Эймонд держал обгорелое тело брата на своих руках и не мог понять, жив Эйгон или уже умер. Как это могло случиться с ним? Ведь численное и стратегическое преимущество было у них! Сколько стрел полетело в эту старую суку и ни одна не смогла достичь её головы! А ведь Эймонд мог сокрушить её раньше, переняв инициативу у Рейнис и броситься первым в бой с ней. Тогда бы Эйгон не пострадал. Тогда бы любимый дракон короля не кричал от боли за всадника своего и за истрёпанное крыло.

      Сокрушаясь от столь невосполнимой потери, Эймонд впал в страшную ярость. Принц решил, что ему следует дать самому себе клятву, что с этого дня он не посмеет мягкосердечности и трусости взять над собой верх.

— Они за это ответят! — почти плевался от гнева принц Эймонд. — Они ответят за всё!

      В ту ночь лорд-десница и одноглазый принц казнили весь гарнизон Грачиного Приюта, а голову лорда Стонтона принц Эймонд срубил сам, мечом познавшим кровь и отнявшим не мало жизней. Он привёз голову лорда Стонтона с собой в Королевскую Гавань, как и останки Мелеис: оставленную после неё башку. Дракона прокатили в телеге на глазах зевак, так принц Эймонд полагал, что добыча Грачевника взбодрит народ. Говаривал он, что стоит узреть людям поверженное чудище, то они непременно воспрянут духом и возгордятся короной, но всё случилось иначе и люд пришёл в ужас, обмениваясь перешёптом и общими подозрениями. То было лишь началом, а что же могло их ждать дальше?!.. Голова лорда Стонтона оказалась подвешенной над Старыми Воротами: первой, но далеко не последней.

      Кто был поумнее — те решились бежать. Больше тысячи людей в тот день повалились прочь из Королевской Гавани. Тогда королева Алисента, прибывающая не в меньшем ужасе от поступка сына, повелела затворить ворота и более никого не выпускать.

— В страшное время мы живём, Рейлла, — сказал Дейрон, как и она, наблюдающий за суматохой с балкона.

      Обкатанная голова Мелеис теперь томилась у ворот, вокруг её глаз и в открытом рту собралось полчище мух, где-то уже успели прорости личинки. Голова дракона, на котором благородная принцесса Рейнис катала маленькую Рейллу, взирала теперь в небо пустыми глазницами. Мелеис была старым драконом, сильным и коварным, принадлежащим когда-то Алиссе Таргариен и почила она прожив долгую жизнь, и умерла достойно, вместе с хозяйкой.

— Когда идёт война — о мире мечтать не приходиться… — туманно заметила Рейлла.

— Мне бы твою выдержку.

— Не в выдержке дело, — с прохладой ответила она. — Отец меня с детства к войне готовил, а я идиотка и думать не смела. Теперь же сетовать слишком поздно. Но, знаешь о чём я истинно сожалею?

— Наверное, много о чём, — предположил Дейрон, не привыкший прогадывать в подобных делах. — О случившихся смертях или выбранной стороне?

      Рейлла дёрнула бровями, едва ли допуская подобную мысль. Чьи смерти он имеет ввиду? Люка? Принца Джейхейриса? Рейнис? Или, может, её народившегося ребёнка? Всё это стало пустым, как и сама Рейлла…

— Ни о чём из этого. Я лишь грущу, что меня не постигла матушкина участь. Славно бы было сгореть в огне…

— Прекрати! — оборвал её Дейрон. Рука его коснулась её плеча и на миг твёрдо сжала, точно стараясь привести в чувства.

— Зря ты за меня беспокоишься. Мир в огне, каждый теперь должен быть сам за себя. Лучше всего — это стоять в стороне и наблюдать за концом не участвуя в этом.

— Я предпочёл бы смерть на войне, нежели такое выживание, — возмутился Дейрон.

— Скоро у тебя появится такая возможность, когда ты отбудешь в Старомест на помощь к лорду Хайтауэру. Но знаешь, что я тебе скажу, Дейрон?

— Я уже не знаю, что от тебя ожидать, — осторожно заметил принц. Рука его всё ещё покоилась на её плече.

— Я тебя уважаю. У тебя доброе сердце и чистый ум. Береги себя, мне было бы грустно узнать о том, что тебя убили в войне, которую ты не начинал и никак не мог предотвратить.

      Стоило вдовствующей королеве увидеть обожжённое тело короля Эйгона, она впала в молчаливый ужас. И руки её, что желали коснуться тела сына, беспомощно дрожали над ним. Когда её дети были малы, она знала как защитить их, и сила её — взрослой женщины, матери, — была безгранична. Но теперь Алисента ничего не могла им предложить, кроме слёз и скорби, которые она не спускала со своего лица с самой смерти короля Визериса.

      Как быть дальше не знал и принц Эймонд. Вдруг, в одночасье из трёх старших детей он остался один в добром здравии. В покоях принцесса Хелейна до крови расчёсывала свои белые ноги, в беспамятстве от макового молока лежал и король Эйгон. Остались лишь они: Эймонд и Дейрон. Единственные защитники государства.

— Теперь ты должен править королевством, пока твой брат не соберётся с силами, чтобы вновь сесть на трон, — сказал Кристон Коль обращаясь к нему. Эймонда не пришлось просить дважды. Войдя в Тронный Зал в компании лорда-десницы и леди-жены он с удовольствием примерил корону Эйгона Завоевателя и обратился к Рейлле.

— На мне она смотрится лучше, чем когда-либо смотрелась на нём.

      Правда была за ним. В величие Эймонда не приходилось сомневаться и без короны, а с ней вид его становился более гордым, грозным и властным. С первой военной победы он одичал, познал смерть и кровь, при этом Эймонд удобно предпочитал не вспоминать о том, что его первая битва была со старой принцессой, не имевший доселе военных успехов. Подобное осознание ущемляло его гордость и Эймонд отмахивался от него заостряя внимание на главном. Он сразил всадника вместе с драконом, а значит сразил могущественного врага! А что уж у того между ног имелось — дело второстепенное. Враги не пощадили его племянника, значит и Эймонд щадить никого не станет.

— Мы будем молиться о скором здравии короля и о ваших военных успехах, мой принц, — с восхищением сказал малоречивый лорд-десница.

      Эймонд опустился на Железный Трон, широко и уверенно расставив ноги.

— Я мог бы стать настоящим королём… — признался он, стоило Рейлле подойти к трону и встать подле супруга. — А ты могла бы быть моей королевой.

— Благо твой брат не умер, — холодно ответила ему Рейлла. — А принц Мейлор пребывает в добром здравии.

      Эймонд, припомнив это досадное препятствие в наличие иных наследников, поспешил уверить жену:

— Теперь я защитник государства и принц-регент, до тех пор, пока мой брат не придёт в сознание. Я защищу нашу семью и трон моего брата. Когда Эйгон придёт в себя, то головы бастардов Стронгов и сестры-шлюхи уже сгниют на пиках рядом с головой лорда Стонтона.

      Эймонд прибывал в воодушевление с собственных речей. Это был его шанс доказать себе, своей жене и другим, что он более не является нахальным мальчишкой. Его своенравие и вспыльчивость обещались стать в скором времени смелостью и беспощадностью к врагам его семьи. Такие люди как он, Эймонд знал это точно, рождены для завоеваний и настоящих побед. Рейлла же, на беду супруга, радости его не разделяла…

      Долгие дни, с тех пор как Эйгона вернули на носилках в столицу, а брат его носил корону Эйгона Завоевателя, Рейлла прибывала в расслабленном состоянии, что пугало и настораживало жителей замка. Многим думалось:

      «А не сошла ли она с ума, на пару принцессе Хелейне?».

      Рейлла же никак не комментировала данные разговоры, предпочитая не замечать их. Только с одним человеком она могла позволить себе откровенность, с одной лишь душой, Рейлла была честна.

— Эйгон, как же слеп ты был всё это время, — шептала она спящему, ослабевшему королю. Повязки скрывали большую часть его лица, а из-под одеяла выглядывала его рука, которую часто в долгом молчании держала его мать. Теперь же Эйгона за руку взяла Рейлла.

— Мой глупый король, ведь ты так и не узнал, что жена твоя была сновидицей. Она видела и смерть Люка, предсказала и потерю моего дитя, но так и не узнала, что случится с её собственной семьёй и с ней самой. О боги, как же несчастна ваша семья… как я могу ходить счастливой, когда вас постигло такое горе? — Рейлла обречённо опустила голову на его ладонь, скорбя о войне, о бабушке, и всех напрасных жертвах этой глупой войны, одну из которых она касалась сейчас. Рука же Эйгона была тёплой и безжизненной.

      Рейлла точно знала, что Эйгон её не слышит, а посему она позволила себе говорить откровенно с ним. Ей хотелось перед кем-то покаяться.

— Вскоре, после того, как убили твоего сына и Хелейна впала в отчаянье, я приходила к ней, пытаясь уговорить её сменить бельё, но Хелейна схватила меня за руку и прошептала… «Дева, что родиться была не должна, но на свет явилась, за тем лишь, чтобы жизнь одну спасти, того, без кого ей не жить будет». Вот что она мне поведала, Эйгон…

      Но король не слышал её. Девять часов из десяти он прибывал во сне, споенный маковым молоком. Когда же Эйгон приходил в сознание, то раны столь сильно терзали молодого короля, что он выл умоляя о смерти. Оставив руку Эйгона, Рейлла направилась к мужу, желая высказать ему то, что давно напрашивалось. Теперь же Рейлла не желала щадить его чувства. Щадить — значит обманывать.

— Мрачные времена наступили, мой муж, коль ты носишь корону Завоевателя, а Кристон Коль цепь десницы.

— Как это понимать? — оскорбился Эймонд, уверенно восседая за троном.

— Ты становишься жестоким, такие короли не долго правят. А что же до твоего десницы — то поведение его ничуть не отличается от поведения лорда-командующего. Он знает лишь язык силы, не обладая элементарными политическими знаниями и дипломатией. Стыдно, Эймонд, что великие потомки древней Валирии таких людей на посты мудрецов ставят. Но дело твоё…

      Эймонд отмахивался от слов жены, которая, как он осознавал, втихомолку скорбела по умершей бабке. Принц-регент решил про себя, что более не позволит себе отвлекаться на женские чувства. Матушка, сестра, жена… — слишком много женских слёз проливалось в Красном Замке, а Эймонд не желал ни на что растрачиваться. Дейрон прав был, когда говорил, что на кону не репутация, а жизнь семьи, защита которой пала на плечи Эймонда. Он теперь участвовал во всех военных делах и велел каждый час в дневное время слать ему отчёты о передвижениях, военных успехах и численных потерях армии короля Эйгона. Ежедневно созывался совет на котором присутствовали самые верные люди короны. И всё же, под этим хлёстким руководством, Эймонд не решался выставлять жену вон, а Рейлла же желала участвовать на всех встречах совета и более не пропускала язвительных комментариев в спорных вопросах, которые всегда, косвенно или прямо, поддерживал принц Дейрон.

— Войска Долины и Севера, собранные принцем Джекейрисом, стали собираться в Белой Гавани, в Винтерфелле, в Сестринском Гнезде и в Барроутоне, насколько я осведомлён — предупредил Ларис Стронг, назначенный при Эйгоне мастером над шептунами.

      Услышанное тяжко оседало в мыслях принца Эймонда. Как этот мелкий бастард смог убедить лордов встать под знамёна его мерзкой мамашки? Эймонд, привыкший считать, что чистота крови — единственно истинная сила, не мог поверить в эти успехи.

— Если это истинно так — стоит им объединится с речными лордами и принцем Деймоном — Королевская Гавань падёт, — предрекал лорд-десница.

      Но Эймонд, убеждённый в своей воинской доблести, лишь отмахивался от подобных заявлений. Он обладал самым могущественным драконом на всём Вестеросе! Оборона столицы была безупречна — так полагал принц.

— Старая шлюха на Драконьем Камне — невелика угроза, — уверил Эймонд. — Настоящую опасность представляет дядя. Когда Деймон умрёт, все эти дураки под знамёнами Рейниры разбегутся по своим замкам и больше нас не потревожат.

      Рейлла внимала его речи с молчаливым презрением. Никто из присутствующих, казалось бы, не разделял высокомерной уверенности принца-регента. Догадки о проигрыше уже не были аналитическими предположениями, крах чувствовался под ногами. В сердце каждого человека в замке, который теперь являлся личным врагом Рейниры, закрался страх.

— Я должен сам убить дядю. Лишь мне это под силу! — объявил принц-регент, с остервенением стуча кулаками по столу. Он, почти как малый ребёнок, не мог стерпеть сего факта, что его планы рушатся и всё идёт не так, как он гладко расписывал в своей голове.

— Он не выйдет с тобой на бой на драконах, — решительно сказала Рейлла. — Он не будет рисковать собой, зная что он крепкая единица в партии чёрных. Если умрёт он — против нас останется один юный принц Джекейрис и сломленная от смерти детей принцесса Рейнира. Даже флот Веларионов потерпит поражение если драконьи всадники обрушится на них. У нас численный перевес.

— Но Эйгон не в состоянии летать, а израненного Солнечного Огня охраняют в Грачевнике, — напомнил лорд Стронг.

— Но есть я, — твёрдо заверил Эймонд. — А на случай моей смерти у нас есть Дейрон на Тессарионе. Дейрон умелый боец, в отличие от принца Стронга.

— Ты слишком далеко смотришь, Эймонд, не замечая то, что творится у тебя под носом, — предрекла Рейлла, нисколько не разделяя его энтузиазма. — Отец не выйдет против тебя. Если ты хочешь убить его — тебе нужно бить на больное. Он человек импульсивный и на пощёчину ответит не задумываясь о последствиях.

— Леди Рейлла, вы предлагаете его выманить? — догадался Ларис.

— Именно так. Отец наращивает военную мощь, а я уверена, что скоро они начнут искать драконьих всадников, которые смогут вступить против нас в бой. Отца нужно отвлечь, выбить из седла, которое он занимает будучи убеждённый в том, что никто не сравнится с ним в военном опыте.

— Тогда что же мне делать? — спросил Эймонд, не стесняясь при всех обратиться к мнению леди жены.

— Если хочешь сразиться с ним — убей меня. Я не могу сказать, что это сработает наверняка, так как уже не уверена, что отец любит меня как он всегда говорил, но если вы убьёте меня — это может вывести его из себя и побудить на опрометчивый поступок.

— Ты, должно быть, шутишь, — поразился Эймонд.

— Это хорошая идея, — неосторожно посмел согласиться лорд Джаспер Уайлд, как принц-регент тотчас вышел из себя и выпрыгнул из кресла короля. Лицо его было страшно в гневе. Рейлла уже не помнила, когда в последний раз видела его улыбку.

— Я не желаю жертвовать ни кем за этим столом, тем более своей леди-женой!

— Почему? — ответно возмутилась Рейлла и уподобляясь мужу вскочила с места. — Это поможет нам победить!

— Мне не нужна такая победа. Я слишком тобой дорожу, чтобы жертвовать… даже в угоду мира.

      Рейлла села на место, нисколько не испытывая радости от его прилюдного признания. Для неё это был признак слабости, нерешительности и откровенной трусости. Убить старую принцессу Эймонду хватало запала, с этим он почувствовал себя героем, а лишить жизни собственную жену — не было воли. Но самоотверженный поступок Рейллы на совете оценил каждый, чего нельзя было сказать о принце-регенте. Кто-то с его отказа, посчитал принца эгоистом, другие — мальчишкой, что не смыслит в войне, и мало кто за общим столом мог по-настоящему понять Эймонда. Не было среди лордов мужчин, что женились по любви, мужчин, что жён ставили выше долга. В своей брачной преданности Эймонд был одинок и некому было его поддержать.

      К ночи, как и бывало с тех пор, как Эймонд возложил на себя обязательства брата, он воротился в покои. Эймон теперь спал в детской, к которой охраны выставилось столько, что даже молодой король мог позавидовать, если бы только он был в состоянии трезво мыслить.

      Рейлла, привыкшая чутко спать, заслышала, как кровать под ней скрипнула. Она обернулась к Эймонду, он, уже снявший одежду, и оставивший на прикроватном столике повязку, наклонился к ней, бегло припав губами к шее леди-жены. Руки его сбросили с девичьих коленей одеяло, подняли сорочку до верху. Ладонь принца сжала женскую грудь. Рейлла глубоко вздохнула, стоило Эймонду резко развести её ноги и войти внутрь.

      Брал он её без нежности, но и без грубости. Дни его были мрачны, едва ли тёплая весть постигала скорбящие стены Красного Замка и ночи в объятиях жены были единственно светлым делом в безрадостном существовании принца-регента. Эймонд предпочитал не замечать, как сильно сменилась в настрое Рейлла, не только по отношению к нему, но и ко всем остальным. Он знал, что его леди-жена оплакивает вражескую родню, но замалчивает это, понимая, что никто её горя не разделит, не поймёт его. Поэтому она позволяла себя брать, так же как и позволяла себе наслаждаться и стонать под усердными толчками супруга, пряча стыд глубоко в помыслах и ненависть к любовнику, что убивает её родичей. Однажды она уже сказала Эймонду, что готова за своё предательство сгореть вместе с ним, но теперь, понимая, что любит его слишком сильно, она желала сгореть не вместе с ним, а вместо него.

      Окончив последним, сильным толчком, отчего Рейлла особенно громко вздохнула, Эймонд упал лицом в подушки, по-прежнему прижимая леди-жену за талию. Скоро оправившись от приятной усталости, он обернулся к ней. Не видя в темени её лица —Эймонд уточнил:

— Что это было сегодня? Желаешь расстаться с жизнью, когда ты так мне нужна и нужна нашему сыну.

— Я — обуза. В жизни моей смысла не много, в отличие от смерти.

      Рейлла отвернулась от Эймонда спиной, но он лишь крепко прижал её к себе, зарывшись лицом в мягкие волосы.

— И зачем мне жить, если тебя рядом не будет?

— Ради победы, — ответила Рейлла. — Хотя, конечно, я понимаю, что это глупо с моей стороны. Моя жертва бессмысленна, так как вера в отца всегда была ложной. Может быть, он когда-то и любил меня, когда видел, как я преклоняюсь перед ним, но теперь я ему враг. Он никогда меня не простит и не пощадит и в честь смерти моей, наверное, отец лишь закатит пир. Дочь-предательница сдохла раньше, чем Порочный принц мог рассчитывать.

      Пока Эймонд слушал Рейллу затаившись, молча соглашаясь со столь удобными для него словами, принц Деймон в этот час встречал в Харренхолле летевшего на встречу к нему Джейса Велариона. Этот мальчишка, окрепший, осмелевший от военных успехов, спешил обсудить с отчимом новый план по захвату Королевской Гавани. Всевозможные ресурсы для этого у них имелись. Нужные люди, пребывающие в столице, подсказали принцам, что ныне ночью принц Дейрон отбудет в Старомест и из драконьих всадников опасным останется лишь один — принц Эймонд, на своей старой драконица Вхагар. Вместе — Джейс и Деймон — смогут противостоять ему одному. Принц Веларион не сомневался, что и его участие будет нужно лишь для тыла, так как со всем сможет управиться и сам Порочный принц, но, в отличие от пасынка, Деймон не был столь воодушевлён планом.

— А если Рейлла вступит в бой? — Деймон прервал восхищённую речь Джейса твёрдым вопросом.

— Ты полагаешь, что она нападёт на тебя?

— Я знаю это наверняка. Пойманный наёмник, должно быть, ей уже доложил о том, что это был я, кто наказал совершить месть. Рейлла непременно захочет поквитаться со мной.

      Джейс пылал от возмущения с подобных слов. Неужто принца Деймона могли волновать такие сантименты, когда на дворе шла война?! Война в которой уже погиб брат Джейса и его бабушка, а Рейлла же продолжала греть постель этого гнусного одноглазого убийцы… Мысль эта настолько отвращала Джекейриса, что он более и припомнить не мог, отчего он когда-то любил Рейллу и даже хотел сделать её своей королевой.

— Она предала нас! После всего, что случилось, она спит с Эймондом…

      Принц Деймон, пресекая нападки на свою дочь, крепко схватил Джейса за шею.

— Лети тогда сам, раз такой умный, и подари матери новое горе по второму мёртвому сыну!

      Деймон сжимал горло пасынка столь крепко, что лицо его стало багроветь. Когда же принц опустил хватку, Джейс тяжко прокашлился, не спуская задумчиво-обиженного взгляда с отчима. Юным принцем всё становилось сложнее управлять и Деймона это раздражало. Он не мог терпеть неповиновения, особенно от мальчишек, которые ничего не понимают ни в жизни, ни на войне.

— Почему ты настроен так? Почему ты защищаешь её?

— Потому что это мой любимый ребёнок и я не стану жертвовать её жизнью ради того, чтобы мы захватили столицу! Мы и так это сделаем, но для начала соберём драконьих всадников и выманим одноглазого из Красного Замка. Я верну трон твоей матери и верну свою дочь живой, но мы будем делать так, как я говорю!