— Придурок.
Шатен валится на кровать безвольным куском лишённого костей мяса и, честно, готов согласиться со всем, что скажет Пак, лишь бы это позволило ему больше не двигаться. Но Чимин (бессердечный сукин сын) всё прекрасно понимает и именно поэтому никак не отстаёт от Тэхёна, заставляя то поднять ногу, то согнуть руку («давай, давай. как лезть в драку — он первый, а как надо обработать последствия — так он устал»)…
— Садюга. —тихо скулит Ким, но бессильно переворачивается на бок по требованию блондина.
— Кретин. — с готовностью обменивает недовольство Пак, щедро поливая ссадину жгучим антисептиком.
Покрывало приходит в негодность мгновенно. Потребуется немало порошка, чтобы отстирать всю притащенную Тэхёном и перемешанную с кровью грязь, но Чимина это не беспокоит. Не первый и не последний раз.
Спустя десять минут, рулон бинтов и две банки холодного пива, Пак сбрасывает последние грязные салфетки в таз с потемневшей водой и валится на ковёр рядом с кроватью. Усталость, до того только лизавшая плечи, теперь целиком глотает тело, слепляет в единый неподвижный сгусток, лишённый любой воли. (Уснуть бы). Тэхён закрывает глаза и старается расслабиться, хотя каждой мышцей чувствует катком проехавшуюся по нему недавнюю бойню. Хуже всего — рёбра. Как будто заимевшие собственные нервные окончания, гнутые кости ноют от боли, и эта боль растёт, распухает, пульсирует…
Пару минут в комнате царит тишина. Тэхён думает, что Чимину бы тоже не помешало осмотреть свои раны. Чимин думает, что Тэхён — редкостный козёл.
Когда последний западный крысёныш исчез с горизонта, вдалеке уже выли сирены. Оставаться до появления копов, конечно, никто не собирался, поэтому всего за пару минут на улице не осталось ни души. Добраться до дома парням помогли Джихо и Мик, от которых Чимин узнал, что их лидер уже держит курс на возвращение. Полуотключенный, висящий на плече Мика Тэхён, скорее всего, пропустил эту новость.
— Тэ? — тихо зовёт Чимин, глядя в потолок, будто проверяет, в доступе ли Ким.
— М? — отзывается тот, не открывая глаз.
Пару секунд тишины.
— Вечером наверняка будет сбор.
Вздох.
— Ага.
Им друг с другом всегда тихо. В бешеном мире, пытающемся день за днём сгрызть побольше людей, они двое — островок безопасности, на котором можно ненадолго забыть о пенящейся пасти неустанно преследующих, готовых в любой миг сожрать их проблем. В принципе, они и до этого как-то справлялись, но, когда год назад Пак заявился к Дракону, потребовав взять его в банду, стало куда лучше.
— Ты как себя чувствуешь?
— Как будто меня через мясорубку пропустили.
Чимин пару секунд молчит, но в конце концов всё же не сдерживается:
— Так тебе и надо.
Не то чтобы Ким спорил.
Вообще-то, он никогда не спорит. Иногда Чимин думает, что Тэхён его даже не слушает. Есть у младшего раздражающая привычка жить по принципу «не еби мозги, да не заёбан будешь». Что-то из Евангелия, между «не мечи бисер…» и «блаженны изгнанные…» — Чимин точно не знает.
В первую их встречу Тэхён вёл себя также. Упрямо молчал, смотрел исподлобья, источая глухую угрозу… Неудивительно, что они почти сразу сцепились. Впрочем, именно благодаря той драке Чимина и приняли в банду. Зарекомендовал себя, можно сказать…
Парни почти засыпают, когда на первом этаже звучит хруст проворачивающегося в замочной скважине ключа.
Чимин ориентируется мгновенно.
— Чёрт. — встаёт и начинает быстро скидывать в рюкзак самое необходимое. — Это Сынхон.
— Не рановато? — еле продрав глаза бормочет Ким.
— Наверное, раньше закрыл магазин. Надо сваливать. — Чимин швыряет Тэхёну чистую футболку и открывает окно. — Давай резче. Увидит в таком виде — по-любому матери расскажет.
Тэхён всё понимает и, стиснув зубы, натягивает одежду. Хочет поднять с пола свою драную футболку, но Пак его сразу одёргивает:
— Брось. Я потом застираю и принесу.
Лезть по скользкому покрытию крыльца, расположенного аккурат под чиминовым окном, оказывается для Кима настоящей пыткой. Руки и ноги не слушаются, пальцы подрагивают, то и дело теряя связь с опорой, и Паку приходиться двигаться чуть ли не вплотную, чтобы, в случае чего, успеть подхватить друга.
— Ну?
— Почти.
С первого этажа раздаётся голос мужчины, проверяющего, есть ли кто дома. Чимин спрыгивает первым. Тяжёлый рюкзак больно бьёт по лопаткам, заставляя на секунду зажмуриться, но это почти незаметная мелочь.
— Давай, — мальчишка протягивает руки, хотя сам хрен знает, как ловить весящего килограмм на десять больше него Кима.
— Прикалываешься? — шатен хочет отмахнуться от помощи, но, не удержавшись, соскальзывает с края и, глухо матерясь, валится прямо на Пака.
За невысоким заборчиком, отделяющем участок от улицы, кряхтя проезжает старый форд. Надрывается, облаивая прохожих, чья-то дворняга. Где-то вдалеке всё ещё воют сирены (а может, не «всё ещё», а «опять»?). Чимин смотрит на неподвижную шторку кухонного окна поверх макушки Тэхёна и ждёт, что вот-вот отчим одёрнет её, чтоб посмотреть, что за шум у него во дворе. Сердце колотит по рёбрам маленьким заводным молоточком: удар — не одёрнул, удар — не одёрнул…
— Пиздец. — стонет Ким, переваливаясь на бок, чтоб освободить друга от собственной тяжести. — Ты цел?
— Ага…
Они пару секунд лежат рядом, пытаясь унять ослепительно вспыхнувшую боль слишком свежих травм и прислушиваются к происходящему в доме. Сквозь открытую форточку начинает просачиваться звук заработавшего телевизора, и Чимин, наконец, выдыхает.
— А ты куда пойдёшь? — потирая ноющую шею спрашивает Ким, когда спустя пять минут они вместе бредут по грязной улице.
— В студию. — отзывается Чимин, поправляя рюкзак за плечом (в мыслях мелькает надежда на то, что при падении всё содержимое осталось цело). — Я ещё успеваю на вечернюю тренировку.
— Точно? Не хочешь остаться у меня в общаге?
— Не. — мальчишка кривовато усмехается: — У вас там полная антисанитария, толпа людей, а ещё твой сосед — долбоёб.
— Он уже два дня не появлялся. — слабо пожимает плечами шатен, но в остальном даже не думает спорить.
— Спасибо, Тэ. Но я, пожалуй, сам.
Тэхён только кивает:
— Звони, если вдруг передумаешь.
Они расходятся в разные стороны на ближайшем перекрёстке. Общежитие — ближе к колледжу, на севере, а танцевальная студия — чуть западнее и куда южнее. Чимин бросает последний взгляд на заметно прихрамывающего шатена и, сделав мысленную заметку прихватить из студийной аптечки побольше халявных баллончиков спортивной заморозки, отправляется прочь.
∘∘∘
Намджун не то чтобы привык жить по чёткому графику. Он всегда допускает наличие изменений и ошибок, всегда сознаёт неизбежные риски и просчёты… Да и не то чтоб он гнался за стабильностью. Просто так всегда выходит: у него стабильно есть план на любой случай жизни.
Кроме этого.
Мужчина рассеянно пролистывает уже трижды прочитанный текст, но опять мимо. Характеристика последней модели, которая занимала все его мысли ещё вчера, сегодня не воспринимается даже на уровне «уловить суть», не говоря уж о мелких деталях.
— Чёрт…
Он нетерпеливо стучит по столу указательным пальцем, затем просит секретаря принести кофе. Подумав, аннулирует просьбу, встаёт из-за стола и идёт за напитком сам. Нужно проветриться.
Огромный, насквозь пропитанный солнцем стеклянный массив пенится жизнью. Правильной, математически выверенной. Эдакая фабрика умов, обрабатывающая бесконечные терабайты информации, придающая ей новые форму и назначение. Намджун проходит через открытые залы, наполненные стройными компьютерными рядами, кивает учтиво приветствующим его сотрудникам, заходит в кафетерий и останавливается. Секунду размышляет, а затем отправляется к лифтам.
И дело вовсе не во вкусе местного кофе — хорошего, хоть и автоматного, не в быстроте и наполненности атмосферы гигантского офиса, не во всех этих сотрудниках и даже не в солнце, особенно ярком сегодня. Всё это Намджуну — привычное и даже родное — действует успокаивающе. Просто это… не то. По крайней мере сейчас.
Он спускается на самый первый этаж и выходит на улицу. Голубое, ослепительно чистое июньское небо пахнет теплом. В воздухе, неуловимым звуком, пробивается сквозь шум города какая-то высокая мягкая нота. Намджун сворачивает к кофейне. Это всё бессонная ночь или остатки алкоголя в крови? Отчего-то хочется улыбаться. Он заказывает капучино и садится за столик снаружи заведения. Всё вокруг светлое, лёгкое… и на губах послевкусие совсем не от кофе.
Чушь какая-то…
У него полно работы. Да и Джин был прав — наверное, он слишком сильно зацикливается на незначительных вещах.
Но та улыбка…
Намджун об этом не думает. О восхитительно-высоких стонах, о сладких напористых поцелуях, о странно-рубцеватой коже…
Сейчас он понимает, что, скорее всего, это были неразличимые в темноте шрамы. Крохотные неровные запятые, о которые спотыкались кончики пальцев мужчины, пока он водил ими по спине юноши. Это неплохо ложится на информацию о синяке, выглядывавшем из-под слоя тональника, но плохо укладывается в голове как факт. И откуда…?
Но это не важно. Не важно, потому что впереди — долгая трудовая неделя, потому что контракт с RennAuto Group уже вот-вот вступит в силу, потому что Джин снова и снова просит Намджуна не циклиться на ерунде вроде разового перепихона, и потому что, в конце концов, юноша не оставил ни шанса, ни зацепки, как отыскать себя…
Мужчина допивает кофе и, отогнав некстати возникшую мысль повторить поход в клуб, поднимается из-за стола.
В конце концов, он никогда не был любителем подобного рода мест и развлечений.
∘∘∘
А Чимину по-прежнему скучно. Он выковыривает из под ногтей засохшую кровь, споласкивает руки в сероватой раковине студии и выходит в раздевалку. Метит взглядом квадрат своего шкафчика и с тоской обнаруживает абсолютное ничего. Никаких новых попыток подгадить ему с момента той драки, никаких тупых граффити с растёкшимся по грязно-зелёному металлу «пидор», никаких посторонних запахов от подкинутого внутрь тухлого мусора и даже никаких угроз в скомканных бумажных записках.
(Слабаки.)
Скрипит старая дверца, отдавая юноше спрятанные за ней футболку и шорты. Чимин стягивает рваную майку и швыряет в урну. Безнадёжно. Он ещё мог бы отстирать следы земли со спины и груди, но вот покоричневевшие пятна чужой крови вряд ли возьмёт даже мощный отбеливатель (чёрт. а она ему нравилась).
В зеркале справа мелькает рельеф аккуратно очерченных мышц под золотистой, любовно умытой лучами горячего летнего солнца кожей и выступы драных лопаток. Чимин весь — изящное поджарое тело, плавные изгибы и мягкие линии в пересечении синяков, ссадин и старых стянувшихся шрамов. Будто ребёнок, расплескавший по картине Микеланджело тёмную краску, жизнь щедро расплёскивает по телу юноши свои следы, но, в отличии от Микеланджело, которому подобное покушение было бы страшно даже представить, Пак никогда не был против.
Чимин падает на скамейку и вздыхает. Ему всё ещё чудятся привкус железа на языке и хруст ломающегося под сбитыми костяшками носа. Фальшивый восторг цепляет уголок губ и тянет вверх в ухмылке. Её бы передавить, спрятать, вернуть на лицо маску придушенной миловидности, которой Чимин прикрывается вне территорий Ист-сайда, но сладость победы слишком свежа. Ещё пощипывает язык, ещё звенит тихим смехом в ушах.
Чимин жмурится.
Это заставляет его сердце биться чаще и ликовать, но в то же время всегда оставляет осадок. Какую-то неизъяснимую горечь, от которой никак не избавиться… Он совершенно точно зависим. От вседозволенности, которую ему дарит банда; от запаха злобы, сгущающего воздух так сильно, что трудно дышать; от свободы, от права ломать и быть сломанным... Пусть Гетто тысячу раз подставляло его, — зато оно же дало ему возможность беспрецедентно мстить. И это величайшая удача из всех, о которых он не просил.
«Всегда возвращай то, что тебе одолжили»
Чимин не садист. Просто его задолбало быть маленьким, слабым и всеми используемым. Да и жить с осознанием собственной неполноценности надоедает. А уж чего-чего — своей натуры он изменить не в состоянии.
Гетто никогда не было милостивым. Гетто никогда не поощряло его, будь то ориентация, хобби или даже внешность. Зато взамен переломанным костям, Гетто дало ему стальной хребет, взамен синякам дало характер, а взамен всем унижениям — бесценное знание: даже сильнейшие имеют слабое место. Это знание сделало его почти неуязвимым, ведь ничто не заставляет человека настолько забыть о своей собственной смертности, как власть над чужой жизнью.
Хлопает дверь. В раздевалку входит несколько танцоров. Они обмениваются с Чимином равноценно неприязненными взглядами и практически сразу вступают в режим абсолютного взаимного игнорирования (вот и прекрасно). Кто-то чуть более раздражённо хлопает дверцей шкафчика, кто-то слишком очевидно молчит — самая привычная атмосфера при появлении Пака.
Чимин всё понимает. Наверное, здесь он сам всё испортил. Студия была одним из немногих мест, где его понимали — как минимум, некоторые. Но это было до Тэхёна и до того, как ему пришлось выбирать сторону.
Блондин поднимается и выходит из раздевалки. Тело нещадно болит, но чистая одежда и запах родного зала — запах старого линолеума и моющего средства для зеркал, успокаивают и отвлекают. Чимин проходит в угол и садится на пол. Вытягивает вперёд правую ногу. Затем, куда труднее, левую. У него так всегда — не на улицах, так на тренировке, не на тренировке, так в клубе… Юноша вообще не помнит, когда в последний раз у него совсем ничего не болело.
Тренер приходит минут через десять. Приветливо кивает ученикам и подключает колонки. Да будет музыка.
∘∘∘
Зеркала покрыты тонким слоем белесого пара. Вентилятор уже пару месяцев как сломан, но распахнутых настежь окон и дверей должно хватить, чтобы проветрить душное помещение.
— Останешься тут? — Шон застёгивает молнию спортивной сумки и закидывает инвентарь за плечо.
В зале кроме них двоих — никого. Группа разошлась сразу по окончанию занятия, а следующая явится только к семи. Чимин пару мгновений молчит. Он лежит на спине, широко раскинув руки и слушает, как стонут от перенапряжения мышцы.
— Ага… — под закрытыми веками — медленные чёрные волны. В голове — пустота.
— Снова влез в драку?
(Зачем спрашивать, если и так знаешь?)
— Отстаивал честь Вест-сайда.
— Твою бы кто отстоял…
Юноша разлепляет один глаз и искоса глядит на стоящего над ним мужчину.
Шону лет тридцать пять, не больше, но в разбегающихся по лицу морщинах, в тяжёлых мешках под глазами и в опущенных даже в улыбке уголках губ чудится куда больше. Гетто никого не жалеет, а особенно оно не жалеет хороших людей. Шон — хороший. Старый, добрый, потрёпанный… единственный тренер, сумевший увидеть в Чимине чуть больше, чем просто конфликтного подростка с большим потенциалом и ещё большими проблемами в дисциплине.
Чимин вяло дёргает плечом:
— Сам справляюсь.
— Да, я вижу. Со всеми вон переругался. — мужчина хлопает себя по карманам. — У тебя сигарет нет? Мои кончились.
— В рюкзаке. — юноша вновь закрывает глаза. — Возьми сам, лады?
— Спасибо. — шаги удаляются в сторону выхода, но вдруг останавливаются. — Знаешь, тебе бы в травмпункт.
(Тебе бы держаться подальше от этой херни)
— Ага.
Хлопает дверь, и Чимин остаётся один, почти сразу проваливаясь в сны без картинок...
Когда он просыпается, в зал уже заползает следующая группа.
(Почти семь)
Блондин перебирается в раздевалку и тяжело падает на скамейку рядом со своим рюкзаком. Хочется чего-то… чего? Он достаёт сигарету из пачки (последняя, вот дерьмо) и выходит на улицу. Смятая упаковка летит в мусорку; над зажигалкой вспыхивает огонёк. Чимин курит долго, со смаком, тянет дым в лёгкие, как будто живительный элексир через трубочку, и только когда никотин пробуждает в нём хоть немного энергии, вспоминает о спрятанном во внутреннем кармане рюкзака телефоне.
(Намджун, да?)
Ким Намджун. Это он узнаёт наверняка, когда пять минут спустя снова копается в ID мобильника. Важная шишка… Блондин выбирает второй номер в списке личных контактов, помеченный как «офис».
На самом деле, было бы правильнее позвонить со своего телефона, но во-первых, у Пака уже пару дней нет денег на симке, а во-вторых, в корне отсутствует желание муторно объяснять мужчине, что к чему. Получив вызов с собственного номера, этот Ким Намджун наверняка сможет сложить дважды два (либо он полный кретин, и с таким даже водиться не стоит).
Юноша отходит в переулок, где не так шумно, как в студии и на большой улице, и прищёлкнув языком, жмёт на звонок. Несколько первых секунд ему слышатся только гудки, но как только с той стороны снимают, мальчишка весь преображается:
— Алло, здравствуйте, — у Чимина тон — ну точь в точь прилежный мальчик с первой страницы выпускного альбома старшей (а может, и средней) школы. Такой весь правильный, милый и располагающий, что хоть по головке погладь. — Это офис господина Кима?
— Здравствуйте, — звучит в ответ, и Чимин сразу же узнаёт голос: негромкий и ровный, немного более строгий, чем прошлой ночью, но от этого не менее приятный. — Если б звонили в офис — попали бы на секретаря, но, полагаю, вы действовали наверняка.
Губы юноши сами собой изгибаются в лукавой улыбке:
— Мне показалось разумным позвонить на номер, отмеченный среди принадлежащих вашей учетной записи.
— Разумно. — невозмутимо соглашается голос.
— Так когда мы встретимся?
На том конце — секундное замешательства, а затем тихий смех (приглушённый и мягкий, как топлёный шоколад):
— А вы не любитель распыляться. Сразу переходите к делу.
— Говоря откровенно… — улыбка Чимина становится шире, а голос в разы озорнее: — …вы поняли это только сейчас или всё-таки прошлой ночью?
— Вы украли мой телефон, чтобы я оценил ваше умение эффективно распределять время? — весело интересуется мужчина.
— Согласитесь, знакомиться традиционными способами было бы гораздо скучнее и дольше.
— Скучнее — возможно. — голос мужчины звучит не к месту рассудительно, словно они не флиртуют, а говорят о дипломатической сделке, и Чимину в голову приходит мысль о том, что его собеседник гораздо занятнее, чем он представлял, раз продолжает подыгрывать этой абсурдной формальности. — Но не сбеги вы наутро, мы были бы уже знакомы, так что время вы так явно не сэкономили.
— Бросьте. Останься я, мы бы неловко молчали, потом вы бы подвезли меня до дома и из приличия взяли бы мой номер. Всё бы закончилось так и не начавшись, ведь вы бы так и не позвонили, а я бы так и не решился предстать перед вами в своём истинном амплуа и также не сделал бы первого шага.
— И о каком амплуа речь? Неужели ночью вы — своенравный, ничего не стесняющийся соблазнитель, а днём — милый и закомплексованный школьник?
— Ну, будь я школьником, мы бы уже говорили в суде, — резонно замечает Пак, — но вот насчёт закомплексованности… — он выдерживает многозначительную паузу, что искренне веселит абонента с другой стороны.
— Правда? — не скрывая иронии, наигранно удивляется Ким. — Почему-то с самого начала этого разговора у меня ни разу не возникло ощущения, что вы волнуетесь.
Чимин театрально вздыхает (хитроглазый инкуб):
— Клянусь, у меня так дрожат руки, что я лёг на кровать, чтоб не дай бог не разбить ваш телефон, если вдруг его не удержу.
Из динамика доносится тихий смех. По ту сторону мужчина трёт переносицу и выдыхает:
— Ну что ж, где вам будет удобно встретиться?
— Честно сказать, я люблю крафтовое пиво и небольшие пабы, но, наверное, показывать себя с такой стороны на первом свидании не стоит?
(И ни капли флирта. Конечно)
— Ну, вам повезло, я тоже люблю крафтовое пиво и знаю неплохое место, где я смогу притвориться, что ещё не видел вас голым, а вы — что не воровали мой телефон.
— Прекрасно! Там и познакомимся, верно?
— Да, было бы неплохо, раз мы уже переспали. Где вас встретить?
— Знаете два высотных здания недалеко от клуба, где мы виделись?
— Да, представляю о чём вы.
— Перед одним из них есть парк. Встретимся у северного входа.
Намджун прикидывает в голове своё замороченное расписание и уточняет:
— Завтра в восемь вечера будет удобно?
— Зачем тянуть? Давайте сегодня в девять.
— Боюсь, сегодня я слишком занят… — деликатно отказывает мужчина, но Чимин с присущей ему непринуждённостью игнорирует это.
— Ничего страшного, у меня тоже работа, но не могу же я не вернуть вам телефон. Будем выкручиваться ради общего, а в частности, вашего блага. До вечера!
Звонкий голос сменяется сигналом сброса, прежде чем Ким успевает хоть что-то сказать, оставляя мужчину наедине с медленным осознанием всего произошедшего, лёгким недоумением и необычным, совершенно несвойственным ему возбуждением. Странная игра, в которую пацан с лёгкой руки втянул его, одновременно застала Намджуна врасплох но и развеселила, выдернув из привычных ему манеры общения, поведенческих моделей и отточенных условных реакций. Где-то глубоко в подсознании вспыхнул опасный огонёк азарта. Он заинтересовал Намджуна.
Сулило это, к слову, исключительно нихрена хорошего. Они прообщались всего пять минут (разумеется, не беря в счёт ту ночь, когда из связных слов звучало одно только «ещё», «глубже» и «боже, да!»), а мальчишка уже умудрился устроить бардак в планах и мыслях мужчины.
Ким кладёт телефон на стол и рассеянно проводит пальцами по волосам, будто пытаясь таким образом навести порядок внутри головы.
Обворовал, исчез, а теперь вдруг объявился и сразу со своими правилами.
Мужчина мысленно усмехается. Ладонь внезапно начинает покалывать воспоминание о мягкой чувствительной коже, начинавшей отзывчиво темнеть в тех местах, где её слишком сильно сжимали намджуновы пальцы. И тут же в голову бьёт вспышка вчерашнего пьяного: точёные скулы, глаза — карие, до боли живые, голос… не такой как сегодня. Ломкий, уязвимый…
(Двуликий демон)
Намджун нетерпеливо глядит на часы. Что ж, это будет долгий день. Но, по-крайней мере, он нашёл свой телефон.
∘∘∘
— Ого, выглядишь так, словно собирался не в паб, а на встречу с президентом. — сходу оценивает внешний вид мужчины Пак, даже не утруждая себя приветствиями.
Намджун останавливается в полуметре, расслабленно толкает руки в карманы брюк и усмехается:
— К сожалению, я не успел переодеться. — поясняет: — Видишь ли, мой компаньон захотел встретиться раньше, чем я бы добрался до дома, сменил костюм на подходящий и вернулся, поэтому...
— Мне нравится, — обворожительно улыбается юноша (ну и как с ним спорить?) и протягивает мужчине раскрытую ладонь: — Пак Чимин. Приятно познакомиться.
Намджун улыбается в ответ и закрепляет рукопожатие.
— Ким Намджун. Взаимно.
Секунда? Две? Мужчина не спешит разжимать пальцы. Он внимательно смотрит в глаза юноши напротив, ловя в них далёкие молнии, и заранее видит, что просто не будет. Слишком глубокая в них темнота, слишком зовущая… Чимин выдерживает зрительный контакт на пять с плюсом. Бесстрашный. Не то, чтобы Ким пытался его запугать, но он прекрасно знает, как тяжело некоторым не отвести глаз.
— Изучаешь? — поднимает уголок губ в однобокой ухмылке мальчишка.
— Это было бестактно? — в ответ неловко отшучивается мужчина, а сам вспышками чего-то неизведанного, дикого в чужих глазах наблюдает. — Прости.
— Ничего. Я не против. — режет острой улыбкой и, чувствуя, как разжимаются чужие пальцы, вспоминает, почему накануне ему так понравились эти руки…
Они садятся в машину мужчины, и Намджун деликатно придерживает перед юношей дверь, на что тот отвечает сперва непонимающим взглядом, а затем относительно быстрым принятием. Не сказать, что в гетто Чимина баловали вежливостью. Не сказать, что ему это было нужно.
(и всё же…)
На вопрос мужчины о музыкальных вкусах мальчишка без запинок отвечает «кантри» и сразу получает насмешливый упрёк, кольнувший его сквозь суженые зрачки чужих глаз.
— Копался в моей медиатеке?
И почему-то вместо заготовленного «нет, а что, ты тоже слушаешь кантри?», лучится игривой, с лукавыми капельками, улыбкой:
— Ага.
С Намджуном оказывается на удивление весело и неожиданно легко. Чимин не тратит особых усилий на то, чтобы очаровать мужчину, потому что тот и так очарован, не подбирает специальных слов, потому что тот сам задаёт ритм беседы, и не притворяется, когда говорит «как же здорово!» при виде места, куда тот его доставляет.
Паб явно старый и, скорее всего, только для своих. Чимин часто видит такие на улочках гетто, но впервые заведение выглядит по-настоящему солидным.
— Здесь так круто! — восхищённо выдыхает юноша, кружась в попытке рассмотреть как можно больше.
Винтажные пластинки и старые фото на стенах, неяркие тёплые лампы с единственным выделяющимся островком света — над бильярдным столом, барная стойка из тёмного дерева и невероятная коллекция напитков за спиной пожилого мужчины, чинно протирающего стаканы.
— Господин Ким, — уважительно приветствует вошедшего бармен, — рановато вы для понедельника. Столик для двоих?
— Здравствуй, Джо. — добродушно кивает Намджун — Да, будь любезен.
— Я попрошу Мэг обслужить.
— Спасибо.
Ким уверенно сворачивает направо и проходит к дальним столикам в самом углу помещения. Чимин следует за ним, с любопытством наблюдая за всем происходящим.
— Так ты здесь частый гость?
— С определённого момента. Я оказал хозяину этого паба небольшую услугу пару лет назад.
— Спросить или нет?
— Если хочешь.
— А ты ответишь честно?
— Я не занимаюсь ничем противозаконным или аморальным, если ты намекаешь на это. — мужчина отодвигает перед юношей стул, и тому снова требуется пара секунд, чтобы уловить, что этот жест для него. — Присядешь?
Впрочем, Чимин всегда быстро схватывал.
— Знаешь, — ухмыляется он, послушно принимая приглашение и плутовато глядя на устраивающегося затем напротив мужчину, — я так-то не особо похож на викторианскую леди.
— Совсем не похож, — полностью соглашается Ким, и юноша продолжает.
— Ты можешь не играть во всю эту джентельменскую чепуху. В конце концов, вчера я глотал твою сперму.
Милая девушка, подошедшая в момент, когда Чимин только начинал предложение, вспыхивает таким густо-пунцовым смущением, что, кажется, вот-вот хлопнется в обморок, да и Намджун, к слову, ей не уступает. К досаде мальчишки, его лицо остаётся невозмутимым, а выражение несёт исключительно мирный характер, но Чимин замечает и порозовевшие уши и замешательство в почти неуловимо дрогнувшей осанке и то, как расширились зрачки (это защитная реакция или похоть от воспоминаний?).
— Два портера, будьте добры, — обращается к девушке Ким, спустя пару секунд тишины, и забирает из её рук меню, хотя явно хочет… ну хочет ведь высказать Паку что-то в упрёк.
Девушка поспешно отходит до принятия заказа.
— Ты голоден?
Чимин — хитрый блеск карих глаз — улыбается невинно, по-детски…
— О, ужасно! Я за весь день только бутерброд съел.
— Так много дел? — мягко интересуется мужчина.
— Да, знаешь, учёба, работа, встреча с мэром…
Из уголков драконьих глаз разбегаются к вискам тонкие лучики-складочки. Намджун улыбается:
— Что обсуждали?
— М?
— С мэром. — услужливо поясняет Ким.
— А, — Чимин прыскает и широко улыбается: — ну ты спросишь. Не стану же я выдавать государственные тайны парню, с которым знаком один день. Сам подумай, откуда мне знать, что ты не шпион?
Мужчина качает головой:
— А я разве похож?
— В таком-то костюме — ещё бы!
Намджун отдыхает. В компании странного мальчишки, болтающего странные вещи и рассматривающего его так, будто взвешивает что-то там, в своей страной светловолосой голове... Это не приносит дискомфорта — напротив — веселит. Словно Ким участвует в совершенно неизвестной ему, но всё равно будоражащей шалости.
— Хочу стейк. Нет… — мальчишка надувает щёки и смешно выпускает воздух тонкой струёй через губы. — …пасту. Или же стейк? Блин, всё выглядит так вкусно…
— Не стесняйся, — мягко отзывается мужчина, и сам опускает глаза в меню.
— А что будешь ты?
Намджун чувствует чужой взгляд на лице, но от страниц не отвлекается.
— Здесь отличные бургеры. Думаю, возьму острый.
— Хм…
Чимин умолкает, вперив хмурый, какой-то недоверчивый взгляд в собеседника. Мужчина ещё пару мгновений игнорирует это, но наконец откладывает меню и поднимает глаза на юношу. Тот смотрит на Кима пристально, подперев щёку кулаком, и как будто всё сдерживает просящийся с губ вопрос.
— Тебя что-то беспокоит? — мягко подталкивает Намджун, на что Чимин, секунду помедлив, отвечает, неуверенно растягивая слова.
— Ну… Знаешь, я просто думал, что такие как ты… — он многозначительно кивает в сторону собеседника и обрывается.
— Как я? — насмешливо вскидывает левую бровь мужчина.
Юноша непринуждённо пожимает плечами:
— Богачи.
— М…
— В общем, мне казалось, вы типа… только креветками под всякими хитрожопными соусами питаетесь.
— Интересная теория… — Намджун прикладывает серьёзное усилие, чтоб сдержать смех, и, зафиксировав на лице выражение напускной отвлечённости, сменяет курс темы: — А сам-то ты откуда?
— Можно, пожалуйста? — вскидывает руку, подзывая официантку, Чимин и на корню игнорирует заданный вопрос.
Намджун не настаивает. Тем более, ответ вполне очевиден.
∘∘∘
Когда они покидают паб, тёплая темнота уже накрывает сверкающий город. Мальчишка натягивает рукава ветровки до кончиков пальцев и сонно осматривается по сторонам.
— Ищешь что-то? — Ким выходит следом и сразу замечает растерянность в худой фигуре.
Чимин оглядывается. В полумраке улицы, в свете жёлтых фонарей, подчёркнутое тенями и бликами, его лицо становится особенно красивым. Мужчина даже засматривается. Юноша будто сошёл с холстов Уильяма Бугеро — мягкие черты, розово-округлые губы, и пшеничные волосы… конечно, французский художник в основном писал девушек, но Намджун никогда не считал нужным подвергать красоту половым категориям.
Чимин — аккуратный изгиб улыбки и светлячки во взгляде — качает головой:
— Просто подумал, что спать хочу.
— Я могу отвезти тебя домой, — предлагает Ким, не подразумевая за этим ничего такого, но ум юноши работает в кардинально другом направлении.
— К себе или ко мне?
Повисает неловкая пауза. Тишина выдаёт замешательство ни на что не претендовавшего мужчины, и это внезапно чертовски смешит Чимина. Он прыскает, пряча улыбку за запястьем, а его глаза обращаются мягкими полумесяцами, что почему-то особенно отзывается в восприятии Намджуна.
Глаза-полумесяцы.
Это наблюдение не регистрируется сознанием — просто отпечатывается где-то внутри, на уровне ощущений, как запах лета, неопределённый и ясный, в один момент проникающий в лёгкие и посылающий телу предчувствие чего-то прекрасного, когда разум и не замечает особенных перемен.
Закончив смеяться, Чимин расправляет плечи и широко улыбается:
— Прости. Ты выглядел так, будто я спросил о чём-то страшном.
— Нет, нет… я просто не ожидал.
Из паба выходит ещё один посетитель с незажжённой сигаретой в губах и, рассеянно похлопав себя по карманам, чертыхается.
— Простите, у вас не найдётся прикурить? — виновато улыбается, обращаясь сразу к обоим стоящим у входа.
Намджун уже собирается привычно отказать, но его вдруг опережают.
— Конечно. — мальчишка извлекает из кармана простенькую зажигалку и передаёт её мужчине. — Хорошие сигареты.
Незнакомец благодарно кивает и сам приглашающее тянет Чимину упаковку:
— Хотите?
— Спасибо. Я последнюю выкурил часа четыре назад.
Незнакомец ещё раз благодарит юношу и, пожелав паре хорошего вечера, уходит. Мальчишка с неприкрытым наслаждением подпаливает кончик сигареты и долго затягивается, что странно-красиво дисгармонирует с его внешним видом и образом, ничуть не украшая, но и не портя.
— Так ты куришь? — чуть приподнимает брови Намджун, и по его лицу непонятно — простое ли это удивление, разочарование или будничное любопытство.
— Да, а тебе что-то не нравится? — невинно интересуется Чимин, изучая мужчину из-под полуприкрытых век неожиданно острым и проницательным взглядом.
Колечко дыма разбивается о прозрачный воздух. В чернильных глазах Кима — ничего.
Это даже немного нервирует. Чимину нравится читать людей по интонациям и жестам, выводить на искренние эмоции радостью или же злостью… но прочитать Намджуна оказывается на удивление трудно. Всё, что Чимин так легко получал от него до этого — искренний смех, внимание и лёгкий флирт, навевало на мысли о том, что мужчина прост и прозрачен как капля воды, но внезапная перемена сбивает юношу с толку. Как будто кто-то накинул матовую вуаль на глаза Кима, лишив Пака возможности безнаказанно подглядеть через них чужие мысли.
— Нет, — так же спокойно, как прежде, отвечает Намджун, и снова мальчишка не может понять, что за эмоции скрыты за этим «нет».
— И всё? — игриво подначивает юноша. — Никаких нотаций? Хотя бы упрёк?
— Нет, — терпеливо повторяет Намджун, на этот раз улыбаясь, и мягко глядит на мальчишку, как будто бы зная, что тот затевает.
Чимин затягивается поглубже и долго выдыхает, не прерывая при этом зрительного контакта. Ну, давай, кто кого. Глаза в глаза, — кто отведёт и проиграет?
Намджун внутренне признаёт: это красиво. Он смотрит на юношу, не зная о тайно затеянном им соревновании, но с искренним наслаждением, любуясь тем, как мягкие, изогнутые лёгкой усмешкой губы обхватывают фильтр, а после выпускают вьющийся дым. И этот странный лукавый блеск… словно крохотные кометы в чужих глазах, так и зовущие станцевать…
Телефон Кима звонит в самый неподходящий момент, нарушая странное неоднозначное напряжение, тонкими алыми нитями протянувшееся меж двух людей.
— Извини, мне нужно ответить, — неизменно вежливо произносит мужчина и принимает вызов. — Алло?… Да, здравствуйте… Конечно… Не беспокойтесь об этом, сделка пройдёт без осложнений… Вам стоит уточнить эти детали перед подписанием…
Чимин снова затягивается.
Раз. У Намджуна приятный голос и располагающая манера речи. Чимин к такой не привык. Чистая, без слов-паразитов, скачущих ноток и запинок. Как будто мужчина вдумчиво подбирает слова, хотя это не занимает у него ни секунды лишнего времени. Он говорит… красиво. Да, именно так бы Чимин это назвал.
Юноша делает новую затяжку, не отрывая внимательного взгляда от своего компаньона.
Два. Он, бесспорно, потрясающе галантен. Тут и объяснять не стоит. Чимин с таким сроду не сталкивался, и не то чтобы в этом нуждался, и всё же ему однозначно понравилось.
Три. Дорогие вещи, люксовый автомобиль, дружба с влиятельными людьми… всё указывает на весьма впечатляющий статус, а Чимин деньги любит. И это вовсе не меркантильность, нет. Это расчётливость и, как удачно отметил сам Ким, «умение эффективно распределять время». Зачем тратить время на бесперспективный проект?
Подытог: можно считать, что свидание прошло успешно, и даже назначить ещё одно. Выдержав должную паузу, конечно. Иначе никакой интриги.
— Так тебя подвезти до дома? — закончив беседу, возвращает внимание спутнику Ким и, немного подумав, добавляет: — к тебе, если только ты сам не захочешь продолжить.
Юноша молчит, пару секунд прикидывая шансы и всё также пронзительно глядя на мужчину, а затем, скинув окурок в стоящую рядом чёрную урну, достаёт из рюкзака чужой мобильник:
— Вот. Не оставляй где попало. И лучше поставь на него пароль, а то мало ли.
Намджун берёт протянутую вещь и неожиданно замечает, что у мальчишки совсем детские руки. Это становится открытием наравне с тем, что он мило спит, или что его глаза обращаются месяцами во время смеха: совершенно неуместная и даже глупая мысль, почему-то крепко отпечатывающаяся в голове. Соберись, Ким.
— Как скажете, сэр. — отшучивается мужчина в ответ и хочет сказать что-то ещё, но мальчишка вдруг кивает и, поудобней устроив рюкзак на плече, непринуждённо прощается.
— Ну, бывай.
А потом просто уходит.
Пару мгновений Намджун в лёгкой растерянности смотрит мальчишке в спину. У того футболка немного помята, да и рюкзак явно не первый год служит хозяину. Вообще этот Чимин не слишком похож на сверкавшего под прожекторами, завлекавшего каждым движением юношу, что сорвал все намджуновы предохранители. Он другой. Более расслабленный и уютный… (и куда более разговорчивый). Той ночью с ним был своенравный безумец, лишавший рассудка и самого Кима. Сегодня с ним просто странный мальчишка, лёгкий как ветер и смеющийся так ослепительно звонко, что не засмеяться в ответ невозможно. Мужчина думает, что таким юноша нравится ему ещё больше.
— Чимин!
Мальчишка оглядывается через плечо и чуть замедляет шаг:
— М?
— Я найду здесь твой номер? — мужчина приподнимает полученный телефон и уже точно знает ответ, мелькнувший озорным огоньком в карих глазах мальчишки.
— Нет. — и снова эта пьянящая улыбка. — Но я записал твой, так что… — юноша ведёт головой чуть вбок: — я позвоню. Как-нибудь.
∘∘∘
— Опаздывает, — рассеянно замечает Томми, поглядывая на часы.
— Попробуй ему это сказать, — весело отзывается Джихо, выковыривая грязь из под ногтей ножом Пентагон, на который Чимин давно положил глаз.
Свистнуть бы безделушку у придурка, да только он Паку — минимум — ухо за это отрежет. Джихо хоть и выглядит как вечно накуренный сорокалетний девственник, но на деле в реанимацию отправит просто за милую душу.
— Может, он заебался и просто поехал к себе?
— А может, опять своему сопляку памперс меняет.
— Эй, а ну не пизди на мелкого.
— И не собирался…
В зале штаба ист-сайдовцев собрались только самые главные: не больше пятнадцати приближённых к лидеру членов банды, которые позже передадут указания главы всем остальным. Самые расчётливые, самые преданные и самые отъехавшие. Чимин не оказался бы тут, если б не знал лидера задолго до того, как тот занял свой нынешний пост, а Тэхён не оказался бы тут, если бы не Чимин. Вечно держащаяся особняком парочка была почти талисманом востока, что впрочем не мешало другим членам банды посмеиваться над их неделимостью.
— Кстати, мелкого-то давно видели?
— Да он вроде с Драконом поехал.
— На переговоры по поставкам? Нахрена?
— Чтоб я знал. Эй, Чимин, Ви, вы не в курсе?
Вопросы им, к слову, тоже задавали заведомо на двоих.
Чимин, до того украдкой поглядывавший на нож Джихо, растерянно встряхивается и переводит взгляд на переговаривающихся старших товарищей. Тэхён будто даже не слышит, продолжая пялиться в узкий квадрат форточки.
— Не-а, — привычно отвечает за обоих Пак и пожимает плечами: — он нам, знаете ли, не докладывает.
— Да брось, — у Джихо улыбочка — хмельная, омерзительно-сладкая — так и тянет стереть её кулаком вместе с нервирующим самодовольством: — вы вечно друг с дружкой трётесь. Наверняка малыш Куки рассказывает вам с молчуном все свои девчачьи секретики.
Чимину не нужно оглядываться, чтобы проверить реакцию друга, и увидеть, как мрачный взгляд вперился в Джихо из под тёмных прядей.
— Не суй ебало, куда не просили. — глухо звучит голос Ви, и в помещение сразу становится неуютно.
Джихо, впрочем, только сильней скалится:
— Ты вечно такой агрессивный... Не пробовал подрочить? — сухая жилистая рука демонстрирует характерный жест возле ширинки. — Знаешь, сбросить напряжение. Может, добрей станешь.
Ким тихо звереет с каждым последующим словом, но прежде чем Джихо успевает навалить ещё парочку непоправимых, а Чимин — начать разнимать очередную драку с участием лучшего друга, дверь в зал открывается. Металлический хлопок, сопровождаемый громким железным гулом, смещает всеобщий фокус внимания, а один взгляд на вошедшего заставляет мгновенно забыть о конфликте.
Тугая самокрутка зажата между тонкими цепкими пальцами. Каштановые волосы слабо растрёпанны. Из-под закатанных на манер майки рукавов футболки — загорелый рельеф плеч, переходящий в худые жилистые руки. Однобоко изогнута линия хлёсткой улыбки. На щеке — свежий порез, в глазах — вечный необъяснимый азарт, принимаемый многими за сумасшествие, а на костяшках такое знакомое, чёрными буквами, «hope».
Хосок склоняет голову набок, обводя присутствующих прищуренным острым взглядом и, выдыхая дым, весело произносит:
— Ну приветики. Слышал, вы тут без меня не скучали.