Ясность погоды ошибочно нагоняла иллюзию тепла. Рейлла зябла под ледяным ветром, поддуваемым с притока Черноводной, и сгорала от нетерпения от скорой встречи. Она жаждала увидеть мужа, дабы сообщить ему хорошую весть.

      С его отбытием в Шторомовой Передел, Рейлла легла спать и во сне к ней взрослым явилось дитя, которое она лишь носила под сердцем. То был мальчик и Рейлла не сомневалась, что это был не Эймон, ведь у сына во сне волосы спадали точно белое золото, цвета редкого даже для Таргариенов. И похож он был и ликом и характером на мать, а Эймон же рос копией Эймонда.

      Рейлла, в тайне от Эймонда, уже решила назвать дитя в честь своего отца, с которым у неё и случались ссоры, но любовь к нему всё затмевала. Во сне её юный Деймон летал на могучем, свирепом драконе схожем на Балериóна и винные, точно кровь, доспехи, облегали его стройное, могучее тело. Он носил меч деда — Тёмную Сестру, а на голове его рубинами сверкала корона Завоевателя. Люди встречали его как бога, вино текло рекой, а народ не знал ни голода, ни болезней.

      Рейлла знала, что это был опасный сон, таким не поделишься в семейным кругу, но мужу сказать было должно. Эймонд всегда стремился к величию и подобное точно взыграет на его потаённых мечтаниях, особенно сейчас, когда стояли распри и уверенности не было ни в чём. И вот он заприметился вдалеке, приближаясь к столице. Разросталась на горизонте могучая Вхагар сначала вида мелкой птицы, но затем принимая вблизи истинную форму громадного чудища, коем она и являлась. Рейлла томилась в ожидании, не скрывая радостной улыбки леди-жены, что не привыкла разлучаться с мужем. Эймонд редко отбывал из столицы, ему и надобности не было, а тут, Рейлла впервые завтракала без него и обедала.

      Когда Эймонд спешился, Рейлла мужа не признала. Его лицо было болезненно пустым, шаги неуверенные, а глаз, который точно заметил леди-жену ещё при полёте, более не обращал на неё внимание. Худшее о чём она могла помыслить: Эймонду пришлась по нраву одна из дочерей Борроса Баратеона. Рейлла знала точно, что эти сильные, темноволосые леди с синими глазами имеют привлекательную внешность.

      Эймонд приблизился к ней, встал на расстоянии вытянутой руки, склонив голову, но не в поклоне, а в какой-то вымученной внутренней скорби.

— Тебя укачало с дальней дороги? — решила Рейлла, бросаясь его обнимать. Эймонд впервые предпринял попытку оборвать эту ласку, но Рейлла лишь крепче вжалась, стужаясь, что муж и впрямь мог влюбиться в одну из леди Штормового Предела.

      Она поцеловала его ледяные, сжатые губы, не получив взаимности. Эймонд отвернул лицо, тяжело сглотнул и прошептал:

— Вернёмся в замок. Я должен с тобой поговорить.

      Рейлла безропотно шла за ним и одна мысль страшнее другой нагоняла на неё ужас. Эймонд не здоровался ни с кем, кто проходил мимо них, не заметил он и Кристона Коля, своего доброго друга.

— Ты не смог договориться с лордом Баратеоном? — допытывалась Рейлла, пока они ступали во двор. — Или Джейс прилетел раньше и обручился с его дочерью?

      Эймонд молчал, почти злился от того, что она не давала ему время помыслить, решить как же правильно ей преподнести весть. Как рассказать беременной жене о смерти кузена, чтобы не травмировать её больше чем должно? Он отлично помнил её маленькой девочкой на похоронах мамы — она была сдержанной и Эймонд до конца не понимал, то была её крепкая воля или так сильно на Рейллу влиял её стойкий отец. Смогла бы она сейчас выстоять так же достойно перед трагедией? У Рейллы был ранний срок и Эймонд неплохо вспоминал как и при первой беременности леди-жену штормило в эмоциях. Она могла принять весть слишком тяжело и травматично для плода.

      В покоях Рейлла уже не дала ему продумать речь, да и в самом деле, могли бы хоть какие-то сладкие слова притоптать сей ужас, что он сотворил? Но Эймонда, прежде чем он признался, сшибло негодование от её глупых предположений.

— Наверное, ты пожалел что на мне женился, верно? — вдруг спросила она. — Если бы не я, то ты бы обручился с дочерью Баратеона и получил поддержку их дома, а я тебе бесполезна! Со мной лишь беды одни…

— О чём ты?

— Мой отец — твой враг. Когда начнётся война, я стану тебе ненавистна.

— Я тебя люблю! — громыхнул Эймонд. — И война, Рейлла, уже началась.

— Как…

— Я её начал, — он посмотрел на неё испепеляюще, жестоко, намереваясь выплюнуть правду, рвущую его сердце. Но голос его всё же дрогнул, а взгляд смягчился и стал почти жалким. Эймонд замялся, и Рейлла сама его подогнала.

— Что ты сотворил?

— Не знаю как тебе это сказать… я ведь не хотел! Моей целью было взять его в плен, дабы Дейрон первым прибыл к Баратеону, но Вхагар…

      Лишь услышав имя этой твари, Рейлла поняла к чему он ведёт.

— Кого?.. Кого вы убили. Кто это был?.. — она сама стала прокручивать всевозможные варианты в голове. Нет, это не Джейс. Иначе бы Эймонд не говорил более про Дейрона, естественно, лорд Боррос выбрал бы в женихи того, кто соизволил явиться к нему на поклон лично. Не могла это быть и Рейнира, что находилась на сносях и, конечно, это не Деймон, иначе бы Эймонд, как бы Рейлла его в своих мыслях не превозносила, вернулся бы к ней по частям.

— Это был Люк, не так ли? — догадалась она.

— .Его дракон среагировал агрессией на преследование, Вхагар сочла это за угрозу. Я ничего не мог сделать, как бы не пытался… Я не мог его отпустить.

— Ему было четырнадцать, — слёзы хлынули из глаз и Рейлла страшно завыла, скорчившись от невыносимой внутренней боли. Поток слов сорвался с её уст. — Он был таким маленьким. Маленьким мальчиком… гонцом, защищающим права своей матери! У него не было ни шанса против тебя, чем ты и воспользовался… Мой бедный, маленький Люк. Должно быть, ты так собой горд, мой муж! Он и Арракс — были детьми. А ты и эта… крылатая, старая…мразь, вы убили детей! Боги вам не простят этого! Отец мой тебя не простит…

      После сокрушительного разговора с леди-женой, Эймонд оказался опустошён и более ему не хотелось ни видеть никого, ни слышать, но он был обязан сообщить о совершённом матушке и лорду-деснице. Получив трагические известия от любимейшего сына, вдовствующая королева страшно побледнела.

— Матерь, смилуйся над нами! — вскричала она, не хуже других понимая, что ныне и навеки вечные её сын стал заклятым врагом Рейниры и принцесса, непременно, будет жаждать его смерти и не остановится ни перед чем.

      Отто принял весть без трагичной меланхолии дочери и только страшно взбесился. Никогда Эймонд не встречал столь разгорячённый взгляд своего деда направленный в его сторону.

— Ты потерял лишь один глаз! Как ты мог быть настолько слеп?

      Эйгон же, неожиданно, наперекор остальным, брата поддержал. Он искренне обрадовался, что в этот раз не он оказался причиной семейного разочарования (впервые случалось такое). Теперь Эйгон полагал, что став королём он вышел на совершенно другой уровень, стал человеком важным, поистине великим, как он, само собой, того и заслуживал, а то, что совершил Эймонд — было неминуемым. Он положил начало тому, что так или иначе бы случилось. Чья-то кровь непременно бы пролилась и Эйгона устраивал факт того, что ныне пролилась не кровь зелёных. Пусть так и будет впредь.

— Что мы будем делать теперь? — спросила Алисента. Она во всём полагалась на мудрого отца и если бы её сыновья беспрекословно слушали то, что говорит им Отто Хайтауэр, то всё могло бы обойтись меньшей трагедией.

— Проливать кровь, иного варианта нам не осталось, — заключил лорд-десница. — Мы пошлём ворона в Старомест. Ормунд должен приготовить войско на случай нападения чёрных по воде. Дейрон немедля должен быть послан в Штормовой Предел, нам нужны Баратеоны, а после этого ему следует вернуться сюда. Эймонд, пошли своего дядю — сира Гвейна Хайтауэра ко мне, с этого дня я назначаю его командиром городской стражи. Столицу должны охранять преданные люди короля.

— Мы должны устроить пир! — неожиданно воскликнул Эйгон. Он — один единственный прибывал в прекрасном расположении духа. — Мой брат — герой! Он избавил нас от врага с драконом прежде, чем это сделали чёрные. Мы должны начать эту войну с пира.

— Это танцы на костях, — сказала Алисента.

— Это воля короля! — не согласился Эйгон. — Я устраиваю пир в честь брата. Имею право! Отдайте должное распоряжение, лорд-десница. Скоро будет праздник — начало моей скорой победы.

      Пока зелёные строили военные планы, Рейлла поддалась затворничеству. Она почти не спала, плохо ела и много плакала. Эймонд страшился за её состояние больше, чем за планы семьи и за войну, что развязал именно он. Часто принц стоял под дверью, так и не решаясь войти, а ранним часом, когда к его леди-жене приходили мейстеры, он ожидал их с отчётом.

— Неизменно, ваша милость, — ежедневно вторили они. — Принцесса дурно выглядит и очень слаба, но ребёнок пока жив.

      Их акцент на неустойчивом состоянии плода нагонял ещё больший страх. Эймонд понимал, что новый удар сильно травмирует Рейллу, как и его самого, а у Эймонда не было времени на личные трагедии, шла война и его участие в ней было одним из ключевых. Ради семьи, ради сына и самого себя он должен был взять себя в руки, но пока его жена пребывала в таком состоянии — он не мог ни о чём другом думать. И Эймонд сделал то, что сделал бы любой мужчина в его зрелом возрасте. Он пошёл за помощью к маме.

      Алисента была мудрой женщиной, лишённой той опасной импульсивности, которая часто приводит леди к необдуманным поступкам. Лишь раз Эймонд видел матушку в истинном гневе, в тот день, когда он лишился глаза. Тогда в ней взыграла первородная сила, инстинкты матери, защищающей своё потомство, посему, Эймонд точно знал, что преодолеть этот тяжкий период Рейлле поможет лишь она. По просьбе сына вдовствующая королева посетила невестку. Близки они не были, но и вражды между ними никогда не случалось. У Алисенты было четверо детей и четверо внуков, едва ли она находила времени на общение с невесткой, но теперь, уже не как мать Эймонда, а как женщина нелишённая добрых чувств — она испытала жалость к этой девочке, посему Алисента согласилась сразу, стоило Эймонду попросить её об услуге.

      В дневной час, когда королева заглянула в покои — Рейлла дремала. Половицы скрипнули под поступью королевы и Рейлла испугано оглянулась. Она не ждала королеву у себя, но посчитала должным подняться и поклониться ей.

— Не стоит, дитя. Ныне королева моя дочь Хелейна, а я лишь вдова короля Визериса.

      Рейлла и Алисента вместе присели на ложе. Королева, не говоря ни слова, склонила Рейллу к себе на плечо и стала укачивать как младенца. Она нежно наглаживала её волосы и шептала неразборчивые слова: мягко и сочувствующе, как могла бы шептать только мать. Мама… Как давно Рейлла о ней не вспоминала, запрещала себе. Но теперь, именно в сей трудный час, она была ей так нужна. Лишь она бы поняла Рейллу и утешила. Но мамы больше не было… вместо неё была Алисента.

— Я не смею молить тебя о прощении моего сына. Твоё сердце скорбит и едва ли ты захочешь заполнить эту боль любовью к человеку, что стал причиной трагедии. Но я прошу тебя не как его мать, а как бабушка вашего сына — возьми себя в руки, Рейлла, как бы тебе не было больно. У тебя есть ребёнок и дитя под сердцем, которое ты можешь потерять предаваясь своему горю. Думай прежде всего о них. Ведь нет любви чище и крепче, чем любовь матери к своим детям.

— Люк был замечательным мальчиком…

— Твой сын тоже замечательный, и ему нужна мать, — Алисента приласкала щёки Рейллы и вкрадчиво сказала. — Приходи теперь ко мне в покои вместе с Хелейной и детьми. Мы — женщины — не ведём эту войну и должны держаться вместе. Хорошо?

— Я постараюсь.

— Вот и славно. Постарайся ныне навестить Эймона, он тоскует по матери. Я позабочусь, чтобы Эймонд тебе не встретился.

      В тот же вечер, хорошо обдумав слова королевы, Рейлла собралась и покинула покои. Она направилась в детскую. Все эти дни Рейлла провела мысленно с Люком, будто в объятиях мертвеца. Редко она вспоминала о последней их встрече, где Рейлла не уделила кузену должного, как ей казалось, внимания, но почти все её мысли были посвящены их детству на Драконьем Камне. Где были лишь они втроём: Рейлла, Джейс и Люк. Беззаботные дети вдали от короны, от придирчивых взглядов и пошептов в спину. Она давно уже с грустью приняла факт того, что эти времена ушли безвозвратно, но теперь, вместе с тёплым детством ушёл и Люк. Ныне он навсегда останется тем же ребёнком и никогда не вырастет, не порадует свою мать первыми своими победами, не возляжет с женщиной, не приласкает на руках своё первое дитя и уж точно не станет владыкой Дрифтмарка. Рейлла со страхом представляла как этот удар сказался на беременной Рейнире. А как пережил это Джейс? Простят ли они за этот грех Рейллу, ведь теперь она, как покорная леди-жена, неизменно следовала за супругом, а значит и за проступки его обязывалась расплачиваться и ей.

      Детская, как и всегда перед ночным сном, предстала в неряшливом виде. Бисером рассыпались игрушки, запрятались под подушки деревянные дракончики, спали под столики и диваны гвардейчики, укутались в покрывала, точно в белые платья, соломенные куклы. В этом обычном, казалось бы, виде, Рейлла застала за странным занятием детей. Джейхейрис и Джейхейра, обычно отдающие предпочтения обществу друг друга, раскинулись по устланному ковру. Тихий Мейлор, который, более всего ценил пребывание одиночестве, неожиданно оказался в компании старших. Но более всего было странным, что Эймон, маленький неугомонный ребёнок, покачиваясь на слабых ножках стоял рядом с незнакомым дядей и опираясь на его плечо, мирно слушал.

— .Это портовый город, что принадлежит Хайтауэрам, предкам моим и вашим, — голосом ласковым и энергичным, растолковывал незнакомец. — В нём почти не встречается зелени, весь город выстлан камнем, а там где природа сохранила существование — растут спелые дыни и гранаты.

— Большие? — с интересом спросил Джейхейрис, старательно ковыряя в носу.

— Дыни-то? Огромные! Размером с Мейлора. А гранаты чуть поменьше, конечно, как наш Эймон, — Джейхейрис посмеялся с ответа, сестра его, что ни улыбкой, ни смехом никогда не славилась, лишь серьёзно кивнула.

      Рейлла стояла на месте, не выдавая присутствия, но Эймон, будто почуявший присутствие матери, обернулся к ней и сверкая огромной, почти беззубой, улыбкой, побежал на встречу. Стоило ему отпустить плечо юноши, в торопливости, Эймон запутался в ногах — упал и более не пытаясь встать он привычно скоро пополз к матери. Рейлла подхватила его на руки, испытав жуткий стыд за то, что так надолго отдалась скорби, когда должна была проводить время с ним. Незнакомый ей юноша подскочил с места и зачем-то стряхнул колени, испытывая срамящую неловкость.

— Леди Рейлла, мы ещё не представлены друг другу, меня зовут Дейрон, я младший брат вашего супруга.

— Я знаю кто вы, — Рейлла не хотела смотреть ему в глаза, понимая, что лицо её ныне жалкое и некрасивое от долгих слёз, а сам Дейрон, как Эймонд ей и рассказывал, был из детей королевы самым красивым и добрым принцем, и приходился он любимцем короля Визериса. Так же, по словам Эймонда, Дейрон был единственным ребёнком Алисенты, которого король честно любил.

— Извините, что помешал. Я ведь так давно не видел племянников, а с Мейлором и Эймоном познакомился лишь сейчас.

— Вам не за что извиняться.

— Рад это слышать, — Дейрон выискивал темы для разговора, считая, что оставить жену Эймонда в таком состоянии он не имеет морального права. — У вас очень славный малыш. Он очень активный и смышлёный для своего возраста.

— Он похож на своего отца.

— Надеюсь, что только лучшими чертами.

— Надеюсь на это и я.

      Рейлла спустила сына с рук и привычно села за вышивку. Она понадеялась, что такой явный, хоть и неприличный, намёк спровадит принца, но он продолжал стоять над её душой, а затем и вовсе сел рядом. Выправка у него была военная, а ноги оказались широко расставлены, в такой позе всегда сидел и Эймонд.

— Я сочувствую вашей утрате, леди Рейлла. Не сочтите мои слова за сарказм, ведь мы с принцами Веларионами действительно не ладили — но смерть, чьей бы она не была, никогда не является поводом для радости, особенно, когда из-за неё страдают члены семьи.

— Я… постараюсь это пережить, — ответила Рейлла, сдерживая эмоции.

— Не сомневаюсь что вы сможете, леди. Всё-таки вы дочь дяди Деймона, человека отважного и сильного, одного из сильнейших людей, которых я знал.

— Должно ли такое говорить о враге?

— Хороший воин должен уважать даже врага. Мы с ним на разных сторонах, но я признаю его силу и горд тем, что имею честь общаться с его дочерью, которую, как я слышал, он любит больше других детей.

— Сама не знаю почему это так, — отчего-то сказала Рейлла. Она заметила странность, что при Дейроне ей говорилось легко и тревожные мысли рассеивались сами собой. Он не был так смешлив как Эйгон, мечтателен как Хелейна и так серьёзен и хмур как Эймонд. Дейрон был что-то между ними, что-то возвышение, мягче и лучше. Такие же чувства вызывал в Рейлле король Визерис. Когда он входил в комнату — солнце будто начинало светить ярче. Тоже было и ныне, при Дейроне.

— Если ваш отец из всех детей выделяет вас, значит вы того истинно заслуживаете, леди Рейлла, и какие бы невзгоды не коснулись вас, вы сумеете это преодолеть. Верно?

— Хотелось бы мне в это верить, принц Дейрон.

— Прошу, не называйте меня принцем… лишь Дейрон. Я третий по счёту сын, едва ли меня ожидает служба выше оруженосца его милости.

— Вы не столь самолюбивы как ваши братья.

— Едва ли у меня с ними есть много общего. Я давно не бывал во дворце и почти всё мне здесь стало чужим. Но я рад, что мой брат позаботился о пире, где я наконец-то увижу всю нашу семью и наших союзников.

— А в честь чего пир? Неужто в честь убийства моего кузена?

      Дейрон неровно оправил рукава котарди. Рейлла мало его знала, чтобы понять, как точна она оказалась в своих предположениях. Вместо этого, принц Дейрон лишь мягко улыбнулся.

— В честь моего возвращения домой, конечно же. Надеюсь и вы нас сможете посетить, леди Рейлла.

— Думаете, что мне позволит моё горе пировать?

— Я полагаю, что кровь вашего отца крепче женской сердечности, леди, и вы покажете сильный пример дочери Деймона Таргариена. Надеюсь, что я не ошибусь.

      В Малом Чертоге собрался важный люд. Лорды известных домов, такие как Ланнистеры, Свифты, Рейны и Леффорды, почтили присутствием Красный Замок. То был первый пир, что организовывал молодой король и он упивался своей важностью восседая в центре стола. Лорда-десницу он нарочно отсадил подальше, за Эймондом (которого теперь Эйгон вместо себя считал главным позором), так что никто более не мог испортить ему этот вечер. Его вечер! Он уже несколько раз поднимал тост: за свою коронацию и за подвиг брата. Между тостами Эйгон, конечно, втихомолку ещё выпил несчётное количества вина и теперь, прибывая навеселе, молодой король начал истязать вопросами только вернувшегося младшего брата.

— Итак, братец, вот тебе уже шестнадцать лет.

— Началось… — Эймонд ловко предугадал куда ветер дует. Эйгон, не замечая возмущений Эймонда, полез к юноше с важнейшими, почти что священными, разговорами.

— Тебе следует изведать женское тело, брат. Так сказать, выпустить вольного петушка на свободу.

      Дейрон, казалось бы, ничуть не смутившись, оставил трапезу и с видом предельной серьёзности посмотрел на молодого короля.

— Государь, с чего же вы решили, что я, будучи молодым мужчиной, ещё не познал женщину?

      Эйгон искренне удивился и даже возгордился ответом брата.

— Так с тобой есть о чём поговорить, оказывается! Не то что наш братец. Если бы я тогда не взял на себя ответственность сводить его в бордель, то лежало бы наше летнее дитя на жене, пытаясь в пупок член сунуть.

— Закрой свой рот! — возмутился Эймонд, чем лишь больше раззадорил Эйгона.

— Я твой король, слушай что я говорю. В конце концов — это ты меня заставил стать королём, посему сиди и терпи! — пьяный Эйгон возвысился над всеми, удерживая в руке кубок вина. — Вы все! Я, ваш король, приказываю вам смеяться над шутками про женские щели, коль я того желаю! Повелеваю вам смеяться!

      И зал послушно посмеялся как король того просил, сначала натужено, а потом, точно разгоняясь, предельно искренне. Эйгон пресытился самолюбованием и вернулся на место.

— Как же приятно быть королём.

— Ты не король, а позорище, — мрачно сообщил принц Эймонд, заглушая обиду в вине. С возвращения из Штормового Предела Эймонд никогда на людях не подавал удручённого вида, но вино, которое он слегка поддал, сыграли в обратную и вместо веселья к нему подтянулось унынье. Это не ушло от внимания Дейрона.

— Дай ей время, брат, вот увидишь, она простит. Рейлла знает, что это сделал не ты, а Вхагар. Дай ей время принять этот факт.

— Откуда тебе знать, что простит? Ты её не знаешь.

— Вчера я с ней познакомился, — не согласился Дейрон. — Она сильная леди и к тому же красивая, тебе повезло, Эймонд. Вот увидишь — простит, ещё и скоро присоединится к пиру.

— Не будет этого. Она не придёт.

— Придёт, — решил Дейрон. — Непременно скоро.

      Как Дейрону удалось это предугадать, Эймонд не ведал, но будто по приказу этого розовощёкого юнца — его жена явилась, в изумлении всем, в зал, блистая в тёмно-красном, как кровь, наряде. Только вблизи, когда жена, как полагалось, села рядом, Эймонд узрел нездоровый оттенок её кожи, но, кроме этого, уныние она ничем не выдавала.

— Л-ди Рейа! — восхитился Эйгон. — Ты так скучала по мне, что пришла на поклон сама!

— Рада, ваша милость, что вы, не изменяя себе, продолжаете тешить себя надеждами, — с кривой ухмылкой отозвалась Рейлла. Эймонд, тянувшийся к графину с пойлом, вдруг дёрнул рукой, точно обжёгся. То была реакция на её слова.

— Ваши слова остры точно меч, леди. То говорит вместо вас семя моего брата, посеянное в вашей утробе?

Лорд-десница, хоть и был далеко, но через стол кинул в короля таким смертоносным взглядом, что Эйгон, поневоле, принял более трезвый вид. Алисента постаралась смягчить грубость сына.

— Рейлла, вы с Эймондом уже думали над именем?

Эймонд взялся за кубок и призывно покачал матери головой. Он не желал, чтобы она в разговорах с Рейллой хоть как-то припоминала его.

— Моего сына будут звать Деймон, — отважно ответила Рейлла. — Я назову его в честь моего отца. Я так решила.

Кубок в руках Эймонда взорвался и осколки глубоко впились в его руку.

— А если это будет девочка? — поинтересовался Дейрон, намереваясь предотвратить конфликт. Но Рейлла упрямо ответила:

— Это сын. Я знаю.

— Надеюсь к тому времени, когда родится Деймон Второй, я буду уже мёртв, — прошипел Эймонд, пряча порезы под стол. Кровь заливала его тёмные кюлоты, но больнее раны в руке саднило его сердце.

— Отчего же ты не рад, мой муж? — горячилась Рейлла. — Я назову дитя в честь единственного мужчины, что никогда не обманывал меня, всегда был верен своим словам и истинно любил меня. Разве не в честь таких мужчин должно называть сыновей?

      Ох, Эймонду было что ответить на этот счёт. Рейлла ведь так и не узнала, как этот «великий человек» — щенком обозвал их сына. Эймонд пощадил её нервы, не вскрыл правду, не стал поступать так и сейчас. Вместо этого, он, весь красный от гнева, посмотрел на леди-жену и процедил:

— Ты — дура, если думаешь, что тебя кто-то любит больше, чем я!

— Леди Рейлла, не желаете потанцевать? — спросил Дейрон, умышленно разводя ссорящихся супругов.

— Я сам буду танцевать со своей женой! — закричал Эймонд, отшвыривая от себя стул. Он подал ей руку, с которой стекала кровь. Рейлла дёрнулась от него.

— У тебя руки в крови, — брезгливо заметила Рейлла.

— Во всех смыслах, дорогая.

      Он, не дожидаясь её согласия, сам направил жену в центр зала, замарав её платье и руки кровью. Эймонд крепко, без прежней нежности, прижал Рейллу к себе.

— Почему бы тогда Деймону младшему не носить фамилию Веларион или сразу Стронг? Раз ты уже решила меня унизить, сделай это со всем размахом!

— Какой же ты нарцисс! Полагаешь, будто любое решение, идущее вразрез твоим планам, является лишь унижением тебя любимого.

— Да я бы предпочёл, чтобы ты назвала его Люцерисом, но только не Деймоном!

— Не смей называть его имя, грязный убийца!

— Я чистый убийца, если на то пошло. Я не хотел его убивать, любовь моя. Но я бы с удовольствием снёс башку твоему грязному папаше!

— Отпусти меня, мне больно…

— Не выдумывай, актриса! Я тебя не крепко сжимаю.

      Но Рейлла, оставив ссору, схватилась за живот и с острых мучений скривила страдальческое лицо. Эймонд, прежде чем осознал, что творит это прилюдно, полез ей под подол платья и обнаружил, что с белых ног её стекает кровь.

— Позовите мейстера! — закричал Эймонд и подхватывая жену на руки, понёс её в покои. В беге он приговаривал, чуть сам не плача вместе с женой. — Прости меня! Прости меня, слышишь? Я того не желал!

      В замке замерла гробовая тишина. Не было слышно ни музыки, ни громкого смеха придворных. Более никому весело не было. Новый страшный удар сокрушил Рейллу. Не успела она оправиться после гибели кузена как теперь лишилась и ребёнка, юного Деймона, который столь ярко представал в её сне. Но места для слёз и новых рыданий не осталось, вместо этого, она поднялась, прямо в ночной сорочке, с окровавленным низом, и вышла за дверь. На полу сидел её измученный супруг. Рейлла, не моргая, бледнолицая и абсолютно равнодушная ко всему, громко сказала:

— Я более не ношу под сердцем дитя, которое должно было принести мир этой стране, а так же величие нашему дому. Возрадуйся, мой муж! Теперь мы все обречены, как того заслужили.

      Где-то в это же время на Драконьем Камне, оставленная без супруга, непризнанная королева Рейнира получила от него письмо, которое поистине смогло утешить её разбитое сердце. Прибывая ныне в Харренхолле, Деймон отправил леди-жене ворона.

«Люцерис будет отомщён, — кратко писал принц в своём письме. — Око за око, сын за сына».