Рейлла любила предаваться мечтательным размышлениям: «А что, если…». Ведь события, которые так стремительно накладывались друг на друга, строились точно карточный домик для того, чтобы вскоре разрушиться… Страшно было помыслить, что изначально всё могло сложиться совсем иначе и не было бы никакой войны.

      Так она пришла к выводу, что лучшим для всех исходом был бы отказ короля Визериса вступать в новый брак. Тогда у принцессы Рейниры не нашлось бы соперников за трон. И, если бы Визерис всё так же упрямо отказывал Деймону в браке с его дочерью, то братья Веларионы так же родились от Харвина Стронга, а Рейлла, Бейла и Рейна были бы дочерью Лейны Веларион. И тогда, скорее всего, Рейлла бы по итогу вышла замуж за Джекейриса, дабы стать королевой Семи Королевств, в угоду своему отцу.

      Припоминались Рейлле, особенно тепло, события юности, когда жизнь текла мирно, как песок свозь пальцы, а самой тяжкой думой служил выбор платья: чтобы надеть сегодня такое, чтобы Джейс обратил на неё особое внимание, сделал комплимент и смутился. Хотя, конечно, принц Веларион делал любому её наряду комплимент, даже если она выходила в дорожном платье.

      Какой бы простой оказалась её жизнь, если бы она вышла за Джейса Велариона, не случись, конечно, военных событий. Жизнь была бы спокойной, мирной и, наверное, скучной. Будучи теперь взрослой женщиной, Рейлла понимала, что только одноглазый принц вызывал в ней истинные эмоции: радости и злости, но эмоции яркие и запоминающиеся. С ним никогда не было легко, и порой Рейлле хотелось треснуть Эймонда так сильно, чтобы он навеки замолк, но затем её охватывал прилив нежности и лишь одно желание: целовать, целовать, целовать его…

      Пока Рейлла жила прошлым и сетовала на судьбу, принц-регент тяжело принимал удары судьбы, а точнее вражеские успехи на фронте. Его многолетние изучения истории, философии и военного дела не помогали на поле боя. Война разительно отличалась от того, что он привык видеть в книгах. То были настоящие сражение и кровь, без манекенов и деревянных мечей, а у Эймонда не было союзника закалённого в боях и собственного военного опыта. Был только он: озлобленный мальчик, с короной на голове, но с дрожащими от страха руками.

— Джейс Веларион собирает драконьих всадников, — сообщал Ларис Стронг пылающему принцу.

— Сколько у них вольных драконов?

— Около пяти.

— Пять… — с рычанием вторил Эймонд. Пять не малых, осёдланных чудищ, а ещё Вермакс, Сиракс, Лунная Плясунья, Тираксес и, конечно же, Караксес. Даже Эймонд, с его чрезмерной гордыней, осознавал как близка его гибель.

— Они и без новых всадников могли бы сравнять столицу с землёй! — старался здраво рассуждать Эймонд. — Солнечный Огонь травмирован и король слёг с травмами, Хелейна не в состоянии оседлать Пламенную Мечту, а Дейрон на Тессарионе отбыл в Старомест. Столица ныне лёгкая добыча, почему они не атакуют?

— Полагаю, они хотят захватить Королевскую Гавань без лишней крови, — сказал лорд-десница.

— А я думаю, что дело здесь не только в этом, — вкрадчиво начал лорд Стронг. — Вполне возможно, Порочный принц не желает вступать в бой со своей дочерью.

— Полагаешь, будто Деймон решил, что Рейлла захочет напасть на него? — удивился Эймонд.

— Думаю, что леди приходится тяжко, после всех событий… в отличие от вас, принц-регент, леди Рейлла несёт потери с двух флангов.

      Эймонд призадумался над его словами. В последние недели он мало времени уделял леди-жене и сыну, а с тех пор как Дейрон отправился в Старомест для укрепления позиций, Рейлла потеряла последнего друга в столице. Эймонд же был так занят, что не находил времени подумать о том, в каком печальном состоянии прибывает его семья и как потрепали их произошедшие события. Только лишь он, принц Эймонд, смог закалиться от этих бед, а значит и вытягивать семью из трясины ему придётся.

      Ранним часом, когда Эймонд, как и всегда, вставал на тренировку, он поднял и Рейллу. Не привыкшая пробуждаться под настойчивой рукой мужа, Рейлла нервно вскочила, хватаясь за его запястье.

— Н-напали? — вскричала она.

      Эймонд, смутившись такой реакции, пригладил Рейллу по спине, позволяя укрыться в его объятиях, точно маленькой девочке ищущей покой и защиту в объятиях взрослого.

— Никто не посмеет напасть на столицу, — приговаривал он, целуя её в волосы. — Никто не посмеет тебя обидеть.

— Ох, Эймонд… обещай, что не оставишь меня. Только я смогу тебя защитить…

— Ты меня?! — чуть не смеялся Эймонд. Едва ли он понимал о чём Рейлла пытается сказать ему, да и решил он, что в её душу лезть дело неблагородное. У неё там одна боль и страдания и Эймонд, как никто, приложил к этому руку.

— Пойдём, прогуляемся с тобой, как раньше, к Богороще.

      Эймонд едва выкроил время на эту прогулку, мысленно отвлекаясь на дела военные, а не любовные.

      Дорога к Богороще была молчаливой, каждый думал о своём, но только не друг о друге. Но стоило пути их окончиться, Рейлла оставила Эймонда и подошла к чардереву, у которого она стояла и в прошлый раз. Эймонд, сам не зная зачем, отошёл к тому месту, в котором наблюдал за ней впервые и также залюбовался.

— Мы здесь были в день нашей помолвки, — припомнила Рейлла, обнажая улыбку от воспоминаний с их первой прогулки.

— В тот день ты была так сокрушена новостью о нашей помолвке, что не хотела со мной разговаривать несколько дней. Будто я был виновен в этом…

— Но это же был ты, — напомнила Рейлла.

— Но тогда ты этого знать не могла, — упрямился Эймонд.

      Как и ранее, три года назад, он встал в тени деревьев, теперь без стеснения, но так же затаив дыхание, оглядывая Рейллу. В мягких лучах свежего, утреннего солнца, лицо её казалось фарфоровым и умиротворённым, ничуть не сменившимся за годы проживания во дворце. Только приглядываясь можно было заметить тёмные синяки от бессонных ночей и неестественную худобу ключиц из-за скудного питания.

— Не смотри на меня так, — смутилась Рейлла, сокращая расстояние между ними.

— Отчего мне на тебя не смотреть?

— Сейчас я не в лучшем виде. Не такой, как была в прошлый раз, когда мы с тобой были здесь.

— Но смотрю я на тебя точно так же, как и раньше.

— И как же? — полюбопытствовала Рейлла.

— С восхищением и вожделением.

      Смущение леди-жены не укрылось от внимание Эймонда. Сейчас она была так же легка, мила и весела, какой была до войны. На миг сменился и сам Эймонд. Он стал даже милее, чем когда-либо, лишь бы Рейлла под этим трепетом чуть смягчилась к нему. Эймонд притянул её за талию, сливаясь в долгом, нежном поцелуе, какой бывает при первой нежности возлюбленных. Но Эймонду и Рейлле то было не знакомо, первый их поцелуй на Шёлковой улице случился на пьяную голову под бдительным присмотром говорливого Грибка. И куда только этот плут пропал. Сколько бы Эймонд не наказывал его найти — никто не справился с поручением принца. Будто и не существовало Грибка никогда…

      Эймонд первым оборвал поцелуй, но жену отпускать не стремился, да и Рейлла от него не отворачивалась, её нос касался его подбородка, а руки скользили по груди, сминая ткань.

— Я прошу тебя оставить разговоры о смерти, — сказал он, смотря через неё, на сгибающиеся по-старушечьи кроны чардерева, на мягкий свет, что пробивался сквозь пышные листья и ветви.

— Я возьму себя в руки. Ради тебя и сына. Обещаю. Но и ты должен пообещать здраво мыслить, не давать гневу и высокомерию ослепить тебя.

— Я постараюсь, — с неохотой ответил Эймонд, возмутившись про себя, что Рейлла посмела обвинить его в высокомерии и гневе.

— А когда война закончится, я хочу чтобы мы уехали из столицы.

— На Драконий Камень?

— Нет, — воскликнула Рейлла, оглаживая его шею и касаясь её губами. — Хочу в Пентос, где родилась и жила до двух лет. Хочу там жить в тишине и покое, родить ещё детей и состариться бед не зная.

      Эймонд хмыкнул, не давая чёткого комментария её мечтам. Сам принц не питал интереса к Вольным городам. Он понимал, что после войны, как бы скоро и просто она не окончилась — страна будет в упадке и Эймонд нужен будет здесь, в столице. Это был его дом и он не собирался его покидать. Он хотел женить Эймона на Джейхейре, а в будущем, если у них с Рейллой появится дочь — выдать её за Мейлора. Эймонд собирался только крепче впиться корнями в корону, а не отпускать её из рук, но сказать подобное он не осмелился. Рейлла была в депрессии и он был готов согласиться с ней во всём лишь бы как-то утешить.

      По возвращению в замок, принца-регента ждала прекрасная весть, впервые за столь долгое время у него появилась причина для радости, а в глазах безутешной матери замоячил огонёк надежды.

— Всё таки, ваш дед сделал своё дело, мой принц, — сообщил Кристон Коль. — Высший Совет Триархии согласился с предложением союза и девяносто боевых кораблей с востока выплыли к Глотке.

      Эймонд, ошпаренный новостью, даже дыхание затаил, так ему не верилось в истинное счастье, что неслыханно обрушилось на него с небес.

— Надеюсь, что этот мерзкий бастард не заимел драконьих всадников, — Эймонд фыркнул, тут же отбив свои предположения. — Нет, он точно бы не успел. Да и невозможно это, взрослый дракон к себе не пропустит какую-то голытьбу. Если бы случилось это — мы бы уже знали.

      Но вести, что доходили до Королевской Гавани — шли с заметным опозданием и когда Эймонду сообщили, что принц Джекейрис ищет всадников, на Драконьем Камне уже сготовился отряд.

      После долгих поисков и многочисленных неудач, что кончались смертями и увечьями, четверо всадников смогли приручить драконов. Могучего Вермитора, дракона Старого Короля Джейхейриса, оседлал бастарад кузнеца — громадный, мрачный мужчина по имени Хью Молот. Драконица жены короля Джейхейриса — Алисанны — Среброкрылая, склонила голову перед Ульфом Белым, бывалым пропойцей.

      Последний из драконов, который принял нового всадника, был дракон покойного Лейнора Велариона — Морской Дым. Он находился без всадника не так долго, как другие собратья, и был привычен к людям. Морской Дым позволил оседлать себя мальчишке младше самого принца Джейса — пятнадцатилетнему юнцу, которого все знали как Аддама из Халла. Это был отважный юноша, ликом схожий на Лейнора Велариона (историки долго спорили о происхождении юноши, кто-то утверждал, что Аддам и впрямь является бастардом Лейнора, но другие, преимущественно большая часть, которая знала, что Лейнор имеет страсть к мужчинам, полагала, что истинный отец Аддама — Корлис). Такое предположение могло оказаться вполне обоснованным, при условии какое сильное впечатление на Морского Змея произвёл сам Аддам, рассекающий небеса на драконе умершего сына. В очевидной симпатии к юноше, Корлис зашёл настолько далеко, что подал королеве Рейнире прошение, чтобы с Аддама и его старшего брата сняли пятно позора и двух бастардов признали истинными наследниками Дрифтмарка. Королева Рейнира, впрочем, симпатии не разделяла, предпочитая оставаться на стороже, к тому же, место наследника она грела теперь для Джоффа, после трагичной смерти Люцериса. Но кандидатуру Аддама поддержал и Джейс, убедив матушку, что для укрепления позиций требуются жертвы и любую самоотверженность надо поощрять землями и тутулами. Так, Аддам из Халла, стал Аддамом Веларионом — законным наследником Дрифтмарка.

      Старший брат Аддама — Алин, так же пытался стать драконьим всадников и полез на Овечьего Вора, дракона со скверным характером, который сгубил неумелых храбрецов больше, чем любой другой дракон. Алина, как и прочих, постигла неудача и лишь расторопность Аддама смогла спасти жизнь брата. Впрочем, после унизительно неудачи, Алин ходил с глубокими ожогами на спине и ногах до конца своих дней.

      Властью, и уж тем более силой, такого дракона было не взять, но в подобных случаях иное оружие имеет большую эффективность — хитрость. А никто столь искусно хитрить не умеет, как делают это юные леди, посему, именно молодой, настырной девчонке по странному прозвищу — Крапива — удалось оседлать это чудище. Она задабривала Овечьего Вора едой, ежедневно принося ему зарезанную овцу, так дракон уже привык ждать её по утрам и привязался к маленькой, грязнолицой, сквернословящей дикарке.

— Такого я ещё не видел, — поразился Джейс, когда Крапива, верхом на Овечьем Воре, облетела Драконий Камень и мягкой поступью сошла с него, так уверенно, будто летала на драконе всю жизнь.

— К каждому страшному зверю есть свой подход, — бодро ответила Крапива, улыбаясь чуть гниющими зубками.

      Джейс, человек отважный, с большим сердцем, ликовал от успехов, достойных наследника. Пусть волосы его не струились в серебре, а глаза не были цвета пурпура, но он был Таргариен, от самый пяток до кончиков волос, принц это доказал не словом, а делом.

      Джейс умело принял на себя военные обязанности. После успешного договора с Севером и Долиной, именно принц Джекейрис усадил младших братьев — Эйгона и Визериса в пентошийский когг, дабы отправить их подальше от военных событий. Это он, Джейс, нашёл новых всадников и усилил армию чёрных. Сколько жизней было сгинуто в этой схватке с покорением драконов, сколько женщин осталось вдовами, а дети сиротами, но план был выполнен, не смотря ни на что.

      С этим умиротворённым довольствием, Принц Джекейрис возвращался в замок, когда на пороге его постиг крик материнского отчаянья. Джейс, сломя голову, рванул к матери, найдя её в Каменном Барабане. Бейла и Рейна пытались приласкать безутешную мать, а Джейс застыл, с вымученным видом, полагая лишь худшее: новые потери. И принц понимал какие, ведь мать, почти себя теряя в истерике, прижимала к груди запуганного девятилетнего Эйгона, которого Джейс ещё недавно спровадил на корабль.

— Что произошло? — спросил он. Голос Джейса дрожал от нервов. Рейнира едва могла говорить и вместо неё ответила Бейла.

— Триархия приплыла с востока и захватила когг «Счастливое забвение», на котором плыли принцы.

      Джейс ещё раз посмотрел на бедного, измученного, но славу Семерым, живого Эйгона.

— А где Визерис?

— Он у них, — закричала Рейнира. — Лишь боги знают, что они сделают с этим ребёнком… каким пыткам они его подвергнут за убийство сына узурпатора Эйгона.

      Это было первое тактическое поражение принца Джекейриса, до сего дня всё шло лучшим образом, а теперь…

— Не плачь матушка. Враги королевы, что посмели посягнуть на наследника, познают жестокую кару драконьего пламени.

      Джейс бросился прочь из замка и лишь две любящие его женщины: Рейнира и Бейла, кинулись вслед за ним.

— Не смей лететь, Джейс. Я — твоя королева — тебе приказываю остаться! — Рейнира пыталась предать жёсткости в своём голосе, но от долгих слёз она едва ли могла здраво мыслить.

— Не держи меня, мама.

— Отправь вместо себя новых всадников, но не лети сам… Я молю тебя…

      Рейнира схватила сына за руку. Джейс, в трепетной любви, огладил её белые ладони и прильнул к ним устами. Он знал, в Рейнире не королева сейчас говорит, а безутешная мать, значит и Джейсу полагалось ныне говорить с ней как с матерью.

— Я не могу послать вместо себя людей, что не показали себя на поле сражения. Я нужен им как командир, что же я буду за принц, если стану прятаться в тени?

— По крайней мере, ты будешь живым принцем.

      Рейнира погладила сына по щеке, прежде чем крепко его поцеловала в линию подбородка, что встречается с шеей. Так же она прощалась с Люком и теперь, предчувствуя беду, отправляла на смерть старшего сына.

— Будь осторожен.

      Джейс, по-военному, поклонился матушке и вышел во двор. Бейла настойчиво волочилась за ним до самого Вермакса и прежде чем принц оседлал дракона, Бейла обернула его к себе за плечо и решительно объявила:

— Я полечу с тобой. Я хочу, чтобы мы сражались вместе!

— Нас будет пятеро, этого вполне достаточно. А ты нужна здесь, для защиты семьи.

— Но я хочу защитить тебя.

— Что же я за мужчина, если меня надо женщине защищать, — воспротивился Джейс. — Жди меня здесь, я вернусь и женюсь на тебе. Даю слово.

      Бейла поцеловала Джейса, впервые решившись на такую смелость, но принц стоял, оставляя невесту без ответа и в тоже время её не отталкивая. Он знал, что сейчас это ей необходимо и посему терпел ласку, на которую растрачиваться не хотел. Конечно, Джейс бы охотнее сейчас целовал миленькую Сару Сноу или позабытую первую любовь. Но выбора ему не оставили.

      К Глотке, захваченной лиссей флотилией, поспел Вермакс. Гулкий рёв этого чудища разрезал небеса, точно гром в непогоду. Под его яростный рёв всколыхнулись волны и доселе спокойные галеры зашелестели по ветру, как бумажные кораблики. К флотилии подлетал юный Вермакс, неся на себе всадника, разъярённого, молодого дракона — Джекейриса Велариона. Многие бы струсили, пустились на утёк при виде такого врага, но галеры не так быстры как конница и времени на бегство не находилось, а флот Триархии, обладающим право могучей решительностью, без срамящей паники встретил врага, не имея при себе и должного оружия для борьбы.

— Убейте всадника, и дракон улетит, — наказывали морякам их капитаны и начальники.

      Шлейф драконьего пламени обрушился на галеры и вопль моряков как предсмертная песнь прокатилась по проливу. Люд бросился в воду, галеры шипя от пламени, потянулись ко дну. Но отважный Вольный народ продолжал вести бой, обрушая на юного принца залпы болтов, так было до той поры, пока на горизонте не поднялся подступающий протяжный вой, разного тембра и степени ярости, и вскоре четыре крылатые фигуры замаячили на небосклоне.

      Когда нагрянули Среброкрылая, Овцекрад, Морской Туман и Вермитор, былая отвага покинула воинов Триархии. Галеры, что ещё оставались целыми, устремились прочь, но огонь, разной мощи и цвета, достигал их, круша вместе с моряками. Водная бездна поглощала живьём и людей и корабли.

      Принц Джекейрис, испытывая жгучую ненависть к врагам, что осмелились напасть на его младших братьев, и не думал их отпускать подобру, посему Вермакс, спускаясь всё ниже и ниже над флотилией, карал преступников своих пламенем. Однако Джейс, потерявший отчёт собственным действиям не заметил, что дракон опустился на опасную низменность и стал лёгкой добычей для отчаянных воинов. Так один моряк с мирийской галеры ловко забросил из «вороньего гнезда» якорь-кошку на Вермакса, когда тот пролетал мимо кораблей, и крепко дёрнув на себя якорную цепь матрос прикрутил её к мачте. Вес корабля вместе с мощью крыльев Вермакса пропороли в брюхе зверя глубокую рану. Рёв Вермакса раздался столь яро, что его услыхали даже Спайстауне. Густая, горячая кровь дракона, вместе с внутренностями потянулись к воде.

      В конечном счёте израненный дракон рухнул в море, горящая галёра рассыпались под ним, путая Вермакса в горящей оснастке. Когда корабль пошёл на дно, измученный дракон потянулся вслед за ним. Однако, всадник, юный принц Веларион, успел откинуть цепи и оставить дракона, сохраняя свою жизнь. Задыхаясь от пепелища и смога, Джейс всплыл на поверхность, хватаясь за один из дымящих обломков. Сердце в его груди клокотало до боли.

— Он всплыл! — закричали вражеские моряки. — Добивайте!

      И обстрел арбалетчиков полетел прямо на голову принца. Мир застыл в одно мгновение, точно по воле самих Богов…

      Джейс, не испытывая ни боли, ни страха, принял залп ударов на себя. Болты пронзили его тело насквозь, а решающий выстрел, угодивший точно в шею, добил молодого принца и тот пошёл на дно вслед за своим драконом.

      Погружаясь в утробу мирного моря, всё в один час стихло. Не было слышно ни криков, ни драконьего рёва, только изношенное сердце принца стучало, постепенно слабея. Жизнь проносилась перед глазами. Спадающий в морскую бездну, принц Джекейрис увидел перед собой картины покоя и мира, которые теперь могли служить лишь остаточной фантазией умирающего юноши. Он видел себя взрослым мужем, восседающем на Железном Троне, видел подле себя королеву-жену с серебряно-золотыми волосами, столь красивую, что о другой женщине и мысли пронестись не могло. Видел он и своих детей: мальчишек и девочек, светловолосый и тёмных, с непослушными кудрями. Как прекрасны они были и как они были счастливы… Но вскоре эта картина стала расплываться перед глазами. Джейс, чуть не плача, молил самого себя держаться, дабы никогда более не расставаться с этой славной мечтой, но жизнь его, подобно потухающей свече, слабела и покидала тело.

      В агонии перед кончиной, единственное слово, вместе с остатком воздуха, вырвалось из груди принца, прежде чем он бездвижно залёг на морское дно. И слово тому было…

— Рейлла! — закричал Эймонд, трясся её за плечи. Она кричала и рыдала во сне, пока наконец не проснулась. Эймонд потянул её на себя, прижимая к груди и Рейлла, объятая паникой от недавнего кошмара, громко зарыдала.

— Что тебе снилось?

— Не знаю… я не помню. Но мне было очень страшно и холодно. Будто я тонула во сне, — плакала Рейлла, смиряясь под баюканья Эймонда. Он гладил её волосы, целовал плечо. Эймонд, напротив, этой ночью спал как никогда спокойно, зная, что союзники Эйгона заняли Глотку. Посему он уверено ей сказал:

— Можешь спать спокойно, моя леди, теперь у нас появился хороший шанс для победы…