на койке, на этот раз отчетливо чувствуя этот пронизывающий ледяной взгляд на всем своем израненном после битвы теле. Хотя можно ли было это назвать битвой? Если только под этим словом подразумевалось избиение тремя непонятными существами одного жнеца с последующим насаживанием того на заточенный строительный крюк, как если бы беспомощного червя нанизывали на рыболовную удочку для приманки... 

Грелль снова скривил миловидное без единой морщинки личико. 

- Мне не нужна твоя жалость. — Сквозь зубы прошипел он. 

- Разве я что-то говорил о жалости? 

Гробовщик улыбнулся, и Сатклифф немного расслабился, ибо видеть Легендарного серьезным было задачей не из легких. Он словно смотрел сквозь тебя, выявляя на свет все твои скрытые пороки, тайны, даже желания. 

- Тебе удалось отсрочить смерть, и это меня очень даже веселит. Знаешь, что бывает с умершим жнецом? С тем, который не успел искупить свой грех? Свое самоубийство? 

Гробовщик придвинулся к нему чуть ближе, когтистые тонкие пальцы ухватили Грелля за подбородок, разворачивая к себе. 

- И знать не хочу. — Сатклифф снова улыбнулся своей фирменной улыбкой Чеширского Кота.  

В зеленых глазах алого жнеца блеснуло что-то острое, враждебное, но при этом вызывающее. 

- Что же, не моя работать пытать тебя. Да и насилие с пытками в целом — не моя специализация. Никогда не понимал этих грубиянов! — Хмыкнул Легендарный, пожимая плечами. 

- Зачем ты спас меня? — Вырывается у Грелля. — Мог же не идти на это задание, но что-то мне подсказывает, что ты знал исход...

- О, никто из нас не может предвидеть будущее наверняка, моя прекрасная Актриса! Но ты... врачи отчаянно боролись за твою жизнь. Даже для синигами раны вроде твоих довольно серьезны. Мне лишь было интересно, будешь ли ты бороться за свою жизнь сам! 

Грелль промолчал, как бы раздумывая, стоит ли доверять свое сознание жнецу, который спит в гробах, заваривает чай в медицинских мензурках и каждое воскресенье делает печенье в форме костей... Поразмыслив еще какое-то время (эти несколько минут Гробовщик терпеливо ждал, все так же улыбаясь, но уже не сверля своим ледяным взглядом интересующий его объект), Сатклифф все же заговорил. 

- Все куда проще. — Он сделал небольшую паузу, то ли чтобы собраться с мыслями, то ли чтобы сделать свой монолог драматичнее (Актриса, как-никак). — В своей аудиенции со смертью я не просил ее дать мне еще один шанс. Я просил забрать меня навсегда. 

На этот раз не выдержал уже сам Гробовщик. Рассмеялся смехом, гораздо более жутким, чем смеялся до этого Сатклифф. 

Но стоило медсестре показаться в палате, как Легендарный немного успокоился, уверив женщину в абсолютной норме происходящего. Та поспешно скрылась из виду. 

- Ничего смешного тут нет! 

- О, милая леди! Как грустно было бы, если бы с нашей с вами земли исчез бы навсегда смех! Поэтому, я прошу вас, улыбнитесь! Улыбайтесь всегда, когда только можете себе это позволить! 

Грелль долго и томно выдохнул, прикрыв глаза. Все также продолжал размышлять над тем, стоит ли ему заканчивать свой рассказ. 

- Так значит, тебе осточертел сбор душ? — Успокоился, наконец, Гробовщик. 

- Я не... не знаю. В тот момент я вообще ни о чем не думал. 

- Врешь. 

Сатклифф нахмурился. 

- Ни о чем, кроме того, кем я был прежде. 

История эта, рассказанная во второй раз, далась алому жнецу гораздо проще. Хотя Гробовщик мало, чем отличался, от его предыдущего собеседника. Скрытое лицо, множество темных объемных одежд. Он также терпеливо и молчаливо слушал о прошлом, о том, какой была Актриса до своего становления смертоносным алым жнецом. 

И Грелль мучительно тяжело и долго старался изо всех сил, сдерживая слезы и поступивший к горлу ком. Будь сейчас его лицо, как он сам говорил, “в полном порядке”, а именно напомажено и накрашено несколькими слоями макияжа, все это бы определенно точно растеклось. Сатклифф выглядел бы, как обугленная кукла. Но с того самого дня, с момента, как он был подвешен на треклятый крюк, Грелля не покидало ощущение, что та самая обугленная кукла сидит у него на сердце, в душе, если душа у него, конечно, была. Он словно сам и был этой обугленной куклой, тщательно маскирующей уродливые ожоги своей наигранной вульгарностью: тоннами макияжа, тяжелым шлейфом дамских духов, яркими одеждами, длинными алыми волосами... 

Но кем в таком случае был Гробовщик? И зачем ему это все? Быть тут, слушать этот рассказ, не вызывающий никаких чувств, кроме жалости? 

Тяжелая рука легла на алый шелк волос, слегка взлохмачивая их. Грелль поднял взгляд. 

- Леди прекрасна даже тогда, когда в ее глазах слезы, но гораздо сильнее ее красит улыбка. Тебе стоит просто жить дальше. Не забывать о прошлом, но и не зацикливаться на нем.

На бледном лице выступил румянец, а из глаз потекли горячие слезы. Сатклифф всхлипнул. Еще никогда он не плакал после того, как покончил с собой. Он не плакал при ком-то постороннем. 

Гробовщик же легонько прижал алого жнеца к себе, ледяными пальцами вытирая с щек дорожки слез. Его присутствие снова показалось Греллю эфемерным. 

- Что, если это просто сон? — Прошептал алый жнец. 

- Даже если и так? Если ты видишь сон, то ты по-прежнему существуешь в этом мире.