Пальцы Намджуна расслаблено покоятся на подлокотнике, вены красиво переливаются тенями в меняющемся свете, а у Чимина во рту сохнет и жар в груди адовым пламенем бесится. 

Да что, чёрт возьми, происходит?!

Чимин злится. Намджун — его персональный парк аттракционов, в котором каждый новый день как новая секция, и никогда не угадаешь, что ждёт на этот раз — пластмассовая детская горка, или мёртвая петля. 

Чимин бесится. Потому что Намджун, чем дальше, тем больше заполоняет собой всё пространство его, Чимина, мыслей, и от этого, блять, никуда не деться.

Чимин зациклен. На лацканах чёрного пиджака, куда прячет взгляд, когда Ким замечает, что младший (опять) пялится; на широкой спине и плечах, которые так часто царапает в ставших совсем откровенными снах; на губах, мягкость которых уже никогда не сумеет забыть... 

Чимин шумно вдыхает и силой отводит взгляд от рук мужчины, но боковым зрением ловит улыбку.

И та его просто выводит.

— Ты бы хоть притворился, что тебе страшно. — шипит Чимин, тыча мужчину в бок. И дуется, точь в точь как дитё, которому не разрешили съесть сладкое.

Намджун тихо усмехается и наклоняется ближе к мгновенно вздёрнувшемуся в напряжении мальчишке:

— На самом деле, мне правда страшно. Но пока я с таким храбрецом как ты, мне нечего бояться, верно?

Мужчина плавно отстраняется, а Чимин изо всех сил пялится в экран, надеясь, что в темноте Ким не заметит его отчаянно краснеющих ушей.

Всё это с самого начала было дурной затеей. 

С прошлого вечера Чимин всеми правдами и неправдами старался не думать о недо-поцелуе, но тот бился назойливым воспоминанием в черепной коробке и ни на секунду не прекращал заставлять мальчишку жмуриться от стыда (Зачем? Боже, зачем ты это сделал?). И ещё этот чёртов Ким-не ебаться крутой спецагент-Намджун, со своим вечно приветливым взглядом, которому, очевидно, снизойти до хотя бы банального разговора о произошедшем с Чимином статус не позволяет. Всего лишь пара слов, чтобы Пак наконец понял, что стоит за этой треклятой улыбкой.

«Значит то, что он сделал сейчас тебе ни о чём не говорит?» — ухмыляется в голове голос, и блондин упрямо поджимает губы. 

«Честно — нихрена. Только ещё сильней путает»

Утром Намджун был молчалив. Отвёз юношу в колледж, не произнеся ни напутствия, ни даже банального «хорошего дня», как это бывало обычно. Зато, когда при встрече позже Тэхён заикнулся о том, что они с Ёсаном пойдут в кино, а Пак понуро отвёл взгляд, на старшего словно заклятье наслали. Он вдруг ухмыльнулся и, глядя на юношу, произнёс: «ну, а ты разве не хочешь?»

Чимин хотел. Очень хотел. Но никак не ожидал, что действительно будет сидеть со своими друзьями по правую руку и Кимом по левую, глядя в экран, и буквально не видя, того, что на нём.

Намджун правда его отпустил. Бросил по пути что-то вроде: «Если спросят — ты задремал в библиотеке, а я тебя долго искал и не мог дозвониться», и отвёз в кино, где они сели на задний ряд, и впервые за несколько лет Пак вдруг ощутил себя просто обычным подростком. И за это привычное всем другим чувство он готов был заплатить чем угодно.

Ёсан испуганно жмётся в соседнее кресло, пока демон превращает одного из персонажей в кровавый фарш, Тэхён с совершенно детским восторгом наблюдает за вспарывающими кожу острыми когтями, и ни один из них не замечает, что другу совершенно плевать на происходящее. Чимин не может сосредоточиться на фильме и, как ни пытается, всё равно безнадёжно возвращается взглядом к лицу мужчины, сидящего рядом.

Да что же творится в твоей голове...?

А у Намджуна внутри — сбитые схемы. Системы, нарушенные чужой яркой улыбкой. Перестройка механик, служивших ему уже многие годы. Намджун знает, что должен, и знает, как нужно. Намеренно выбирает как правильно, даже если это «правильно» идёт вразрез разом со всеми его прошлыми принципами. Намджун выбирает Чимина.

∘∘∘

— Это было... Вау! — Тэхён широким жестом вспугивает стайку птиц, сидевших недалеко от входа в кинотеатр, и радостно изображает финальную сцену: — как они этого демона прямо в грудь святым кинжалом! Бау, бау...! Брызги чёрной крови! Вопли! Рёв...!

Чимин выходит следом и, жмурясь яркого солнца, следит, как его телохранитель непринуждённой походкой идёт за машиной. Пиджак перекинут через предплечье, рукава белой рубашки небрежно закатаны... как будто он не на работе, а просто развеяться вышел. Мальчишка невольно любуется и, погрузившись в свои мысли, совсем не замечает, как те глубже и глубже влекут его к глупым фантазиям. «Наверное, также выглядят мужчины, идущие на свидание...». Чимин задумчиво оглаживает взглядом чужие плечи и рассеянно улыбается, представляя Намджуна в обстоятельствах, кардинально отличающихся от нынешних. В каком-нибудь ресторане, где все бы бросали им вслед завистливые взгляды (у Чимина нет сомнений, что они были бы самой красивой, если не сказать «великолепной», парой). Свет там был бы приглушен, и пылающие блики от изящных свечей, стоящих на столе, отражались бы в сумраке чёрных глаз Кима...

— Кошмар, — в ужасе передёргивает плечами Ёсан и косится на Пака: — Тебе тоже понравилось?

— Конечно... — ни секунды не мешкаясь, отзывается Чимин и только затем, проморгавшись, возвращается в реальность. — Погоди, что ты сказал?

День клонится в предвечерние суеты; людей пока не так много, но солнце уже огибает последний час своего путешествия в небе. Странная, неуловимая тревога, занозой сидящая где-то в груди, беспокоит Намджуна, и он в очередной раз проверяет свой телефон. Звонков от Дэсона нет. Юнги тоже молчит. 

Ким трёт шею. По возвращении он должен будет отправить отчёт и оболгать работодателю причину долгой задержки, стараясь быть безукоризненно убедительным. Намджун не смог бы обьяснить, почему он согласился, более того, — по факту, сам стал инициатором этой аферы, но за пару часов, проведённых в кино, ни разу не пожалел о содеянном. 

Должно быть, он просто размяк. Противостоять желанию как-то обрадовать мальчишку, у которого от улыбки глаза становятся двумя сияющими смеющимися полумесяцами, он не может. Банально не хочет. И, зная, что дорого заплатит за эту бестолковую слабость, всё равно чувствует необъяснимую потребность защищать и заботиться... хотя бы до тех пор, пока не поможет вырваться на свободу.

«А что будет дальше? Спасёшь ты его от опеки, и что? Что потом? Просто уйдёшь?»

Намджун об этом предпочитает не думать. Он затыкает гнетущее чувство тревоги и, крутанув ключ в зажигании, выезжает с парковки. 

«Может, он уже убежал? Воспользовался тем, что я отошёл, и рванул прочь?»

(О том, что он в самом деле хотел бы, чтоб это сбылось, Намджун малодушно молчит, не признавая даже перед собственным разумом)

Машина плавно выезжает на главную дорогу и останавливается у тротуара, напротив цветастого входа в кинотеатр. Кричащие постеры с яркими, свежими лицами звёздных актёров и актрис, напомаженные глянцевые губы и томные бумажные глаза... Чимин примерно ждёт рядом. Смотрит на выходящего из автомобиля Намджуна каким-то виноватым, несвойственным ему взглядом, будто стыдится, что смотрит. Тэхён и Ёсан о чём-то спорят, первый энергично жестикулирует, второй ищет укрытия за спиной Пака, а мальчишка, словно не замечая никого из друзей, только кротко глядит на Кима из под ресниц.

Застенчивый, хрупкий и прекрасный.

Намджун думает: «Встреться мы при других обстоятельствах...» Не продолжает. Сам себя прерывает: «что толку об этом сейчас рассуждать?»

— Пора ехать, — бросает мальчишке, и тот, вздрогнув, отводит взгляд.

Тэхён, окончив трепаться, сгребает Чимина в объятия и быстро, насмешливо шепчет на ухо:

— А он правда совсем не такой как остальные. Действуй, Ромео.

Они тепло прощаются, Ёсан отправляется к своему шофёру, Тэхён — к своему (не забыв попутно бросить Намджуну бесцеремонное «пока, мистер Ким!»), а Чимин так и остаётся на месте примёрзшей фигуркой, рассеянно переводя взгляд со спин друзей на ожидающего его мужчину.

«Совсем не такой» — мысленным эхом звучит в голове, а Намджун в этот миг жмурится яркого солнца и, как всегда, кажется Паку слишком красивым для этой работы.

Забыть бы про чёртовы статусы, выбросить бы из головы все другие пустые тревоги. Подойти, сжать безукоризненно белую рубашку в кулаках и, притянув к себе, впиться в пухлые губы. Но не как вчера, а по-взрослому. По-настоящему.

Бред.

Намджун не телепат и вряд ли способен читать мысли, и всё же Чимин напрягается, видя мелькнувшую искорку смеха в чужих глазах.

— Я забыл выстелить ковровую дорожку? — насмешливо интересуется.

(Дурак)

— Нет, просто думаю, как далеко я успею убежать, если ломанусь от тебя прямо сейчас.

— Недалеко, — снисходительно хмыкает Ким, и Чимин вдруг понимает, что его это не задевает. Больше не задевает.

Мальчишка закатывает глаза (просто для виду), шагает навстречу и, помедлив ещё только секунду, садится вперёд.

∘∘∘

— Хочу туда.

Намджун изумлённо глядит на всунутый ему в руки планшет, на котором, среди пёстрой, режущей глаз ленты цветных новостей, посередине горит яркими буквами приглашение на какую-то вечеринку.

— Я тебя избаловал, — качает головой Ким и возвращает устройство владельцу. — Одно дело — пара часов в будний день, и совсем другое, если тебя не будет весь вечер, а то и ночь.

— Знаю, — на удивление без особой грусти отвечает и падает на диван рядом Чимин. — В общем, я и не претендую. Просто делюсь информацией.

У него взлохмаченные, совсем отросшие волосы, которые падают витыми прядками на глаза, но мальчишка этого, кажется, не замечает. А Намджун любуется... Ничего с собой поделать не может, потому что тянет его к этому ребёнку с непреодолимой силой. И теперь, когда юноша стал так расслаблен, когда позволяет садиться совсем близко, когда сам иногда невзначай касается плеча или легонько тянет за рукав, привлекая внимание... теперь мужчина чувствует настоящую ответственность за него. Не по работе и не потому что ему за это платят, а потому что доверие этого мальчика — хрупкое сокровище, которое чертовски трудно добыть и невероятно легко поломать.

Чимин не расстраивается. Уже нет. За столько лет он давно привык к тому, что банальные для подростков радости ему недоступны. И то ли смирение в рассматривающих зовущую картинку глазах, то ли рассеянность жестов заставляют Намджуна вдруг протянуть руку и, аккуратно убрав с глаз подростка отросшую чёлку, кивнуть:

— Эй, не переживай. Скоро это закончится.

Чимин напряжённо замирает, но не отстраняется. Только дыхание будто задерживает и зрачки чуть-чуть расширяются (Ким видит это и думает, от страха ли это, или причина в другом).

Они правда сблизились. Первый шаг сделал Намджун, нарушив правила и разрешив мальчику сходить в кино с друзьями. Второй — шаг Чимина. Когда он впервые сел рядом с водителем в тот же день и наконец перестал вести себя так, словно ждёт, что в него сейчас выстрелят. Мужчина не стал говорить юноше, как это ценит, но каждый последующий день, когда вместо того, чтоб забиться в углу сзади, Чимин устраивался рядом с водителем, Намджун благодарно ему улыбался. 

Теперь они часто заезжали в закусочные и сидели там, разговаривая ни о чём (так Намджун выяснил, что Чимин боится змей, хотя ни разу в жизни их не видел, а Чимин — что его телохранитель не переносит мятного шоколада), а потом Ким выжимал педаль газа и под восхищенные возгласы мальчишки мчался по трассе, догоняя потраченное время.

— Ещё бы, — фыркает Пак, поднимаясь с места и направляясь в сторону свей спальни, — а если этот старый хрен попробует меня остановить... 

Намджун, последовавший за мальчишкой, щурит глаза в улыбке, глядя как тот хватает с кровати подушку и угрожающе ею замахивается.

— Поколотишь его? — насмешливо вздёргивает левую бровь.

— Вообще-то, это серьезное оружие, — фыркает Пак и для большей убедительности швыряет подушку в мужчину.

Ким ловит летящий предмет, но уже в следующую секунду получает в плечо от схватившего второе «орудие» мальчишки.

— Ты драться хочешь? 

Мальчишка ухмыляется, вскакивает на кровать и широко расставляет стройные ноги.

— А ты попробуй меня победить, мистер «лучший выпускник военной школы»! 

— Академии, — невозмутимо поправляет Ким, перехватывая и полностью обездвиживая руки юноши. 

Чимин рвётся, барахтается и даже пытается укусить мужчину за запястье, но, не успев понять как, оказывается опрокинут на обе лопатки и вжат в мягкий матрас.

— Закончил? — с ухмылкой интересуется Намджун, и у мальчишки вдруг пересыхает во рту. 

Мужчина смотрит сверху-вниз, нависнув над Паком подобно хищному зверю (вот-вот вонзит клыки в горло) и, несмотря на беззлобную, не таящую в себе никаких опасностей улыбку, выражение его лица разом гасит весь гонор Чимина. 

Всё — глаза. Чёрные, непроницаемые... Юноша смотрит в их темноту, а сам словно в бездну заглядывает.

— Я... я... — воздуха в лёгких внезапно так мало, что хватает лишь на один вдох. — Я...

Хочется. Господи, как же хочется в эту бездну — разом с головой, без остатка. Как же хочется рвануться ближе, чтобы губы к губам, чтобы сердце стучало так громко, чтобы колени дрожали... Намджун так близко, — Чимин его дыхание на лице чувствует. Кажется, ещё секунда, ещё несколько ничтожных сантиметров и...

— Господин Пак!

Стук в дверь звучит как самое худшее, что могло произойти, и Чимин не может скрыть разочарования, когда Намджун, насмешливо покачав головой, отстраняется от него.

— Вовремя, да? 

Пак в ответ густо краснеет до самых ушей и закрывает лицо руками.

— Господин Пак! — снова встревожено зовёт женский голос, и на этот раз, дверь открывается. — Господин Пак, я хотела сказать... Ваш дядя приехал. Велел передать, что ждёт вас у себя в кабинете через десять минут.

На мгновение в комнате повисает такая непроницаемая тишина, что, кажется, — её на лоскуты можно резать. Чимин застывает, уставившись в пол, ощущает, как склеивается от страха желудок и как немеют лёгкие, туго зажатые кольцами рёбер.

(Нет... нет, не хочу... только не это...)

Язык присыхает к нёбу, взгляд в ужасе обводит комнату, ища укрытия, а натыкается на телохранителя, только что вежливо поблагодарившего девушку и прикрывшего за ней дверь. Чимин смотрит так, словно вокруг ничего нет. Словно единственное, что сейчас осталось от мира — ладони, большие, сухие, которые ложатся ему на плечи; и губы, с которых слетает короткое: «как ты?»

Как он? Рассыпается. Рушится в яму реальности, из которой, как он наивно полагал, Чимин выбрался. Нет. Не выбрался. Забыл, кто он и где. Увлёкся Намджуном, своими чувствами, увлёкся, как будто бы мог себе позволить... 

— Чимин. Посмотри на меня.

Чужая ладонь — на этот раз на щеке, а глаза прямо в душу глядят.

— Всё в порядке. Всё будет в порядке, ты слышишь?

Мальчишка кивает. Неискренне. Неверяще. Непонимающе.

— Вставай. Тебе нужно пойти туда. Слышишь, Чимин?

(Нет. Лучше застрели меня прямо сейчас. Я ведь видел пистолет в кобуре за твоим поясом. Ну же!)

— Намджун?

— Да?

Чимин молчит несколько долгих секунд. В голове отчего-то пугающе пусто, и только в груди копошится клубок скользких змей.

— Ты останешься?

Ким не уверен, что правильно понял вопрос, но отвечает мгновенно и без колебаний:

— Да. Я буду с тобой рядом. Не бойся.

∘∘∘

— Заходи, сынок. — голос заботливый, липкий как щупальца выплюнутой на берег морской твари из книжек Лавкрафта. Мужчина мягко приобнимает юношу за плечи и не отпускает их, даже когда отстраняется. — Такой ты красивый. — окидывает неторопливым оценивающим взглядом и ласково добавляет: — Как будто сто лет тебя не видел.

В его голосе —безусловный восторг, а во взгляде — почти что собачье обожание. Дэсон не молод, но и не стар, у него привлекательные черты лица, чёрные волосы и улыбка человека, знающего о своём превосходстве над многими. Встреть Чимин такого на улице — счёл бы как минимум приятным. Но, увы, мальчишка знает его куда лучше, чем сам бы хотел, и от каждого жеста мужчины его лихорадит.

Пак Дэсон, наверное, болен, потому что интерес к маленьким мальчикам противоестественнен и отвратителен, но при обычном общении вряд ли его заподозрят. Да и юноше обвинить дядю особенно не в чем (помимо чересчур долгих прикосновений и этой клинически гипертрофированной заботы), ведь роль опекуна мужчина играет блестяще.

— Всего пару месяцев, — глухо бормочет Чимин, глядя куда угодно, но только не в лицо «родителю».

— Да... пару месяцев... Столько дел, совсем не успеваю сюда вырываться. — мужчина улыбается. Поглаживает большим пальцем плечо юноши и всё никак не отходит. — Как твои дела с новым охранником? Обычно ты просил поменять их закономерно раз в месяц, а Ким Намджун сколько уже? Семь недель?

— Девять, — еле слышно шепчет юноша. Чужие руки на плечах ощущаются каждая весом по тонне, к горлу подкатывает тошнота, а по коже проходит холодный озноб, и Чимину кажется — не отпусти Дэсон его прямо сейчас, и он выблюет свой скудный ужин прямо на дорогие туфли дядюшки.

— Потрясающе, — наигранно весело кивает мужчина и, последний раз мягко хлопнув мальчишку по узкому плечу, отходит к столу.

В кабинете всего три места: огромное рабочее кресло Дэсона, и два стула перед столом. Надежда на то, что брюнет сядет в своё кресло тает, не успев пробиться, и Чимин понимает, что ближайшее время ему предстоит находиться напротив дяди всего в полуметре, и тот беспрепятственно сможет опять прикасаться к его рукам, трогать колени и пытливо глядеть в глаза, как он часто любил делать.

— Как же давно мы вот так не разговаривали... Расскажи, — начинает мужчина, жестом приглашая юношу, — как в колледже? Всё ещё дружишь с теми двумя... — Пак Дэсон улыбается, но скрыть неприязнь у него не выходит, и та мелкой рябью скользит по его губам. — ...молодыми людьми?

— Да, — всё же садится напротив Чимин и забито смотрит на носки лакированных туфель мужчины. — Ким Тэхён и Ёсан...

— Мне не нравится Ким Тэхён. — перебивает Дэсон. — Довольно распущенный юноша. Я беспокоюсь, не предложит ли он тебе что-то... опасное.

Мальчишка в первый раз вскидывает негодующий взгляд на дядю, о чём сразу жалеет, и снова поспешно отводит глаза.

— Нет. Он никогда не навредил бы мне. — голос звучит глухо и загнанно, и Чимина воротит от самого себя. 

Почему он так панически боится этого мужчины? Если бы тот хотел что-то сделать с ним — он бы давно уже сделал. Но все эти взгляды ему ведь не мерещатся? Все эти прикосновения, долгие, слишком затянутые...? Все эти собственнические жесты, контроль над каждым шагом и ревность ко всем представителям рода людского?

«Даже Намджун их заметил» — вдруг думает Пак и сжимает в кулак ткань свободных домашних штанов. Шорты он предусмотрительно спрятал подальше в комод (при Дэсоне всегда хотелось оставить на теле как можно меньше открытого места).

— Ну а Ким Намджун? 

Юноша вздрагивает. Как будто Дэсон слышит, о чём его племянник думает. 

Правильный ответ, — какой он? Сказать, что Чимину комфортно с ним? Не заподозрит ли дядя чего-то за этим, ведь прежде мальчишка лишь жаловался и ругался на сопровождение. Или сказать, что он его раздражает, как было всегда? Но не предложит ли тогда Дэсон заменить телохранителя? Чимин нервно прикусывает губы, одновременно боясь ляпнуть что-то не то и понимая, что долгим раздумием над ответом также разбудит сомнения.

— Он... молчаливый. — выдавливает наконец Пак и поднимает робкий взгляд на дядю. — И никогда не опаздывает.

— Ну, это его работа, — усмехается мужчина, откидываясь на стуле и зачесывая пятерней смоляные волосы. — Это всё? Ни жалоб ни замечаний?

— Нет, — также тихо, как прежде, но уже спокойнее. — Из всего, что я видел, он меня устраивает.

— Хорошо... — Дэсон гнёт улыбку и задумчиво смотрит на юношу. 

У того плечи ссутулены и взгляд потерянный, робкий. Смотрит по сторонам, елозит, явно спросить о чём-то хочет, но не решается.

— Тебе бы бальзам купить. — хмурится мужчина. — Губы совсем вон потрескались.

— А... да... — слова застревают в глотке, когда Дэсон вдруг наклоняется ближе.

— Ты же знаешь, что я всегда на твоей стороне? — и голос такой приторно заботливый, что зубы сводит.

Мальчишка судорожно сглатывает перекрывший дыхание ком и бормочет:

— Да. Знаю.

— И если ты что-нибудь хочешь у меня попросить — просто скажи. 

Чимин пару секунд молчит, не увереный в том, стоит ли спросить про вечеринку. Смысла, конечно, не много, но почему не попробовать?

— Я... есть одно место, куда я хотел бы сходить.

— Какое? 

— Праздник в колледже. Ничего особенного. Никакого алкоголя или вроде того...

Юноша не успевает закончить фразу, когда на его колено мягкой тяжестью опускается чужая ладонь. Первым инстинктом вспыхивает желание немедленно стряхнуть её и отскочить подальше, но здравый смысл велит не реагировать, поэтому блондин только сильнее впивается пальцами в ткань и затихает.

— Чимин-и, малыш. 

(не называй меня так!)

Мужчина вздыхает и тоном проповедника в десятый раз объясняющего детям в воскресной школе, какова воля божья, диктует:

— На таких мероприятиях не может не происходить ничего плохого. Подростки — неуправляемые создания, и то, что ты не такой как они — это прекрасно. Я ужасно волнуюсь. Ты хоть представляешь, что на таких вечеринках случается…? А если тебе подмешают наркотик в напиток? А если потом сделают что-то ужасное? — Дэсон крепче сжимает пальцы на острой коленке Чимина, и тот, не в силах оторвать от чужой руки взгляда, думает, что ещё пара секунд, и он схватит со стола ручку и воткнет ее в глаз дяде. 

Ещё секунда. Только секунда... 

— Господин Пак?

Никто не слышит, как Ким входит в кабинет, и Чимин, может быть, даже бы вздрогнул от внезапно раздавшегося в комнате низкого голоса, если бы как загипнотизированный не таращился на своё колено. Зато Дэсон, моментально отпрянувший от юноши, весь обращается во внимание.

— Извините, что прервал, я думал, вы уже закончили. — невозмутимо произносит Ким, на что мужчина сразу отмахивается и поднимается с места, как будто мгновенно забыв про примёрзшего к месту мальчишку.

— Что вы хотели? — толкает руки в карманы, маскируя мандраж (змей, какой же ты змей...).

— Нам нужно уладить некоторые вопросы касательно оплаты.

— Что ж, — Дэсон рассеянно ухмыляется и пожимает плечами, — мне тоже скоро уезжать обратно. Работа не ждёт. Проходите, и мы всё обсудим. — Мужчина вновь оборачивается и, с удивлением, будто уже забыл, что племянник здесь, смотрит на мальчика. — Между прочим, мне передали, что несколько дней назад был инцидент… — Чимин против воли вновь весь напрягается. — Но вы быстро уладили его. Похвально.

Дэсон говорит это Намджуну, но не отрывает взгляда от юноши, который даже не глядя в ответ знает, что в глазах мужчины написано немое: «можешь пытаться сколько душе угодно. всё равно не сбежишь». И снова во рту кислый привкус стоит. Снова подташнивает, и руки трясутся от жажды ногтями содрать превосходство с чужого лица.

— За это вы мне и платите, — взрезает тишину спокойный голос Намджуна, но на этот раз спокойствие это настолько холодное, что почти ощущается кожей.

Чимин этого не видит. Чимин этого не слышит. Он как в бреду поднимается и, чуть пошатываясь, тихой тенью себя самого предпринимает попытку уйти, ускользнуть наконец из этой комнаты, где даже воздух как будто смолой лижет и склеивает стенки лёгких.

— Мини... 

Конечно, не так просто. Конечно, ему не удастся спокойно сбежать. Потому что Дэсон снова мягко его останавливает, привлекает к себе и (пожалуйста, не прикасайся) целует в макушку.

— Я рад был тебя видеть. — секунду стоит, обнимая, вдыхая запах волос (Чимин остолбенело глядит ему куда-то в грудь и старается не дрожать), а после слегка отстраняется чтоб заглянуть в глаза и тихо, вкрадчиво говорит: — Надеюсь, ты понимаешь, что всё, что я делаю, я делаю из любви. 

∘∘∘

Чимин не помнит, как покидал дядин кабинет. Не помнит, как скрипнула дверь, когда Намджун притворял её, перекрывая Дэсону обзор на покатые плечи и стройную спину, лишь чудом ещё не согнувшиеся под жадным напором чужого внимания. Не помнит, как тихо вошёл в свою комнату и как в оглушительном порыве швырнул первое, что подвернулось под руку, о стену.

Он рушится. Рушится.

Не понимает, как собственное тело может казаться таким ненавистным, и с полоумной безжалостностью дерёт кожу ногтями в попытке избавиться от чужих прикосновений.

блять.

Ему бы сейчас — в чан с кислотой, или головой под кипящие струи. Чтобы всё выжечь, чтобы снаружи — глаза, руки, плечи, колени — всё бы вспенилось и зашипело, стекая с костей вместе с мясом. Ему бы хоть куда-то эту бурлящую ненависть деть...

Но всё тщетно.

Оно расползается гнилыми спорами по коже, оседает в каждой поре, впитывается и, чем усиленнее Пак соскребает его, тем глубже втирается. Омерзение. Оно ползёт по ногам, лижет руки, покрывает пузырящейся слизью желудок. Оно перекрывает сосуды и не даёт мозгу нормально работать. В башке — гулко звенящая тишина, словно поблизости взорвалась бомба, но на деле Чимин точно знает, что бомба рванула внутри. То ли из-за контраста, возникшего благодаря Намджуну, то ли попросту из-за двух месяцев тишины... Похуй на самом деле. Единственное, что сейчас ясно как никогда — больше Чимин не выдерживает.

∘∘∘

Намджун входит спустя полчаса, прикрывает за собой двери и с любопытным спокойствием оглядывает комнату. Ступает неспешно, как будто ни в чём не бывало; руки — в карманах брюк, взгляд — Мировой океан, и ни одним словом волнения не выдаёт. Под каблуком глухо хрустят остатки зеркала и стёкла разбитой настольной лампы. Тяжёлые шторы лежат на полу вместе с креплением, а содержимое полок валяется по всем углам, словно его швыряли о стены. Дверь ванной открыта, и Ким слышит короткие тихие щелчки, доносящиеся вместе с приглушённым журчанием воды.

«Щёлк»

Чимин режет светлые прядки и те безжизненно падают в раковину. 

«Щёлк»

«Щёлк»

Лицо в зеркале посеревшее, черты притупленные, как у загнанного зверька, глядящего на ружьё, что вот-вот выстрелит. Чимин давит зарождающийся в груди сгусток истерики, стискивает зубы и упёрто хватается за следующую прядь.

Щёлк...

— Решил сменить имидж? 

Чимин на вошедшего не обращает внимания. Замирает на миг, продолжая слепо глядеть на своего двойника в отражении, а затем, как будто в трансе, снова тянется к волосам. Намджун делает шаг навстречу (осторожно, как будто боится спугнуть) и, взяв юношу за плечи, мягко разворачивает лицом к себе. Пак — тряпичная куколка — не только не сопротивляется, но повинуется так легко и безоговорочно, что кажется — его сейчас и дуновением ветра развеет. 

— Эй, ну зачем ты так? — аккуратно улыбается Ким и внимательно смотрит в усталые влажные глаза Чимина.

Тот не реагирует и даже взгляд — воспалённый, усталый, забитый — будто бы не фокусирует.

— Знаешь, — Намджун мягко убирает пока нетронутую прядку с лица юноши. Чимин под этим жестом мучительно сжимается, но Намджун делает вид, что этого не замечает. — Ни один урод в этом мире не стоит таких радикальных мер. — пару мгновений молчит, и, уже тише, добавляет: — Мне нравятся твои волосы.

Это срабатывает лучше пощёчины и нашатырного спирта. Чимин вздрагивает, его взгляд устремляется к лицу мужчины. Где-то на дне зрачков судорожно запускается крохотный датчик движения света, а пальцы внезапно вцепляются в рубашку мужчины.

— Я ведь не врал? — голос Чимина осипший, почти умоляющий, он сам его не узнаёт. — Ты же видел. Ты видел?

В глазах копятся бледные блики, и юноша смотрит на Кима сквозь них как через мутные стёкла.

— Я видел, — кивает Намджун, а про себя думает, что всё это было понятно ещё в первый день, и ему вовсе не обязательно было быть непосредственным свидетелем того, как руки Дэсона шарят по тощим коленкам Чимина, чтоб захотеть переломить работодателю пальцы (да что уж там пальцы? хребет).

— Он... он... — договорить мальчику не удаётся. Вместо этого он вдруг шагает вперёд, сокращая остатки дистанции, утыкается в грудь мужчины и... отпускает себя.

Чимин рыдает так, как не рыдал, кажется, с тех пор, как ему было лет десять. Тонкие рессоры самоконтроля не выдерживают копившейся долгие годы тяжести переживаний, и мальчишка рушится в руки Намджуна с такой невыносимой истощённою тяжестью, с какой замок рушится в пропасть с края утёса, где стоял много веков подряд в уединении. 

Взахлёб, не чувствуя пол под ногами, цепляясь за рубашку мужчины как за последнюю тонкую нить рвущейся связи с реальностью, впиваясь пальцами до побеления костяшек, до боли, до дрожи, чувствуя, как стальные обручи, которыми он сдерживал себя одним целым, трескаются и рассыпаются... 

Чимин задыхается. И сквозь пелену застившего глаза отчаяния вдруг ощущает тепло чужой широкой ладони на затылке. 

— Тише, малыш... Тише... — Намджун гладит его по волосам — осторожно, как будто мальчишка от одного неловкого вздоха способен рассыпаться, мягко придерживает второй рукой за талию (тише... тише...) и, вопреки всем своим убеждениям прижимает ещё ближе, произнося то, чего совершенно определённо не должен: — Он больше не тронет тебя.

врёшь.

Чимин верит. Чимин сейчас перед ним — с голой душой нараспашку, растерянный, мелко трясущийся, словно котёнок, попавший в центр скоростной автострады, который только и может — испуганно жаться от пролетающих мимо безумных машин. Ну а Намджун на этой трассе — единственный остановившийся. И Чимин верит ему без остатка.

Верит, когда Ким просто молча стоит с ним в обнимку, поглаживая по голове, чтоб успокоить; верит, когда забирает из ослабших рук ножницы и когда отходит, чтоб включить тёплый поток воды в ванне; верит, когда произносит: «не бойся» и манит к себе. Верит. И искренне, пусть и не вполне осознанно, идёт навстречу.

Чимина пока ещё трясёт от зашедшейся истерики, но он тянется к рукам Намджуна почти подсознательно. Без возражений позволяет снять с себя всю одежду (Ким делает это очень деликатно, тщательно отводя взгляд) и усадить в полную до краёв ванну. Мальчик видит всё как в тумане, голову клонит к груди; всё тело вдруг наливается тяжестью, и потому руки мужчины, размазывающие мыльную пену по ссутуленным плечам и спине, ощущаются чем-то почти нереальным. Волшебным и нежным, как будто во сне... 

Уже завтра, гораздо позже, Чимин вспомнит и про свою наготу, которой наверняка должен был постесняться, и про ладони Намджуна, скользившие по голой коже... Наверное, завтра ему будет стыдно. Но здесь и сейчас он только мелко подрагивает в остатках иссёкших рыданий и жмурится от наступающей дрёмы. Намджун бережно перебирает его волосы, смывает присутствие Дэсона, его взгляды и запах, смывает отчаяние, с которым Чимин разносил свою комнату, и воспоминания об этом дне. Смывает всё до последней крупицы.

А Чимин обнимает прижатые к груди ноги и, уложив мокрую щёку на коленки, думает, что никогда ещё не чувствовал себя в такой безопасности. Кажется, раньше он вовсе не знал, что это значит.