В этом доме всегда было чересчур тихо. Редко был слышен смех, который здесь был признаком, скорее, отчаяния, нежели веселья.

В этом доме не было детей. Или лучше сказать — не было детства. Нельзя было плакать, нельзя было кричать. Говорить, только, когда спросят.

В этом доме нельзя было упоминать Барбатоса. Нельзя было думать о свободе. Быть свободным.

Если бы можно было запретить ветер, старики запретили бы и его.

— Сколько раз тебе говорили, чтобы ты не упоминала этот злосчастный праздник? Никогда, Фрейлина, ты никогда не посетишь его. Не хватало еще шляться по улицам с этим отрепьем, воспевая их архонта. Забудь об этом.

Строгий голос женщины разносился по комнате, эхом отскакивая от стен.

— Ты меня услышала?

Девочка смотрела на нее очень долго. Молчала, выслушивала гневные реплики, поджимала губы.

«Почему?»

Почему свобода — плохо? Почему вера — плохо? Почему праздник — плохо? Почему хорошие вещи, названные хорошими словами, это что-то плохое. Взгляд её был глубоким. Чересчур глубоким для ребенка. И крайней задумчивым.

— Фрейлина.

Мать, очевидно, теряла терпение. Фрейлина это понимала. И понимала, что в такие моменты всегда лучше согласиться. Даже, если всей душой хочется сказать «нет».

— Я вас услышала, мама.

Ответ устроил женщину. Она кивнула. Провела ладонью по щеке дочери. Пусть и немного небрежно, но все же, с любовью.

— Теперь ты можешь идти.

Девочка кивнула. Уважительно склонила голову и плавным шагом двинулась дальше по коридору. Она выглядела покорной. Но ровно до первого угла. Стоило ей скрыться за поворотом от пристального взора матери, девочка приподняла подол своего платья, ускоряя шаг.

Вскоре ей вновь пришлось замедлиться. Она остановилась у поворота и задержала дыхание. Голоса её старших сестер постепенно приближались.

— Он сегодня страннее, чем всегда…

— И не говори. Совсем угрюмый. Бабушка говорит, что зря они возложили на него обязанности главы клана. Столько лет занимает пост, а мы так и не сдвинулись с мертвой точки.

— Да-да, и не говори… Сегодня все прихожане будут веселиться и праздновать, а мы снова останемся в тени. Бестолковый. Вот я бы уже давно…

Девушки остановились в коридоре, осмотрелись.

— Тебе тоже показалось, что что-то не так?

— Ага… Это призраки наших дедов ворчат на нас, — девушка тихо рассмеялась, прикрыв рот ладонью.

Вторая девушка сдержала смех, слегка ткнула сестру локтем.

— Как неуважительно, черт подери.

— Да ладно, все равно никто не слышит.

Продолжая сплетничать, девушки удалились, и их голоса потихоньку стихли. Тяжелая портьера слегка дрогнула. Девочка вышла из своего убежища и поспешила дальше.

Избежав столкновений с нежелательными личностями, Фрейлина приоткрыла дверь и тихо юркнула за нее, словно мышка.

За дверью оказалась большая библиотека. Здесь было тихо, но не так, как в других комнатах. Приятная тишина. Мелодичная. Сопровождающая чтение книг. Помогающая упасть в них с головой. Такая тишина.

Где-то в глубине помещения слышался шелест страниц и чье-то тихое бормотание. Фрейлина замедлила шаг, а затем и вовсе остановилась, завидев вперед знакомую фигуру. Мужчина, что-то ворча себе под нос, вырывал страницы из старого дневника, сминая их и отбрасывая куда-то в сторону.

Дядя Вензель.

Нынешний глава семейства Лампрехт. Строгий и сильный. По крайней мере, таким он был раньше. За последние несколько лет из статного мужчины он превратился в измотанного жизнью старика.

«Помутился рассудок, со всеми бывает».

Так говорили члены семьи, не желая признавать собственную вину.

Мужчина закрылся в себе, отгородился ото всех. Часто он не помнил какие-то вещи, поэтому начал их записывать в дневник. Каждый день он делал заметки, чтобы в любой момент иметь возможность напомнить себе о чем-то важном.

— Зачем ты рвешь свои воспоминания, дядя?

Звонкий голосок племянницы заставил Вензеля вздрогнуть. Он перестал терзать дневник и выпустил его потрепанные внутренности из рук. Обернулся.

Уставший взгляд. Такой печальный и поникший. Но загорающийся вновь еле заметными огнями, когда пред ним предстает его любимая племянница.

— Фрея…

— Снова ты за свое, — она вздыхает, начиная подбирать клочки бумаги с пола, — матушка и остальные будут ругаться за бардак.

— Прости, милая…

Он подпер щеку рукой, наблюдая, как девочка суетится вокруг.

Луч солнца в темном царстве? Скорее, просвет надежды в бесконечной тени отчаяния.

Прибравшись, Фрейлина забралась в кресло и уселась в нем, свесив ножки. Немного насупилась.

— Что такое?

— Мф…

— Ах, я, кажется, понял… Ты снова спрашивала её про праздник ветряных цветов?

Девчушка поджала губы, робко кивая.

— Ох, мне очень жаль, моя дорогая…

— Почему так?

— Ты знаешь ответ на этот вопрос. Мы оба знаем.

Фрейлина сложила руки на груди. Повисло молчание.

— А ты когда-нибудь бывал на празднике?

Мужчина задумчиво почесал подбородок.

— Кажется, да… Но очень давно. Я почти не помню, что там было. Но помню, что было очень весело. Звучала музыка, люди пели и смеялись. Пахло вкусной едой… Медовым мясом… И цветы. Много цветов. Лепестки разлетались на ветру. Ад аллергика, — Вензель тихо посмеялся.

Девчушка улыбнулась.

— А хочешь снова там побывать?

Мужчина отвел взгляд куда-то в сторону.

Еще бы. Он желал этого также сильно, как желал свободы. Жаждал вновь почувствовать этот аромат медового мяса и цветочной пыльцы.

— Почему ты главный, но не можешь делать то, что захочешь?

— Ох, милая… Главы зачастую имеют в распоряжении меньше свободы, чем их подчиненные… У них тоже есть обязанности. Тоже есть правила, которым нужно подчиняться. Они не могут делать, что хотят, Фрея. Это работает немного иначе.

— Но разве не глава придумывает правила?

Что он мог ответить? Ребенок отчасти был прав. Вензель должен вести семью за собой, но это семья тянула его, больно дергая за поводок. Поэтому он сказал то, что первым пришло на ум.

— Вырастешь — поймешь.

Девочка насупилась и вздохнула.

— Опять эта фраза…

Вновь повисла тишина. Вензель повернулся к столу, открывая еще не тронутые страницы дневника. Взялся за перо.

— Что значит «бестолковый»?

— А где ты это услышала?

— Так сестры говорили…

Мужчина повернулся, усевшись боком.

— Это они так про тебя?

Фрейлина увела взгляд. Вензель все понял без слов.

— Ах, про меня…

— Это плохое слово, да?

— Нет, не плохое… Просто немного обидное. Но ты не бери в голову.

— Вредные…

— Разве что, совсем чуть-чуть, — устало улыбнулся он, заставив девочку улыбнуться в ответ.

День прошел, как обычно.

Учения, прогулка в саду, чтение книг с дядей. Фрейлина все время смотрела куда-то в сторону города. Ей так хотелось убежать туда. Посмотреть, хоть одним глазком. Всего на долю секунды почувствовать, каково это.

Этим вечером ей не спалось. Дом уже погрузился во тьму, все разошлись по своим спальням и затихли, а девочка все также лежала на постели, рисуя взглядом невидимые узоры на потолке. Через некоторое время она села. Тихо вздохнула и спустилась с кровати.

В доме Лампрехтов был строгий комендантский час. На улице только-только начало темнеть, а все уже разбежались по своим кроватям. Но Фрейлина знала наверняка, что в кабинете на первом этаже, наблюдая за треском дров в камине, в своем любимом кресле все еще сидел её дядя.

Девочка оделась и тихо, стараясь не скрипеть дверью, вышла из комнаты. Преодолев темные коридоры. Она заглянула в кабинет и улыбнулась. Мужчина действительно сидел перед камином, сложив руки на груди.

— Дядя Вензель, — тихо позвала она.

Мужчина слегка дрогнул. Затем сделал тяжелый вздох и, не поворачиваясь, проговорил:

— Снова не спишь?

— Да, мне не спится…

— Я понимаю…

Они замолчали, тоскливо глядя на огонь.

— Твои… Родители ведь так и не разрешили тебе пойти на праздник в город, да? — вдруг промолвил он.

Девочка похлопала ресницами и тихо вздохнула.

— Да…

— Как жаль… Там ведь будет очень красиво…

Фрейлина поджала губы.

— Да… Ты говорил, что там будет много-много цветов.

— Верно… Хочешь посмотреть на это?

— Очень хочу… Но родители меня ни за что не отпустят. А завтра праздник уже пройдет… Так печально…

Мужчина замолчал, словно обдумывая что-то, медленно поднялся с кресла, все также смотря на огонь. Почему-то его темная фигура вызвала в груди девочки легкое чувство тревоги. Но значения этому она не придала.

«Может, я просто хочу спать?»

— А если… Если я тебя отпущу?

Фрейлина удивленно раскрыла глаза. Похлопала ресницами и склонила голову в сторону.

— Но… Они будут ругаться…

— Мы им не скажем.

Голос Вензеля звучал также, как и всегда — ласково. Но каждая его фраза отдавала какой-то странной дрожью в голосе. Словно он сдерживался… От злости или же… От рыданий.

— Не скажем?

— Да… Ты пойдешь в город на праздник. А я тебя прикрою. Они не узнают.

— Ох, правда?

Девочка выглядела воодушевленной. Она прижала ладошки к груди, чувствуя, как трепещет её сердце.

— Конечно. Я когда-нибудь тебе врал, Фрея?

Вензель повернулся к ней лицом.

— Нет, никогда…

— Тогда давай договоримся… Ты ото всей души повеселишься на празднике в Мондштадте, а я что-нибудь придумаю. И когда ты вернешься, ты расскажешь мне, каково это. Хорошо?

— Конечно! Я постараюсь принести тебе что-нибудь на память, чтобы ты никогда больше не смог забыть, каково это…

Мужчина улыбнулся. Он выглядел таким тоскливым и уставшим. В его глазах будто не осталось ни малейшей крупицы радости, но он всеми силами пытался скрыть это от племянницы.

Пытался скрыть то, что эта его улыбка была прощальной.

— Тогда беги. У тебя не так много времени, солнышко…

— Да… Д-да, я уже бегу!

Девочка вылетела из кабинета, чуть ли не спотыкаясь.

Вензель тихо вздохнул, провожая её взглядом. Задумчиво поджал губы, подходя к окну. Маленькая тень, преодолев сад и юркнув меж прутьев ограждения, скрылась на тропинке, ведущей к городу.

Мужчина поднял тоскливый взгляд к небу.

— Барбатос, вверяю её в твои руки…

Ветер, путаясь в тонких шторках, коснулся его волос, а затем покинул помещение, словно намереваясь донести его слова до нужных ушей.

Она бежала, словно окрыленная. Маленькие ножки едва касались земли, огибая выступающие корни.

Его поступь была тяжелой. Он нес тяжелый груз на своих плечах, и каждый его шаг вызывал противный скрип пола в ночной тишине.

Она слышала голос свободы — бардовские песни и бренчание струн.

Он не слышал ничего, кроме тихого хрипения.

Она почувствовала завораживающий аромат цветов.

Он почувствовал мерзкий запах свежей крови.

Пока она видела яркие огни города и красочные флаги, он видел только тьму и алый цвет, стекающий по рукояти топора.

Фрейлина энергично кружилась в танце, среди толпы людей, прижимая к груди букет ароматных цветов и думая о том, как обрадуется её дядя.

Вензель шел к балкону, сжимая в одной руке бутыль крепкого алкоголя, а в другой канделябр с пылающими свечами, и мысленно лишь просил у племянницы прощения.

Они подняли взгляды к небу, любуясь яркой луной и ощущая, как чувство свободы окутывает их тела с головы до ног.

Она прикрыла глаза, пытаясь сохранить этот момент поглубже в памяти. Сжала в ладошке одинокую ветряную астру.

Он прикрыл глаза, стараясь забыться. Отпустил канделябр, позволяя тому упасть на залитый алкоголем пол.

Фрейлина спешила обратно домой, когда издалека заметила клубы дыма. Алые языки пламени возвышались над деревьями, словно пытаясь лизнуть ночное небо.

Дыхание сперло. Сильнейшее чувство тревоги придало ей сил.

Девочка, стараясь не споткнуться, бежала по темному лесу, игнорируя тропинки. Лишь бы успеть, лишь бы все обошлось. Лишь бы ей показалось.

Поднялся сильный ветер. Ветви деревьев преграждали путь, лезли в лицо, цеплялись за волосы и платье.

Фрейлина путалась. Пыталась разглядеть родной дом сквозь гущу леса, но ни его, ни тропинки нигде не было видно. Она побежала назад, надеясь исправить свою ошибку и найти верную дорогу, но было уже поздно. Темно и страшно. Она уже выпустила из рук букет и потеряла венок. Лишь ветряная астра все еще держалась на её спутанных волосах.

Ветер, облетев девочку, пролетел вперед, открывая вид на дорогу.

«Барбатос…»

Фрейлина сделала рывок, выбегая из темной чащи. Споткнулась о корень, вылетая прямо на дорогу. Ссадины на коленях неприятно покалывали. Она встала на ноги, тихо всхлипывая и подняла взгляд к небу. Ветер ласкал её лицо.

Девочка посмотрела по сторонам.

Осмотрела себя.

Тревога отступила. В голове вдруг стало так тихо и пусто, словно… Все мысли вдруг покинули её. Улетели вместе с ветром.

Девочка поджала губы, вытирая остатки слез со своих щек.

Вновь подняла взгляд к небу.

— Что я… здесь делаю? — произнесла она вслух.

Голова закружилась. На хрупкие плечи внезапно свалилось столько вопросов, что девочка просто осела прямо на дороге, игнорируя боль в коленях.

Кто я?

Где я?

Куда я шла?

И откуда…?

Коснулась своих волос, нащупывая ветряную астру. Взяла цветочек в руки, рассматривая его с неким недоумением.

«Фрея…»

Пронеслось в её голове.

Она слегка вздрогнула, поднимая голову.

Словно кто-то окликнул её, но никого не было рядом. Она снова растерянно посмотрела на цветок, но ветер, словно играючи, подхватил его, унося прочь.

— А… С-стой!

Фрея поднялась с колен и поспешила вслед за цветком, уходя все дальше и дальше от дороги к дому.

К дому, который она не помнила…

***

Фрея спала в своей постели. Ворочалась, поворачивала голову то в одну сторону, то в другую. С её губ срывались тихие болезненные стоны. Она сжимала простыню в руках и тихо звала кого-то в темноте. Алкоголь не всегда мог уберечь её от ночных кошмаров, и сейчас был тот самый случай.

Крики и запах гари заполонили её сон.

Она сжалась, хватаясь во сне за голову и сворачиваясь на постели в клубок. Зажмурилась, попыталась закрыть уши. Но как заглушить то, что звучит в твоей голове?

Пыталась проснуться.

Но сон не хотел её отпускать.

Дверь в комнату тихо скрипнула, пропуская в комнату легкий ветерок с ароматом сесилий. Невесомыми шагами кто-то приблизился к её постели, присаживаясь на край.

Хрупкая ладонь легла на голову девушки, и тонкие пальцы зарылись в её волосы, нежно перебирая пряди.

Фрея затихла, постепенно расслабляясь. Хриплые стоны сменились на мирное сопение. Тревога медленно покинула её тело. Незваный гость еще какое-то время успокаивающе поглаживал девушку по голове, а затем, медленно поднявшись, подошел к окну. Тихо отворил его, выглядывая. Поднес ладонь к лицу, а затем, словно стараясь избавиться от пыли, легонько подул на нее, позволяя ветру подхватить частицы недуга и унести его прочь.

Также тихо, как и до этого, ночной гость прошел к двери, на мгновение задержав взгляд на зеркале. Обычно бирюзовые глаза сейчас светились в темноте холодным оттенком, а вместе с ними горели пряди волос, заплетенные в аккуратные косички.

Юноша тихо вздохнул и покинул комнату, не оставив в ней и тени своего былого присутствия.