— Дайте мне женщину с крепким задом и кубок вина, — вымаливал король, только отошедший от макового молока. С него сняли повязки, дабы обработать раны. Рейлла впервые видела его лицо после страшного сражения: кожа принца, красная, точно спелый плод, страшно искажала некогда прекрасное юное лицо. Рейлла обещала себе, что не подаст вида, дабы не расстраивать Эйгона и держалась она вполне достойно, хотя руки её, сложенные на коленях в замок, нервно ломали ногти в сей напряжённый час.

— Ты во мне сейчас дыру прожжёшь, — возмутился Эйгон с её молчания. — Что, я уже не так хорош?

— Ты похож на размазанное дерь… — повёл принц-регент и был жестоко перебит матушкой.

— Эймонд, не смей оскорблять короля! — пристыдила его вдовствующая королева.

      Эйгону сейчас было плоше всего, а потому Алисента отдавала королю всю свою ласку и любовь в которой он нуждался. Такая забота Хелейне уже была чужда в силу слабого рассудка, а взрослым сыновьям в силу возраста, и королеве некому из младших детей было её отдать.

— Слышал я, леди Рейлла, что твой несостоявшийся жених пал смертью храбрых, — вдруг сказал Эйгон, кривясь и морщась, когда мейстеры мазями проходились по его ожогам.

— Да, принц Джекейрис был убит вместе со своим драконом, — неохотно ответила Рейлла.

— А после битвы на Глотке наши союзники неплохо поживились на Дрифтмарке, расправились с женщинами, детьми и мужчинами, предали огню их дома и тоже проделали с Высоким Приливом, где ты росла.

— Всё так, — натужено призналась Рейлла.

— И за этим стоит мой брат и мой дед, а ты, по прежнему, с нами. Почему?

      Рейлла сорвала заусениц с большого пальца и продолжила расчёсывать рану, отчего кровь приступила и побежала по пальцам багровым ручьём. Физическая боль заместила душевную и лицо принца Джекейриса, первенца и наследника Рейниры, вдруг стёрлось из памяти. Теперь Рейлла видела перед собой изуродованное лицо мрачного мужчины и не узнавала в нём прошлого легкомысленного юнца. Этот новый Эйгон видел её насквозь и отлично понимал в какую ловушку Рейлла сама себя загнала. В ловушку любви, брака и принятия военной стороны. Она была в руках Эйгона, в руках его брата и могла легко стать игрушкой для битья, на которой приятно было бы сорваться за военные неудачи, но Эймонд сильно любил её (или вожделел) и не позволил бы такое обращения со своей женой. Эйгон и сам не хотел срывать на неё всю свою злобу, но других, более выгодных кандидатов, король не находил.

— А где же Дейрон, мой младший брат?

— Отправлен в Старомест, на помощь Ормунду Хайтауэру, — без всякой любезности ответил принц-регент. Его несколько тревожил военный интерес сломленного короля. Эймонд страшился, что его регентство останется не удел, а на трон так не вовремя воссядет старший брат. Эймонд смог бы смириться с тем, что корона ему никогда не достанется, но он желал выиграть эту войну своими руками, а в короле Эймонд видел только обузу. Легкомысленность и беспутство Эйгона никуда не ушло, оно лишь преобразилось. Теперь брат стал человеком оскалистым, откровенно убогим. Не пьяным, но одурманенным маковым молоком и собственным гневом, что слепил его, доводя до безумия.

— Как же ты, леди Рейлла, должно быть тоскуешь по моему младшему брату Дейрону, — с явным намёком произнёс король Эйгон.

— Все мы по нему тоскуем и молимся за его успехи в Просторах, — сказала за Рейллу вдовствующая королева, но Эйгон дёрнул щекой, демонстрируя явное несогласие с матушкиными словами.

— Думаю, что моя кузина переживает особенно сильно.

— Так же, как и за вас, моя милость, — снизошла до ответа Рейлла.

— Какое же у тебя большое сердце, леди, раз ты делишь его меж стольких мужчин.

— Вы правы, что в моём сердце есть больше места, чем для одного мужчины. Ведь я люблю своего мужа, своего сына и… человека, который назывался моим отцом. Однажды моё сердце уже разбивалось от предательства и после этого ценности для меня изменились. Теперь же я отчаянно молюсь, как и за ваше здравие, моя милость, так и за всех нас. Каждую ночь я прошу у Семерых благо для нашего дома и скорой победы.

— Интересно, — прохрипел Эйгон, разминая шею. Королева Алисента, баюкая его как дитя, поправила подушку под головой сына. — О чём именно ты просишь богов, леди Рейлла? За чью семью молишься? Лично в твоей семье, как мы можем заметить, потеря идёт за потерей.

— Вы правы.

— Так сделай же что-нибудь с этим, леди Рейлла, — настаивал Эйгон, не требуя с неё ответа, но явно вталкивая в её голову свою думу. — Если матушка права, и ты впрямь молишься, то пора бы уже заметить, что боги не желают слышать тебя, а значит надобно что-то предпринять.

      Когда Эйгона сморил сон, мейстеры выставили посетителей за дверь. Королева Алисента последовала в свои покои, для дневного сна, а Эймонд удалился в Тронный Зал, для ежечасного разговора с лордом-десницей. Рейлла, как и всегда, в дневные часы отправилась в детскую, где её ожидал для прогулки Эймон. Но мысли её были не спокойны и улетели они далеко за пределы Красного Замка, на встречу к тому, о ком она старалась не думать.

      Миновало две недели после гибели принца Джекейриса. При роковом стечении обстоятельств, принц сгинул в недрах вод, но ценой его жизни победа осталась за драконьими всадниками, а флотилия Триархии была разгромлена. Зелёные понесли серьёзный урон в битве при Глотке, а теперь в Просторе на Хайтауэров надвигалось с северо-востока огромное рыцарское войско под знамёнами королевы Рейниры. Отлаженные войска лордов Простора окружили Ормунда Хатауэра, самого надёжного, сильного и смертоносного союзника короля Эйгона. При Хайтауэре было более тысячи рыцарей, тысячи лучников, три тысячи латников и неисчисляемый рой обозников, наемников и вольных всадников. Пять лордов великих домов объединили усилия, дабы взять такого противника в кольцо и отрезать лорду Ормунду ход назад, к Староместу. Так, на берегах Медовички, разгорелось громадное побоище и Ормунд Хатауэр, с ясным осознанием своего положения, вынужден был наблюдать за тем, как беспощадно разносится его войско. Долгие дни на них совершались набеги и лорду Ормунду ничего не оставалось делать, как отправлять воронов в столицу, с просьбой о скорой помощи, прося немедля задействовать драконов в битве при Медовичке. Ормунд Хатауэр непрерывно проливал кровь своих людей за короля Эйгона и желал поддержки, но вскоре, не получив ответа, понял, что помощь к нему не придёт.

— Боги ведают, что я жил честным человеком, — каялся Ормунд перед самими небесами. — Я воевал за семью, а посему погибну как славный воин.

      И боги услышали покаяние старого лорда, честного мужа, брата и отца. Грозный рёв разорвал нескончаемый звон стальных клинков и предсмертных криков. Беспощадный залп драконьего пламени обрушился на лордов Простора, присягнувшим принцессе Рейнире. Медно-кобальтовая драконица Тессарион, как богиня смерти, нещадно сжигала бессчётную вражескую рать, а верхом на ней восседал молодой принц, меньший из всех сыновей Алисенты.

      Дейрона не прельщали виды крови, огня и смерти. По правде говоря, он и в битвах таких никогда себя не видел. Принцу хотелось чего-то мирского, тихого и смиренного. Он желал в этот час оказаться за чтением интересной книги, в путешествиях или корпя над возведением макета. Он собирался, подобно отцу, изготовить новый макет города и уже решил, что изобразит Старомест, в котором он провёл своё детство, а посему трепетно любил его, как свой второй дом. Дейрон так же подумывал обучить этому мастерству и племянников, когда те повзрослеют… Но рёв дракона, его дракона, не давал принцу уйти в желаемое небытие надолго, вынуждая принять суровую действительность. Дейрон пустился в странное, доселе подавляемое, сожаление, он припал головой к крепкой спине Тессарион и тихо, про себя, прошептал:

«В сияние зарницы, блестит корона,

Под громом небес, восседает младой король.

Но в этом величие: в боли и крови —

Я буду, как враг, чужой».

      Когда битва окончилась неожиданным доселе образом, поднялся крик ликования, и чёрные знамёна с трёхглавым золотым драконом принялись развиваться по ветру точно парусники. Так на пиру, посвящённому юному принцу, лорд Ормунд зажал Дейрона в отцовские объятия и крепко расцеловал его щёки.

— Герой! Наш герой! — воспевал захмелевший на радостях лорд.

— Милорд, ваши слова любезны, но победа принадлежит не мне, а Тессарион, — сдержанно ответил принц Дейрон. Но Ормунд и слышать не желал лепетания этой мальчишеской скромности. Он был готов от радости хоть душу мальчишке отдать и склонить перед ним колено, так лорд был восхищён подвигом Дейрона.

— Отныне тебя будут звать сиром Дейроном Отважным! Я нарекаю тебя рыцарем, склони колено, мальчик мой, ты достоин этой чести.

      Дейрон, без всякой радости, сел на колено, когда лорд Хайтауэр посвятил его в рыцари легендарным валирийским мечом Бдительность. В тот вечер, именуемый днём победы при битве на Медовичке, старый лорд всяко обхаживал своего юного спасителя, предлагая ему отведать мясо зубра, испить лучшее вино и испробовать наипрекраснейших блудниц, что знали земли Простора.

— Благодарю, милорд, но я помолвлен и вынужден отказать, — слабо отбивался Дейрон, когда на его колени, всё ещё дрожащие от случившегося, присела распутная дама, с вызывающе полными, оголённым под спущенным корсетом, грудями. Лорд Ормунд, приняв отказ принца за скромность, лишь прихлопнул его по плечу, а затем щепнул сидевшую на его коленях шлюху за сосок.

— Помолвлен — ещё не женат, — давил лорд.

— Я не могу. Я влюблён, — не сдавался Дейрон, отчего вызвал лишь больший смех лорда Ормунда.

— В кого? В дочку Баратеона? Ты видел её один раз!

— Да я не… Пекло, — Дейрон сбросил со своих колен шлюху и поднялся сам, вызвав странную реакцию: удивление и нервные смешки сослуживцев. — Мне это не надо! Простите, лорд Ормунд… Я не привык к крови. Не могу я пировать, когда столько людей и чужих и наших сегодня сгинуло… Пожалуй, мне лучше уже отойти ко сну. Добрый ночи, милорд.

      Пока на юго-западе происходили сражения — принц Деймон прибывал в Харренхолле и раздражался от своего неучастия в этой войне. Он бы пригодился и в битве при Глотке и на Медовичке. В обоих случаях победа бы осталась за ним, но Харренхолл, как крупнейший замок во всех Семи Королевствах, имел стратегически важное значение, и Деймон отбрасывал прочь звериную жажду крови.

      Каждый раз, когда ворон доставлял ему письма, Порочный принц, несколько медля, зачитывал их. Так, восседая в замке, он узнал о смерти Люцериса, Джекейриса и старой принцессы Рейнис, дошли до него и вести о нападении на его сыновей и похищении младшего из них — Визериса. Принц так же был хорошо осведомлён о конфликте Корлиса и Рейниры в связи с гибелью Рейнис и о тяжком состоянии супруги, что было связанно с нахлынувшими напастями. Но всё это Деймон пережидал здесь, на чужбине, предпочитая оплакивать утраты в одиночестве, напиваясь до беспамятства. Как тяжкую ношу принимал он и факт того, что ничем — кроме ответной отправки писем, полных скорби, он помочь не может.

      Порой мысли Деймона уходили за пределы нынешних военных сражений и вспоминал он о своих дочерях. Хорошо, что принц не поспешил с браком для Бейлы и Рейны, сидели бы его девочки теперь вдовами, может быть, даже с детьми, что никогда бы не встретили своих отцов. Не повезло лишь одной Рейлле, которую Деймон, что уж врать, сам упустил из рук. До сих пор он не мог её освободить от крепких цепей брака и зелёные, имея на принца давления, могли творить с его ребёнком всё, что желали. Деймон же предпочитал не задумываться о том, какие злодеяния могли сотворить с его девочкой кровные враги.

— Мой принц, вы сейчас думаете о своих детях? — подкралась к нему со спины надоедливая, липучая Алис Риверс. Деймон едва обернулся к ней; в свете камина его лицо приобретало золотое сияние.

— Чего тебе надо?

— Я многое могу, мой принц, и многое вижу. Позвольте мне помочь вам в этой войне.

— Не видел тебя в сражении и с мечом в руке. Где ты прячешь свой меч, распутница, у себя под грязной юбкой?

      Алис лишь выгнула чёрную, тонкую бровь, без обиды пропуская его колкости. У этой женщины были повадки хищницы, Деймон часто встречал подобных девиц в Вольных городах и пресытился ими по юности лет. Такие берут молодостью и распутством, а когда юность проходит, счахшие девы, в агонии, пытаются уцепить другим — обещанным ведовством, в которое верят только глупцы и безумцы. Принц Деймон не причислял себе ни к тем, ни к другим.

— Я вижу в огне ваше будущее, мой принц, и вашего дома. Позвольте мне рассказать, что я вижу, позвольте быть рядом с вами, дабы помочь.

— Ты хочешь помогать мне, верхом на моём члене? — догадался принц Деймон не скрывая льстивой ухмылки.

— Если вам это будет угодно…

— И если я тебя трахну, то обязательно одержу победу? Ты можешь мне это гарантировать?

      Алис нервно оправила подол и заложила руки за спину, тем самым выставляя пышную грудь в ещё более выгодном свете. Но принц Деймон не нашёл ни толики интереса к её уловке и обвисшим грудям.

— Я могу лишь помогать, но не могу ничего обещать.

— Тогда ты бесполезна, — отмахнулся Порочный принц. — Помощников мне хватает.

      Алис скривила в подступающей ярости ухмылку, не зная уже, что предпринять и как обратить на себя внимание недосягаемого старого принца. И вдруг обоих оглушил рёв Караксеса и поднявшийся звон колоколов. Деймон вскочил с места и инстинктивно взявшись за Тёмную Сестру он покинул зал, сбежал по лестницам и вытурился во двор.

      Лучники уже натянули стрелы. Латники схватились за ножны. В сторону замка летел одинокий дракон и принц Деймон, щурясь от солнца, смотрел на неясные очертания фигуры и не спешил отдавать приказ своему войску. Если это летит Вхагар (а Деймон только этого и ждал), то он непременно подаст сигнал и залп стрел, точно колючий дождь, обрушится на старого дракона. Но стоило серому облаку загромоздить палящее солнце, а дракону войти в зону видимости, Порочный принц взмахнул рукой, громко вскричав:

— Всем убрать оружие! Немедля!..

      Принц Деймон оставил своих людей без ответа на вопросы, которые очевидно имелись у каждого доброго воина и были меж собой схожи. Размеренной походкой он пошёл встречать гостью к воротным башням. Удивление и тем более гнев не постигли Порочного принца. Напротив, он знал, что этот день рано или поздно настанет. Он ждал этого дня и он его дождался.

— Кто это, мой принц? — не сдержав любопытства, спросил один из лучников, провожая взглядом удаляющуюся спину принца Деймона.

— Это моя дочь — ваша принцесса — леди Рейлла, — сказал гордый отец. — Она прилетела ко мне и она мне не враг.