Антону до сих пор было как-то стыдно перед Поповым. Да, по сути, он ничего ему не сделал. Вообще, Бортник просто лежал у него на животе и не более! А этот сраный тренер уже в ЛГБТ-сообщество успел записать Шастуна. Причём не карандашом, а перманентым маркером.

Хотя, скорее всего, Антон просто себя накручивает, ибо ничего сверхъестественного не происходило. Вот вообще. Арсений даже дышал в том же темпе, что и обычно. Да и в конце концов, он же застал их не за чем-то неприемлемым! А за простым валянием на диване. В данном случае — на кровати.

— Завтра уже обратно…— чуть ли не ныл Антон, уткнувшись лицом в подушку, — Не хочу.

— Эх, братан…ты даже не представляешь, как же я с тобой согласен, — вздыхает Лёва, лёжа в той же позе, — Тренировки… бе-е-е… — с досадой тянет он, распластавшись по кровати, — Фу. Не прикольно это всё.

— Чемпионат России…— почти проныл Шастун, переворачиваясь на живот, — Чёртов Арсений! Теперь я буду нервничать из-за соревнований! Да ещё и из-за того, что он увидел…

— А что он увидел? — Бортник строил из себя юродивого. Хотя, отчасти он реально не мог догнать, что такого в том, чтобы лежать на своём друге, которого с пелёнок знаешь.

— Вдруг он подумал, что мы встречаемся? — проныл подросток, закрыв лицо руками,— Лёва-а-а! Это конец!

— Шастунчик. Угомони свои гормоны, а? — он цокнул языком, стараясь не обматерить лучшего друга, — Сенька нормальный мужик. Да и… раз ничего не сказал, то, может даже толерантный.

— Кстати. Надо бы последнее проверить…— задумчиво тянет парнишка, присев на кровати, — А вдруг он вообще к ЛГБТ относится?

— Всё может быть, Тох. Всё может быть…— вторит ему Лёва, показывая запись на странице тренера. Ей уже было года четыре, почти пять. Но Антон — человек важный и в социальных сетях ему сидеть некогда, поэтому видит он её впервые.

— Чего? Он чё… геев поддерживает или как? — всё ещё пребывал в шоке Шастун, — А… в смысле…

— С какого перепугу тебя это волнует, дорогой мой друг? — как-то равнодушно тянет Бортник, потягиваясь на кровати, — Да и вообще. Он просто твой тренер, Тох.

— А в твоих словах есть доля правды… — хмыкнул Антон и упал назад, свисая головой вниз, — Ладно. Давай хотя бы часть вещей соберем.

— Я сижу и смотрю в чужое небо из чужого окна… — тихо напевает Шастун, задумчиво глядя в иллюминатор, на плывущие мимо облака, — И не вижу ни одной зна-акомой звезды… — он вздохнул и откинулся назад, прикрыв глаза.

— Что это тебя на Цоя потянуло? — тихо смеётся Бортник, прожигая друга взглядом,— Раньше от тебя было не дождаться музыкальной минутки, а тут…

— Ой, будто раньше я всегда молчал, — цыкнул парень, полностью поворачиваясь в сторону Лёвы, — Приходил просто поздно. Слишком. А так… люблю петь.

— Вау… Тоша, да ты у нас оказывается талант? Ничё се! — с наигранным удивлением произнёс Бортник, прикрыв ладонью от «шока» рот.

— Как бы сказал Станиславский: «Не верю!», — смеётся Антон, пихнув лучшего друга в бок, — Дурашка.

— Сам ты дурашка! — возмущается парень и складывает руки на груди. Но потом его выражение лица становится более серьёзным и он снова обращается к Антону, — Арсений так ничего и не сказал?

— Не-а. Вообще ничего, — пожал плечами Шастун, принимая самое расслабленное состояние из всех возможных сейчас, — Даже его отношение ко мне не поменялось.

— Это ж хорошо. Наверное, — делает вывод Лёва и смотрит вокруг. Однако, его взгляд всё же возвращается к лицу друга и прожигает его своей настойчивостью.

— Что? — не в силах удержаться, спрашивает Антон, выгнув дугой одну бровь.

— Мне скучно, — опечаленно вздыхает Бортник, ещё более расслабленно утопая в кресле, — Жаль, что мы карты в чемоданы положили…

— Это да, — слишком отстраненно отвечает парень и поднимает взгляд наверх, к панели с лампочкой, вентилятором и ещё какими-то маловажными вещами. Он решает поиграть с этой самой лампой, то включая её, то выключая, но потом, поймав недовольный взгляд одного из пассажиров, завершает подобного рода действие.

— Ну давай хоть за жизнь перетрём, что ли, — Бортник всё же нашёл альтернативное занятие и даже сел по-человечески, а не так, будто он какой-то кусок мягкой материи, — Чё по поводу Чемпионата и Олимпийки?

— Как сказать. Арсений уже во всю готовится, как и я. Нервничает… — слишком опечаленно произносит Шастун, — Говорит, что времени почти нет и надо готовиться… Уже страшно представить, что будет, когда мы наконец окажемся в школе.

— Ой ё… — содержательно, да, — Я тебе искренне сочувствую. Зато, ты сможешь попробовать себя в роли кого-нибудь крутого. У тебя же реально талант, Тош, — Лёва не врёт, и Антон это видит. На губах друга растянута лёгкая улыбка, которая внушает доверие, а глаза чуть сощурены, но не выглядят как-то хитро. Наоборот, показывают всю честность намерений их хозяина, — С такими данными нефиг сидеть на одном месте и выступать на мелких конкурсах, понимаешь?

— Понимаю, — неуверенно кивает парень, а потом ведёт плечами, — Но, знаешь… Легче как-то не становится, — он пытается что-то жестикулировать, чтобы сформулировать слова. Но выходит так себе и Антон на несколько секунд замолкает, дабы хоть что-нибудь выдать такое… логичное. А не как всегда, — Талант, который видят все — крест на своей жизни. Ты считаешь, что его развитие — твой долг, и ты обязан показать всем, что ты крутой такой. Умеешь это делать так, как не умеет никто, — он снова замолк на некоторое время. А продолжил уже более тихо, — И вообще, я не знаю, что такое поражение. Поэтому, не могу представить себя на месте проигравшего. И как только прикидываю, что такое тоже может случиться — в дрожь бросает. Не меньше.

— Ну и ну… — задумчиво тянет Лёва, аккуратно поглаживая друга по плечу, — Но ты не проиграешь. По крайней мере, в сборную ты спокойно попадёшь, уж не сомневайся, — Бортник добродшуно улыбается, и Антон отчего-то успокаивается. Да и на душе легче становится.

— Ты такой хороший… — тянет парень, глядя на своего собрата по несчастью и грустно усмехается, — Одно из немногих счастливых событий в моей жизни. Спасибо тебе.

— Оригинально, — Лёва честно старается не смеяться, но такие формулировки со стороны Антона иногда убивали, — Ты тоже, если честно. С тобой можно и плакать, и ржать.

— Могу, умею, практикую.

Антон с восхищением смотрит на лёд. На данный момент, никто иной, как сам Арсений Попов наматывает уже, наверное, сотый круг и всё ещё умудряется не умереть. Вот это человек…

Антону едва исполнилось четыре годика, но, почему-то он очень хорошо помнит этот день.

Арсений очень красивый: стройный, достаточно высокий, в красивом костюме… Весь такой элегантный, гибкий и… слишком идеальный. Каждое движение продумано, сделано на всю сотню из десяти, а вкупе с музыкой — это вообще воплощение искусства. Превосходный человек.

Это было одно из последних выступлений Попова.

Но такое яркое, красивое… И кто бы мог подумать, что такой идеальный человек через каких-то полгода станет тренером…

 — Антон! Хватит мечтать! — доносится с трибун, когда Шастун забывает то, какое движение он должен сейчас сделать и, вместо тройного тулупа, делает двойной, — Спать ночью будешь, — лицо мужчины не выражает ровным счётом ничего.

А ведь когда-то очень-очень давно он был очень добрым и улыбчивым, внушающим тепло и уверенность в себе. Но, к сожалению, времена меняются. Да и улыбался Попов особенно широко в последний раз лет десять назад. Может, больше.

— Я тебе сейчас указкой по шее дам! Шея — продолжение позвоночника! Ты не кочерга, Антон! — снова возмущается старший, слишком громко ударив указкой о бортик, заставляя парнишку слегка вздрогнуть, но продолжить свои прыжки, — Ты бессмертием где-то закинуться успел или как? — а после своей тирады на повышенных тонах, он вздыхает и делает неопределённый взмах рукой. И, несмотря на то, что было только девять вечера, отпускает Антона с миром.

— До свидания, Арсений Сергеевич, — кивает младший, покидая каток.

— Завтра встретимся. И не дай Бог ты сейчас будешь не у себя — убью, — спокойно кидает мужчина, направляясь в сторону выхода, — Спокойной ночи.

— Спокойной, Арсений Сергеевич, — понуро отвечает мальчишка и наконец покидает достаточно прохладное место.

Да, Антон спортсмен. Да, он вообще офигел, причём в край. Но факт есть факт: сейчас он стоит на холодной улице, толком без нормальной одежды и курит. Да, слабые, женские «Next», но всё же.

— Арсений меня палками побьёт, если узнает, что я делаю и где ошиваюсь…— почти смеясь говорит Шастун, выбрасывая бычок уже от третьей за сегодня сигареты. Не, ну что за человек… — И правда. Я слишком много о нём думаю в последнее время.

В чёрном питерском небе растворяется сероватый табачный дым, который, сначала тонкой струйкой направляется вверх. А потом уже более плаными, незамысловатыми линиями растворяется на тёмном небосводе. Красиво то как, Боже.

— Чё делаешь? — сзади внезапно появляется Бортник, одетый в куртку, а в его руках была ещё одна. Тоже зимняя, — На хоть, накинь. А то заболеешь ещё, и что я скажу твоему Попову? «Простите, Тоша заболел, не бейте»?

— Как вариант, — равнодушно пожимает плечами парень, делая более глубокую затяжку, — Какое ему дело-то.

— То-о-оша. Чемпионат, не забывай, — напоминает Лёва и, не дожидаясь реакции со стороны, накидывает на Антона куртку, — Да и вообще. Не боишься, что увидят?

— Мы слишком далеко от общаги. Да и школа не близко, — спокойно отвечает Антон и пытается размять шею, — И вообще. Если меня выгонят — то кто им принесёт ещё одну медаль на соревнованиях? Или на ЧМ поедет?

— И то верно, Тош. Но ты бы завязывал… — настоятельно предлагает Лёва, с жалостью глядя на своего лучшего друга, который так беспощадно гробит свой организм, — Ты ужинал?

— Нет, — Антон тушит бычок о землю и выкидывает его в мусорку, — Не хочу, да и времени нет.

— Всё ещё худеешь? — видно, что Лёва явно беспокоится за состояние близкого человека. Жаль, что этот самый человек не хочет сделать то же самое.

— Да. Там же всё равно взвешиваться надо будет… И прикинь, в какой жопе я окажусь, если мой вес превысит метку «пятьдесят»?

— Ты выше, чем метр семьдесят! Ты должен весить на десяток больше, Антон! — всё ещё пытался воззвать Лёва к мозгам своего друга. Но мозги друга были явно в анабиозе. Причём, с самого первого выхода на лёд. Видимо, подумали, что холод — не для них. Вот и отключились, что ж мелочиться то!

— Потом с этим буду разбираться, честно, — взгляд у Антона измученный. Да, сегодня тренировка длилась на порядок меньше, но и этого хватило, чтобы задолбаться так, как никогда. — А вообще… я и правда начал думать чаще о Арсении Сергеевиче?..

— Чего? — после небольшой заминки спросил Бортник, явно не ожидавший такой подставы, — Ты чё, перемерз?..

— Лёва!

— Видимо, да…

— Лё-ёва!

— Ну чё ты разлёвкался тут! — ворчит парень, сложив руки на груди, — Да чаще ты о нём думаешь! Намного, причем! Так, будто влюбился.

Антон ничего не ответил. Вместо этого он повернул в сторону общежития, видимо, намереваясь выспаться.

Но уснуть у него получается только к утру.