Все шло по плану. До определенного момента.

      Ощущение, что что-то скоро случится, преследовало его довольно давно. Дофламинго не считал себя ни суеверным, ни внушаемым, но, просматривая газеты и тщательно следя за происходящим в Флевансе, в частности за влиянием, которое оказывала разворачивающаяся трагедия на рынок, политическую ситуацию и общий настрой потребителей товаров, он постоянно чувствовал, что что-то упускает. И дело было не в убытках, которые Доффи понес. Они, в конце концов, незначительны, так как информаторы сработали хорошо. Дело в чем-то другом.

      В чем?

      Королевство Флеванс варилось в своем соку и медленно шло ко дну. Ни восстание обреченных, ни лозунги о гуманизме не могли остановить мясорубку, устроенную Мировым Правительством, которая перемалывала очередную страну и ее жителей безжалостно и непреклонно.

      Донкихот Дофламинго продолжал быть в курсе всех новостей, но перспектив как таковых не видел, а потому заинтересованности особой не проявлял. Отчеты о том, что организованное восстание упорно держало оборону и сопротивлялось до последнего под предводительством некоего Росина, он пролистывал, отмечая лишь то, что перспективный человек, к сожалению, обречен.

      Иногда Дофламинго жалел о загубленных и нереализованных талантах. Моментами.

      «Росин».

      Он даже подумать не мог, что Флеванс принесет сюрпризы. Вчитываясь в статью в газете, где в красках описывали побег из блокады опасных и зараженных преступников и отныне врагов Мирового Правительства, хоть об этом не было сказано вслух, Джокер испытывал разнообразные эмоции. Листовки принес Требол, который явно спешил и желал услышать ответы на свои вопросы.

      Которых у Дофламинго не было.

      — Через три часа всю информацию мне на стол.

      А дальше все как в тумане. Информаторы выжали из себя все, что могли, в то время как Джокер листал собранные досье, которые скорее множили вопросы, чем помогали найти ответы на них.

      «Дезертир» Донкихот Росинант — информации почти ноль, но, судя по собранным данным, растили как спецагента. Числился мертвым. Три раза. Первая смерть в восемь лет, вероятно как раз после попытки Дофламинго вернуться на Мариджоа. Вторая в пятнадцать, как кадета Морского Дозора, третья засекреченная — полтора года назад, «дезертир» был найден мертвым вместе со всей своей семьей. До недавнего времени агент под личным кодовым номером с позывным «Шут» числился мертвым. Абсолютно точно мертвым. Скрывался под таким-то именем, имел семью.

      Информации много, но по факту все равно мало.

      — Ищите дальше.

      Семья Трафальгаров — талантливые врачи, отличные медики. Тут все чисто, ничего неожиданного, но…

      Дофламинго мажет взглядом по листовкам, прикрепленным над его столом. Росинант, Сабо и Люцифер. И рядом, среди блондинов, брюнетка с уставшими синими глазами, которые та чуть щурила, явно пытаясь не улыбнуться, когда ее фотографировали.

      Донкихот Александра.

      «Русалочку», которую он подцепил на фестивале, когда решил прогуляться после успешной сделки, он не мог не узнать. Она скрасила его вечер и ночь, не робела в постели и легко шутила. Четко знала, чего хочет, и в ней не было цели задержаться в его кровати подольше, чтобы извлечь из этого выгоду или наивно попытаться вскружить ему голову.

      Донкихот Дофламинго запомнил эту девушку надолго. Недостатка в любовницах у него никогда не было, но именно та встреча, в его семнадцать, оставила новый опыт. Воспоминание с привкусом вина, легкости и азарта. Игра и свобода. Никаких обязательств, глупых попыток влезть туда, куда не просят.

      Нечто новое и интересное. Для семнадцатилетнего юнца — самое то.

      «Русалочка» по имени Александра через девять месяцев родила ребенка. Или двух? Тут информация разнилась, что Дофламинго не нравилось.

      Ему вообще эта ситуация не нравилась все больше.

      Трое блондинов. Одна брюнетка.

      И его младший брат, который к детям точно не мог иметь никакого отношения, так как Джокер очень сомневался в том, что в пятнадцать лет, будучи в спецагентах, он мог бы заделать сразу двойню девушке старше его на три года.

      Донкихот Дофламинго никогда не был глупцом.

      А вот Донкихот Росинант признаки слабоумия проявлял еще с детства.

      Допустим, его младший брат жив, как-то связан с девчонкой, которая посмела родить от Дофламинго ребенка или даже двух, что тоже не прибавляло в его глазах ума случайной любовнице, так еще и теперь числилась женой его глупого и давно, по мнению Джокера, мертвого Роси.

      Даже если допустить мысль, что «Дезертир» Донкихот Росинант на самом деле является…

      Его младший брат жив.

      Дофламинго снимает очки и устало прикрывает глаза.

      Какого хрена?!

      Что он чувствовал по этому поводу, он не знал.

      Глупый младший брат…

      В жизни Джокера случалось разное, но такое было даже для него в новинку.

      Но на этом сюрпризы не закончились.

      — Слушаю, — по личному номеру ему звонили обычно только самые проверенные люди. Он ожидал услышать голос Верго или кого-то другого, но не болезненный выдох и грохот, а также отчетливый скрип зубов прямо ему в ухо.

      Толком не спавший последние трое суток из-за кошмаров, нагрянувших из прошлого и ситуации с младшим братом и другими «Донкихотами», он тут же настроился на плохие новости. Вплоть до раскрытия Верго как двойного агента.

      Он много чего ожидал, но не этого.

      — Росинант, блядь! Швы! Ебаный же ты полудурок! — отборнейший мат и знакомое имя на секунду оглушили.

      Какого… черта?

      Дофламинго отодвинув трубку ден-ден муши подальше от уха, стиснул ее пальцами, а потом вздрогнул, когда незнакомый низкий голос явно сквозь боль произнес:

      — Это я!..

      Дофламинго не любил идиотов. Но почему-то именно им он себя почувствовал, хотя обычно умело заставлял чувствовать себя идиотами окружающих. Он честно прождал продолжения несколько секунд, краем глаза замечая, как на него уставился Требол, пребывая в похожем состоянии и не зная, как на это реагировать.

      «Это я» — очень информативно.

      Он просто положил трубку.

      Требол, стоящий в стороне, удивленно на него покосился.

      — Доффи…

      — Помолчи.

      Какого хрена происходит, вашу ж мать?!

      В виске кольнуло болью.

      Его начинала эта ситуация по-настоящему раздражать. Мертвый младший брат, которому сейчас должно быть… двадцать два? Бывшая любовница, двое детей… в конце концов, какого хрена?

      Это могла быть ловушка. Устроенная Мировым Правительством или еще кем. И эта Александра, и этот фальшивый «Росинант». Все это какая-то афера. Отследить и убить. А лучше взять в плен и вытрясти из мразей всю информацию.

      Ублюдки из Мирового Правительства решили играть таким образом? Ну так он сыграет. Он вообще любит такие игры. Особенно финалы, когда размазывает противников по игральной доске.

      — Номер отследили?

      — Конечно, но Доффи…

      А потом ден-ден муши снова зазвонила.

      И Дофламинго снова поднял трубку и на этот раз даже не успел ответить.

      — В детстве ты называл меня Роси. Наши родители — Хоминг и Камелия Донкихот. Мама умерла от болезни, когда тебе было девять, а мне семь лет. Ты застрелил нашего отца и отрубил ему голову… у нас должна была быть младшая сестра, — человек по ту сторону трубки рывком перевел дыхание. — Мне нужна твоя помощь. Я готов заключить сделку. В обмен я щедро отплачу информацией или иными услугами. Я… Договор. Я готов заключить договор, Доффи.

      «Доффи».

      Дофламинго замер, чувствуя, как еще немного и он раздавит несчастного моллюска к чертовой матери.

      Интонация, эта плаксивость и чуть растянутая «ф». Да, не детским голосом прозвучало его домашнее имя, но не узнавать младшего брата он больше не мог.

      Младшая сестра…

      Заикание, паузы, когда он начал говорить о помощи, сделке и договоре.

      Дофламинго был уже достаточно опытен, чтобы различить по голосу степень отчаяния человека и тот самый момент, когда он действительно готов на все. На любые условия и сделки, лишь бы спасти себя… или других.

      Сквозь стекла очков он смотрел на четыре листовки. Жесткий взгляд младшего брата на постере, твердая линия губ и весь вид, выражающий решимость. Камера запечатлела его достаточно точно.

      Семейная схожесть была очевидна.

      Волнистые волосы Росинанта, доставшиеся от матери, у мальчишки с именем «Сабо».

      Копия самого Дофламинго в мелкой женской вариации с именем «Люцифер».

      Девчонка смотрела на него с вызовом даже с фотографии на дешевой бумаге.

      — Где ты?

      Синие глаза девушки, что сдерживала улыбку, смотря на мир с листовки, спокойны.

      Дофламинго они… раздражали.

***

      У Сашки было время, чтобы смириться с тем, что рано или поздно ей придется выбирать между «жить» и «умирать».

      Розовые очки она давно носить перестала. Надеяться на лучшее не разучилась, жизнь — штука непредсказуемая, но ожидать и готовиться к худшему ей ничего не мешало.

      Еще до прихода Росинанта она поняла, что рано или поздно за дочкой придут. И за ней тоже, ведь Сашка, может, и сдуру забеременела, но дочь свою любила так, что убивать за нее была готова. Мирно и не сопротивляясь отдавать кому бы то ни было Люц она не собиралась.

      А ее золотце… таких либо давят в колыбели, либо дрессируют с малых лет.

      Раньше, защищая своих младших, она думала, что вот он, чертов материнский инстинкт. Мгновенная вспышка злости и желание порвать всех, кто хоть пальцем дотронется, да даже взглядом мазнет ненароком. И плевать, что противник сильнее, страшнее и проблем потом не оберешься, отхватив по самое не могу, — вцепиться в глотку и рвать, стоять неприступным бастионом до самого последнего.

      Мир с рождением дочери разделился на до и после. И то, что она считала за «материнский инстинкт», с настоящим желанием защитить от всех бед своего ребенка и рядом не стояло.

      Кому-то дети приносят радость. Кому-то печали. Люцифер принесла ей осознание и понимание новой ответственности. И нотку безумия в ее жизнь.

      Никто никогда не будет любить тебя так, как ребенок любит своего родителя. И ненавидеть тоже. И это правило работает и в обратную сторону, если что.

      Либо вы заботитесь друг о друге и стоите против всего мира вместе, потому что семья, либо нехер было влезать в это все.

      Держа хнычущую дочь одного месяца от роду на руках, Сашка понимала, что ее задача, ее ответственность и миссия, раз она на это подписалась, — научить своего ребенка жить в этом мире. Учитывая, чье она дитя, — еще и выживать. Чем раньше — тем лучше. Тем больше шансов, что она успеет отрастить зубы и отстоять свою свободу.

      Как бы ни хотела Сашка оберегать дочь от любой травмы, жестко запретила себе заниматься бессмысленным и глупым занятием.

      Будет только хуже. Да и классический подход к воспитанию этого ребенка был просто невозможен — все попытки оказались провальными. Люц слушала, переваривала и тут же забывала, как нежизнеспособный вариант, зачастую доказывая это на практике.

      У Люцифер дерьмовый характер. Она была во многом неуправляемой, раздражающей и иногда бесячей. С трудом признавала собственную неправоту и ошибки, а первое ее фальшивое и неискреннее «прости» резануло ухо своей неестественностью, когда ей было два года.

      Сашка никогда больше не просила ее извиняться. Без понимания и осознания, в чем она провинилась, это бессмысленно.

      Маленькое дикое животное признавало лишь то, что проверяло на своей шкуре. И Сашка молча позволила ей изучать этот мир и набивать шишки, тем самым выбив себе право в нужные моменты иметь авторитет, чтобы заставить Люцифер слушать и выполнять то, что велено.

      «Если дети хотят почувствовать себя взрослыми — нужно это им позволить. Но и спрашивать после этого как со взрослого. Без поблажек».

      Это был негласный договор. Сашка относилась к детям по-взрослому, но и требовала в ответ соответствующего поведения и шевеления мозгами.

      Она искренне надеялась, что ее воспитание принесло свои плоды.

      — Дом снят на две недели. Запасы еды вы знаете где. Если я не появлюсь через это время, то вот, — Сашка протянула детям тлеющий клочок бумаги. — Это вив-карта Росинанта.

      — Но мам!

      — Не обсуждается, — коротко обрывает Сашка. — Я вас не возьму с собой. Вы можете меня замедлить. Это — расписание кораблей. Это — деньги. Краска для маскировки, оружие…

      Сашка знала, что не способна отбить дочь у всего мира и защитить. Не хватит сил. Но у Люцифер есть все шансы отбиться самостоятельно.

      Ей просто нужно немного времени.

      Стоя на палубе корабля, отплывающего в Седу, Сашка устало улыбалась и надеялась, что ее сообразительные дети справятся с задачей.

      Хотя лучше бы ей справиться для начала со своей, а не хоронить себя раньше срока.

      Подыхать она не собиралась.

      Она собиралась вернуться и выиграть еще времени для их семьи.

***

      Люцифер пихнула Сабо локтем в бок.

      — Двинься.

      — Некуда, — буркнул ей в ответ брат. — Эти ящики слишком близко друг к другу и вообще…

      — Да тише ты! — шикнула Люцифер, заслышав шорох.

      Но посторонних в трюме не было.

      — Мне кажется, или корабль качается сильнее? — буркнул Сабо.

      — Думаешь, шторм? Тогда надо сделать так, чтобы нас не прибило…

      — Я все еще думаю, что лучше было маму послушать.

      — Ты чем лекции папы Роси слушал? Что он говорил? Самое лучшее укрытие — то, о котором никто не знает и которое постоянно сменяется. Мы делаем все правильно. Путаем следы и поступаем так, как от нас не ожидают даже союзники… — Люцифер уперлась руками в закрепленный ящик. — Все будет в порядке.

      К тому же мама всегда учила.

      «Не пойман — не вор. Не вор — значит не бит».