Неприятное зрелище предстало перед жителями замка и доблестными столичными рыцарями. Принц-регент, Одноглазый Убийца Родичей, волочил свою леди-жену из темниц в купальню, а та извивалась как в предсмертной агонии и до багровых полос царапала его бледные руки. Уже в купальне, когда они остались вдвоём, он разорвал её грязное, смердящее платье и бросил жену в наполненную воду, как мешок, отчего вода перелилась и плеснула на ноги Эймонда. Он взялся за помывку, щёлоком натёр её тело. В воде Рейлла уже не противилась, когда он смывал с неё грязь и усердно натирал жирные, спутанные волосы. Былой гнев на время сошёл с Эймонда, когда он увидел в каком непотребном виде оказалась его леди-жена. Он ожидал увидеть её в виде гадкой змеи, что в самый решающий момент переметнулась на сторону врага, а на деле Рейлла предстала перед ним жалкой пленницей и Эймонд засомневался, что Деймон так бы обошёлся с дочерью, если бы она прилетела сюда, дабы запроситься под его знамёна. Она была драконьей всадницей и могла стать сильным союзником. Нет — Эймонд понимал это без прикрас — Рейлла прилетела к отцу по другой причине, по причине, что разозлила его и отвадила от дочери. Принц решил, что обязательно спросит у Рейллы причину её пребывания здесь, когда она оправится от пережитого.

      После помывки, Эймонд вытер её насухо и замотав в полотенце отнёс в покои. Вскоре он вспомнил, что его ждала некая Алис Риверс, которую даже лорд-десница отказался казнить, как того желал Эймонд. Значит, эта женщина обладала и впрямь важной информацией, но Эймонд не торопился идти к ней на встречу. Он уложил Рейллу на ложе, обеспокоившись, что за всё время с тех пор, как он вытолкал её из темницы и до сего момента — Рейлла отказывалась поднимать на него взгляд, будто не видела более в нём интереса.

      Эймонд стащил с неё полотенце, заметив, как сильно Рейлла схуднула за те девятнадцать дней, что она пребывала в разлуке с ним.

— Зачем ты улетела? — он склонился над ней, погладил по мокрому затылку. Странное дело творилось с принцем, но прибывать в долгой ссоре и злости на леди-жену у него не хватало упрямства. Он прильнул поцелуем к её щеке, обернул за подбородок к себе, дабы коснуться губ, но Рейлла яростно отвернулась от него.

— Ты мне противен. И лучше бы я вышла замуж за Джейса, — с презрением выплюнула Рейлла. Эймонд тотчас убрал с неё руки, с таким остервенением, будто касался чего-то грязного и противного.

— Поздно спохватилась, — сказал он. — Но ты всегда можешь последовать вслед за ним!

      На этих словах Эймонд пошёл на встречу к Алис Риверс. Он был так зол и несговорчив, что думал без промедления, лишь увидев наглую девку, рубануть с плеча и отсечь её голову. Видеть кого-то или разговаривать — Эймонд сейчас желал меньше всего.

      Эймонд сетовал на свою глупость. Преодолеть такое расстояние, оставить столицу, чтобы услышать от собственной жены подобное… не такой встречи Эймонд ожидал. Он вошёл в Большой зал пребывая в абсолютном, непередаваемом, гневе. Принц почти не заметил стоявшую у колонны женщину, и припавшего подле неё, разморённого улыбкой Коля.

— Веселитесь, лорд-десница? — мрачно вопросил принц-регент, покусывая щёку с внутренней стороны. Ему очень хотелось излиться в мордобое или вступить с кем-то в конфликт, дабы выплеснуть ту ярость, которую он не мог обрушить на Рейллу.

— Хороший день, мой принц, — ответил Кристон Коль. — Сегодня мы взяли Харренхолл не пролив ни единой капли крови.

— И мы будем сегодня пировать, — согласился принц Эймонд. — Каждый бродячий пёс на землях Вестероса скоро прознает о подвигах защитника державы — принца Эймонда Таргариена.

— Ваши слова глаголят истину, мой принц, — ласково пропела Алис Риверс, привлекая к себе внимание, которое она и в самом деле заслуживала. Эймонд оценил её по достоинству.

      Как и полагалось всем Стронгам, Алис была темноволоса и кареглаза, с вполне привлекательным, ещё молодым лицом. Лишь по её фигуре и редким морщинам на лице, Эймонд предположил, что женщина эта была немногим моложе его матушки. У Алис были выразительные округлые бёдра и спелые груди, привлекающие к себе внимание голодных до женских ласк мужчин. Эймонд несколько задержал взгляд в зоне её декольте, что не укрылось от внимания женщины.

— Кто ты такая?

— Я кормилица Харренхолла.

— Она бастард Лионеля Стронга, — подсказал лорд-десница.

      Одна лишь фамилия проехалась по ушам принца-регента с откровенным отвращением. Слишком много бастардов Стронгов его окружало. Недостаточно было избавиться от двоих, на горизонте новые замаячили! Но стоило отдать должное — Алис Риверс была женщиной соблазнительной, и не будь Эймонд чудовищно зол и оскорбительно женат, принял бы её с большей охотой, которую она вполне заслуживала.

— И что же ты хочешь от меня, кормилица Алис Риверс? Накормить грудью?

— Я видела в огне ваше величие, мой принц. Ваши доспехи сверкали точно звёзды в ночной тверди, а меч, залитый кровью врагов, устремился ввысь, как предзнаменование всецелой победы над врагами.

      Она говорила со страстью и абсолютной верой в собственные слова. Принц Эймонд невольно, но проникся ими, находя в этой сладкой речи свои самые тайные, самые неуёмные мечтания. Неужто она говорит правду? Да кто же она такая, раз утверждает столь уверенно, будто и впрямь знает.

— Не думал я, что в обязанности кормилиц входит общение с огнём.

— Я — ведьма, мой принц. Этот замок защищён от врагов, покуда я нахожусь здесь, и ничто не может угрожать ни ему, ни вам, покуда Владыка Света ведёт меня.

— А когда я приказал убить твоих хозяев, всех женщин и детей, куда же смотрел твой Владыка?

— Вы поступили верно, принц Эймонд. Они предали вас, раскрыв перед Деймоном Таргариеном ворота замка. Я же не предам, ибо могла бы сделать это уже, если бы захотела. Но я, моя милость, желаю быть на стороне победителя. На вашей стороне.

      Скепсис и врождённая неприязнь перед Стронгами сокрушительно дрогнула в Эймонде, приняв этот мёд речей, как целебное снадобье, на его испорченные, истерзанные нервы, разрушенные ожидания и страшные военные потери. Видят боги, если эта женщина говорит правду — она будет жить, Эймонд пощадит её, а если и лукавит она, то убить её он успеет в любой час.

      Немногим раньше, в столице случилось то, что шло вразрез с ожиданиями рано возгордившегося принца Эймонда. Завидев на горизонте двух вражеских драконов — Караксеса и Сиракс — тысяча жителей устремилась прочь, волоча на себе пожитки, а на своих спинах детей и немощных стариков. Любой здравый ум понимал в сей час — Королевской Гавани не выстоять против двух драконов. Принц Эймонд и лорд-десница увели солдат на штурм Харренхолла, оставив столицу без должной защиты. Оставленный король Эйгон с ожогами не поднимался с кровати, как и его дракон — Солнечный Огонь, страдающий от ран в Грачевнике. В столице возгорелась ожидаемая паника, а оборону города возглавлять пришлось вдовствующей королеве Алисенте. Она не собиралась сдавать Красный Замок без боя, полагая, что этим слабовольным поступком она подпишет смертный приговор своим израненным детям и трём оставшимся внукам. Она приказала затворить ворота, а в защиту на стены послала Золотых плащей. Гонцов на самых лихих скакунах Алисента отправила с наказом вернуть принца Эймонда в столицу. К этому времени он лишь добирался к Речным землям. Но покинуть ворота гонцам не дали перебежчики в Золотых плащах. Принц Деймон в первую очередь казнил командование стражи, а другие рыцари, что хорошо помнили командование принца Деймона и уважали его, безоговорочно приняли его сторону. Среди командования Золотых плащей был казнён и Гвейн Хайтауэр, старший сын Отто Хайтауэра и брат Алисенты. По юности лет, Деймон в турнире разгромил беднягу Гвейна, выбив того из седла, теперь же, по прихоти принца, сир Гвейн расстался с жизнью.

      Столица не продержалась ни дня. За главными воротами пали и другие шесть, охваченные беспощадным пламенем молодых всадников. Овечий Вор занял позицию на холме Висеньи, а Сереброкрылая и Вермитор на холме Рейнис. Во внутреннем дворе Красного Замка спустился Караксес, а затем, когда должной угрозы не последовало, спикировал и Сиракс. Два дракона во дворах замка не оставили Алисенте надежд, она, вместе со своим отцом Отто Хайтауэром и представителями зелёного совета — Тайландом Ланнистером и лордом Джаспером Уайлдом — вышла на улицу. Мастер над шептунами — лорд Ларис Стронг, к этому времени, бесследно исчез.

      Выдерживая перед падчерицой достойный лик, Алисента, в последних попытках сохранить жизнь своим детям, примирительно обратилась к ней:

— Рейнира, заклинаю, давай вместе созовем Великий совет, как в былые времена это делал старый король и поставим вопрос о преемственности перед великими лордами.

      Рейнира лишь осклабилась в жестокой усмешке. Руками этих людей были убиты её сыновья — совсем дети. Теперича Рейнира не желала для бывшей подруги ничего, кроме всего самого худшего.

— Мы знаем как рассудит этот продажный совет…

— Мы пролили множество детской крови, Рейнира, крови наших детей. Прошу тебя — смилостивись.

— Не уповай на пощаду, после всего что вы сотворили, — достойно отвечала Рейнира. — Выбирай, Алисента: огонь или плен. И благодари богов, что я так милостива, ведь моим сыновьям ты такого выбора не предоставила.

      Вдовствующая королева, сокрушившись в поражении, склонила голову и сдала ключи. Стража королевы опустила мечи и склонила колени перед новой королевой.

— Теперь этот город твой, Рейнира, но долго тебе его не продержать. Крысы играют, когда кот уходит, но мой сын Эймонд вернется с огнем и кровью.

— Я буду его ждать, дабы повесить его голову рядом с головой узурпатора.

      Принц Эймонд, глупец, покинувший стены замка, оставался проблемой, но далёкой для королевы Рейниры. Когда узурпатор Эйгон покоился в ложе её отца, формально считаясь королём Семи королевств, она могла лишь думать о том, каким пытками она замучает его. Первым делом королева Рейнира направила стражу в покои Эйгона, но узурпатор вместе с детьми ухитрился покинуть столицу и никто, даже вдовствующая королева, не знала куда бесследно они исчезли. В соседних запертый покоях обнаружилась лишь обезумевшая королева Хелейна. Её вместе с Алисентой закрыли в темнице, пощадив их жизни. Но сира Отто Хайтауэра ждала иная судьба.

— Я знал, когда ты придёшь — моя голова первая полетит с плеч, — наказ Рейниры сир Отто принял как должное.

— И ты был прав, старик.

      Сир Отто прожил долгую, насыщенную жизнь, он застал величие своего дома — так застал и его закат. Умирал он с мужской честью, всё откровенно про себя зная. Не был он самым великим и деятельным человеком, и вскорости точно войдёт в историю как один из худших лордов-десниц Вестероса. Не мог он похвастаться победами и на военном поприще, из-за чего и был позорно изгнан с поста собственным внуков. Но что точно можно было поведать о сире Отто, лорде-деснице служившим при трёх королях, так это то, что он был истинно преданным отцом и дедом. И теперь, когда рука палача возвысилась над старым сиром, он думал лишь о своей драгоценной леди-жене, с которой вскоре соединится и о внуке Джехейрисе, которого так и не смог спасти…

      Следом за сиром Отто к казни приговорили сира Тайланда Ланнистера и лорда Джаспера Уайлда. Затем отсечённые головы предателей повесили на городских воротах, что напугало и отвратило почти всех горожан. Лишь слепец не заметил бы то безумие, которое постигло королеву Рейниру, потерявшую столь много в битве за трон.

      Несколькими часами спустя, почти случайно, кто-то из стражников вошёл в детскую, где оставался позабытый, голодный и сходивший под себя мальчонка не более двух лет от роду. Не церемонясь, схватив его за воротник, как пса за ошейник, дитя поволокли к Тронному залу, где примерялась со своей истинной ролью и упивалась победой королева Рейнира.

— Ваша милость, это единственный сын Эймонда Одноглазого. Что прикажите с ним делать? — рыцарь отпустил мальчишку и тот спал на холодный каменный пол, тяжело откашливаясь от крепкой хватки и громко рыдая от страха за провинности, которые он не совершал. То, как смотрела на него королева Рейнира не предвещало ничего хорошего Эймону. Она видела в этом мальчонке не сына некогда любимой падчерицы, а отпрыска того ублюдка, который посмел лишить её самого дорогого, её любимейшего из детей, юного, безвинного Люка. Ей многое хотелось сделать с этим ребёнком, поквитаться за утраты единственно справедливым способом, который существовал. Ведь Рейнира помнила, как трепетно Эймонд баюкал это дитя, как целовал его и как мальчишка ответно тянулся к отцу. Такой удар будет сокрушительным для Убийцы Родичей. Единственное, что тяготило Рейниру и не давало назначить казнь — авторитет Корлиса Велариона. Она не знала, как сильнейший из её союзников отнесётся к казни первого правнука и предпочла не рисковать положением, которого только добилась. Она успеет расправиться с Эймоном позже, если того пожелает. Чтобы умертвить дитя не обязательно придавать его казни, достаточно заключить в сырые подвалы темниц, зная, что дети болеют часто, что было на руку королеве.

— Заключите его в темницу, как и всех предателей, — распорядилась королева Рейнира.

— Да, моя королева.

— Нет!.. Моя королева, — повелительным тоном резанул принц-консорт, походкой величавой и простой покрыв быстрыми шагами длинный зал. Он остановился над бледным мальчишкой, что заплаканными глазами теперь смотрел на своего спасителя и не узнавал его. Деймон же, не глядел на Эймона, а с серьёзной тревогой вглядываясь в королеву-жену, решительно ожидал её слов.

— Он сын предателя и убийцы. Его место, как и всех, в темнице, — наставила Рейнира, но уже более слабым тоном, совсем лишённым той смелости, с которой она отдавала приказы о казни Хайтауэра и лордов зелёного совета.

— Я обещал, что этот мальчишка будет жить.

— Я таких обещаний никому не давала. Его отец…

— Мне наплевать кто его отец, хоть дорнийский сутенёр. Он — сын моей непутёвой, глупой, старшей и любимой дочери. Пока я здесь — этого ребёнка никто не тронет, а кто посмеет — будет объясняться лично передо мной.

      Принц-консорт одним движением поднял дитя с пола, с отвращением обнаружив, что Эймон обмочился. Тогда принц Деймон перехватил его по живот, разместив на локте. Эймон повис, всё так же страдальчески плача.

— Не реви, мальчишка, — приговаривал Деймон, унося дитя в сторону купальни.

— Кто… в-вы? — бормотал Эймон.

— Я твой новый отец.

— У меня уже есть…есть папа! — не соглашался Эймон. Принц-консорт поразился тому, как детский лепет так рано вылепился в вполне разборчивую речь. Он пропустил момент этого раннего взросления, вновь осерчав с того, что выдал Рейллу за Эймонда Одноглазого, пропустив и рождение внука, и первые его шаги, и первый лепет. Раньше такие вещи Деймона не прельщали, но как оказалось на деле: первый ребёнок любимой дочери взывал в нём странную, доселе неизвестную, мягкость. Хорошо, что тогда Эймона не убили, право за свой поступок принц-консорт стыда не испытал. То была война, а на войне, как известно, все средства хороши.

— Где моя мама?.. Где мой папа?..

— Твой отец почти уже мёртв, — пояснил Деймон. — Но твоя мама скоро вернётся, Эймон. Я лично привезу твою матушку к тебе.

      Пировали в Харренхолле от всей души, поднимая кубки за слабость, за трусость, за импотенцию и деменцию старого, жалкого, никчемного принца Деймона. С особенной страстью в оскорбления пускался виновник торжества, истинный герой сего пира — принц-регент. Ему очень нравилось колючими словесными шипами протыкать своего врага, на этом фоне сам Эймонд особенно возвышался.

— Какое унижение для старого принца, — гоготал один из рыцарей — сир Саптон. — Вы, мой принц, заняли замок, который в страхе он потерял, а теперь отымеете его дочь, в покоях, в которых он спал.

      Эймонд довольно хехекнул, посчитав, что такое замечание довольно грубое, но вполне справедливое. Да, хочет она того или нет, но его леди-жена отдастся ему этой ночью, слишком долго он изнывал без неё, без женского тела. И теперь, когда с принца не спускала глаз обольстительная Алис Риверс, Эймонду особенно сильно хотелось излить страсть в свою леди-жену. То, что она смела сказать ему ранним часом — Эймонд предпочитал не вспоминать. То была обида и ярость, Рейлла лишь хотела больнее его задеть и Эймонд знал, что любви к Джейсу Стронгу леди-жена не питает уже давно, а, быть может, не питала и вовсе. Детскую влюбленность легко спутать с любовью, но она скоро проходит как прошла и у Рейллы. Эймонд знал это точно, цепляясь за воспоминания того дня, когда Джейс Веларион предложил стать Рейлле его супругой, а в следующее утро она вышла в зелёном платье прилюдно отдав предпочтение Эймонду.

      Эймонд, человек не страсти, а дела, поступки расценивал больше любых слов. А все поступки, что творила его леди-жена, порой даже самые абсурдные, все они были плодом её любви: к сыну, к мужу, к отцу. Но никогда не к Джекейрису Велариону.

— Как отдыхает леди Рейлла? — поинтересовалась Алис Риверс, расположившаяся подле принца.

— Моя леди-жена пребывает в слабом настрое, но вскорости она порадует нас своим обществом.

— Так ли её будет радовать ваше общество, как общество её батюшки?

      Эймонд с подобного вопроса не скрыл улыбки. Как же глупо это прозвучало, будто в самом деле, такое сравнение имело место быть.

— В отличие от него я не собираюсь запирать её в темнице.

— А вы не думали зачем леди прилетела сюда одна? — Алис Риверс, отдав прилюдное расположение принцу — потянулась к нему, дабы шепнуть на ухо. — Не думали ли вы, что это была уловка, дабы выманить вас из столицы и помочь Рейнире занять её трон и убить вашу родню?

      Эймонд не подпускал подобную мысль близко к сердцу, но не мог отрицать, что такая версия вполне логична. Только не харренхолльской ведьме уличать его леди-жену в подобной измене. Принц не мог отрицать сего факта, что женщина она соблазнительная и смышлённая, но её нужность в стенах этого замка оставалась под вопросом, а значит угроза смерти продолжала витать над головой хитрой ведьмы.

— Тебе не стоит, леди Алис, подобными мыслями утруждать свою голову. Такие мысли очень опасны и могут нести серьёзные последствия.

— Я лишь выказываю заботу о вас, мой принц. Я видела в огне вашу победу и когда вы воссядете на Железный Трон, я желаю видеть среди придворных короля лишь верных людей короны, — Эймонд трепыхнулся, неожиданно почувствовав на своём паху мягкие женские пальцы. — И я хочу быть среди этих людей, мой господин.

      Алис видела какое волнение Эймонд питал при ней и действовала точно зная, каким образом можно ухватиться за эту жертву. С принцем Деймоном то не сработало, слишком уж он оказался прожжённым опытом и страстью мужчиной, но с горячим, вспыльчивым и высокомерным мальчишкой управу ей легко оказалось сыскать. Она смяла его кюлоты, почувствовав, как меж ног набухает его заведённый член. Эймонд схватил её за запястье, крепко сжал и потянул на себя принудив Алис почти спасть к нему в ноги, но остановил её на уровне своего лица.

— Ты очень сексуальная, леди Алис, — яростно шептал он ей. Как и говорил принц, в его глазу сверкало настоящее пламя похоти. — Я бы с удовольствием отымел тебя при всех, на пиру каком-то. Но я человек женатый и порядочный, а посему придержи свои руки при себе, распутница. Пока я их тебе не отрезал.

      Эймонд покинул развесёлый стол, почувствовав себя лишним в радостной компании. Теперь он был омрачён думами, к которым натолкнула его Алис Риверс, и в дополнение к этому он был заведён от её руки. Эймонд вошёл в покои, в которых уже спала Рейлла, и встал над её душой вглядываясь в безмятежный вид спящей леди-жены. Но теперь он не мог понять кого же видел перед собой. Верную супругу, подлую предательницу или женщину, что действительно желала другого мужчину, мужчину, который уже покинул этот мир? Эймонд присел перед Рейллой на корточки, заправил волнистую прядь волос за ухо. Рейлла вздрогнула от сей ласки и открыла глаза. Она смотрела на него спокойно, почти безразлично, но не враждебно. Этого Эймонду хватило, чтобы задать единственно волнующий его вопрос:

— Я могу тебе доверять?

      Эймонд продолжал оглаживать её волосы, лицо и тонкую шею, которую мог, при желании, легко сдавить, лишив Рейллу жизни. Принц стряхнул эту мысль, непонятно отчего коснувшийся его головы. Рейлла замечая странные перемены во взоре Эймонда, считывая его лучше, чем он сам. Эймонд сомневался в ней и имел на то права, а Рейлла не находила больше веры ни в себя, ни в него, чтобы как-то себя защищать.

— А кому тебе ещё доверять, как не мне? — лишь сказала она.

      Эймонд не смел задавать другие вопросы, он коснулся её лба поцелуем, разделся и лёг спать подле жены. Оба они отвернулись друг к другу спиной, разлучённые, но в тоже время доверившие друг другу самое ценное — свои жизни. Каждый из них мог убить другого во сне, воткнув нож в спину, но никто так и не отважился на подобное дело.

      К следующему утру Эймонда разбудил лорд-десница, принеся удручающую весть в письме из столицы. Эймонд прибывал в ярости, вчитываясь расплывающиеся от гнева, строки. Его шлюха-сестра Рейнира взяла штурмом Королевскую Гавань и пленила его матушку и сестру. Что же касалось его сына Эймона, то он пребывал в плену у Порочного Принца, о чём охотно раскрывалось в письме. И никто иной был автором сего письма, как сам Деймон Таргариен. Он писал сухо, по факту и Эймонд аж удивился, как формально Деймон делился с ним своими успехами, пока не обернул письмо обратное стороной и не обнаружил издевательское, пренебрежительное окончание на развороте:

«Эймонд Одноглазый, твой сын сейчас находится в моих руках, а твоим домом правит королева Рейнира. Уже чувствуешь себя круглым идиотом?

Если же ты помнишь, при нашем с тобой поединке, в далёкие года моего пребывания в столице — я обещал тебе, что в следующем нашем сражении Тёмная Сестра станет моим оружием и причиной твоей гибели. Так вот: сей день скоро настанет. Хвастаться выдуманными победами ты мастак и лихо ты бьёшь себя в грудь вспоминая о том, каким ты героем стал, оседлав старую ящерицу и убив в небе ребёнка. Не пора ли свою силу продемонстрировать в истинном сражении или ты так и останешься известен как Эймонд Одно Яйцо? Жду не дождусь, когда насажу твою голову на пику главных ворот и покажу её моему мальчику Эймону».