Я обещала Сьюзи потопить корабль.
Ну, я хреново исполняю свои обещания.
И все делаю хуже.
— Я не особо ее знал, — голос Адо не надломленный, не сломанный, как у меня. Просто тихий и печальный.
— Ты вообще узнал о ней перед всем этим дерьмом, — отозвалась шепотом, заходя в корабельный морг. Кусок стащенной парусины, обласканной ветром и солью ткани, болтался на руке. Ему рассказали о Сьюзи мы с Лили, а так бы и не узнал о тихушнице с Моби Дика. — Она была… женщиной Изо.
Адо поежился, поднимая лампу повыше, и выдохнул пар.
Холодно.
— Она накама…
— Именно поэтому мы здесь, — металлический блеск ящиков раздражал.
Адольф поморщился, но к трупам отнесся спокойно. Скрипнувшая крышка железного гроба его не испугала. Переглянувшись, мы вместе подхватили Сьюз за плечи и ноги и перенесли на расстеленную парусину. Белый цвет ей шел, а вот саван — нет.
Я кутала ее сама, стягивала грубой бечевкой ткань, из-за чего спустя время стало ясно, что это именно тело, причем женское, а не просто что-то непонятное. Выученные в свое время узлы мне в этом помогали.
Связывать покойницу.
Вот кто бы знал.
— Уль?
— Я в порядке.
Нихера.
Адольф тем временем проверял содержимое других ящиков. Отчаянно храбрый пацан с железными нервами. А ведь казался таким робеющим и смущающимся… Первое впечатление обманчиво.
Все не то, чем кажется.
И у мальчишки жизнь была совсем не сахарная.
Не просто же так его на Моби Дик занесло да в команду к Сильнейшему. Там явно своя темная история, а может, и не одна. Только думала и вспоминала я о том, что от хорошей-то жизни обычно в пираты и не идут, уже после всего случившегося. Умная мысля приходит опосля. Оно, конечно, по-разному случается: кто по дурости, кто по молодости, кому кровью грязной пиратский путь намечен, а кому-то просто не повезло, но в основном всегда есть предыстория — и далеко не всегда счастливая. Вообще не счастливая.
Жизнь — она вообще страшная сказка. Братья Гримм со своими историями были чертовски поучительны. От «чудес и магии» ждать хорошего не стоит.
Впрочем, сказки братьев Гримм не для меня. Я ебучий Колобок, который бежит да катится, пока Лиса не сожрет. Вот и вся история.
Но пока Лисы нет — катимся.
— Этого я знаю, — внезапно проговорил Адо, разглядывая какого-то мужика, поднеся лампу ближе. Жмур продолжал лежать и вставать не собирался. — Он из Революционной Армии.
С каких пор ты, малыш, знаешь революционеров? Что тебе там Феникс в твою рыжую голову вкладывал?..
— Тут все какие-то важные шишки, — хмыкнула, затягивая веревку потуже. — Что живые, что мертвые. И не проверяй тот гроб — это мой.
Слова слетели с пугающей откровенностью. Вовремя прикусить язык не успела, а худой мальчишка застыл на месте. Казалось, окаменел, только лопатки острые сквозь рубашку проступили, ткань складками волнуя.
— Как ты?..
Вот он вопрос.
— Я не знаю, — качнула головой, затягивая последний узел. — Я ничего не знаю, Адо.
А если и знаю, тебе не скажу. То, что случилось на Отрезанном острове, останется там же. Из всех участников событий в живых лишь я.
Мысль бредовая, задумка идиотская, но нашедшая отклик в душе, уже давно бередила разум. Вернуться в свой родной мир…
Домой.
Защемило, мутными, поблекшими воспоминаниями пронеслось, обдало тоской и теплом, а после рухнуло в ледяные, отрезвляющие воды реальности.
Здесь и сейчас я тут. Отставить нытье.
— Пойдем, — смурной мальчишка вернулся, встал рядом со мной, после чего мы вместе подхватили Сьюзи, чтобы вытащить ее на палубу, провожаемые взглядами. Холод давно остывшего тела обжигал руки.
После недолгого прощания и прочтения пиратской молитвы мы скинули Сьюзи в море, отправляя в долгий путь. Думаю, она нас бы простила за такие вот… не пышные похороны.
Закат был особенно красив.
Молчание — тяжелое, мрачное, полное тревоги и какого-то желания прыгнуть следом — повисло между нами. На этом корабле из «своих» остались только мы. Два неудачника, у которых выжить шансы стремятся к нулю.
Как все дошло до такого?
Адо навалился всем телом на фальшборт, наблюдая, как я прикуриваю, и о чем-то думал. Явно не о веселом. Молчал.
— Спрашивай.
Не стой над душой — и так тошно, хоть самой за борт сигать.
Секундное колебание, быстрый взгляд и вздох.
— Помогает?
А…
Скосила взгляд на сигарету, зажатую между пальцев, выдохнула дым и повела озябшими плечами. Покатала отраву фалангами, удивляясь, какими вновь худыми стали руки и насколько же их потрепало за последние дни. Вот тебе и маникюр.
— Хочешь попробовать?
— Просто интересно, — рыжий вздохнул. — Одни говорят, что помогает, другие — нет.
— Одного раза не хватило?
То что мальчишка раньше не пробовал дымом дышать, не верилось совершенно.
— Так дашь?
Молча протянула ему сигарету.
— Ну попробуй, — усмехнулась.
Подросток покосился, но взял. Неумело затянулся, поперхнулся «в себя», пытаясь сдержать полноценный кашель, и скривился.
— Херня.
— Да, — взяла обратно и дыма поглубже в легкие себе загнала. — Полная. Не начинай.
— Не буду.
Хорошая жена и мама, ага. Женщина-пиратка — женщина-мечта.
Бунт устроить, покурить, труп выкинуть за борт.
Что дальше?
Поиск сокровищ, сразу на Рафтель за Ван Писом?
Мир мы уже перевернули, да только сокровище я что-то не нашла свое. Или нашла, но потеряла?
У каждого пирата свое сокровище, да?
Мальчишка с веснушками на носу… то еще богатство.
***
— Мы не так далеко от Джаи, — голос Адо заставил отвлечься от рассматривания неба и вернул на землю.
— А Джая это?..
— Пиратский остров.
— О, — Джая… точно, место, где впервые пересеклись Тич и Луффи. — Тортуга.
Адо проигнорировал мое высказывание. Он вообще был пугающе понимающ и не задавал вопросов, хотя должен был.
Спустился, присел рядом на ступеньку, ведущую с капитанского мостика на палубу, и обхватил руками, придерживая множество каких-то приборов для навигации у живота. Для меня абсолютно бесполезные вещи. Вопрос, как он умудряется ориентироваться по небу, был мной озвучен ранее. Тут же острова, блин, разные. У каждого свой климат и все это…
«Ну и что? Небо для всех одинаковое», — ответил мне мини-штурман, а у меня в голове в очередной раз случился диссонанс. Нет, он это, конечно, верно сказал, просто…
Физику, астрофизику и все остальное пора было уже давно оставить за бортом. Этот мир безумен — наивно искать в нем крупицы здравомыслия. Прими как данность и не забивай голову.
— На Джае были наши люди.
— Не слышу уверенности в твоем голосе, — иронично хмыкнула.
Все очевидно. Все очень и очень очевидно.
Как только Адо приведет корабль к нужному месту, нас всех, скорее всего, ждет резня. Каждый сам за себя. Амос — убийца, двое из ларца тоже не настроены дружелюбно и не за красивые глаза в тюрьме ошивались, дозорных убьют, Вэй и Джошуа…
Мы оба это знали. Все это знали.
Джая… преступный мир уже бурлил. Энтузиасты всех мастей, пирующие на костях прошедшей войны, искатели сокровищ, вдохновленные идиоты…
Мы должны были выжить.
Обязаны выгрызть себе это право.
— Нам надо…
— Не здесь. Обсудим позже. Сколько плыть до Джаи?
— Десять дней.
— Хорошо.
***
На месте рулевого был в этот раз Дейв. Впередсмотрящим поставили мальчишку из Дозора. За бортом шумело море, а в голове моей устроил очередную пляску рой мыслей.
Они все должны умереть, чтобы мы смогли выжить. И это не красивая фразочка, не цитата. Это гребаная жизнь, которую придется воплощать своими собственными руками.
Вдох-выдох.
Это жестоко.
Это неправильно.
И этого от нас не ждут.
Это наше преимущество.
Главная проблема — Амос, который умеет пользоваться Волей, а еще и фруктовик. Он особенно осторожен.
Все они осторожны. Всех их не просто так везли в Эниес Лобби.
В голове всплывали уроки от медсанбата, которые я слушала, но искренне верила, что никогда и ни за что не буду применять. Это бесчеловечно, жестоко, это… не гуманно.
Татч бы за такое убил. Да любой нормальный человек убил бы.
Хотя лукавлю. Вопрос лишь в цене. Все имеет цену. Причина колебания лишь в том, примут ли оценку твоей жертвы и оправдания другие или, наоборот, осудят.
В любом случае крест нести не им, а мне.
Я собираюсь совершить ужасное деяние. На полном серьезе, без шуток. Самую настоящую жесть.
Но Адо — ученик Марко Феникса, и об этом знают все на этом корабле. Он в некотором роде его гребаное наследие, Белоусовский сын-внук-преемник. И это не смешно ни капли, девочки из медсанбата много интересных историй рассказали. Очень.
Шанкс был печально известным учеником Гол Д. Роджера. Он, конечно, не трепал об этом, но, кому надо было, прекрасно знали. А печально известным из-за того, что свою собственную жизнь вырывал буквально зубами. Всем назло. Веселый парень, за которым охотились все кому не лень.
Узнай кто лишнего, и безымянный мальчишка-юнга повторит судьбу Рыжеволосого Йонко. Вон, волосы уже есть.
И то, что я с ними, с пиратами Белоуса, тоже не секрет. И моя «смерть» перестанет быть тайной, стоит кораблю пристать к берегу. Информация о ребенке и сумасшедшей бабе из Белоусов может оказаться глупым слухом, а может привести к настоящей охоте. И более того, Сайфер Пол не дремлет. Хотя у них сейчас, скорее всего, своих проблем хватает, но…
Для меня найдут парочку.
Слезы пришлось молча смаргивать с ресниц и вытирать рукавами. То ли ветер, то ли луком защипало. Не плачу. Я не плачу, черт вас всех дери.
Дрожащей рукой уперлась в фальшборт, спрятавшись у бушприта.
Да за что мне это?..
Вдох-выдох.
Склониться, сгорбиться. Одной рукой упереться в доски, другой — закрыть рот. Нельзя давать слабину. Ты сделаешь все правильно. Либо тебя, либо ты их.
— Эй, — голос дозорного заставил вздрогнуть. — С тобой все в порядке?
— Да, — выдохнула, вскинув голову. — В глазах потемнело. Давление, кажется…
Молодой матрос окинул меня подозрительным взглядом, но кивнул, цепляясь глазами за шрам на виске.
Димеркапрол. Унитиол.
Дезинтоксикационное лекарственное средство. Применяется при отравлении. Есть на любом корабле вместе с крысиным ядом на основе мышьяка.
Незаметно выбросить за борт не получится… а вот спрятать, чтоб не нашли прямо в лазарете, — очень даже.
— Знать это обязательно, а вот применять… уже на твоей совести, — голос Мими звучал в голове мрачно, похоронно. — Это — подлость. Самая настоящая. Такое не прощают. Прежде чем совершить, тебе придется хорошенько подумать и решить, стоит ли оно того.
Адо предлагал спустить единственную уцелевшую шлюпку на воду и уплыть под покровом ночи, оставив за спиной корабль, что носил название «Стойкий», без правильного курса, обрекая на смерть или, как вариант, выживание, которое все же могло произойти, но…
Они нас не отпустят так просто.
Это понимали мы оба.
А если выживут? Свидетели, охотники и жертвы, погоня, и не факт, что сможем отбиться или добраться до своих. Сроки встречи уже вышли, а пока доберемся, там уже никого не будет. Да и вообще возвращаться в точку сбора сейчас — рисковать своими шкурами. Утечка информации, ловушка, Морские Дозорные, Сайфер Пол, Йонко, охотники за головами, просто жадные до наживы…
И мы все дальше от Ред Лайна и от Нового Мира.
Всхлип вырвался из глотки.
Наши рожи на розыскных листовках я не хочу увидеть. Не хочу.
Какими бы ни были пираты ублюдками — кок никогда не потравит тех, кого кормит. А врач никогда не убьет намеренно. Это правило негласное, принцип, против которого идти — бесчеловечно. Это мерзко, непростительно, подло.
Это все равно что нарушить «кодекс чести». То же спасение человека за бортом. Даже после битвы было принято подбирать врагов. Пусть они и становились пленными, но оставить человека бултыхаться в море считалось… негуманным.
Даже для пирата.
Димеркапрол.
Унитиол.
Мышьяк.
Как там говорил Белоус? Все пираты прокляты. Все продали душу своему собственному дьяволу, перешагнув через свои принципы, мораль, нравственность и даже нечто большее?
У меня за спиной ребенок со многими важными знаниями в рыжей головенке, я сама по себе зверушка очень и очень редкая. Даже если уже бесполезная, за мной пришел сам Сайфер Пол…
Что ты делаешь, Улик?
Что ты… твою мать, делаешь?!
— Он должен выжить, — шепот срывается с губ, когда, забившись в каморке камбуза, сжимаю в руках крысиный яд. Крысы — бич кораблей, благо на Моби Дике приучили на них охотиться Стефана, правда, строго ловить и душить, а не жрать. Это ладно, если свои собственные бегают, так ведь с других кораблей могут притащиться, а там хрен знает, чем травили.
Коты традиционно на кораблях не приживались и при первой же швартовке сбегали на сушу. Крыс на Моби Дике ловили и сами пираты, была даже игра, если вдруг кто заметит безбилетных пассажиров. Увидели — начинается «охота», кто больше поймает, тому самая удобная койка в лазарете при следующем ранении и неделю двойная порция еды на камбузе.
Но крысы это крысы.
А люди это люди.
Ни стыда, ни совести.
Такое не прощают.
А впрочем, я уже столько натворила…
Протяжный вдох.
Успокаивающий меня выдох.
Убивать в горячке боя проще. Даже тот ребенок-юнга, что был одного возраста с Адо, который поднял тревогу, не пугал фактом своей смерти от моей руки так сильно. Стычка с другими членами нашего разношерстного экипажа не вызывала столько страха, как…
Вот же выверт сознания.
Честно, нечестно. Правильно и неправильно. И откуда только взялись эти идиотские благородство и честный бой в бедовой голове?
Я гипнотизирую кастрюлю с ужином долгим взглядом, сглатываю тайком вязкую слюну и прячу под кофтой карман штанов, в котором лежит яд.
Всего-то насыпать, а дальше…
Лишь бы себя не выдать.
В последний момент морщинистая рука старика молниеносно перехватывает мое запястье над едой. Сердце падает в пятки.
— Не бери грех на душу, девонька, — Джошуа говорит это спокойно и мягко, но глаза его серьезные и хватка уверенная.
— Адо должен выжить, — шепчу надломленно. — Хоть он должен выжить.
Хоть кто-то в этом гребаном мире должен выжить.
Джошуа смотрит на меня долгим взглядом, хмыкает как-то невесело, а после сам добавляет в еду отраву, забрав из моих рук яд.
— Тебе жить и жить, девочка, — старик отодвинул меня в сторону, забрал половник и начал мешать мое варево. — Успеешь еще совершить грехов столько, что не пересчитаешь.
Застыв на месте, с непониманием смотрю на внезапного сообщника.
— А этот чем хуже?..
— Стань сильнее, зверенок, — Джошуа усмехается и поворачивается в мою сторону, выставив перед собой этот несчастный половник. — И сделай кое-что, так сказать, окажи услугу старику. Сохрани свою человечность. Ты в шаге от того, чтобы перейти черту. Ты же понимаешь это?
Человечность?..
Остаться человеком…
Да как в этом проклятом мире остаться человеком, старик?!
Но Джошуа прав. Он чертовски прав. Если сейчас я уже готова перейти грань, отбросив просто все — альтруизм, гуманность, — то как скоро стану подобна Тичу?
Следующий, через кого я переступлю, будет Адо?
А потом, чем черт не шутит, Татч? Если он еще жив…
— В своем безжалостном эгоизме, в своей чудовищной воле и способности пойти по головам даже тех, кто вам безумно дорог, — вы и прекрасны, — тени очерчивают его ровный, точеный подбородок, делают лицо резче, глубже, выразительней.
И опасны в своем безумии.
Изо.
Он знал.
Это было предупреждение. Бешеных собак отстреливают. Их же хозяева в том числе.
Он увидел это во мне. Почуял.
Твою же мать.
Скатившись по шкафчикам камбуза на пол, уткнулась лицом в ладони, чтобы спустя мгновение вцепиться в собственные скрюченные пальцы зубами, сдерживая крик.
— Зачем вам?..
Пожилой мужчина усмехнулся в усы.
— Под флагом Белоуса ходил мой сын. Да и Эдварда Ньюгейта я уважаю. Хоть живого, хоть мертвого.
Ответ вывернул душу наизнанку. Даже мертвый Белоус выворачивал всю подноготную через других людей, разбалтывал гвозди и болты на сердце и душе. Чертовы пираты Белоуса, которые так далеко, но рука помощи все еще протянута. Через случайных людей.
— Я его знаю?..
Хоть весточку передам, если вдруг…
— Думаю, нет. Впрочем, он погиб в Маринфорде, перед тем как меня схватили, — он говорил об этом спокойно и, казалось, равнодушно. — Мы не были особо дружны. Но все же он мой сын. И я его любил.
— Вот как…
Попытка как-то оправдать свое отсутствие? Попросить прощения?..
— Я не жалею тебя, зверенок, — старик фыркает в усы. — Просто мне кажется, ты важная фигура в этой истории. И еще сыграешь свою роль. Хотя, возможно, у меня старческий маразм и деменция.
Самокритично. Хотя оснований подозревать у себя подобное у него предостаточно.
А вот насчет роли… сыграли уже. Похоронный реквием, с размахом и фанфарами.
Может, и твой сын был бы жив…
Подтянув колени, уткнулась в них лбом. Обхватила руками их сильно-сильно, стиснув до боли. И сжала зубы, жмуря глаза.
Не смей реветь!
— Простите меня.
— За что? — хмыкает старик. — Тебе не за что просить у меня прощения.
Да. Конечно.
Не за что.
— Спасибо?
— И благодарить не за что, — так же безмятежно отозвался Джошуа. — Лучше собери-ка вещи и скажи своему сыну, чтобы он был готов.
— Он мне не сын.
— И будьте внимательны.
Как всегда, проигнорировал.
В тишине булькал ужин в кастрюле. Последний ужин.
— Джошуа, — позвала я старика.
— Что?
В нижнем выдвижном ящике, среди полотенец, лежали наручники из кайросеки.
— Амос…
— Молодец, — чужая рука легла на мою макушку. — Это мне может пригодиться.
***
Это был лом. Тяжелый, найденный в кладовке, которым я запирала двери.
Вдох-выдох. Штуртрос цепной. Смазанные звенья тускло поблескивали в сумраке.
Обрыв штуртроса — это потеря управления над кораблем. Нет, скобой зацепить можно, но все равно очень неприятный момент.
Если я попадусь — меня вздернут на рее. И это в лучшем случае.
Человечность…
Там, где заканчивается человечность, — начинается путь потери самого себя.
Джошуа насыпал яд вместо меня — лицемерие в чистом виде, но это отрезвило.
Я опустила лом.
Штуртрос не было нужды трогать.
Хватит и бочек с порохом в трюме. Хватит мышьяка, подсыпанного Джошуа. Хватит побега с этого корабля единственного, кто мог довести его до суши.
Хватит.
Остановись.
Прекрати сходить с ума, дура.
У Адо глаза, полные страха, нервно сжаты пальцы на револьверах и прерывистое дыхание.
— Они все…
— Отравились мышьяком, — тихо говорю, наблюдая, как кровь растекается по палубе из тела убитого Адо Амоса, на чьем запястье болтаются наручники из кайросеки. Наемный убийца до последнего боролся за жизнь, отравленный мышьяком, скованный кайросеки и смертельно раненный Джошуа, чье тело распластано за скрипучей дверью.
В моих руках бочонок и серая дорожка, ведущая туда, где пороха гораздо больше. Времени будет достаточно, чтобы мы отплыли, прежде чем прогремит взрыв.
— Джошуа…
— Не ходи туда, — я схватила Адо за плечо, впиваясь пальцами в область острого, выпирающего под кожей сустава.
— Но…
— Он добил всех, чтоб не мучались.
Он убил их всех.
— Почему? — у мальчишки надломленный голос и широко открытые глаза.
Я тоже в ужасе, мелкий. Я тоже.
— Он бывший дозорный, объявленный дезертиром за то, что поступил по совести. Его сын стал пиратом и был нашим братом из двенадцатой дивизии — погиб в Маринфорде. Это его месть.
Месть всему миру.
— Он нам помог, — у Адо едва шевелился язык, а в глазах плескался ужас.
— Нет, — развернув подростка к себе, сжала его плечи ладонями. — Он просто решил насолить всем. И Морскому Дозору, и пиратам, и…
— Но мы же!..
— Красноволосый Шанкс служил юнгой на корабле Гол Д. Роджера. Когда Роджер погиб, весь мир перетрясли в поисках его наследников по крови. А проблем доставил больше всех именно его ученик, который пронес его волю и водрузил корону на голову тому, кто станет следующим Королем Пиратов.
— Что за бред ты…
— Шляпа на голове Монки Д. Луффи принадлежала Красноволосому Шанксу, который потерял свою левую руку, спасая одного ребенка. До этого ее носил Гол Д. Роджер, — Адольф смотрел на меня широко раскрытыми глазами, все еще не понимая, к чему я веду. — Но к черту шляпу. Делай выводы, мой храбрый юнга, кто ходил под флагом Сильнейшего человека этого мира, был учеником Марко Феникса и имеет вот в этой голове много интересных знаний. Отец объявил начало новой Эры Пиратов и…
— На меня откроют охоту…
— Да, — о борта корабля мертвецов бились волны. — И эта помощь — всего лишь фора.
Мальчишка смотрит прямо в глаза.
А после выворачивается из захвата и приставляет мне дуло револьвера прямо под подбородок, взводя курок. Металл холодит кожу.
— Скажи, что это не ты подсыпала им в еду яд.
— Не я.
— Смотри мне прямо в глаза, Улик.
— Я не подсыпала яд.
— Поклянись.
— И чем же?
— Всем.
— Клянусь, — смотреть, не отрывая взгляда. — Я не подсыпала яд. Но я собиралась это сделать. Джошуа меня остановил.
У Адо дрогнула рука, глаза метались, ища в моем лице что-то, что, наверное, должно было его успокоить. Как-то убедить.
Он меня боялся.
Все это время он…
А что он? Все правильно делал. Я б ходячему трупу со съехавшими мозгами тоже не доверяла.
И Адо отступил.
— Пожалуйста, Уль, не становись моим врагом. Я не хочу тебя убивать, — голос разбитый, потерянный, снова пляшущий с тональности на тональность, как у обычного подростка.
Пожалуйста, не оставляй меня. Не сходи с ума. Иначе я сам рехнусь.
Движение осторожное, медленное, но он позволяет мне себя обнять и стиснуть со всей силы руками, прижаться.
— И ты тоже.
— Что?
— Пожалуйста, просто не бросай меня, хорошо?
Не дай мне скатиться в безумие.
Ветер дунул в лицо, заставляя слезиться глаза.
Лодка отплыла на достаточное расстояние, но мы все равно пригнулись, когда прогремел взрыв.
Корабль пошел ко дну.
Некоторые обещания я все же исполняю, Сьюз.
Спи спокойно.
Спите спокойно все.
Баюкай их море
В объятьях своих,
И пусть в глубине
Их сон будет тих…