— А ты крыс боишься?
— Нет.
— А мышей?
— Нет.
— А змей?
— Не боюсь, мыши и крысы вообще милые, и я их дома держала даже.
— Крыс?!
— А почему нет? — пожала плечами, натыкаясь на странные взгляды Джереми и Луи.
— Ну, они же паразиты…
— Вообще-то, очень милые животные. И умные, порой даже умнее некоторых людей, — вздохнула, покрепче прижимая к себе лампу.
— Они же… мерзкие!
— Для кого как, я вот страдаю арахнофобией и впадаю в панику от…
— Что такое арахнофобия? — Джереми тряхнул своими светлыми волосами и с интересом приготовился слушать.
В это время упрыгавший вперед Луи неожиданно выскочил из-за ящиков и с счастливым лицом протянул в нашу сторону обмотанную чем-то руку с самым омерзительным созданием на планете, аккуратно его придерживая. К тому же величиной с мою ладонь, не меньше. В свете лампы все происходящее стало напоминать мой личный кошмар.
— Вау! Где ты его нашел? Это же редкий вид, они вроде еще и ядовитые! Их на аукционе продают за бешеные деньги! — Джереми подпрыгнул к своему другу и восторженно попытался вырвать из рук Луи находку. — Черт, нужно найти банку! И показать комдивам!
— Уль? — вопросительно протянул Луи, наблюдая, как я с нарастающей паникой смотрю на происходящее. — Что-то не так?
— Паук, — просипела я.
Ну, нахрен!
Кажется, я кого-то сбила, когда неслась как полудурочная, собирая косяки.
Ибо черное, с ярким красным пятном чудовище одним своим видом вогнало меня в состоянии паники.
***
Женская солидарность существует. Меня отпоили чаем с успокоительным и отправили спать. Новость о том, что мы обнаружили ядовитого арахнида, который может быть на корабле не один, разлетелась быстро. Обо мне благополучно забыли, а я была только рада, спрятавшись в своей каморке, где этих паукообразных существ не было.
Что там делали с трюмом, не знаю, но два дня меня не трогали, и я благополучно отдыхала от потрясений, радуясь тому, что всем нет до меня дела.
Среди медичек случился маленький бунт, так как пауков женская часть тоже боялась. Но одно дело маленькие, обычные пауки, а совсем другое, когда у вас ядовитые твари водятся. Где уж эти пираты такое добро подцепили, не знаю и знать не хочу.
На третий день ко мне ввалились двое пареньков, которые, восхитившись моим самопожертвованием и готовностью взять вину на себя, решили взять меня под свою опеку, а точнее затащить меня в компанию балагуров. Намеки о том, что мне прекрасно и без них, никто не понимал, ну или делали вид. В общем, меня приволокли на камбуз и, усадив на лавку, огорошили:
— Ты теперь богата!
— Чего?
— Они хотели сказать, что тебе полагается доля от поимки паука, — жующий до этого мясо Эйс хлопнул меня по плечу так неожиданно, что я чуть в сторону не шарахнулась. — Продадите красавца, а деньги поделите.
— Да я в общем-то ничего и…
— Не глупи, ребенок, не в твоем положении отказываться от денег, — Татч, вытирая руки полотенцем, присел рядом, а я заткнулась. — А ты, огненная задница, не лезь к девчонке и так уже наворотил дел.
О, а я-то думала, что это его пылкий интерес к моей персоне угас. Звездюлей отвесили?
Эйс показал язык Татчу. Вот уж точно дитя, только по глазам видно, что соображает он весьма и весьма неплохо. Уж не знаю, что и как, но уверенности, что этот пацан подставит команду, как было в мультике, резко поубавилось.
Не похож на барана, идущего послушно мяснику под нож. Думать он умеет. Хотя на эмоциях, особенно таких как ярость не особо-то и думается, я вон, со своей рукой яркий пример.
Не знаю, за сколько продадут эту тварюшку, но от денег отказываться действительно глупо, так что ломать комедию не стала и просто благодарно кивнула Джереми и Луи, которые переглянулись и, нахально улыбнувшись, выдали что-то на подобии «сочтемся».
Портгас лишь хмыкнул, а я, выгадав момент, свалила к себе.
Они живые. Живые, блядь.
И настоящие.
А я, ошибка природы, поняла это только сейчас, пережив неделю в лазарете, три дня на камбузе и один день в трюме. Два дня отходя от панической атаки, сидя в своей каморке и питаясь успокаивающим чаем и святым духом очевидно закусывая, раз еще в голодный обморок не ебнулась.
Вот только единственное, что мне принесло это осознание — дрожащие коленки и волосы, вставшие дыбом.
Облегчение? Принятие? Как же.
Быть может, я нюня сопливая, но уж простите, хладнокровно воспринимать такую реальность выше моих сил.
Живые.
Нога, затягивающаяся свежими розовыми шрамами. Забинтованная Татчем рука, ночной разговор, вкусный чай и крохи подаренного спокойствия. Драка, спровоцированная мной по глупым, ничем не объяснимым причинам с малолетками, к которым и меня приписали. Лили с яркими засосами на шее, с ненавязчивой помощью. Смертельно ядовитые пауки в трюме, пиратский корабль и отстегнутые примерно двадцать миллионов, плюс минус столько же, если удастся набить цену или если вообще до этого счастливого момента доживу. Ну, а что? Кто не мечтал стать миллионером, а?
Реальное.
По-настоящему. Может, это чертов сон, но проверять теорию, основываясь на фильме «Начало», где играет Леонардо Ди Каприо, (вот уж кому в этом мире не повезло бы с именем), не хочется совершенно. Самоубийство не вариант.
От стресса сыплются волосы. Проводя рукой по своей шевелюре, с усмешкой «начесала» чуть ли не целый клок. Только витамины меня теперь не спасут от необходимости резать их очередной раз.
Последний раз их стригла мама, всегда до лопаток. Кривовато конечно, но у нее рука была легкой, и они отрастали быстро, так что ей всегда охотно давала их и ровнять, и расчесывать. Все говорила, чтобы она мне до плеч стригла или как брата, вплоть до выбритых висков, а она мне отвешивала подзатыльники, да ругалась. Говорила, что и так и ни рожи, ни кожи, а так я совсем на ребенка буду похожа. Смазливый мальчик.
Мы были слишком похожи. А ее фотографии, когда ей было двадцать три и она уже брата родила, заставляли меня ей верить. Тогда, она по глупости отца попросила волосы подровнять, а он так подровнял, что пришлось налысо брить, ибо тот ужас на вихрастой голове словами передать было сложно.
«Расти коса до пояса, не вырони ни волоса.
Расти, косонька, до пят — все волосоньки в ряд.
Расти, коса, не путайся — маму, дочка, слушайся».
Хреновой я дочкой была, мам. Прости меня за это, господи боже, просто прости, дуру непутевую. За каждую слезинку свою прости, мамочка.
Жива ли ты вообще, мама? А остальные живы или так же сгинули?
От воспоминаний перехватило дыхание и стянуло грудь, захотелось зареветь белугой. В мутном зеркале над умывальником отражалось исхудавшее лицо, череп, обтянутый белой, шелушащейся кожей, с синяками под глазами. Красотка, гроб готов, иди ложись, сейчас закопаем.
Говорят, стрижка к новой жизни. Новой жизни мне и так хватает, верните все назад. Стащенные у медсестер ножницы резали с завидной охотой. Волосы неприятно похрустывали над ухом, падали лохматыми прядями в раковину. В зеркале отражался тот самый мальчик Яша, с прической «Вам с торчками, или без?»*.
Тошнило. То ли от того, что толком кусок в горло не лез, то ли Морская болезнь решила вернуться. Холодная вода обжигала разгоряченную, опухшую от слез кожу лица. Уперевшись руками в раковину по бокам, дышала, восстанавливая дыхание, чувствуя, как капли скользили по лицу, падая вниз.
Остро хотелось выкурить блок сигарет, запивая все это тремя бутылками отборной водяры маленькими рюмочками, растягивая сомнительное удовольствие часов на шесть.
Принятие действительности, да?
Будто не со мной.
Голова легкая-легкая, избавившаяся от привычной тяжести, а мысли как цементные блоки давят.
Вот уж точно, попала на корабль мертвецов. Пусть и в будущем, но какая, блядь, ирония.
Думай о высоком, да, мам? А давай лучше о низменном подумаем, как выжить-то, свою шкуру спасти. Спасать кого-то? Ага, сейчас, пойду к Белоусу, прикинусь пророком, так меня же за мои пророчества нежно по тощей шее ножом погладят, да за борт кинут.
Не знаю, как другие, а я от одного присутствия Белоуса где-то поблизости чуть ли не обоссыкаюсь, будем честными. Аура у дедка такая, что за борт никто выбрасывать не будет, сам сиганешь с разбегу.
Жуткий мужик. И это я с ним лично не встречалась. Представить то, какие у него шрамы, вообще нереально. Перенести их из мультика в реальность просто мозг не в состоянии. Тот же Татч со своей загогулиной вокруг глаза смотрелся бы жутковато, если бы не помпадур эффект смазывал, да и вообще, у него на редкость добродушный вид для пирата.
В другие миры поверить сложно, я, как яркий пример происходящего безумия, не убедительна, увы. Единственный и неповторимый экземпляр, чтоб вас. И доказательств нет. Ангел-спаситель из меня аховый, и если на ангела я с трудом и смахиваю, благодаря своему эпичному падению, то только на какого-то бракованного бомжа-сумасшедшего, которого с небес турнули, чтоб видом своим атмосферу святости не портил.
Еще неизвестно, что случится, если я сейчас пойду и пиздану про будущее, вдруг реальность сломается, вообще взорвется, сотрется как карандашная помарка ластиком с белого листа или распадется по молекулам. На мир этот, откровенно говоря, плевать с Эвереста, а вот на свою шкуру — нет.
Здравствуй, здравый эгоизм, где же ты раньше был? Пусть история идет, как и шла. Я с тем же Портгасом не браталась, а Белоуса в батьки себе не признавала. У меня есть свой брат, есть отец, мама, родной дом, мир и жизнь.
Или был. Были.
В любом случае на брудершафт не пила и не буду.
Я никому ничего не должна. Не обязана. Клятв не давала, договоров не подписывала, душу дьяволу не продавала и вообще, все происходящее вокруг меня — какая-то чертовщина, в которую добровольно не полезу.
Пусть Портгас умирает, раз ему это суждено. Да, молод, красив и вообще парень забавный, еще совсем волчонок, только отрастивший зубы, не обточивший их на своих врагах, мне-то что?
Я тоже молодая и жить хочу. Желательно долго, счастливо и до седин, чтобы потом втирать своим внукам, если они вообще когда-нибудь будут, какой я была правильной и праведной. И до свадьбы ни-ни, и после свадьбы ни-ни, а детей сквозняком в форточку надуло.
Тошно.
Противно, ведь когда-то в подростковом возрасте рыдала сопливой девчонкой, слезы с соплями по лицу размазывая, проклиная всех на свете за его смерть. Тогда хотелось спасать мир, нести справедливость. Думалось «вот если бы…»
На лбу выросли рога, блядь.
Все мы крепки задним умом, сидя дома на диване и воображая себя творцами мира, а как дело дойдет, смываемся со скоростью света. Ебаная человеческая натура, которой моя личность подвержена скорее больше, чем меньше.
Волосы начали подсыхать и уверенно подниматься дыбом, вызывая кривую усмешку. Не прическа и смена имиджа, а убожество какое-то, но сейчас вроде чем кривее, тем моднее. Эстет во мне, видно, умудрился загнуться окончательно. Воистину, вкус у меня хороший был только в музыке. Во всем остальном простой столичный бомж, как говаривал мой излишне манерный братишка, чертов интеллигент в очках.
Умные книжки тоже читала, а надо было Робинзона Крузо учить наизусть и чертов «глупый детский мультик», который внезапно оказался основанным на реальных событиях.
Лили, увидев мое «эпатажное» творение на голове, зависла, открыв и закрыв рот. Стояла, смотрела на меня, раза четыре решая что-то сказать или прокомментировать, но в конце так и не произнося звука.
— Сильно криво? — вздохнула.
— Тебе точно не двадцать. На такое у взрослых людей мозгов не хватит.
— Скорее дурости. И да, мне больше.
— Не верю.
— Похуй, — флегматично пожала плечами. Все равно ненавистника нецензурных выражений здесь не было.
— Действительно, — покачала она головой. — Все в порядке?
— Да, — улыбнулась вымученно. — Я решила, как буду жить дальше. Заберу свою долю, куплю домик на каком-нибудь тихом острове и заживу тихой жизнью.
— А как же твой дом, семья? Ты не хочешь туда вернуться? — историю моего «нисхождения» на эту бренную землю она прекрасно знала, поэтому вопросы задавала, в принципе, правильные.
— Некуда. И не к кому.
— Прости.
— Ничего, все в порядке. Слушай, а ты можешь достать бутылку чего-нибудь крепкого и сигареты? — спросила внезапно даже для самой себя.
— Зачем? — девушка удивленно покосилась.
— Предлагаю набухаться и укуриться в хламищу. Душу лечим, гробим печень. Мне это нужно, понимаешь? Очень.
Девушка смотрела на меня сверху вниз, недобро прищурившись и о чем-то серьезно размышляя, после чего неожиданно кивнула.
— Жди меня после ужина, — заключила она и неожиданно крепко сжала мое плечо, выражая поддержку, тут же отпуская.
— Лили, — схватила ее за руку, останавливая. — Спасибо.
— Пока что не за что.
Вечера ждала, как праздника, честно.
Створка иллюминатора заедала, но я упорно пыталась открыть круглое окно, когда же я все-таки обеспечила себе доступ воздуха и облегченно выдохнула, заслышала деликатный стук в дверь.
Мне надо было насторожиться, честно.
Потому что ко мне никто не стучался, Лили же просто врывалась без стука, а парни были всего один раз, чуть ли не вкатываясь в мою каморку клубком переплетенных ржущих тел. Но моя невнимательность сыграла со мной злую шутку, и, резко распахнув дверь, я столкнулась совсем не с Лили.
— Прости, меня спалили, — помахала мне Лили рукой, не испытывая и грамма вины, судя по лицу.
Предательница. Готова печенью сторговаться, сдала начальству. Хотя, это было ожидаемо, все же де-факто он мой командир и отвечает за меня и мою голову. Пусть и временно.
Блядь, об этом я как-то забыла и не подумала.
Но поздно уже, цирроз печени догнал раньше осознания, что он вообще-то бывает.
Татч выволок меня на свет, особо не напрягаясь, встряхнул за плечи и, кажется, хотел что-то сказать, но…
— Что ты?.. Мать твою!
О, оказывается он умеет ругаться.
— Мать мою не трогай, — вздохнула, тряпочкой болтаясь в его руках, пока он меня вертел вокруг оси, со странным выражением рассматривая художество на моей голове. Однако, судя по реакции, действительно получилось эпатажно.
— Ты головой ударилась?
— Нет?
— Тогда зачем?
— Захотелось?
— Может хватит отвечать вопросом на вопрос, а?!
— Я подумаю.
— Чертовы бабы, вот как вас понимать?
— Молча?
— Заткнись, бедолага.
— Я не бедолага.
— А кто ты, позволь спросить? — ехидно спросил мужчина, вот только по глазам было видно — от меня ждут нормального ответа.
— Небесный подарочек.
— В задницу такой «подарочек»!
Могла бы обидеться, да незачем, ибо не за что обижаться. Сама дурная, правильно говорили даже — ебнутая.
Бедный мужик. Молодец. Выебала мозг минутой разговора, как не прибил только, а?
Мужчина, схватив меня за плечо, чуть ли не волоком тащил по коридорам, правда, и я упиралась слабо, только ноги переставлять пыталась вовремя, чтоб вообще мешком картошки не проехать по полу.
Лили, скотина окаянная, только улыбалась, махая мне вслед, и еще прошептала в спину:
— Еще спасибо скажешь.
Ага, как же. Была бы возможность, кулаком под дых бы поблагодарила. Но тут скорее мне подарочков наставят, а я отбиться при всем своем желании не смогу.
Не люблю женщин. Вот просто не люблю. С ними ни дружить, ни враждовать нельзя, с парнями проще, особенно в детстве, шароебишься, металлолом собираешь, яблоки воруешь и никаких проблем.
Дружишь — сдадут. Не дружишь — сдадут с большим удовольствием. Единственный вид дружбы, который между нами, девочками, возможен — это дружить против кого-то.
Не везет мне с женщинами, как бы потешно это ни звучало. Даже на темную сторону сманить не получается. Все равно против меня дружат!
— О, Татч, чего-то ты долго! — хохотнул кто-то.
— Да вот, головная боль моя, — хмыкнул мужчина и фактически вытолкнул меня перед собой в освещенное помещение, где накуренный дух стоял видимым туманом надо головами собравшихся.
Сидящие мужики уставились на меня, как на пришествие Христа, а я поспешила поправить огромную футболку, которая сползла, провокационно открыв тощее, белое плечо.
Смутилась бы, да только смущалка куда-то пропала. Голову в плечи втянула и уставилась на всех волком.
— Охо, с каких пор ты нянькой стал? — выпрыгивая, как черт из табакерки, рассмеялся Эйс.
— С тех пор, как стал комдивом четвертого дивизиона, — буркнул Татч.
— Ого! — Харута выскочил вслед за Эйсом, вытаращив глаза. — Изо? Изо! Иди сюда!
— Зачем? — спокойный голос мужчины, переодетого в гейшу, почему-то принес с собой чувство приближающегося конца света.
— Я хочу засвидетельствовать, как ломается твое чувство прекрасного! — Харута, подскочил ко мне и, схватив за руку, бесцеремонно вытащил на свет под взгляды своих товарищей.
Изо сидел за столом с видом королевы и курил трубку, кажется, такую называют в Японии «Кисеру», но точной уверенности не было, явно наслаждаясь процессом, познавая дзен, как и положено японцу. И тут из клубов дыма, с подсветкой из-под лампы, явилась миру я.
«Я упала с сеновала, тормозила головой. Меня мама не поймала, тормозить пришлось самой!»
Хотя не.
«Я упала с сеновала, меня били шифоньером».
Мужчина замер фарфоровой статуэткой, так не донеся свою трубку до рта. Несколько мгновений он осматривал меня долгим взглядом, после чего закрыл глаза и с таким же каменным выражением лица затянулся дымом.
Грянул хохот.
— Будь добр, пусти меня, — абсолютно спокойно, или попросту устало, проговорила, пытаясь вытянуть руку из цепкой хватки.
— А если нет? — хитрый прищур мне не понравился.
— А если в глаз?
— Ты-то? — фыркнул парень.
— Да не трогай ты ее, Харута, — меня снова цапнул за плечо Татч и буквально заставил сесть между ним и Фениксом. Главный птах на корабле лишь покосился на меня, но ничего не сказал. Спасибо ему за это.
— Зачем ты девчонку-то притащил?
А действительно, зачем?
— Убьется, — краткость сестра таланта, да, Татч? А что это ты не сказал, что я собиралась спиваться и скуриваться в своей каморке, а?
Но Изо только кивнул головой и никак не прокомментировал слова кока.
— Так, ребят, мы играть-то будем? — Портгас потряс колодой карт.
— Раздавай уже.
— А она играть будет?
— Буду, — буркнула.
— А что ставить будешь? С тебя-то взять даже нечего, — намек на то, что я, простите, бомж в чужой одежке, ударил неожиданно сильно и по больному. Обидно.
Молча стащила серебряное кольцо с большого пальца. Когда-то отец мне его покупал на безымянный палец по моей просьбе, хотелось, чтобы на каждом пальце было по кольцу, но, увы, все кольца были куплены без меня. И всегда были сюрпризом. Будучи подростком я была полновата, а потом резко похудела, и колечко стало слетать с безымянного пальца, а на среднем давило. Удивительно, но на большом пальце ему нашлось место. Ну и самое маленькое по размеру оно было самым большим по весу, благодаря своей ширине в основном.
Но на фоне местных гулливеров вообще как-то смотрелось не внушительно. Сомневаюсь, что даже кому-нибудь на мизинец налезет, разве что только Харуте.
— Серьезно? — хмыкнул Эйс, прищурился.
— Каждому свое сокровище, — усмехнулась ему в ответ. — Эти кольца — память.
— Что же, принимается, только не ной потом.
— И не подумаю.
— Я бы не стал этого делать, — заметил Татч.
— Это мое дело.
— Конечно, — спокойно пожал он плечами.
— Что ж, начинаем!
Кажется, игра в дурака просто всемирная. Да и карты во всех мирах одинаковые. Правда, в покер играть так и не научилась.
Мне нужно было отвлечься.
Память у меня была хорошая, и, покусывая губу, внимательно следила и пыталась просчитать, что у кого было. Сначала игра шла ни шатко ни валко. Отстукивая пальцами ритм, напевала себе под нос песню и в нужных местах делала большие глаза, блефуя напропалую.
А потом принесли алкоголь и завертелось.
— Охренеть, наглость! — выдал Татч, когда я азарте стащила у него под носом бутылку и хлебнула с особым смаком прямо с горла.
— Наглость это у меня карты палить с высоты своего роста!
— А ну верни!
— Ага, разбежалась! — попытавшись отшатнуться от Татча со всего маха налетела на Марко, который флегматично выставил руку перед собой, не давая мне врезаться в него. Но мне было плевать.
А потом первый нагнулся, беря с пола бутылку, и вручил мне ее с таким покерфейсом, что мне только оставалось скомкано принять щедрый дар.
— Марко, это спаивание малолетних! — возмущенно выдал «мамочка».
— Она взрослая, — спокойно заметил синий птиц.
— Да гонит она! — вспыхнул Эйс.
— Она не врет, — хмыкнул мужчина и спокойно закурил под пришибленным взглядом конопатой задницы.
— Да откуда тебе знать-то? — возмущенно пропыхтел Эйс.
— Воля. Которой ты овладеть все никак не можешь.
Ух ты, как интересно-о.
А камень-то в твой огород, вон как зажегся, огонек.
Растянув губы в победной улыбке, отсалютовала жаркому парню бутылкой и окончательно расслабилась, выиграв у кого-то деньги, но обменяв их на пачку сигарет. Под возглас «Нечестно!» развела Эйса на бусы, а Висту на цилиндр, который был мне как верхняя часть скафандра.
В какой-то момент мое кольцо пошло гулять по кругу, когда у меня его таки отыграли, а Татч на бусы Эйса не купился.
А потом Харута притушил лампу и загробным голосом объявил время страшных историй. Высунув язык в свете лампы, попытался изобразить висельника. Эйс резким движением махнул рядом с чадящей лампой рукой, туша огонь, нахально забирая себе право начать историю. Но Харута возмутился и сказал, что так нечестно, лампа, повинуясь Золотому сыночку, снова зажглась. Предложила крутануть бутылочку, идею поддержали, и горлышко неожиданно указало на меня, вызывая чувство ностальгии.
«Черт, а я хотел ее шугануть!» — разочарованно буркнул Эйс.
А я ухмыльнулась, думая о том, что бы мне такого рассказать. На ум ничего такого не приходило, а потом вспомнила страшилку, которую можно всерьез принять за реальность, когда находят пустые корабли-призраки без команд на моей родной земле.
Лампа горела едва-едва. В темноте тлели сигареты, окурки дотлевали в импровизированной-пепельнице тарелке. Хмель ударил в голову, как и сама атмосфера. Душно, накурено, тусклый свет от лампы и тлеющие сигареты.
Страха не было.
Вопреки всему, лампу отодвинула в центр стола, тоже уходя в темноту, желая добиться нужного эффекта.
— Есть одна легенда у меня на родине. Кто-то говорит, что это вымысел, но правду наверняка знает лишь тот, кто написал об этом, — выдохнув дым, прищурилась. — Он явился на землю из далеких звезд еще до того, как появились люди, птицы и животные. Много-много лет назад, еще до создания этого мира. Древнее исполинское существо, воплощающее ужас, вместе с такими же Великими Древними. Имя ему было Ктулху, Владыка миров…
Как хорошо, что я одно время увлекалась мифологией. И когда натолкнулась на мир Говарда Лавкрафта, была поражена фантазией этого человека. «Зов Ктулху» произвел на меня просто невероятное впечатление.
Или не хорошо?..
Сейчас, находясь там, где возможно все, я начала осознавать, что возможно в этом мире чертов японец-демиург воссоздал это чудовище, а вместо того же Рафтеля незадачливого Короля Пиратов ждет погубитель миров…
Матерь божья! А вдруг?! Имена пиратов же были выдернуты из нашей реальности, да и вообще Ван Пис был эдаким слепком всего и сразу. Коктейль из всякой всячины с вишенкой на торте, неизвестного содержания. Воля Ди, сокровище Ван Пис, Рафтель…
— …в глубине вод под Р’льехом покоится Ктулху, дожидаясь своего часа.
— Охренеть, — тихо проговорил Портгас.
— Согласен, — хрипло отозвался Харута.
А я, чувствуя себя крайне странно, очевидно накрутив саму себя, к концу рассказа уже реально прониклась историей. Некогда уютные тени стали казаться угрожающими.
— Я пожалуй пойду спать, — встав со своего места, решила покинуть компанию.
— Черт, ну ты и страху нагнала, я теперь спать не смогу!
— Сможешь, ты нарколепсик, а мне как быть? Я же не ты, так просто не усну! — возмутился Харута.
— Проводить? — спокойный голос первого комдива заставил вздрогнуть. Бросив взгляд на Татча, осознала, что и так мужика уже извела, но идти одной через палубу было попросту страшно.
Кивнула, поежившись от мурашек, которые умудрились набежать на кожу даже в душном помещении.
Черт, лучше бы Кольриджа читала или песни пела, благо, видимо, это я умею гораздо лучше, чем рассказами и легендами народ развлекать.
Вот же женская натура, сама на себя страху нагнала, когда других напугать пыталась. Идиотка.
На палубе было холодно, и ночной ветерок тут же удвоил количество мурашек. А сквозь плеск и шум волн за бортом, да и вообще звуки поскрипывания, доказывающие «жизнь» корабля, слышался «голос» пресловутого Ктулху, который жаждет свести тебя с ума.
Жуть.
Корабль жил. Расслаблялись этим вечером не только комдивы. Мимо прошли другие пираты, кивнув комдиву, и даже удивленно покосились на меня.
Запоздало пришла мысль о слухах, которые мужики распространяют ничуть не хуже женщин, уж поверьте. Будучи часто в компашках мужиков «своим парнем», успела за свою, пусть и не такую долгую, жизнь такого наслушаться, что только диву даваться оставалось. Отличались, кстати, больше те, кто не имел постоянной партнерши и мог гулять по бабам, сколько вздумается. Они-то как раз не скупились на подробности кто, где, с кем, в каких позах, при каких обстоятельствах и сколько раз.
Что не удивительно, так как любимую женщину с другими мужиками, как правило, никто особо не горит обсуждать.
— Эти легенды правдивы? — от голоса сопровождающего меня мужчины вздрогнула и обернулась. Блеклые серые глаза в свете фонаря, освещающего палубу, казалось, светились.
Вроде птица, а глаза рыбьи. Странный он мужик. И страшный.
— Никто не знает наверняка, только тот, кто их написал, — поежилась, потерев руками предплечья, разгоняя мурашки.
— А сама ты как думаешь?
— Не знаю, — ответила честно, потому что если раньше я была уверена, что это выдумки и в моем мире такого ужаса нет наяву, то за этот мир поручиться уже не могу. Кто его знает, какого «перцу» автор сего бреда, в который мне «посчастливилось» влететь, решил добавить. — Но я бы хотела, чтобы это было всего лишь легендами.
Феникс кивнул.
Этой ночью я не спала. В, казалось бы, уже привычных звуках корабля, которые за последнее время начали становиться колыбельной, звучали страшные слова, навевающие ужасы.
Этот чертов мир…
Алкоголь вымывался солеными слезами.
Плед не спасал от накатившего кошмара.
Тем, с которыми я совсем недавно играла и смеялась, распивала спиртное, не спастись.
И мне от этой реальности не сбежать и не спастись.
Но подергаться хотя бы для приличия стоит.
Пора было прекращать ныть.
В глубине вод под Р’льехом покоится Ктулху, дожидаясь своего часа.