Как приятно просыпаться выспавшимся.
В этом есть счастье.
Птички чирикают, море шумит, ветерок, солнышко, чистый воздух… Марко Феникс.
Привстав со своей лежанки, опершись руками позади спины, сонно моргнула, уставившись на абсолютно мирного на вид мужчину, что сидел совсем рядом на песке, расслабленно и спокойно.
Караулил, что ли? Не удивилась бы.
Запоздало вспоминается, что я тут голышом плавала… Пофигу.
Закрытые глаза, ленивая безмятежность. Феникс явно наслаждался погодой и звуками волн, накатывающих на берег пенными барашками.
Со вздохом откинулась на спину, заложив руки за голову, и уставилась на небо, которое проглядывалось голубыми лоскутками сквозь листву какого-то экзотичного дерева. Листья обрели разные оттенки. От насыщенного зеленого в тени, до золотистого на солнечном свете.
Красиво и умиротворенно.
Спокойно так.
— Кем ты была в своем мире, йой?
Вопрос был столь внезапен, что ленные мысли в голове «врезались» в него и рассыпались, оставляя после себя… ничего. Ни «доброго утра», ни «как спалось».
— Тебе зачем?
— Интерес?
— С чего вдруг? — хмыкнула.
— Кто-то недавно мне говорил, что ее мнение никого не интересует. Вот, исправляю.
Настроение стремительно поворачивалось от положительной стороны в отрицательную и собиралось идти в сторону очередного нервяка.
— Мне даже интересно, что ты ожидаешь услышать, — фыркнула, прикрыв глаза и расслабившись, собираясь вернуть хотя бы частично свое спокойствие. — Обычный обыватель, гражданское лицо, к выживанию в условиях внезапного попадания в другие миры не приспособлена. Была неплохим человеком, по меркам моего мира. Даже хорошим.
— Хорошим? — короткий смешок мне был ответом. Открыв глаза, скосила их на собеседника и наткнулась на насмешливый взгляд. Феникс все так же сидел расслабленным и спокойным. — Для кого?
— В смысле для кого? — непонимающе нахмурилась. — Для дорогих людей, конечно.
— Сомневаюсь, — Марко широко улыбнулся, поднявшись на ноги, лениво отряхнулся и, махнув рукой, просто пошел прочь, оставляя меня в полнейшем недоумении.
Странное утро.
Ебанутое какое-то.
Хотя… пора бы привыкнуть.
И что он мне сказать хотел? Точнее, не так.
Что я, благодаря его словам, теперь сделать должна?
Махнула рукой, решив просто и незатейливо забить.
Мне полюбился берег. Уж какая беда в голову ударила, но, кажется, эту хрень называют «свободой»?
Или это просто сумасшествие?
Не удивилась бы.
Море манило, соль с губ попадала на язык, волнуя вкусовые рецепторы. Тело наполнялось приятной усталостью.
У меня не было рома, но на робкую просьбу Сшива вручила какую-то древнюю бутылку вина с выдержкой в триста лет.
Попытка вернуть ее оказалась провальной, женщина только выдала мне корзину с едой и выпнула из своего дома, пригрозив зашить рот, если начну свою шарманку про ценный алкоголь по новой.
Я, конечно, не Элизабет Суонн и совсем не Джек Воробей, но устроить кострище на берегу моря хотелось.
Сначала сомнения одолевали меня, как и какие-то там нормы, но к черту Грин Пис, к дьяволу это треклятое «не положено».
— Похуй, пляшем. Танго так танго, стриптиз — так хоть в свое удовольствие, — буркнула, стаскивая на берег будущие дрова, скидывая их в единую кучу.
Костру быть!
Желание умирающего — закон.
Похер, что сейчас я не умираю.
Желание попаданца?..
Да плевать. Хочу и будет!
Когда, если не сейчас?
Когда, если, блядь, не сейчас?..
Первый глоток вызвал отвращение, а потом — ничего, пошло. Бодренько так, даже не сопротивлялось особо.
У Татча вкус на вино был гораздо лучше. Дамский угодник.
Его же зажигалка помогла с розжигом, и потная, грязная вычесывающая песок не только из волос, но и из бровей, я валялась рядом с трескающим дровами костром в позе морской звезды, смотря на потрясающее небо и россыпь незнакомых звезд. На всю задумку ушел целый день.
Закат уже давно догорел, бутылка опустела, вот только пьяной я себя не ощущала.
Увы, не всегда можно напиться.
Интересный факт, если настроение напиваться нет, то и не выйдет. Это как… сложно описать. Когда сидишь на поминках друга и стопку за стопкой опрокидываешь, да толку-то… Водка не помогает ни напиться, ни забыться, так как в голове и так все пусто. Вот был человек и нет. И ты не можешь это осознать. Понимаешь, но еще не осознаешь. И оттого горечь.
Стопка за стопкой, вот только опьянения нет. И облегчения тоже.
Уровень отчаянья и усталости, кажется, уже достиг точки невозврата. Опасное состояние. И психотерапевтов поблизости нет, а хотелось бы.
Пить в одиночестве — отстой. Пить с Татчем — одно удовольствие. Вот только…
Последние пьяные похождения окончились не слишком-то хорошо.
Народные средства и акт самолечения алкоголем не помогали. Скорее ухудшали ситуацию. Женский алкоголизм, говорят, не излечим. Хотя в моей ситуации, может, это и выход? Бухаешь от зари до зари, горя не знаешь.
Кинув пустую бутылку на песок, уселась, подтянув к груди колени, и, тяжело вздохнув, уставилась на горизонт.
Скорбь?
Тоска?
Или просто усталость, которую даже вино трехсотлетней выдержки не перешибает? Впрочем, никогда не любила вино, если так подумать. И никогда не была знатоком, тем более сомелье. Это у Татча глаз наметан, он с ходу может определить, кому что нравится, по одним только вкусовым предпочтениям.
— Блядство.
Берег, костер, пустая бутылка и я.
Ни семьи, ни друзей.
Вокруг тебя целый мир, а податься некуда. Да и незачем.
Ах нет, я недавно Моби Дик домом назвала…
А ведь судьба у Моби совсем не завидная.
И мне еще говорят, что я какая-то там Катастрофа и мир могу порушить. Ну-ну. Я-то?
Придерживая бутылку пальцами за горлышко, просто покачивала ее, роняя время от времени в песок.
Бессмысленное действо, но думать помогало.
Мир разрушить. Конечно, почему нет? У меня был особый урок в воскресной школе по субботам, где мне преподавали, как быть Дьяволом и устраивать Рагнарек.
— Хорошей? Для кого?
Голос Марко прозвучал в голове особенно отчетливо.
Для кого?..
Глупый вопрос.
Хороший человек не для кого-то, он просто… ой.
Для кого я была хорошей? Для родителей, для подруги, для бывшего мужа, для… себя?
В голове был полный штиль, то самое затишье перед бурей осознания того, во что меня опять щедро окунул Марко Феникс.
Смех вырвался из груди, и я вновь растянулась на песке.
— Хороший человек…
Дихотомия добра и зла. «Хорошо» и «плохо».
Эй, Уль, а чего такого ты сделала, чтобы тебя считали хорошим человеком? И самое главное: кто считал тебя хорошей?
Я же… полное говно как человек.
Все мои дела так старательно замаскированы под «ради кого-то», а на деле… сплошной эгоизм. Как при разводе, как при спасении Татча, как… Да во всем!
Рука легла на разгоряченный лоб. Припекало от кострища. Звезды перед глазами размывались.
Трусливая.
Эгоистичная.
Стерва и сволочь.
Ты ни хрена не хорошая. Не то чтобы это какое-то открытие. Все придумано до нас, но именно сейчас отчетливо почувствовала всю глубину ловушки Феникса.
А ведь до последнего момента хотела все бросить, молчать и ничего не делать. Если бы Татч не пробрался под кожу, не залез своим теплом в кости и не вскрыл улыбкой и добрым отношением грудину до самого сердца, не стал тебе другом, тем самым, о котором мечтают все девчонки от четырнадцати до шестидесяти, без пошлых подтекстов, без какой-то вероломной цели, просто другом… ты бы даже пальцем не пошевелила.
Ох, черт.
Не сильная. Не смелая. И даже не умная.
Не способная на самопожертвование.
Такая… обычная. Как и все люди вокруг.
Уль, ты же дерьмо. Кусок мяса, человечина на ножках, которая просто живет.
Ты не хороший человек.
И вокруг тебя подавляющее большинство — такие же «хорошие». Делающие общепринятые «хорошие» вещи ради собственного удобства. Комфортного существования.
Интересно, Мать Тереза тоже была эгоисткой? Ну, в глубине своей души? Или это я вконец испорченная.
О, дрянная философия о добре, зле, вечном и бесконечном! Как же заебало!..
— Да и похуй, — звезды такие далекие, но красивые. — Я — хуевый человек, который не способен на великие свершения, и что?
От жара костра печет кожу и выступает пот. Огонь режет чувствительные глаза.
Я никогда не была хорошей.
И не буду.
Потому что на практике все мои громкие «я» обернулись очень интересными «только не меня». Мечтатель и романтик, подросток, готовый бежать всех спасать, нести добро и справедливость. Считающий, что в мире существует правда, бывают безгрешные люди… только что окончательно сдох.
В тебе Уль, столько всего хорошего, сколько и плохого. Ни отнять, ни прибавить.
Если верить религии… мы созданы по образу и подобию Господа Бога. Он всеведущий, всезнающий и всепрощающий, а значит, все знал, допустил грехопадение и никого не простил — ни людей, ни ангелов.
Человек создан по образу Бога. Посмотрев на себя честно и объективно, с горечью вынуждена сообщить — если все мы это подобие, то Бог — тот еще мудак.
Да простят меня верующие. А ведь вроде как признание своей греховности уже путь к спасению…
Пьяные рассуждения о религии изначально вели в тупиковое развитие мысли. Пожалуй, не стоило их начинать.
Со вздохом скосила глаза.
Марко Феникс в свете костра выглядел очаровательно… Стервец.
«Валить и трахать», — как сказала бы Элис. Но единственное, что мне хочется, это чтобы со мной кто-то сейчас выпил. А у него в руках уже знакомые бутылки.
Снизу вверх, лежа смотреть на пирата на фоне звезд в свете костра… даже красиво. И ведь мужчина совсем не красавец, если так подумать.
— Ты уже все или настроена продолжать, йой? — спокойный голос вырывает из мыслей, стремящихся к… грехопадению.
Нужно либо заканчивать, либо продолжать до упора. Чтоб потом действительно было все равно.
Молча вытянула руку вверх. Окинув меня насмешливым взглядом, Феникс вложил в нее желанную бутылку.
Та соблазнительно булькнула, приземлившись в мою ладонь.
— Я не хороший человек, — совершенно спокойно сказала, уронив руку с бутылкой под грудь. Другую же закинула за голову. — Иногда даже для себя.
— Кто-то называет это мазохизмом. Бывает, йой.
— Но ты хуже. Наверное.
— Да что ты?
— Ну, я не убивала людей.
— Поверь, это не показатель хорошего и плохого, — Марко падает рядом на песок и открывает бутылку.
— Согласна. Но дай хоть потешить остатки моей наивности и веры в этот мир?
Насмешливый такой взгляд.
Петух.
Мысли лениво бродят в голове. Нераспечатанная бутылка так и давит на грудь. Даже поднять ее лень.
— Но я собираюсь взять на себя ответственность за тысячу жизней. И даже больше, — выдыхаю. — Скажи, Феникс, одна жизнь стоит тысячи? Скажи мне, Марко, стоит ли один человек, который точно такой же, как и все мы, стольких жертв? Вот Татч, например, он же…
— Избавь меня от бессмысленных разговоров о плохом и хорошем, йой.
Ловко.
Я расхохоталась. Горько так, перекатилась со спины на живот, подтянула ноги, садясь на них, и подалась вперед, опираясь руками на колени сидящего рядом, наблюдающего за моими действиями пирата. Он оторвался от бутылки и уставился на меня спокойным взглядом.
Глаза в глаза.
— Что в этом гребаном мире самое важное, Марко?
В свете костра его светлые густые, выгоревшие на солнце волосы причудливо переливались огненными всполохами. Не холодным синим, как обычно, а жарким, ярким, огненно-красно-золотым.
— Свобода выбирать. И ты сам, — улыбка у него широкая, жесткая, глаза спокойные.
— Значит, эгоизм? — взгляд снизу вверх.
— Он самый.
— А если… нет выбора? Правильного? Хорошего?
— Выбор есть всегда, — бутылка с недопитым вином отставляется в сторону. Пират чуть прокручивает ее дном в песке для устойчивости и скидывает мои руки со своих коленей. — Вопрос только в цене, которую ты за него заплатишь. И способности принять эту цену.
Искры костра взлетали к небу. Я устало сидела на коленях и просто смотрела на этого невозможного человека.
— Татч должен был умереть. Но он выжил, и будущее стало непредсказуемым, — вздохнула, закрыв глаза, обессиленно. — Эйс проиграет Тичу.
— Он убьет его? — взгляд Марко тяжелый, острый.
— Нет, — почему-то стало весело. — Морской Дозор будет рад принять сына Гол Д. Роджера в свою тюрьму и построить ему эшафот.
— Гол Д. Роджер?.. — голос первого комдива внезапно стал глухим. — Эйс сын Гол Д. Роджера?
Я широко распахнула глаза и уставилась на такого же потрясенного Феникса.
— Блядь, ты что, не знал? Ты ж правая рука Белоуса! — выпалила ошарашенно.
Твою ж мать!..
Я думала, он это знает. Тогда на палубе, после допроса, мне показалось, что он все понял. Все понял…
Может, понял, что я эта… мифическая Катастрофа? А вот об Эйсе…
А он не знал!
Да как так-то?!
Марко смотрел на меня непонимающе.
— Эй!
Рухнув спиной обратно на песок, выдохнула в звездное небо с растерянной улыбкой.
Твою-то мать!..
Рассмеялась.
— Ну теперь знаешь! — и еще раз перекатилась, совершив полный переворот по песку, упираясь локтями в землю.
— Стой, йой!
Ага, сейчас!
Буквально почуяв жопой опасность, я сделала то, что отрабатывала когда-то давно в школе, слава моему ненавистному учителю по физической культуре. Каким-то образом, на дурном веселье, серия кувырков в сторону моря вышла просто восхитительной.
— Улик, блядь!
Буль-буль, епта!
Отфыркиваясь от соленой воды, продолжала смеяться.
— Ты меня сейчас по имени назвал? Серьезно?!
— Вылезай!
Феникс явно был настроен решительно.
— Если я тебе так нужна, сам заходи! — фыркнула, едва на глотнув соленой воды.
— Выходи, — меня придавили Волей, она и приказной тон, наверное, должны были меня напугать, заставить подчиниться, но… что-то пошло не так.
Вздрогнув, бросила на Марко взгляд из-под занавеси мокрых волос. Отросшая челка липла к щекам и скулам лица.
Молча вылезла, хлюпая морской водой в сапогах, и встала напротив Феникса, что терпеливо ждал.
— Можно я тебе врежу? — устало вздохнула. Все настроение испортил.
Ни страха, ни опасения не было. Алкоголь гулял в крови, настраивая на непредсказуемый результат дальнейших действий.
— Сомневаюсь, что у тебя получится, йой, — насмешливо хмыкнул… синий птиц.
Ну, попробовать стоит?
Бить людей вообще плохо, но недавно выяснилось, точнее подтвердилось, что я ни хрена не хорошая. Свобода выбора, эгоистичность…
Кольцо Элис было слишком невзрачным. А удар, которому она меня пыталась научить, — слабым. Его без труда перехватили.
У Феникса резко расширились глаза, и он рухнул как подкошенный.
«Хороший кайросеки», — пронеслось в моей голове, прежде чем я попыталась его пнуть. Подсечка, и я на песке, а руки зажали в захвате над головой.
Холодно, мокро и тихо.
И уже совсем не весело.
Только море шумит и костер трещит, освещая бликами лицо склонившегося мужчины, которому удерживать меня было легче легкого. Даже не брыкалась, просто смотрела в ответ на эту хмурую рожу и думала о том, что мир чертовски несправедлив.
— Жаль, — выдохнула. — Очень жаль.
— Откуда у тебя настолько концентрированный кайросеки?! — а взгляд-то какой недобрый.
Коленями он стоял в мокром морском песке, и ног чуть-чуть касалось море.
В башке не было никаких адекватных мыслей.
Меня придавливал к земле гребаный мужик, которому я при всем желании оказать сопротивление бы не смогла.
Точнее, я так думала раньше.
— Элис подарила, — улыбнулась широко в ответ.
Это было совершенно непреднамеренно.
Так, голова дернулась. Очень… хорошо дернулась лбом в сторону чужого красивого прямого носа.
— Блядь! — ругнулся Феникс, которому эта «атака» вреда не причинила. Так, волосами по лицу мазнула, даже не дотянувшись толком. Марко скривился и внезапно… чихнул.
После продолжительной паузы и гляделок глаза в глаза меня наконец пробило на хохот. И никакие хмурые взгляды уже не могли остановить.
От смеха выступили слезы. Как бы злобно и пугающе ни выглядел до этого пират, да только это… это абсолютно не идущее грозе морей и вообще матерому морскому волку тихое и милашное «пчхи», как у моего кота, что остался в деревне с мамой, смыло остатки страха.
Пчхи, вашу мать!..
Хохот не останавливался. Уж какая там смешинка ко мне залетела, не знаю, но я ухохатывалась, даже когда меня закинули на плечо и, матерясь сквозь зубы, потащили в сторону костра.
— Сушись, дура!
Все еще посмеиваясь, стянула с себя сапоги, выливая воду в песок, греясь у костра.
Вот точно дура.
Стряхнула со своей бутылки песок и широко улыбнулась.
— Это было… мило.
Вино у меня отобрали.
Но от смеха над Марко это не спасло.
Абсурд какой-то.
Точно дура. Еще и с мозгами набекрень.
Но меня это не волновало совершенно. Кутаясь в многострадальный плащ, вытянув ноги в сторону костра, я счастливо жмурилась, наконец достигнув того самого состояния веселого похуизма. Есть в этом что-то особенное, когда ты пьян и море тебе по колено.
И Марко, мать его, Феникс не страшен, а очень даже мил.
«Пчхи», вашу мать!..
Бутерброды из корзины оказались на редкость вкусные, спасибо бабуле Сшиве.
Сон медленно утаскивал меня в свои владения, а мне не хотелось туда уходить. Появилось страстное желание что-нибудь сделать. Но у костра было тепло, а огонь завораживал.
Мысль, пришедшая в голову, прогнала сон. Последние сомнения улетучились и совсем растворились.
Похуй, пляшем. Танцуем. Один раз живем!
К черту все.
С этой мыслью я потянулась к рюкзаку, откопала мой недоконспект, написанный местными ручками так, что прочитать его не смог бы даже самый упоротый врач. Да и заметки там были понятны только для меня.
Никакой шифровальщик не догадается.
«…не забудь про падающий с неба корабль с преступными элементами».
Очень понятно, да.
— Что ты делаешь, йой? — устало спросил Марко спустя десять минут молчаливого наблюдения.
Вытащив из сваленных в кучу, собранных мной дров ветку, ровняла песок с особо яркой стороны от костра. Это выглядело крайне странно, но что поделать?
В моей голове всплывали воспоминания, четкие, красочные. Давно уже проанализированные. И они просились наконец-то быть кому-нибудь рассказанными. Планировалось, конечно, позже, но к черту, право слово.
За столь милое чихание обязан быть бонус.
Спасибо моим увлечениям в далеком прошлом, это хотя бы не выглядело как детские каракули. Умение хоть немного рисовать иногда полезно.
— Казнь Портгаса Д. Эйса состоится в Маринфорде, — ветка скользила по песку. — У вас будут три корабля и неожиданная поддержка с воздуха, а точнее с Импел Дауна. Монки Д. Луффи устроит побег из неприступной тюрьмы в попытке освободить своего старшего брата. Но надеяться на него не стоит. Пацан будет истощен и очень сильно на момент этого боя. Штурм Импел Дауна в одиночку — это вам не увеселительная прогулка…
— В одиночку? Штурм Импел Дауна, йой? — о, сколько скепсиса и недоверия в голосе, а также сомнения в моих словах. Ну-ну, посмотрю, как ты с ним встретишься. Хорошо, если сам целым уйдешь, и я не про физическое состояние. У парня удивительный талант, впрочем почти как у каждого главного героя, сворачивать мозги и менять полярности мировоззрения на противоположные.
— Он ебнутый, ему можно. А еще он главный герой и тот, кому суждено стать Королем Пиратов.
— И откуда ты это знаешь? — в голосе мужчины была усталость. Смирился, что ли?
— Ты спрашивал у меня, кем я была в прошлом мире? — усмехнулась. — Мне было лет тринадцать, когда я очень любила одну историю, которая тогда еще писалась. История о мальчике, который стал Королем Пиратов.
Отвлекшись от рисования стрелок, кто куда бежать должен, разогнулась, потирая поясницу.
— В вашем мире о нас есть история?
— Ага, я бывший фанат вашего мира.
— О…
— О, да. И тысячи и тысячи фанатов. Конкретно я фанатела по Портгасу Д. Эйсу лет в четырнадцать. Да и как в него не влюбиться? Парень — мечта всех девочек, — ностальгически улыбнулась, вот только реальность показала немного другую сторону. Медички явно были не обделены вниманием. А там через одну красотки. — Правда, потом автор этой истории, который, если что, самый настоящий безумец, решил сделать этого персонажа жертвой, что умрет во имя силы и взросления героя, то есть Монки Д. Луффи. Как было суждено умереть второстепенному и незначительному персонажу по имени Татч… жертвы чертового сюжета. Бредово звучит, да?
— Но Татч жив, йой, — взгляд у Феникса настороженный и серьезный.
— Да, — улыбка вышла кривой и жесткой. — Поэтому то, что я тебе сейчас расскажу… уже не имеет значения. Потому что, вероятно, я уже все сломала. Появившись здесь, вмешавшись в вашу жизнь, встав между Татчем и Тичем. Все это — уже неточно и неважно.
Потому что мир не рухнул.
Он просто изменился и сошел с намеченного пути одного мангаки. Он просто… уже не идет по тем рельсам, по которым шел.
Я столкнула Татча с железной дороги, на которой он должен был погибнуть, а сейчас предлагаю Фениксу распилить рельсы, отключить у железнодорожного состава тормоза — и будь что будет.
Ломать, так до конца.
— Катастрофа, йой?
— Ага. Только не я, а вы. Сначала Татч, который выжил, теперь ты, который узнал возможное будущее и сломаешь его, — резким движением палки я перечеркнула знак Мирового Правительства над нарисованным Маринфордом. — Жизнь Портгаса Д. Эйса — на тысячи других. Какую ты цену заплатишь и что для тебя важно?
— А какую заплатила бы ты? — после долгого молчания спрашивает он.
— А я уже заплатила, — невесело улыбнулась, чувствуя кружащий голову хмель. Не сболтнуть бы чего. — Разве нет? Плачу только да плачу. Уже бочку из слез можно собрать.
В глазах Марко Феникса отражался огонь, когда он смотрел на меня, стоящую у костра.
Запрокинув голову к небу, широко улыбнулась.
— Ты выживешь, йой, — в голосе звенит сама сталь и арктический холод.
— Ты сказал, что нормальным в этом мире не выжить. Хорошим — тоже, — ветка скользила по песку. — Но спасибо за поддержку. Звучит весьма оптимистично после всех тех попыток меня отправить к Утонувшему Богу, ага.
— Утонувший бог?
— Выдуманная религия из одной очень страшной сказки. Бог моря и мореплавателей, покровительствующий войне и морскому разбою, — фыркнула. — Бог смерти и перерождения. Суровый и непрощающий дядька, обещающий вечную жизнь своим последователям. Правда, для этого надо было утонуть и вернуться назад. И так ты станешь Королем Пиратов…{?}[Бог из Игры Престолов, которому пираты поклонялись.]
Откинув в сторону ветку, зарылась рукой во влажные волосы.
— Я бы тебя не убил, йой. Даже не собирался.
Да что ты, Феникс. Думаешь, мне тут истину открываешь? А впрочем, плевать.
Я тут мир собираюсь немножко угробить. И вроде как всерьез, а вроде как и…
Тут здоровых нет.
А для сумасшедших психотерапевтов в этом мире не предусмотрели.
— Поделишься сигареткой?
Не могу больше. Не получается бросить, а Татч, зараза, далеко. Придется напрямую у Феникса стрелять.
Выдыхая дым в небо, рассказывала все, что могла вспомнить об этом мире, потирая виски, когда пыталась вспомнить какую-то важную деталь. Выкладывала все и сразу. Как он воспользуется информацией, что Монки Д. Луффи является сыном революционера Драгона, мне было решительно пофигу, но по блеснувшим голубым глазам стало ясно, что он таки найдет ей применение.
А вот… кое о чем умолчала.
Пусть я после войны в Маринфорде и не смотрела толком ничего, но слухами земля полнится. И тот же Донкихот Дофламинго не мог пройти мимо моих ушей.
Это мы прибережем для себя. И так, еще по мелочи…
— Ты недоговариваешь, йой.
— Конечно, — фыркнула сонно в согнутый локоть. Горизонт уже начал светлеть. — Когда вы меня киданете, мне же как-то выживать придется. А еще, как говорил один мудрый старик, — будущее всегда в движении. Поэтому все, что ты сейчас услышал, может оказаться неправдой. Не верь мне, Марко Феникс.
Все уже идет не так.