Беги.

Спасайся.

Быстрее.

Кто увидел? Где была ошибка? Давно ли?

Беги

Они наступали, загоняли, как дикое зверье. Отрезали пути, хохотали безумным смехом. Говорили на Черном наречии, глумливо высмеивая все, что бы я ни сделала. Если сначала казалось, что они пытаются схватить меня и убить, то позже стало ясно иное. Им нужно было взбесить, разозлить, вымотать до предела. Поселить страх. Заставить сменить облик.

Преследователи скалились, весело покрикивали, азартно подгоняя своих варгов, что хохотали вместе с хозяевами своим лающим смехом.

— Покажи же свою силу, дракон! — орк глумился, усмехаясь черным ртом, смердя трупами и тьмой. Черная побрякушка в его руке шептала злыми голосами, извращала своими речами сознание, смеялась, обещая все на свете, но ничего не даруя в ответ.

Они привезли с собой цепи из жгучего металла. Они не боялись. Они знали, что я ничего не смогу сделать.

Это бессильная ярость, обреченная слабость, всепоглощающий страх потерять в этом зловещем, отравляющем шепоте себя. Сила, что равна безумию. Ужасающее и безумное существо без своей воли, без права выбора, раб под пятой того, кому не собирались никогда служить.

Ошейник из темного железа душил. В запястья врезались кандалы. Колени были разбиты о каменный пол. Не встать, не подняться — лишь цепи звенят и холод пробирает до самых костей. Засохшая кровь на площадке.

Спрячься, спрячься, мое Пламя, моя Ярость. Укройся, затихни, затаись. Не дай себя покорить.

— Тебе холодно, — шепот, шорох. Ледяные касания к коже в попытке добраться до Пламени через глаза, дотянуться через уши, проникнуть при вдохе. — Тебе холодно, Морэ. Тебе нужно согреться. Не упрямься.

— Мне не холодно.

— Лжешь, — Тьма шептала в острое ухо. — Тебе холодно, тебе голодно, тебе страшно…

— Мне не страшно.

— Тебе больно, ты в ужасе, ты в ярости, — острая сталь оружия прислужника тьмы вонзается в голень, прибивая к камню ногу. Орк довольно скалится, наслаждаясь выполнением приказов. Он жаждет крови, он жаждет плоти. Ему интересно, каковы такие, как я, на вкус. — Ты хочешь отомстить, ты хочешь пылать, разрушать…

— Мне не больно, — надрывный сип сквозь зубы и слезы на глазах.

Мне не холодно. Мне не страшно. Мне не больно.

Если поддамся — будет. Будет гораздо холоднее, страшнее и больнее.

— Ложь, — кровь остывает и холодит конечности. Голову дергают вверх за волосы, заставляя смотреть прямо во Тьму. — Покажись! Отбрось эту жалкую оболочку! Слабую! Немощную! Покажи себя, свое величие! Свою! Ярость!

Он говорит это, являясь ко мне призраком. Говорит через чужие уста своих прислужников. Слепит глаза оком и иллюзиями, разъедает душу словами и сводит с ума.

Смауг предупреждал, что люди жалкие. Говорил, что слабые. Но все эти годы, несмотря на жалкое и немощное обличие, дарованное Эру Илуватаром, я выживала. С помощью или без помощи. Люди… жалкие, слабые, но стойкие. А еще странные. Живут так немного, а делают столько, что только диву даешься. А хоббиты? Бесстрашнее их еще поискать — кто осмелился бы привечать у себя дома дракона? Беорн, что отдает долги, несмотря ни на что и не смотря кому…

Этих безумцев много. Целых тринадцать гномов, идущих грабить дракона, — ну не смешно ли?

Безумцы…

А самый главный Безумец тот, кто решил смилостивиться над Темной Тварью и даровать ей свою музыку.

— Смауг как-то сказал мне, — смотреть прямо во Тьму, не отводя взгляда. — У таких, как мы, есть только один Властелин, Создатель и Отец. Моргот. И это не твое имя.

Дол Гулдур был холоден. Пламя, спрятавшееся внутри моего человеческого облика… пело.

Звучало.

***

— Ходят слухи, что орки заключили союз с Некромантом из Дол Гулдура, — Беорн поставил передо мной кружку молока. — Что думаешь об этом, дракон?

— Смауг слишком горд и высокомерен. Он ищет покоя и не потерпит тех, кто попытается накинуть на него узду. Он свиреп и хитер. И будет уничтожать всех, кто решится лезть в его вотчину, — свежая еда была усладой и радостью. Жаль, с ней тоже скоро придется проститься.

— Смауг… он многим стоит поперек горла. Одинокая гора тревожит умы и желания. Но не все сокровища — серебро да золото, — оборотень проницательно заглянул мне прямо в глаза. — Зверь, что спит в горе, не желает вмешиваться в чужие распри, и он силен, чтобы ставить свои условия игры. А что до тебя? Ты бежишь, скрываешься, боишься…

— И это благо для других. Было, по крайней мере, когда-то. Незнание… вот лучшая защита.

Кто-то назовет неведенье грехом и уделом глупцов, а кто-то, кто знает слишком многое из того, что знать не хотел, желает лишь крепкого сна без опаски быть убитым.

Многие знания — многие печали.

— Ты отправишься к Смаугу, ведь так?

Я не ответила — и так было очевидно.

Беорн дал мне ткань, дал иглу и нитки. Отыскал в своем сундуке сапоги на человеческую ногу, что были мне велики, но это лучше, чем ничего. Лето закончилось, и первый месяц осени ознаменовался дождями. В тишине и спокойствии проходили мои дни и ночи, занятые пошивом себе подходящей одежи для дальнейшего пути.

Беорн стерег границы своих владений с особым усердием, пока я торопливо готовилась к дороге. И пусть в драконьем обличии пересечь лес и проделать весь путь до Одинокой Горы было бы гораздо быстрее, слабость разума, что проявилась кратковременной потерей рассудка, показала — драконье обличие отныне мне под запретом.

Пока не доберусь до Смауга по меньшей мере.

Шепот, звучащий в моих ушах, беснующийся Темный Огонь, отрицающий и противящийся чему-то иному. Страх, пробравшийся в тело морозным ядом, останавливал меня от опрометчивого поступка. Там, в Мглистых Горах, я почувствовала первые попытки отравляющей тени проникнуть в разум и тело, обещая силу и… вечное рабство.

— Эти места кишат орками. Твой путь не будет безопасным, дракон. Благоразумнее остаться здесь, — Беорн хмуро обернулся. Деревянное ведро ударилось дном об пол. Золотисто-карие глаза оборотня смотрели внимательно и цепко, пока большая рука ласкала холку лошади, пьющей воду.

— Как долго?

— Что?

— Как долго я смогу сидеть у тебя в доме, чтобы никто не узнал о том, где я нахожусь? За мной придут — лишь вопрос времени когда.

Оборотень отвернулся, раздумывая. Лошадь под его рукой фыркнула. Наконец подняв с пола скрипнувшее ведро, он что-то для себя решил.

— Ты уйдешь сегодня ночью.

— Сегодня? — мое удивление было неподдельным.

— Да, будь готова к закату. Я провожу тебя до Мен-ин-Наугрим, но знай — той тропой давно пользуются орки. Дорога, которой ушли гномы, отныне не безопасна. Нигде сейчас не безопасно.

К вечеру этого же дня у ворот дома Беорна вместо огромного человека меня встретил устрашающий зверь, что опустился на землю, предоставляя могучую спину. Мы смотрели друг другу в глаза достаточно долго, перед тем как я забралась на его спину и вцепилась в жесткую шерсть руками.

Зверь на зверя не нападает.

Медведи, с которыми Беорн водил дружбу, вступили в дозор. И на одном из них мне предстояло ехать.

— В следующую нашу встречу мы можем стать врагами, — пробасил оборотень напоследок. — Я позабочусь, чтобы на твоем пути не было преград, но все же будь осторожна и внимательна. То, что случится на тракте Мен-ин-Наугрим, будет уже твоей заботой. На этом все, дракон. Я сделал достаточно.

— И все равно благодарю тебя за помощь, Беорн.

— Поспеши. Твое местонахождение скоро перестанет быть тайной.

Прижавшись к зверю, вцепившись в его могучую спину, отправилась в путь.

Беорн же вышел на охоту за теми, кто мнил себя охотниками.

***

Бильбо Бэггинс за все время своего похода уяснил одно из самых важных правил в своей жизни. Больше слушай, меньше говори. Наблюдай, исследуй, крадись, изворачивайся, суй свой нос куда только можно: больше знаешь — дольше проживешь. Будь как… вор. Да, как самый настоящий вор, незаметный, тихий и невзрачный. Такой, чтобы даже те, кто рядом с тобой, частенько забывали про твое существование.

Бильбо был хоббитом, но после всех приключений, что он пережил, явно перестал быть обычным хоббитом.

Золотое волшебное кольцо ему в этом очень даже помогало. И поэтому многие тайны членов его отряда стали для него совсем и не тайнами.

О драконе, спящем на кухне огромного оборотня, он узнал гораздо раньше гномов, но, естественно, позже волшебника.

Он долго стоял над спящей в огне юной девушкой, которая ничуть не изменилась за те годы, что он ее не видел, и переживал очередное потрясение. Все детство он жил на сказках о драконах, играл игрушками в виде драконов, а потом выяснилось, что… рос под одной крышей с самым настоящим драконом-оборотнем.

Это было… сумасшествием.

А сказки, что она рассказывала ему на ночь, легенды и истории, могли оказаться совсем и не сказками.

— Меня воспитывал… дракон, — хоббит нервно поправил свой пиджак и покачал головой, поправляя отросшие волосы руками, пытаясь убрать их за свои уши. Получалось плохо. Очень плохо, если говорить по чести.

Он долго боролся со страхом и опасением, после чего, как в далеком детстве, зажмурил глаза и, отвернувшись, протянул руку.

«Тех, кому драконы доверяют, их огонь не трогает».

Бильбо Бэггинс отдернул руку. Горячо.

В голове зрел безумный, сумасшедший план. Что, если со Смаугом Ужасающим можно… можно договориться?

Ведь пусть он ужасен, страшен, но мудр и…

Бильбо Бэггинс еще сам не знал, что его храбрость на грани безумия будет тем, что сломает саму Судьбу и, возможно, спасет несколько жизней. Дорогих его сердцу жизней.

— Смауг проснулся! — кричал глашатай на грязной площади Эсгарота. Слухи о том, что видели дракона, дошли и до этого края.

— Не Смауг это! Я тут слыхивал, что де другого дракона видели у Мглистых Гор, вот!

— Чур меня! — заполошно проскрипел беззубый старик. — Один Смауг Ужасающий — кошмар для всех живущих в Средиземье, а теперь, не дай Древние, двое! Стар я для этого… может, пока зима не застала, уехать куды подальше.

— Другой это змий проклятый. Смауг поболе был, — прошепелявила одна из старух.

— Бабка, так ты ж слепа, чего ты там видала-то?

— Так не глухая же! Смауг больше был, вся ж семья моего отца в огне проклятом погорела!

Бильбо заполошно рассказывал новости гномам, пока они уходили из города с оружием в руках, честно украденным с его помощью, из-за чего он втайне гордился, и предложил подождать Гэндальфа.

— Гэндальфа?! Ждать Гэндальфа? У нас нет времени!

— Торин, — Балин коснулся плеча своего друга, скорбно поджав губы. — Нам нужно дождаться Гэндальфа. Волшебник обещал…

— Гэндальф нам многое обещал, — рыкнул Торин Дубощит.

Гора приближалась, а Бильбо… Бильбо судорожно думал о том, как бы выкрутиться в этот раз. Был бы Гэндальф, он бы спросил совета, и быть может… быть может.

Огромные горы золота поблескивали, манили, шептали. Бильбо моргнул, сбрасывая наваждение. Красиво, да, но после того, как он видел самого настоящего дракона в камине в доме Беорна, его это несильно впечатлило. Морэ была… красивее.

Это странное сравнение озадачило хоббита. Бильбо неосторожно потревожил золото и замер в испуге, слушая, как монеты и барлог знает что еще посыпались вниз. Дракона, конечно, видно не было, но что-то как-то…

Гулкий вздох чего-то или, скорее, кого-то огромного в одно мгновение превратил его оцепеневшую статую.

Золото зазвенело, отдаваясь в горе эхом перезвонов и переливов. Бильбо стоял на месте ни жив ни мертв, в один миг понимая — все, что он задумал, лишь сказочка для детей. Не получится. Не сработает. И…

«К Барлогу план» — пронеслось у него в голове, когда хоббит уловил взглядом движение длинного чешуйчатого хвоста.

— Я тебя чую, вор, — спокойный, даже дружелюбный голос разнесся по всей горе. — Выходи же. Не бойся.

Бильбо стоял на месте, съедаемый страхом, понимая, что он… что он не может обернуться и выглянуть из-за обвалившейся колонны.

— В конце концов, — исполинское тело шевелилось, тревожа золото. Монеты скатывались с чешуи, застревая причудливыми украшениями. На наростах и рогатой голове повисли гномьи творения. Венцы и браслеты, дивные подвески, ожерелья. Короны и тиары. Драгоценности поблескивали, переливались в свете ярких огромных огненных глаз, ловили отблески пламенных прожилок на чуть светящейся чешуе. — Ко мне не так уж часто приходят гости. Особенно такие гости, как ты. Странные, незваные, но… пахнущие довольно знакомо.

Бильбо сглотнул, когда когтистая лапа царапнула огромными когтями рядом с его головой. И понимая, что выбора уже нет и что он уже залез в эту проклятую гору, хоббит вышел из своего укрытия, нервно вздрогнув, стоило лишь рассмотреть во мраке высоких потолков дракона.

— З-здравствуй, Смауг, о Великий и Ужасный, я…

— Замри! — от громогласного голоса Бильбо испуганно икнул. Дракон втянул воздух, глубоко вдыхая, и выдохнул. Теплая волна обдула Бильбо, смахнув отросшие кудри светлых волос со лба. Смауг возвысился над ним во весь свой рост и глянул сверху вниз. — А теперь говори. Кто ты? И откуда ты взялся?

В голове у Бильбо все смешалось.

Змей… выглядел гораздо страшнее Морэ. И пусть фигурки, вырезанные ее рукой, повторяли его образ, но не могли передать все величие и ужас. Размеры, жар от чешуи и острый взгляд. Запах гари в шумном дыхании.

Звон монет оглушал, пытаясь затащить его в мутные видения обманутого разума. Драконы умели ворожить страшную магию, что, словно воспаленный дурман, туманила разум.

Хоббит вздрогнул.

— Я пришел из-под холма.

— Да неужели? — Смауг хмыкнул. Эхо подхватило звук, из-за чего показалось, что со всех сторон раздались смешки.

— Меня… меня называют Приносящим Удачу, Загадывающим загадки, я тот, кого никто не видит, и…

— И?..

— Ездок на бочках!

— А вот это уже интереснее, — Смауг двинулся по залу, опираясь на поваленные колонны. — К слову… где же ящерка?

— Ящерка? Какая ящерка? — растерянность подавила удушающий страх перед Смаугом Ужаснейшим. — Я не… я не понимаю?..

— Та, что прислала тебя сюда. Та, чьим запахом ты пропитан, Ездок на бочках, та… что оставила на тебе след своей магии. Та, что похожа на меня, но все же иная… где она? Где же эта маленькая глупая ящерка? Неужели ей не хватило смелости прийти самой? Жалкое создание, недостойное жизни и потраченного времени…

Бильбо замер на месте, широко раскрыв глаза. Догадка, поразившая его, сначала сделала его радостным. Смауг говорил о Морэ, но… после в хоббите взыграла злость.

Морэ рассказывала сказки. О том, как Велик был Смауг, как хитер, как Мудр и силен. Она уважала его, говорила о нем с восторгом и страхом. Его имя с ее уст звучало так… торжественно и порой таинственно-трепетно, что Бильбо замирал от восторга, вместе с ней затаив дыхание, сидя у горящего очага и заглядывая в глаза тетушки. И это уважение и почитание хоббит взял от нее же, а сейчас… сейчас Смауг говорил о ней с таким пренебрежением, что…

— Это не так! Морэ не присылала меня, я сам пришел! А еще она хотела сюда прийти, но, судя по всему, не дошла, и неудивительно! Пока ты сидишь в своей горе, на Морэ объявили охоту! Моя мать спасла ее, умирающую, приютила в своем доме. Морэ все детство рассказывала мне сказки, удивительные и потрясающие истории, говорила от том, насколько ты Велик и Прекрасен, насколько ты силен, устрашающ и ужасен! Морэ скрывалась от мира долгие годы и, скорее всего, скоро придет сюда, чтобы… — ему не хватило воздуха, дабы закончить свою речь.

Смауг развернулся, переступая с крыла на крыло, и приблизился своей огромной рогатой головой близко-близко к Бильбо, заставляя его сердце биться так сильно, что казалось — оно выпадет из груди и весело поскачет по ступеням, как тот брильянт, похожий на Аркенстон, что сейчас скатывается вниз…

О Барлог!..

Бильбо скосил глаза. Совсем рядом с ним лежал Аркенстон!

— Морэ? — от дыхания дракона, горячего и сухого, Бильбо едва не задохнулся и, казалось, чуть не обжег лицо. — Что за нелепое имя. Но ты продолжай. Заканчивай. Зачем, говоришь, эта ящерка придет сюда?

Хоббит открыл было рот, но тут же закрыл. Он понятия не имел, зачем Морэ шла сюда и шла ли она именно сюда. Он просто знал от Гэндальфа, что за ней ведется охота. Что ее не пощадят ни эльфы, ни гномы при следующей встрече. Бильбо подслушал разговор Торина и Гэндальфа и знал лишь то, что в Дол Гулдуре поселился некий Некромант и что ни в коем случае ни один из драконов не должен даже иметь возможность перейти на сторону Великого Врага и…

— Она шла за помощью, — проговорил Бильбо, только после сказанного вспоминая, что драконы эгоистичны, жестоки и им плевать на всех.

Особенно на сородичей.

Смауг повернул голову, как будто выражая свою крайнюю заинтересованность. Под его когтями дробился камень, осыпаясь крошкой. Он смотрел не мигая, прожигая своими огненными глазами неудавшегося вора, и ждал.

По коридорам Эребора гуляло гулкое эхо, врезаясь в высокие стены; кружась в потолках, шептались шорохи и звуки. Перезвон монет, дыхание дракона и торопливое сердце отчаянно храброго хоббита, что высказывает Смаугу свое недовольство по поводу тона голоса при обращении к его знакомой.

Бильбо нервно теребил кольцо в кармане, понимая, что дракон слишком близко и никакая невидимость его не спасет.

А сам он, кажется, совсем обезумел.

— Продолжай, — от зловеще-спокойного голоса, прозвучавшего мягкими раскатами, Бильбо охватил первозданный ужас. Смауг больше не игрался, не ехидничал и не забавлялся с внезапным гостем.

Дракон был серьезен.

И Бильбо заговорил. Он говорил о своем детстве, спотыкаясь на словах и путаясь во фразах, о фигурках драконов, подаренных тетушкой Морэ, о сказках, о легендах. О своем желании увидеть настоящего дракона, незнании, что жил с ним под одной крышей. Говорил, что с друзьями отправился в путешествие, чтобы посмотреть на дракона и исполнить мечту, благоразумно умолчав о том, кем были его друзья. Рассказывал о приключениях в гоблинских пещерах, в которых он встретился с Морэ, о том, что она оказалась драконом, об очаге Беорна и что там видел, о страшных слухах, что в Дол Гулдуре появился Некромант и с ним заключили союз орки с Гундабада.

О том, что за Морэ объявили награду. А в Лихолесье сам король Трандуил сказал, что при возможности убьет молодого дракона, не дав ему вырасти. Он говорил и говорил, пока голос не осип и больше стало нечего рассказывать.

Смауг… слушал.

Лежал на горе золота и слушал.