Что такое оправданная жестокость? Во имя гордости и равенства отбирать жизнь за жизнь: так была устроена война, непостижимо и неоправданного жестоко. Закон её был одинаков для всех: мать рожала в муках сына, чтобы потерять его в звоне топора иль в клыкастой пасти чудовища...

      Чёрный лик Харнехолла замер в зловещем молчании. Пять высоченных башен, точно крепкие, замершие войны, выстроились по кругу, наводя на всякого ужас, кто имел неудовольствие лицезреть их. Так, на Божьем Оке — проплывающие мимо рыбаки отводили от замка взгляд, словно тот мог наслать на них проклятье. Жители близлежащего городка Харрентона шёпотом, покуда страх с них лепил безмолвных рабов, в стенах своих домов, у очага, осторожно болтали: мол, сами демоны нашли приют в стенах этого замка. Безумный Эймонд Убийца Родичей и его огненная жрица-любовница придаются разврату во имя Рглора и насылают проклятия на своих врагов, пока добрая жена безумца — леди Рейлла отсутствовала в замке. Каждый житель Харрентона знал, или по крайней мере слышал про Алис Риверс. Кто-то считал её грязной распутницей соблазняющей всякого мужчину, что не лишён власти, иные полагали, что она женщина, притягивающая к себе несчастье, ибо каждый мужчина, что делил с ней ложе — вскоре расставался с жизнью, а дети её рождались мёртвыми. Но так или иначе во всех домах, где бы не судачили про харренхольскую ведьму, все сходились лишь в одной мысли: она ведьма и её бог не ведает жалости.

      Ходили сплетни и том, что в стенах замка поубавилось слуг, место, куда они исчезали — оставалось предметом споров обывателей, но многие полагали, что Алис Риверс приносила их в жертву во имя своего бога, купалась в крови девственниц, дабы сохранить свою молодость. Каждый день она и принц Эймонд взлетали в небо, дабы нести мщение врагам своим, а к ночи возвращались в покои принца, где до самого рассвета они придавались блуду. Что же такой видный юный принц мог найти в кормилице Алис, отвергая дев куда моложе и красивее её, никто истинно не ведал, но полагали, что он стал жертвой ведьмовских чар кормилицы, да таких крепких, что Убийца Родичей не мог расстаться со своей Алис ни днём, ни ночью. По крайней мере именно так рассказывал о происходивших переменах в стенах Харнехолла Грибок, а как же было на самом деле никто, конечно, не ведал.

      Принц Эймонд теперича слабо походил на себя прежнего, подводил его и рассудок, и некогда крепкое здоровье. Всякое утро, когда он просыпался — его брали сильные головные боли и кровавый кашель. И в этот день не миновал его приступ. Эймонд осел на краешке ложа и страшно согнулся, столь надрывно кашляя, что, казалось, лёгкие его вылетит вместе с кровью. Его спину заботливо растирала Алис Риверс, обнажённая, с рассыпанными черными волнами волос, и целовала принца в плечо.

— Тебе надо выпить моих целебных трав, они унимают твой кашель.

— В пекло твои травы, из-за них я и стал немощным слабаком.

      Алис нервничала, Эймонд был непокорен, непредсказуем и крайне нездоров. Ночью он брал её грубо, как зверь, придушивал, будто больше любви к ней, которую она сама ему навязала, он питал к ней ненависть, по утру же он исходился опасным кашлем, а с часа соловья до самой ночи они летали, едва обмениваясь разговорами. Время шло, он слабел и зверел, но что хуже всего, Эймонд так и не предлагал ей замужество, на которое она рассчитывала более всего. Близился день родов, дитя в её чреве шевелилось, точно семя принца его жизнью питало. Она не сомневалась, что этот плод не такой, как другие, хотя и мужчина, что зачал его — стёрся из памяти Алис, ибо не имело значение его имя, поскольку отцом дитя, несомненно, скоро станет Эймонд Таргариен. Алис должна была разродиться младенцем будучи в браке и пока Эймонд был ещё жив, она всячески его склоняла к своей задумке.

— Мой принц… моя любовь, сделай меня честной женщиной, — мурлыкала Алис, после того, как довела Эймонда до оргазма ртом, уличая тот миг, когда принц становился мягче и нежнее всего. Она стёрла с губ его семя и отправила пальцы в рот, с выразительно хищным видом. К её разочарованию, Эймонд воспринял сей жест не с эротическим возбуждением, а с неприкрытым отвращением.

— Опять ты за своё, — вздохнул он.

— Я верна тебе и полезна, и лишь я не оставила тебя.

— Я женат, — решительно отсёк Эймонд, так же, как и десятки раз до этого, когда Алис повторяла свою просьбу.

— Ты женат на неверной женщине… Ты знаешь, что я видела в огне, как она придаётся страсти с твоим братом. Ты имеешь все права взять другую жену, ту, что родит тебе крепких сыновей и дочерей, ту, что будет верна тебе и сердцем, и душой.

— Мне надоели эти разговоры, — Эймонд едва нашёл в себе силы одеться, по утру руки его особливо слабели, и он долго не мог управиться с пуговицами. Обычно с ними помогала Алис, но не в этот раз. Сейчас она лежала в постели обиженная, отвернувшись к принцу спиной и выставив голый зад. Эймонд, оглядев её тело с неясной тоской, покинул свои покои и по стене двинулся в сторону бани. Ему нужно было смыть следы бурной ночи и руки, испачканные в собственной крови. Мысли суматошно разбегались, как живые, и Эймонд не мог собраться, понять, что именно с ним происходит. В голове как звон колокола, или как навязчивая песнь, стучало лишь одно слово: Алис.

       Куда бы он не шёл, неизменно за ним, как шлейф духов, следовала: Алис! Алис! Алис! Эймонд схватился за волосы, забил кулаками по голове желая выбросить эту любовь, это помешательство... мысли эти мешали ему думать и попросту жить. Ноги принца сами занесли его в опустевшие светлые покои, в которых когда-то проживала леди-жена принца. Эймонду казалось, что это было совсем давно и точно не с ним. Он не мог даже вспомнить лица Рейллы, хотя был с ней в браке и много всего пережил. И имя её вытеснило другое: Алис! Алис! Алис!

      Эймонд, как мальчишка, испуганный и отчаянный, зашелестел по комнате, проходясь от угла в угол. Он тяжело дышал через нос, дыхание его сбилось. Это была настоящая паника от осознания своей невменяемости и слабости, словно жизнь утекала сквозь пальцы, а костлявая рука Многоликого бога уже коснулась его плеча. Эймонд раскрыл шкаф, в котором так и осталось некоторое количество платьев, корсетов и чулков, которые Рейлла не смогла увезти на драконе. Принц коснулся нарядов, обшитых нарядной тесьмой: розовые, белые, голубые, жёлтые, но не чёрные или зелёные, как и было договорено между ними. Эймонд напряг память, стараясь припомнить, был ли действительно меж ними такой разговор или всё ему лишь приснилось? Теперь он ничего не мог сказать с уверенностью. Эймонд потянул на себя одно из платьев, кринолиновое, цвета морской волны, и прижал к груди, будто желая обнять чей-то призрак. Он не понимал, какие чувства его постигали, но они были тянущими и болезненными. Словно Эймонд потерял нечто очень ценное, то без чего жизнь его не имела смысла, но он не мог вспомнить что это было. В таковом состоянии его застала Алис Риверс, обеспокоенная фактом того, что её мужчина непозволительно задержался в покоях предательницы-жены.

— Мой принц, — с некотором раздражением обратилась Алис, подмечая, как жалко Эймонд хватается за женское платье. — Владыка поведал мне, что в скорый час Деймон Таргариен прилетит в Харранхолл.

      Эймонд воодушевился, услышав столь радостную весть. Наконец-то!

— Вы не сладите с ним мой принц, — остудила его радость Алис Риверс. — В сей час, вы слабы, нам надо бежать. Не наступил ещё час вашей победы.

      В ночь своего приезда в Девичий Пруд Рейлла отказалась идти в уготованные для неё покои, вместо этого она заглянула в детскую, где спал Эймон и перебила его сон нестерпимым желанием прижать к себе сына. Месяц миновал с их последней встречи и Рейлле чудилось, что мальчик её так сильно возрос за это время. Безмятежное спящее лицо Эймона, с взлохмаченным серебром волос, чуть растеряло младенческую пухлость и вытянулось, обещаясь принять форму лица как своего отца. Рейлла легла подле него на подушки и принялась целовать лицо, плечи, крохотные ручки, раскинутые по сторонам. Она целовала его пока Эймон не проснулся, испугавшись наплыву неслыханной нежности, которой никто к нему, после пропажи матери, не проявлял.

— Мату-ушка… матушка! — испуганно, а затем с радостным рёвом, произнесло полусонное дитя, бросаясь в материнские объятия, так крепко сжимая шею Рейллы, что ей почти стало больно.

— Теперь я тебя не оставлю, — шептала она сыну, преисполненная таким воодушевлением, которое, казалось, её давно покинуло вместе с надеждой и радостью. — Теперь мы всегда будем вместе.

      Рейлла спала вместе с Эймоном, сама его мыла, кормила и одевала, на удивление оставленных в не удел служанок. Она страшилась передавать его на попечение людей отца, которые, в ненависти к Эймонду, могли причинить вред его сыну. И первое время Рейлла весьма настороженно приняла общество неугомонной, чудовищно сквернословящей спутницы отца — Крапивы и хозяев замка. Но Мутоны, к удивлению Рейллы, оказались приятными, хоть и не слишком вежливыми, людьми, что Рейллу нисколько не смутило. От вежливого общества она успела отвыкнуть. Приятной оказалась и Крапива. За грубым, неухоженном ликом юной дикарки скрывалось доброе, ранимое сердце. Она была такой живой, энергичной, и несхожей по сравнению с Рейллой, которая, к подступающим двадцати годам, внутри уже успела состариться.

— Анекдотов ты не знаешь, весёлых историй у тебя нет, а плеваться хоть умеешь? — доставала её Крапива глупыми речами, с которых Рейлла по началу краснела, но вскоре почти перестала обращать внимание.

— Я такими вещами не занимаюсь, — несколько оскорбившись, ответила Рейлла. Она так возмутилась грубому вопросу Крапивы, что уколола палец на руке, занимаясь вышивкой.

— Она леди, — пренебрежительно объяснился за дочь принц Деймон, раскачивая на коленях Эймона, пока мальчишка настойчиво порывался оторвать пуговицы с дублета деда. — Она такому непривычна, как Драконий Камень оставила, так исчахла… Ну нет!.. Ну вы поглядите на этого хулигана! Раздеть меня хочет.

— Рейлла, вставай, — Крапива выхватила из рук Рейллы вышивку и выбросила её через плечо, подтягивая за собой одеревенелую Рейллу. — Оставь ты это втыкание иголок, тебе же самой не нравится!

      Рейлла поднялась, отчего-то, придавшись смеху с полу-приказа Крапивы. Рейлла, как прилетела в Красный Замок из родного дома — только и делала, что вышивала. Таким занятием отдавались все леди столицы и Рейлле не хотелось отличаться от них, дабы не осрамить имя отца и мачехи, не вызывать пошептов меж придворными, будто на Драконьем Камне Рейнира взращивает орду нахлебников, дураков и дикарей. Но Крапиве были чужды всякие правила, и она бодро тормошила Рейллу за руку, чудачески и несколько вульгарно приплясывая ногами и виляя задом.

— Что ты делаешь? — хохотала Рейлла, уже не владея собственным телом, так как его захватила властная хватка Крапивы.

— Это танец Весёлой морячки, леди Скука, — важно пояснила Крапива. Эймон слез с рук Деймона и потянулся к смуглой леди, принимаясь, как и она, потешно приплясывать. Принц Деймон, будто смутившись, а такого давно с ним не случалось, скрыл лицо ладонями.

— Рейлле такие танцы не подойдут, — хохотал он, вызывая в дочери напускную обиду.

— С чего это мне они не подойдут? Я тоже могу так танцевать! — Рейлла принялась старательно приплясывать, дабы отцу доказать, что она ничем не хуже любой девицы, но он и смотреть на неё не решался. — Да что не так?

— Так танцуют Дрифтмарские шлюхи перед моряками! — восхищённо воскликнула Крапива, словно знание подобных танцев было большим для неё достижением. — Давай, леди Скука, не трушай, соблазни меня, дабы я кинула тебе пару серебряных!

      Крапива уже не держала её, вместе они охотно придавались грязным танцам, качали бёдрами, выгибались и плавно размахивали руками, обласкивая талию и груди. Неумело и комично вторил за ними Эймон. Такое весёлое и душевное разгулье любимой дочери и единственного внука взволновало в Деймоне тёплые, глубокие чувства. Это, и лишь это было тем, ради чего живут люди, та благодать на которую стоит уповать, в молитве к богам. В таком дурачестве, принц Деймон вдруг помрачнел, обнаружив на фоне девчонок, что находились на заре взрослой жизни — свою собственную старость…

      Предательство в Темблтоне и бесчинства, что творили Хью Молот и Ульф Белый под знамёнами Эйгона, трепали слабые нервы королевы Рейниры. Мучали её подозрения и на счёт неверности супруга, который, по доходившим до неё слухам от некого Грибка, уже возлежал с Крапивой и придаётся с юной дикаркой всякой похоти, к тому же воссоединился с дочерью-предательницей и простил её, без дозволения своей королевы. Такое вероломство ударило Рейниру прямо в сердце, посему она послала тайное письмо в руки лорду Мутону, веля ему подать головы Рейллы и Крапивы и привезти предателя-мужа в столицу. Получив сиё письмо лорд Мутон побледнел от страха, не представляя возможным факт того, что он сможет исполнить поручение и какими-то образом убедить или же одолеть принца Деймона, дабы убить Рейллу и Крапиву и вернуть принца в столицу. Некоторое время он обдумывал, как совершить ему план, в ногах его плакала безутешная леди-жена, моля не идти на риски, ибо принц Деймон не пожалеет ни его, ни всю их семью. Оставив леди-жену, лорд Манфрид Мутон вызвал на разговор капитана стражи, обсуждая вероятность успеха данного дела.

— Это легко совершить, — посчитал капитан Ратгон. — Принц спит рядом с их покоями, и он состарился. Троих вполне хватит, чтобы остановить его, попробуй он вмешаться, хотя я бы, наверное, взял шестерых…

— Шестеро или шестьдесят, невелика разница, ведь он по-прежнему, не смотря на возраст, Деймон Таргариен, — возразил брат лорда Мутона. — Лучшим будет подлить ему в вечернее пойло сонного зелья. Пусть найдет девчонок мёртвыми, когда проснётся.

      Не нашёл ни чести, ни благородства в наказе королевы старый рыцарь сир Флориан.

— Одна его дочь, а вторая почти дитя, сколь не были бы сильны их грехи, такой поступок боги нам не простят. Никогда бы о таком бесчестии не попросил Старый король.

      Лорд Мутон находился в смятении. Если он прольёт кровь, то Девичий Пруд будет проклят навеки, а если посмеет отказать королеве, то род его будет уничтожен. Но королева была угрозой далёкой, а принц Деймон опасно близок, посему лорд Мутон не совершил задуманное, а нашёл человека, который согласился пойти к самому Деймону с разговором, дабы передать ему наказ королевы.

      К вечеру следующего дня, когда гости ужинали, молодой мейстер Девичьего Пруда принёс Деймону письмо Рейниры. Деймон долго вчитывался в слова королевы-жены, пока не смял письмо в своей лапище, с звонким хлопком впечатывая его в стол. То было единственной яростью, на которую принц Деймон позволил себе истратиться.

— Что в письме? — спросила Рейлла.

— Слова королевы, дело шлюхи, — со скрипом стула Деймон отодвинулся от стола и обнажил Тёмную Сестру, в обращении к мейстеру. — Люди лорда Мутона стоят за дверью, дабы задержать нас?

      Рейлла схватилась за сердце, зная, что в сей час Эймон спал наверху. Она предприняла попытку подняться, но Крапива удержала её на месте, жестом прося подождать и помалкивать. Крапива, в отличие от Рейллы, видела в лице Деймона незыблемый авторитет и во всём на него полагалась.

— Я пришёл один, — заверил мейстер Норрен. — В тайне.

      Деймон медленно опустил свой меч, запрятав его в ножны. Рейлла же с облегчением вздохнула, приняв факт того, что ни им, ни Эймону ничего не угрожает.

— Плохой вы мейстер, но хороший человек, — поблагодарил его принц, обернувшись теперь к Рейлле и Крапиве. — Ступайте обе в мои покои, это будет последняя наша ночь в этом доме.

      На кровать они легли втроём: Рейлла, Крапива и перенесённый из детской Эймон, но спал лишь один ребёнок. Бодрствовал и Деймон, напряжённо восседая в кресле с Тёмной Сестрой в руках. Он страшился, что Рейнира могла подослать и иных шпионов, посему эту ночь он предпочёл стеречь семью. В кровати же Крапива нашла руку Рейллы и крепко её сжала, тёмные глаза её горели, точно факелы, это огонь юной жизни плескался в ней. Такой же с вечера зажёгся и в Рейлле.

— Наверное, завтра мы расстанемся, леди Скука, — шептала Крапива, дабы не разбудить Эймона, что пристроился на материнском плече.

— Больше мы не увидимся? — вопросила Рейлла с грустью, сама зная ответ на заданный вопрос. Обе они стали врагами королевы и должны скрываться. Славно был бы улететь вместе на драконах, но Крапиву здесь ничего не держало, она не воевала за семью и не теряла близких, в отличие от Рейллы. У Рейллы же остались отец и муж, сёстры, с которыми она надеялась после битвы прийти к миру, были у неё и братья и, конечно, дети Алисенты, каждого из которых она честно любила.

— Наши пути расходятся, но кто знает, куда завтра приведёт нас дорога, — Крапива вздохнула, закусывая губу. — Вот я тебе завидую, леди Скука, у тебя есть сын. Только он у тебя и останется. Ты должна теперь сделать всё, чтобы выжить в этой войне. И сделать всё ради его блага. А вот у меня никого нет... Да и не было.

— Куда ты полетишь?

— Кто знает. Я полечу туда, где буду в безопасности, надеюсь, что и ты тоже найдёшь такое место.

— Такое есть. Я уже знаю куда отправлюсь, — ответила Рейлла и смолкла, отдаваясь во власть сладких грёз о мирном будущем. Пентос, она полетит в Пентос вместе с сыном, после сражения мужа и отца и более никогда в Вестерос не вернётся!

      На утро Крапива досыта накормила троих драконов свежими овцами и засобиралась в путь. Впервые за свою бродяжную жизнь она ощутила себя частью семьи, разбив иллюзии в голове на счёт королевских особ. Она всегда считала их наглыми снобами, но Деймон и Рейлла отнюдь не оказались такими, они приняли её как свою, хотя, очевидно, что меж ними не было ничего общего.

— Лети к Заливу Крабов, — наказал ей Деймон, засовывая пухлый мешок денег в карман её плаща. Крапива обняла Рейллу, тем же чувствам поддалась она и с Деймоном, хотя нежности с него не добилась. Затем Крапива запрыгнула на Овечьего Вора и с последней улыбкой обратилась к друзьям.

— Пусть хранят вас боги. Для меня было честью общение с вами!

      Рейлла долго глядела ей в след, наблюдая как громадная туша дракона с маленькой, на вид хрупкой, всадницей, скрывается в пенной дымке утреннего тумана. Они прощались навсегда, но Рейлла почти не испытывала грусти, слишком с многими, кто был ей близок и дорог, она рассталась навсегда, так и не успев должно попрощаться. С Крапивой же они рассходились как надо, и пусть время, что они провели вместе, было кратким, но это были лучшие дни за последний год и Рейлла была за них благодарна.

— Мы втроём полетим в Харренхолл, — наконец сказал Деймон. — Если он там, то ты сразу летишь с Эймоном на восток, пока я его отвлекаю на себя. Ежели его не будет, то будешь ждать со мной. Я не могу отправить вас в долгий полёт зная, что безумный племянник летает над просторами Речных земель.

      Рейлла подумывала задать глупый вопрос о вероятности того, что Эймонд поступит столь бесчинно и жестоко, что убьёт сына и жену, но в последний миг отсекла эту мысль. Эймонд уже не принадлежал сам себе, его помыслы и даже тело захватила коварная Алис Риверс. Мысль об этой женщине заставила Рейллу прийти в бешенство.

— Я никуда не улечу, покуда жива Алис Риверс, — страстно сообщила Рейлла отцу. — Это будет первая и последняя отнятая жизнь на моих руках, но она будет или я тебе не дочь.

— Путь мести очень коварен, — заметил Деймон для вида, но сам он возгордился непоколебимости Рейллы, жестокости, которую она никогда ранее не проявляла. Рейлла была схожа тем на свою мать Лейну: смелая и решительная, но нежная и всепрощающая. И всё-таки с возрастом и жизненными трудностями она становилась более похожей на отца, закалялась в трудностях, а не опускала руки.

— Я оторву ей голову, — поклялась Рейлла.

— Её голова бесполезна в этой войне.

— Плевать я хотела на войну, — воскликнула Рейлла, гордо заглядывая в лицо отца. — Я желала мирной жизни, которая превратилась в пепелище. Моё счастье смыли слёзы, а любимая семья скоротечно и бесславно пропадает в этом конфликте. Скорее бы всё закончилось, мне уже всё равно как.

      Рейлла впервые брала Эймона в качестве пассажира и крепко пристегнула его к седлу, страшась, что дитя может выпасть из седла. Деймон охотно подшучивал над её излишней осторожностью, гордо заверив, что его матушка Алисса первые взяла его в качестве пассажира в двухнедельном возрасте, а Эймону уже в пору своё яйцо иметь, но Рейлла оставила отца без внимания. Если понадобиться, она до старости привяжет Эймона к себе, если это поможет сохранить его жизнь.

      На прощание, перед тем как отбыть навсегда, Деймон обратился к лорду Мутону. Он сообщил ему, что летит в Харренхолл вместе с дочерью и внуком и если Эймонд ищет его, то найдёт там, дабы сразиться один на один.

      Так лорд Мутон, ведомый не честью, а страхом, поневоле стал изменником короны. Стоило Караксесу и Бейлону скрыться за облаками, в сей же миг знамёна королевы Рейниры оказались спущены и вместо них вознёсся трёхглавый золотой дракон Эйгона Второго.

      Стены Харренхолла казались Рейлле ещё мрачнее, чем в день, когда она оставила его. Словно вся жизнь исчахла в чёрных кирпичных кладках, в пожухлой траве и опустевших дворах. Самый величественный замок, что только знавали земли Вестероса был теперь и самым несчастным. Властительные деяния принца Эймонда наложили неизгладимый отпечаток на лик Харренхолла. Убийца Родичей сжёг в замке всё, что только могло гореть, дабы не оставить врагам ничего ценного. Над обуглившимися башнями и изломанными крепостями Харренхолла не было и знамён. Отец и дочь облетели замок несколько раз, в поисках Вхагар и не обнаружив старую драконицу спикировали на опустевший, громадный двор. Рейлла стянула с Бейлона сына и не дав ему идти самостоятельно, крепко прижала к себе. Эймон хорошо перенёс полёт и теперь, в качестве поощрения, вымаливал у матери пустить его побегать, но Рейлла, как и Деймон, ожидала засады. Напрасно. Замок стоял омертвело пустым, лишь несколько овцеводов нашли в уцелевших подвалах приют; пьяные и грязные они вышли на шум драконов. Одного из них Деймон бесчинно цапнул за ворот рваной рубахи и спросил где хозяин сиих руин, овцевод доложил Деймону, что замок был оставлен, а Эймонд и Алис уже улетели. Получив всё, что мужики могли сказать, Деймон прогнал их. Он стянул перчатки, небрежно затолкав их в карманы плаща и воротился к оставленной у драконов дочери. Огладив вытянутую морду верного Караксеса принц сообщил о отбытии Эймонда. Удивлённой Рейлла не оказалась.

— Алис затуманила его разум, — сообщила она отцу.

— Было бы что затуманивать, — хмыкнул Деймон, помогая Эймону освободиться от материнских рук. Деймон опустил его на ножки и тот торопясь побежал, озорно оглядываясь на матушку, полагая, что та непеременно нагонит его и возьмёт на руки. Когда погони не последовало, Эймон потерял интерес к побегу и сел на корточки, собирая обгорелые кусочки камней, что были деяниями его отца. Теперь, когда Эймон оставил их, Деймон решил говорить о племяннике напрямик, то что не мог высказать при его сыне, не желая настраивать дитя против отца, даже против такого ублюдка, как Эймонд. — Рейлла, может это и совершалось не по его воле, но он пустил эту женщину к себе, чего не сделал в своё время я. Он предпочёл довериться ей и её сладким речам, а не жене и идиоту Колю. То, что с ним случилось — его вина и сдохнет он за свою глупость, как и должно.

      Когда Деймон и Рейлла заняли замок, что провонял теперь гарью, и всюду, если не пыль, их встречала зола и копоть, принц продолжил делиться своими планами.

— Когда я покончу с ним, то полечу в Тамблтон к Дейрону. Этот мелкий ублюдок перебил со своими предателями наше южное войско, и я прилечу за ним сам, дабы разорвать и его вместе с его драконом.

— В одиночку против троих? Неужто ты хочешь умереть.

— Я стар, — покаялся Деймон. — Смерть меня не страшит.

— Но Дейрон хороший человек, — призналась Рейлла. — Он был мне другом в столице и он не желал этой войны. Прошу, не делай этого и даруй ему прощение.

— Никакого прощения к врагам быть не может, — упрямствовал принц. Все дети Алисенты Хайтауэр смешались в единую порочную, зловонную массу. Деймон ненавидел каждого из них, как единое существо. Дейрона, принц никогда не встречал вживую, давно не видел он и Хелейну, чьё лицо напрочь стёрлось у него из головы, но от одной мысли о племянниках в Деймоне восставала такая лютая ненависть, как при мысли о Эймонде Убийце Родичей или узурпаторе Эйгоне. Рейлла же слишком долго прожила с ними под одной крышей и уже не понимала, как опасны Рейнире братья и сестра. Если пощадить кого-то из них, то рано или поздно может разразиться повторная война, ничего не помешает оставленному озлобленному родичу собрать войско и выступить против Рейниры или послать за ней или её сыновьями наёмников. Да, Рейлла не могла это понять, как понимал это Деймон, ибо в коварстве он был куда лучше неё и Деймон, на месте племянников, поступил бы на именно так, как он говорил.

      Не было ни комнаты, что смогла бы уцелеть: ни столов, ни стульев, не было даже одеял. Рейлла нашла лишь уцелевшие каркасы в подземельях, куда разместила сына, постелив ему почти все платья, и ткани, что она привезла с собой. Эймон кутался в ворох кружев, что пахли матушкой, и со страхом оглядывал мрачные стены темницы. Здесь пребывали воры и насильники, убийцы и мародёры, то было не место для маленького принца, но лучшего не нашлось.

— Что здесь случилось... в этом замке? — спросил Эймон у матери.

— Кто-то сжёг его.

— Но кто это был?

— Плохие люди, — уклончиво ответила Рейлла, приглаживая мягкие волосы сына.

— Если бы папа был здесь, он бы их наказал, — упрямо сказал Эймон и от собственных слов нашёл некоторую отвагу, перестав так срамно бояться. Он был мал, но величественные образы отца, а теперь и деда, восставали в его голове. Эймон считал их отважными героями на которых хотелось равняться. Обязательно Эймон вырастит таким же сильным и смелым, и станет защищать маму, как делали это они. Но пока он был слишком мал и тоска по отцу, была крепче его зыбкой храбрости. Эймон захныкал и спросил у Рейллы. — Куда же пропал папа?

— У него свои дела, Эймон, он воин, и не может быть всегда подле нас.

— Папа всех победит, — решительно убеждал Эймон. — А потом вернётся к нам. Нам без него нельзя.

      Эймон уснул, а слова его долго бились в голове Рейллы, пробуждая в ней непрошенные воспоминания о прошлом, о их счастливой семейной жизни и планах, которым никогда не суждено было сбыться.

      Пока Рейлла и Эймон спали в подземельях, Деймон и Караксес ночевали в твердыни Харрена. Деймон ожидал нападения днём, зная, что ночного боя Эймонд станет избегать. Как человек лишённый боевого опыта он предпочтёт видеть врага в лицо. Впрочем, отзываться на воинственный призыв дяди Эймонд так же не спешил, и уже миновав несколько дней в столь скудных условиях, Рейлла, Деймон и Эймон последовали вечером в город, дабы купить хоть какой мебели и нанять слуг и плотников. Будь Деймон один, он справился бы и в одиночку, но дитя морозить в темнице было делом рискованным и им приходилось задумываться о облагораживании разрушенного замка.

      В Харрентоне не жаловали ни чёрных, ни зелёных, предпочитая жить в мире, а не в войне. Люди лишь выдохнули полной грудью, когда Эймонд Одноглазый и его ведьма покинули эти земли, а теперь же, вместо них, прибыл принц Деймон, человек, что не славился добрым нравом, хоть и не был столь неумолим как племянник. Его встречали прохладно, с обязательной вежливостью, ибо никто, как и сами участники этой войны, ещё не знал, кто же в итоге одержит победу. Простолюдины только жалели в этих кровных распрях —детей, таких как Эймона, Джехейру, Мейлора, Визериса, Эйгона младшего, и, конечно, покойного принца Джехейриса. Младенцы были безвинны в том, что творили взрослые, но шли под убой, подобно солдатам. Каждый знал, что в смерти маленького принца был виновен принц Деймон и за спиной о нём говорили всякое, а в лицо… в лицо, конечно, улыбались.

       В одной из лавок, где принца Деймона были вынуждены принять и обслужить, Рейлла и Эймон стояли бездельно, ибо Рейлла ничего не смыслила в таких делах. Пока они стояли, кто-то нахально дёрнул Рейллу за подол платья, вынуждая обернуться.

— Вот так встреча, леди Рейлла! — брякнул низким басом голосок, владельца которого Рейлла и не сразу разглядела. Ей пришлось опустить голову вниз, чтобы заметить пред собой низенького, пухлого, щекастого карлика, несколько щегольно одетого для таких мест, как Харрентон.

— Сир Грибок, — признала его Рейлла не без усилий. Грибок искренне загоготал.

— Вы назвали меня сиром, леди? Какая вежливость, а я думал вы пнёте меня сапогом! — Грибок взмахнул пухлой ногой, демонстрируя как это могло бы произойти. — Вы только подумайте, ваш муж послал стольких людей на мои поиски и не нашёл, а вы обнаружили меня в какой-то лавке плотника!

— Для меня нет чести с вами разговаривать. Идите куда шли.

— Как я и думал. Злитесь на меня за ту шуточку про бар?

      Щёки Рейллы вспыхнули, припомнив ту старую гнусность, которую посмел разнести Грибок при дворе: якобы Рейлла и Эймонд придавались разврату в таверне города, а Грибок имел честь присоединиться к совокуплению жениха и невесты. В это почти никто не поверил, но Рейлле было так стыдно, как никогда не было до или после.

— Боюсь представить какую гнусность вы разнесёте после этой встречи. Не думали ли вы, сир Грибок, хоть иногда говорить людям правду?

      Грибок на вид серьёзно призадумался, точно вспоминая, а была ли у него когда-то причина говорить правду. Кажется, нет. Или не совсем правду, а лишь её малую часть. Расплывшись в льстивой ухмылочке, от которой у Рейллы пошли мурашки, Грибок сказал, сморщив нос:

— Правда никому не нужна, леди Рейлла. Но она нужна вам, ведь так? Хотите её услышать?

— Вы бесчестный человек, — отмахнулась Рейлла, не найдя в общении с ним никакого интереса. — Вы не умеете говорить честно.

— Так вам не интересно, чем занимался ваш муж и леди Алис, пока вы сидели в Девичьем Пруде?

— Вы скажите нечто похабное, я уверена.

— И не совру, — напрямик заявил Грибок. — Принц Эймонд без ума от этой великовозрастной леди, настолько, что готов взять её в жены и признать её ублюдка своим. Можете себе представить?

— Уходите, — решительно сослала его Рейлла, отступая вместе с сыном настолько, чтобы Грибок понял, как ей неприятно его общество. Грибок хохотнул ещё раз, погладил выпирающее брюхо, а другой рукой намотал свой ус на маленький, толстый пальчик.

— Прощайте, леди Рейлла. Желаю вам не сгинуть в пучине ненависти в тако-ой весёлой компании ваших мужчин.

      Шли дни. Деймон считал их оставляя зарубки на сердце-древе богорощи, поставив под конец ожиданий тринадцатую отметину. На четырнадцатый день бдения принца, рёв старой Вхагар всколыхнул увядшие стены Харранхолла, а могучая тень застелила собой солнце, на миг насылая на замок ночь. Рейлла, в прогулке с сыном, подняла его из песка и взяла на руки. Из глубокого порушенных стен твердыни Харрена выбрался и принц Деймон, а за ним, бренча цепями, двинулся Караксес. Плотники, что работали все эти дни не покладая рук, напротив, скрылись в стенах подземелья. Рейлла же не думала бежать за ними, она догнала отца, что уже подходил к воротам, вооружившись Тёмной Сестрой и взяла его руку. Губы её дрожали от подступающих слёз, от страха неминуемой потери, которую она видела в огне. Деймон, взяв Рейллу за затылок, прижал к себе вместе с Эймоном, и поцеловал дочь в волосы.

— Готовь седлать Бейлона и лететь на восток с сыном.

— Отец…

— Если увидишь, что Каркасес пал — лети на восток! — твёрже и решительнее сказал Деймон, оставляя Рейллу; перед прощанием он потормошил гладкие волосы внука и скользнул по дочери мягким взглядом. Лишь один Эймон в этой напряжённой ситуации с замиранием сердца глядел в небо, откуда спускалась огромной тушой папина Вхагар.

      Рейлла вышла вслед за отцом к главным воротам, куда подтянулся Караксес и ведомый им, подчиняющийся во всём, Бейлон. Близко к драконам приземлилась Вхагар. Драконы обменялись враждебным рычанием, как и их всадники враждебными взглядами. Рейлла замерла на полпути, сердце её трепетало от вида Эймонда. Радовался один лишь Эймон, когда с дракона слез его любимый отец, затем помогая своей спутнице, женщине для Эймона неизвестной, спустится за ним.

      Эймон стал сначала вымаливать мать его отпустить, а когда та долго и настойчиво его игнорировала, принялся яростно вырываться, дабы подбежать к отцу, встретить его как должно и прижаться к крепкой груди. Так долго, так сильно Эймон скучал по нему! Маленькому принцу натерпелось рассказать отцу всё, что ему пришлось пережить. О злой женщине, что пыталась его убить в столице, о заботливом, но не слишком ласковом дедушке, о чумазой тёте, которая научила матушку улыбаться и глупо танцевать и, конечно, об этом ужасном месте, которое Эймон так боялся, но был вынужден в нём жить. Отец прилетел — значит теперь он всё исправит, всех спасёт. Так полагал Эймон.

— Дядя, я слышал ты искал нас, — воскликнул принц Эймонд. Иссиня-чёрная броня сияла на нём под солнечными лучами, точно звезды плескались в этих могучих доспехах.

— Я искал только тебя, — заверил Деймон, не взглянув на Алис. Она была проблемой Рейллы, не его. — Кто тебе подсказал, где меня искать?

— Моя леди, — охотно отозвался Эймонд. — Она видела тебя в грозовой туче, на закате в горном пруду. Она видела тебя в огне, который мы разожгли, чтобы приготовить ужин. Она много чего видит, моя Алис…

— Ты так соскучился по матери, что нашёл ей замену? — не сдержалась Рейлла, в этой злобе не замечая, как сын выбирается из рук и лихо спрыгивает на землю. Эймонд же лишь украдкой, точно смушаясь её присутствия, взглянул на Рейллу, возвращая наконец внимание дяде.

— Ты дурак, раз пришёл один, — посмеялся Эймонд.

— Не будь я один, не пришёл бы ты.

      Эймонд подавил в себе зачатки ярости, уличая в словах дяди намёк на собственную трусость. Эймонд таковым себя не считал. Он был осторожен, но не слаб. Смерть его не прельщала, ибо Алис пророчила ему победу, возложенную корону на его голове и процветающее под его рукой государство. Эймонд желал убить дядю не во имя героичной смерти, теперь о геройстве можно было позабыть. Он желал одолеть его и направиться прямиком к Рейнире, дабы забрать то, что принадлежало ему. Эймонд собирался идти до конца, и, без сомнения, до победы.

— Ты стар, дядя, — подначивал Эймонд. — Ты прожил слишком долго.

— Только в этом я с тобой соглашусь.

      Эймон, не слыша, не понимая препираний меж взрослыми, летел прямиком к отцу, лихо перебирая пухлыми ножками, широко раскидывая руки, ожидая, что отец, как бывало всегда, подхватит его на руки и закружит.

— Папа! — трепетно лепетало дитя, ловя на себе прожигающий взгляд Эймонда. — Папа, наконец-то!

      Деймон не дал внуку пробежать мимо себя и как успел, схватил мальчишку за шиворот, не пуская к Эймонду. Одноглазый принц на одних лишь инстинктах схватился за меч, угрожающе выставив его на Деймона. Рейлла подскочила с места. Деймон же, в ответ на действие племянника, поднял Тёмную Сестру и клинки их цокнули, касаясь кончиками друг друга. Эймон испугался поднятой суматохи, не поняв, что происходит, он зарыдал. Два его кумира, два человека, которые в сладких грёзах мальчишки, сражались бок об бок против злобных врагов, отчего-то почти схлестнулись меж собой.

— Не при нём! — закричала Рейлла, подхватывая сына на руки и крепко прижимая к себе. Но матушкины утешения сейчас не были нужны крохотному принцу, его постигло доселе невиданное разочарование, представления о его героях страшно рушились и Эймон не понимал теперь, кто из них был плохим, а кто приходился хорошим.

— Папа, — потянулся Эймон к отцу, вытягивая к нему руки. Эймонд же принимал с холодом истерику сына: он казался теперь ему чужим, но тело Эймонда сработало назло омрачённой голове и он принял, несколько резко, Эймона у Рейллы из рук. Мальчишка схватил отца за шею и припал к его спутанным от полёта волосам. Рейлла испугалась, встала напротив мужа, намеренно игнорируя Эймонда и с опаской страхуя лишь дитя в его руках.

— Неужели ты думаешь, что я что-то сделаю нашему ребёнку? — насмехался Эймонд, упиваясь её осторожности и, отчего-то, не смея отвести от её напряжённого лица взгляд.

— Он — мой. Ты его предал, как и меня, но не тревожься, скоро твоя леди родит тебе ублюдка-наследника, вот его и нянчи.

— Ублюдок-наследник... Что-то такое я уже припоминаю. Чрезвычайно волнительно для тебя, не правда ли? Наверняка, ты уже почти влюбилась.

— Прощайся с ним, Рейлла, — велел Деймон, натягивая на голову шлем с перьями. Эймонд отпустил сына на землю, едва его отцепив от себя, обернулся на Алис, одним выражением лица прося её потерпеть и наконец обратился к жене.

— Отойдём?

      Вдвоём они отошли к воротам. С синхронным недовольством вслед им смотрели Алис и Деймон. За те дни, что Эймонд, вместе с ведьмой, плутали на островах, она почти не поила его снадобьями, давая принцу окрепнуть настолько, чтобы он смог сесть в седло и выйти против Деймона раньше, чем сам умрёт. От этого Эймонд стал меньше кашлять и мысли его, пусть и не сильно, но всё же начали проясняться. Он узнавал в Рейлле прежнюю леди-жену, право Эймонд не знал, что это за чувства его наполняли, когда он находился рядом с ней. Точно ему было больно дышать. Глупо, но Эймонду очень хотелось держать её рядом с собой и не отпускать от себя.

— Она тебя травит, Эймонд. Я не уверена, что ты тот же человек, — напрямик сказала Рейлла, при этом не поднимая на него глаз.

— Твои речи пусты, более я тебе не верю. Ведь ты обещала быть рядом, но перешла на сторону врага.

      Рейлла взяла его руку, скрытую в латах, ту, в которой мгновение назад он держался за меч. Она плакала, не в силах подавить тоску. Отец её шёл умирать, зная, что Караксес, каким бы свирепым и опытным драконом не был, не сможет выстоять против старой Вхагар, но и Эймонд, идущий впервые на бой с таким грозным противником был обречён. Две смерти в один день, самых любимых её мужчин — Рейлла страшилась, что не выдержит этого, но нужно было оставаться сильной, ради сына.

— Знаю, что ты сейчас и не вспомнишь, но мы друг друга очень любили, Эймонд. Мы почти справились с ношей войны, но, к сожалению, не дошли до конца. Ты просил меня быть рядом, быть верной и позволить тебе защищать нашу семью, но кто же знал, что защита понадобится тебе самому, не на поле сражений, а в стенах этого замка. Я тебя подвела, а теперь ты погибнешь.

      Эймонд слушал её не перебивая, странные противоречивые мысли бились как волны в его голове. Его крепкие руки коснулись лица Рейллы, чуть морозя её кожу пальцевыми пластинами. Рейлла положила поверх свои руки, смотря в его глаза с тоской и сожалением, прекрасно представляя скорую его смерть.

      Он сказал против воли, то, что вырвалось у него вместе со вздохом:

— Когда я умру, лети в Пентос, Рейлла. Как ты того и желала. Я почти всё сжёг здесь, но у богороще, под самым древом, я зарыл деньги и золото, на такой случай. Тебе придётся теперь заботиться о вас двоих.

      Рейлла не желала слушать его прощание, слишком адекватное и смиренное, к такому она была не готова. Когда же Эймонд наклонился, дабы запечатлеть на устах леди-жены последний поцелуй, Рейлла схватилась за него столь отчаянно, что испугалась, что уже не сможет Эймонда отпустить. Весь этот жуткий месяц, когда он под чарами терпел изменения, стёрся из её головы, нагоняя память о их славном прошлом. О радости их сына, который с такой любовью встречал отца. Сейчас Рейлла не только сама лишалась отца, она лишала его и собственного сына, своим молчанием, которое вдруг стало невыносимым. Когда Эймонд прервал трепетный поцелуй, не смея его углубить, Рейлла прошептала ему в самые губы:

— Не застёгивай цепи, Эймонд.

— Что?

— Не нападай на отца, а лишь защищайся, — продолжала она, его не слыша. — И крепче держись за Вхагар.

      Рейлла оставила его, преисполненная ужасным стыдом за содеянное. Но сейчас, когда Эймонд на краткий миг показался ей таким, что был раньше, она зацепилась за этот образ смертельной хваткой. Если меж ними всё и разрушилось, то он всё равно оставался Эймону отцом и был ему нужен, а Рейлла более не собиралась считаться ни с чьим благополучием, кроме сына.

— Закончили? — с подозрением уточнил Деймон, когда Рейлла вернулась. — О чём вы говорили?

— Я сказала, чтобы он не старался на тебя нападать, как в прошлый раз.

— Даёшь советы убийце своей семьи? В этом вся ты, сердобольная, как твоя мать.

      Рейлла сняла с отца шлем, чтобы запечатлеть поцелуй на его щеке, подтянула непонимающего, зарёванного Эймона, чтобы тот попрощался с дедом.

— А мне ты какой-то совет дашь перед прощанием?

      Для отца у Рейллы не имелось советов, она не представляла, как сможет он выжить, если Вхагар перекусит Караксесу шею.

— Ты был дерьмовым человеком, но хорошим отцом для меня, — сказала Рейлла, удивив тем самым Деймона.

— Если ты ругаешься, значит уже не ждёшь меня живым.

      Деймон погладил дочь по щеке, последний раз посмотрел на неё и неуклюже полез в драконье седло. Рейлла коснулась блестящей, красной чешуи Караксеса, прощаясь и с ним. Если в мире и существовало качество выше долга и чести, то это была верность, и никто в мире, живущий до и живущий после не был столь предан человеку, как Караксес был предан своему всаднику.

      Наконец Караксес и Вхагар взмыли в небо. Рейлла обернулась по сторонам, не обнаружив рядом с собой Алис Риверс. Она уже поднялась на вершину башни Королевского Огня Харренхола и наблюдала оттуда. Рейлла подозвала к себе служанку, наказав той сопроводить маленького принца на верхние этажи и обязательно закрыть двери и окна. Сама она запрыгнула на Бейлона. Дракон встрепенулся, готовый взлететь, но Рейлла пришпорила его порыть лёгким похлопыванием по вытянутой, белоснежной шее.

— Рано, — уверяла она. — Ещё не время.

      Караксес стремительно полетел ввысь, подгоняемый кнутом всадника и скрылся за облаками. Вхагар, в силу возраста и огромных размеров, медленно взлетала за ним, плавно нагоняемая взмахами громадных потрёпанных крыльев.

      Когда Эймонд настиг то место, где пропал за облаками Караксес, он не обнаружил его. Взволнованно и нерешительно оборачиваясь по сторонам, принц невольно сравнивал себя с Люком, что оказался в своё время в схожей засаде. Но Эймонд был старше глупого племянника, и дракон его был сильнее, посему он отбросил это жалкое, непригодное сравнение прочь.

      Атака была внезапной, как гром среди ясного неба. Караксес стремительно бросился на Вхагар с оглушающим рёвом, что ударил по ушам даже Рейллу, находившуюся у ворот Харренхолла. Бейлон встрепенулся, охваченный страхом за Караксеса, за своего близкого сородича, преисполненный желанием его защитить. Рейлла едва удержала вожжи, не позволяя дракону взлететь следом. Бейлон отчаянно взревел.

      Деймон напал с слепой зоны и Эймонд не успел ничего предпринять. Он страшно вихлял без цепей, едва удерживаясь на драконе одной рукой, второй же он полез за мечом. Караксес врезался в Вхагар со страшной силой и два дракона, сплетённые в объятиях смерти, рвали друг друга, вгрызаясь в глаза, ноздри, разрывая глотки. Кровавый дождь лился из самих облаков, вместе с воплями драконов. Ревел и Бейлон, громадное сердце его, как и у всадницы, умеющие больше любить, нежели ненавидеть, сжималось от боли. У Караксеса не было ни шанса выжить в таком бое, но он самоотверженно вгрызался в шею Вхагар, даже в тот миг, когда в груди его оказалась чудовищного размера лапа старой драконицы, вонзающаяся в его плоть до самого позвоночника.

      Пользуясь моментом, когда драконы сплелись в смертельном поцелуе, принц Деймон перекинул ногу через седло и лихо спрыгнул на спину Вхагар. Это было непостижимым зрелищем для Эймонда, что едва держался в седле в столь диком танце смерти. Деймон стянул с племянника шлем, выхватил Тёмную Сестру... Но тут Эймонд, что ничем не был пристёгнут к седлу, вылез из него и схватившись одной рукой за вожжи, повис на драконе, второй рукой поднимая ввысь меч.

— Сопляк! — закричал Деймон, вонзаясь Тёмной Сестрой в тушу Вхагар, и тем самым удерживаясь на ней. Меч Эймонда ненадёжно сидел в его руке, принц предпринял попытку взмахнуть им, но промахнулся, зарядив атаку по воздуху. Деймон, ударяя по руке племянника, легко выбил его меч. Тогда принц Деймон нагнулся, предприняв попытку поймать орудие на лету, но меч оказался проворнее старого принца и улетел, исчезая в глубинах Божьего Ока. Племянник и дядя оказались обезоружены в зыбком положении падающих истерзанных драконов. Оба чудовища: Караксес и Вхагар наконец рухнули в воду.

— Лети, Бейлон! — приказала Рейлла и весьма вовремя, ибо громадная волна брызг поднялась столь высоко, что стала выше башни Королевского Огня. Бейлона чуть не снесло волной, когда он бросился к озеру. Ледяной поток окропил и его, и Рейллу.

      После такого удара выжить не могли ни драконы, ни всадники. Ещё в полёте Тёмная Сестра с хлюпающим звуком предательски выбралась из тела Вхагар, лишая Деймона последней опоры. Он полетел вниз, из последних сил хватаясь за полумёртвого Караксеса. Штормило и Эймонда, в вожжах, что он держал, запутались его ноги, но принц не заметил этого. Достигая воды, он крепко прижался к Вхагар. Когда страшный удар об воду приняли на себя драконы, Эймонда отбросило от Вхагар с такой яростью, что спутанные ноги его издали страшный хруст, ломая обе его голени, но освобождая принца от плена ремней. Право не сломанные ноги были худшей напастью, что постигли чудом выжившего принца. Кровь его драконицы, от нескончаемого паля огня, так прогрелась, что теперь, когда истерзанное тело её тонуло в озере, кровь прогревала и кипятила озёрную воду. Эймонд истошно взвыл, варясь в вскипающем Божьем Оке, тогда Бейлон стрелой бросился в воду. Он взревел, когда лапы его обожглись в кипятке. Молодой дракон словил тело кричащего, но вполне живого, одноглазого принца, и подняв от своих крыльев мелкие волны, он взлетел, унося Эймонда от места сражения.

 Редактировать часть