Эти прекрасные сверкающие глаза, в которых словно отражался весь Мондштадт — его синий небосвод и моря зелени, обдуваемые свободными ветрами. Он был здесь. Стоял предо мной. И мне на миг показалось, что именно так и выглядит любовь.
Её нежный голосок раздавался вдалеке каждый день. Он ласково называл его по имени. Ничего не просил. Лишь говорил о своей любви к нему. К его городу. К ветрам, гуляющим средь крон деревьев. К свободе.
Это был голос веры. Такой чистый и искренний. Он слышал много голосов. Но в нем было что-то особенное. Что-то знакомое ему.
Он слушал его также, как слушал музыку — с упоением и с легкой улыбкой на лице. Прикрывая глаза, Он каждый день вслушивался в её хвалебные речи.
Вера. Сильное чувство. Оно дарит силы, служит человеку опорой в трудные минуты, помогает думать о хорошем.
Но однажды этот голос начал становиться все тише и тише. Его вера не гасла. Гас обладатель этого прелестного голоска. Он будто медленно увядал.
И в один день маленький человечек по ту сторону вдруг впервые попросил о помощи. Он молил о свободе. О глотке свежего воздуха.
Не желая больше слышать нотки отчаяния в уже полюбившемся голосе, Он явился на скромный зов.
Зеленые, словно сочная листва, большие глаза, полные слез, уставились на него с неподдельным изумлением. Это маленькое хрупкое создание будто было соткано из любви и нежности. Оно явно нуждалось в защите. В ответной любви.
— Кто ты? — произнесла она.
Он затаил дыхание.
— Я твой друг…
— Мой… друг?
— Да. Ты звала меня. И я пришел.
Девочка вскинула брови, искренне удивляясь. Охнула.
— Барбатос…
Юноша приложил палец к губам и загадочно улыбнулся, присаживаясь на корточки.
У неё были красивые волосы и яркие глаза. На её щеках поселились маленькие звездочки — прелестные веснушки. Она была куколкой. Маленькой и хрупкой. Потерянной и жаждущей вырваться из своей тесной коробки. Её тонкие пальцы ухватились за ткань его плаща.
Она хотела понять, что это не сон. Что на её зов кто-то откликнулся.
— А кто ты?
— Я… Фрейлина.
Девчушка улыбнулась. Самой милой на свете улыбкой. Похоже, архонт из последних сил держался, чтобы не сжать свою одежду в области груди, еле слышно пища от умиления.
— Что ты делаешь здесь одна?
— Молюсь…
— Ох, разве тебя не потеряют?
Фрейлина увела взгляд.
— Если потеряют, я смогу вечно наслаждаться этим…
Девочка оперлась на оградку перед собой, смотря вдаль. На горы. На леса. На славный Мондштадт. Барбатос встал рядом, принимая схожую позу. Девчушка была совсем маленькой, поэтому, чтобы все видеть, ей приходилось ставить ножки на нижнюю балку забора.
Грустные глаза Фрейлины сверкали при взгляде на Мондштадт.
«Она действительно беспамятно влюблена…»
На губах юноши появилась легкая улыбка.
— Почему мы не достойны свободы?
Бард растерялся. Это был слишком взрослый вопрос для столь маленького человека.
— Все достойны свободы.
— Но мы не свободны.
Барбатос поджал губы.
— Потому что вы сами заперли клетку и выбросили ключ.
Он решил говорить так, как есть. Очевидно, девочка прекрасно понимала все.
— И как же мне теперь найти этот ключ?
— Ты можешь пролезть через решетку, пока остальные угрюмо толпятся у дверцы.
Они оба замолчали, любуясь городом и наслаждаясь молчаливым обществом друг друга. Барбатос явно был удивлен поведением своей маленькой последовательницы. Не столько из-за её мыслей, сколько из-за реакции. Она удивилась, но будто бы увидела не архонта свободы пред собой, а маленького лесного зверька — удивительно для первого раза, но на самом деле вполне обыденно.
Они долго так стояли.
Время близилось к глубокой ночи, и девочка выглядела крайне уставшей. Архонт это прекрасно видел. Протянул руку, осторожно касаясь её макушки. Потрепал.
— Позволишь вернуть тебя домой?
— Обратно в клетку, — девочка грустно улыбнулась.
Это не было упреком, она была к этому готова.
— Пока да, — ответил Барбатос.
Фрейлина кивнула, опускаясь на землю. Бард тут же подхватил её легкое тельце, прижимая к своей груди. Ветер окутал его. Нежный бирюзовый свет на мгновение скрыл их от всего мира, а когда он рассеялся, ноги архонта ступили на пол в спальне юной последовательницы.
Ловким движением, юноша уложил девчушку в постель, укрывая одеялом.
— Ты еще придешь?
— Я даже не уходил, чтобы прийти. Ведь я всегда рядом. Помнишь?
Фрейлина кивнула. Увела взгляд. Барбатос наклонился ближе, оставляя на лбу девочки невесомый поцелуй.
Она прикрыла глаза, а когда открыла, архонта и след простыл. Также, как и её воспоминаний об этом дивном вечере в его компании.
Её глаза, полные невинной детской любви, смотрели на меня с надеждой. Радужка сверкала будто изумруд, озаряя меня своими красочными бликами. Она стояла рядом со мной, и я чувствовал, как постепенно теряюсь. Мне хотелось быть для неё тем Барбатосом, которого она видела. Надежного и верного друга. И я был готов сопровождать её в том нелегком пути, который она начала, ступив за порог своей золотой клетки. Похоже, что так и выглядит любовь...
Держа в руках потрепанную записную книжку, юный бард сидел на окне в своей комнате. Пожалуй, это был уже не первый раз, когда ему приходилось проворачивать подобный трюк с записями Фреи.
Они должны были соответствовать измененным воспоминаниям, иначе вся та сказка, которую юноша создал для своей подруги, разлетится на мелкие песчинки, уносимые ветром.
И она сломается.
Возненавидит себя.
Замкнется.
И он больше не услышит её прекрасный голос. Не увидит нежность в её глазах. Не почувствует, как её пальцы перебирают его волосы. Не почувствует, как её сердце, преисполненное верой в своего архонта, будет трепетать в груди.
Он слишком привык, чтобы так просто позволить ей разрушить саму себя.
Он был влюблен. Не так, как могло показаться. Он был влюблен в неё также, как она была влюблена в Мондштадт.
Поэтому он будет делать все, что в его силах, чтобы отгородить её от разрушительных воспоминаний.