— Антон! — последнее, что слышит мальчишка, перед тем, как потерять сознание. Арсений ловит подростка, который намеревался поцеловать пол и прижимает его к себе. Попов пытается взять парня на руки так, словно Шастун – принцесска. И, честно говоря, у него это получается.

Он несёт мальчишку до самой квартиры, заходит в его комнату и кладёт лёгкое тело на заправленную кровать. А пока младший был в отключке, достал из его куртки телефон, который начал вибрировать.

— Алло, Тох? — слышится достаточно веселый голос Лёвы.

— Ну почти, — Попов сдержанно усмехается и слышит как парень по ту сторону трубки чуть ли не подавился от шока.

— Арсений Сергеевич, Вы решили поиграть в плохого отца и отобрали у Антона телефон? — тон Бортника стал немного спокойнее, но всё же не терял своего веселья. А мужчина поднимается с кровати и идёт уже к себе, прикрывая дверь, ведущую в комнату ученика.

— Ах, если бы. Но нет, — Арсений неопреденно пожал плечами и неловко улыбнулся. — А сейчас, дорогая моя Ларисочка Гузеева, ты расскажешь, что мне делать с твоим лучшим другом.

— Во-первых, почему это я — Гузеева? — возмущается младший, и тихо фыркает. — А во-вторых… Чё с ним?

— Ну как сказать… что и каждую зиму, — задумчиво тянет тренер, поглядывая на дверь. А потом делает голос ещё тише. — Он упал в обморок от одного только упоминания о его матери. Что мне делать?

— О-о… Это плохо. Очень плохо.

— Да ладно! — кричит мужчина, а потом снова переходит на шёпот. — Капитан очевидность, — шипит он, сильнее прижимая к уху телефон. — Что делать, скажи уже?

— Ну… я думаю, что стоит быть с ним как можно ближе. И, желательно, помягче, — мальчишка вздыхает, и тоже говорит чуть тише. — А то ещё начнёт загоняться и всё тогда. Пипец-капец.

— И всё? А более точных инструкций нет? — более раздосадованно спрашивает мужчина, опуская плечи вниз.

— Дайте свой номер. Пришлю Вам смс-кой всё, что надо знать, — увереннее говорит Лёва и, судя по скрипу кровати, встаёт. — Там много пунктов. Боюсь, не сможете запомнить. Но! Его обязательно нужно заставлять есть. Да, насильно. Да, с ложечки. Но надо. Иначе он откинется, я Вам отвечаю.

— Спасибо большое, — мужчина улыбается, сильнее сжимая телефон в руках. — Я даже не зна…

— Арсений Сергеевич, ну Вы прям как моя бабушка, которой нормальный телефон подарили! Успокойтесь, а. Я сугубо ради Антошки Вам помогаю.

— Умеешь же испортить настрой, ну… — наигранно обижается Попов, но улыбку на губах оставляет. — Но всё равно спасибо.

— Да не за что, пока что, — хмыкает Лёва и, сославшись на невероятную занятость в данный момент, прощается с мужчиной и сбрасывает звонок.

Антон открыл глаза и сразу же об этом пожалел. Голову пробила тупая, давящая боль, что разлилась по всему лицу и затылку, но особенно чувствовалась в области лба и глаз.

Мальчишка шипит, стараясь хотя бы частично принять горизонтальное положение, ибо лежать было крайне не удобно. И первое, что он видит — Арсений Сергеевич, который стоял у окна, уперевшись руками о подоконник.

Мужчина, услышав признаки чужого движения, обернулся на подростка, разглядывая его достаточно помятое агрегатное состояние. Попов подошёл к уже сидящему на кровати парню и протянул стакан воды, который был взят с тумбочки.

— Как ты? — тихо спрашивает старший, сидя на корточках перед фигуристом. — Ты около получаса назад в обморок грохнулся. Хочешь чего-нибудь?

— Прикольно… — тянет Шастун, делая достаточно тяжёлый вздох. — Надолго?

— Ну… где-то минут двадцать пять — тридцать ты был в отключке. Голова болит? — он продолжает задавать вопросы, имеющие исключительно заботливый характер.

— Всё нормально, — отмахивается мальчишка, натягивая неуверенную улыбку на губы. — Но я бы не отказался от парацетамола.

— Секунду, — просит мужчина и, поднявшись с кровати, быстрым шагом идёт на кухню, чтобы найти там нужные сейчас таблетки.

А Шастун остаётся один. В голове куча мыслей, и все они пролетают с огромной скоростью. Причём, по смыслу они расходились между: «Я упал в обморок перед тренером. Я идиот» и заканчивая: «Он сидел всё это время тут. Он убежал за таблетками… Ему не всё равно?..»

Но мозг отказывается рассматривать одну идею дольше, чем она звучит в больной черепушке, из-за чего голова начинает сильнее болеть, и парень держит её руками.

Как будто напился в хламину.

— Держи, — он протягивает заветную таблетку, что вот-вот должна облегчить страдания спортсмена и кидает её в рот, запивая большим количеством воды. — Потерпи пару минут. Скоро станет легче, — на губах Попова лёгкая улыбка, которая показывает всё его дружелюбие, что скрывалось последние пару лет за очень холодной маской безразличия.

— Мне уже лучше, спасибо, — кивает мальчишка, удерживая в тонких пальцах стакан воды.

— Всё в порядке? — в очередной раз спрашивает Арсений и забирает стакан из рук подростка. — Антош, тебе стоило бы мне доверять. Как никак, мы вдвоём идём этот путь к твоей главной победе. Понимаешь? — теперь он берет прохладные ладони в свои, поглаживая косточку рядом с большим пальцем на руке Антона, своим. — Я тебя не предам, правда. И я, и Лёва, и дедушка. Мы будем рядом с тобой до тех пор, пока ты сам не захочешь, чтобы мы ушли.

— Арсений Сергеевич, если Вы сейчас мне таким образом признались в любви, то у Вас это получилось даже лучше, чем у Павла Алексеевича, — усмехается подросток, сильнее сжимая своими пальцами чужие. — Но… Вы же сами знаете. И были правы тогда, в курилке. Это всё связано с матерью. Точнее, с тем, что я о ней помню…

— Ты хочешь поговорить об этом? — голубые глаза проникают своим светом в самую глубину детской, разбитой души, которую парень умудрился заморозить, чтобы вновь не чувствовать, как сердце разбивается на миллионы болезненных осколков.

— Пожалуй… да, — он несколько раз утвердительно кивает, прежде чем ответить. — А Вы правда хотите слышать? Или только из-за того, что Вам судьбой назначено?

— Мне судьба назначила тебя до золота довести. А разговаривать с тобой она меня не обязала, — улыбка, что всё это время оставалась на губах старшего, стала чуть шире, показывая, что Попов относится к своим словам с неким юмором. — Так что, моё предложение сугубо добровольное, Антош.

— Ну… в таком случае — слушайте, — он двигается на кровати, приглашая мужчину сесть рядом, и Арсений забирается на мягкий матрас, укладывая свою руку поперёк поясницы мальчишки. — Хотя, Вы и так знаете почти всё, что надо.

— Историю — да. А твоих чувств я не знаю, хоть и начинаю уже догадываться о них, — он прижимает подростка ближе к себе, наблюдая за его эмоциями, которые парень очень умело сдерживал. — Что чувствуешь, Антош?

— Честно? — Шастун положил свою голову на чужое плечо, глядя в какую-то точку на стене. Попов кивнул. — Мне обидно. Очень обидно за то, что она лишила меня детства. Знаете, все вот говорят, что хотели бы вернуться в то время, когда им было от шести до девяти лет. Что тогда всё было так хорошо и легко, — он на пару секунд замолчал, делая лирическую паузу. — Единственное, за что я ей благодарен, так это за то, что она просто исчезла из моей жизни, а не заставила меня жить с её будущим мужем. Этого бы я не перенёс уж точно. Но всё равно обидно, что после всех конкурсов и показательных ко всем, блин, детям подходили их мамочки, говорили, что они самые лучшие, несмотря на результат. А ко мне только Вы и Лёва. Иногда и его мама.

— Ты самый лучший фигурист, Антош. И даже твоя мать это знает, если у неё, конечно, есть глаза и уши, — мужчина мягко поглаживает парня, проводя рукой от локтя и ведёт до самого плеча и прижимает стройное тело ближе к себе. — И, если честно, то я горжусь тобой сильнее, чем любая мать своим ребёнком.

— Вау… Это реально открытие, — усмехнулся подросток, поднимая взгляд вверх. — Или Вы просто меня утешить решили?

— Я не очень умею утешать, ты же знаешь, — Арсений кладёт свою голову на голову мальчишки, чувствуя, как чёлка спадает на лоб Шастуна. — И это правда. Ты умница.

— Тогда спасибо, Арсений Сергеевич, — тянет Антон, обвивая чужую талию своими тонкими руками.

— Да не за что, Господи.

— Я не Господь, но за повышение спасибо.

— Ты слишком часто благодаришь, — усмехается мужчина и треплет ладонью кудрявые волосы.

— Я знаю, — гордо отвечает парень, весело глядя на мужчину.

— Вот и отлично. А сейчас пора спать, — уже в своей привычной манере выразился Попов, немного отсраняясь от парня.

— Но сейчас же только одиннадцать… — канючит младший, падая на кровать, так и не раздевшись.

— Антошка, у нас лёгкие деньки наступят через добрых месяца два. Так что давай хотя бы режим соблюдать, —

Арсений треплет фигуриста по голове, ероша мягкие волосы. — И ладно я. Я-то переживу, а ты — вряд ли.

— Не честно, — вздыхает он и поднимается с тёплой постельки, чтобы переодеться.

— Я своё уже отработал. Мне можно, — тренер тихо смеётся, а из-за широкой улыбки у него появились небольшие морщинки в уголках глаз, что расположены ближе к виску.

— Ну да, ну да, — Антон закатывает глаза, перекидывая футболку и пижамные штаны через плечо, направляясь в сторону ванной. Что удивительно, Арсений пошёл следом. — Арсений Сергеевич, я в душ один пойду.

— Да ради Бога. Дай мне на кухню зайти, будь человеком, — он мотает головой, делая лицо, мол, нормальный ты человек, Антош, или нет.

— Ночной жор напал? — Шастун уже в открытую стебет своего преподавателя, прекрасно осознавая, что расплачиваться будет не скоро.

— Ага. Скорее, жажда, — вполне серьёзно отвечает мужчина и покидает пределы коридора. — Иди уже мыться.

— Да иду я, иду.

К утру Антон уже полностью отошёл от ежегодного приступа, что накрыл его вечером прошедшего дня. А сейчас просто наблюдает за тем, как Арсений искренне старается порезать несчастные помидоры нереально тупым ножом.

И, если сначала парень старался скрыть вечно ползущую на губы улыбку, то в тот момент, когда помидор плюнул в Попова своим ярко-красным соком и семечками прямо на белую футболку, Шастун уже не смог скрыть свою глупую улыбку, заливаясь смехом.

— Что? — мужчина смотрит на своего ученика слишком уж гневно, удерживая пятно подальше от себя. — Ничего смешного.

— Арсений Сергеевич, взяли бы другой нож. Ну в самом деле, — он старается отойти теперь от приступа смеха, который никак не хочет превращаться. — Боже, лучшая нарезка овощей за всю мою жизнь.

— Какие мы умные, — Попов выгнул одну бровь дугой, глядя на подростка, как на дурочка. — Сам тогда готовь.

— Окей, — спокойно согласился мальчишка и уселся на место старшего. — Идите лучше футболку постирайте.

— Ну ладно, — обескуражннно тянет мужчина и покидает просторы ненавистной кухни.

— Вот что за человек, — вздыхает парень, стараясь найти менее тупой нож, чтобы нарезать несчастный овощ.

Он снова садится на стул, делая достаточно узкие разрезы вдоль томата, а потом берет половину помидора, нарезая его сначала брусочками, а потом и кубиками. Причём, достаточно ровными.

Фигурист скидывает кусочки помидора в салатницу, пару секунд любуясь своим творением. Собственно, такая же учесть постигла и оставшиеся помидоры и огурцы.

— Да ты прям хозяюшка, — усмехается старший, глядя на миску готового салата. — Не знал, что ты готовить умеешь.

— А вот. Марафон открытий объявляется открытым, — улыбается Шастун и открывает кран, дабы сполоснуть ножик. — Я, допустим, не знал, что Вы мной гордитесь. Вы не знали, что я готовлю как крутой повар. Что ещё мы узнаем друг о друге?

— Даже не знаю, — он говорит слишком уж задумчиво для обычного себя. Но Антон пропускает этот мимо своих ушей и, тем более, мозга и убирает нож туда, откуда его берут все нормальные люди. — Ладно. Давай есть.

— Не-не, я не хочу, — парень снова завёл свою старую песенку, в попытках покинуть кухню. Но ловкая рука Арсения обхватывает запястье подростка, предотвращая попытки к бегству.

— Лёва говорил тебя с ложечки кормить, если ты сопротивляться будешь. Так что выбирай: поесть самому и не ныть, либо быть накормленным мной, — спокойно предлагает мужчина вынимая из ящика ещё одну тарелку. — Заметь: ты полностью свободен в своём выборе.

— Афигеть как свободен, ага, — вздыхает мальчишка, всё ещё не веря в слова тренера. — Вы же блефуете?

— А ты проверить хочешь? — мужчина приподнимает брови вверх, показывая, что говорит серьёзно.

— Арсений Сергеевич, ну можно я пойду, а? Не хочу я есть, — ноет спортсмен, стараясь выбраться из чужой хватки.

— Нет, нельзя, — спокойно отвечает мужчина, и, усевшись на стул, резко тянет руку подростка на себя, заставляя последнего буквально упасть на колени собственного тренера. — Я ж не шутил.

— Арсений Сергеевич, мне шестнадцать! Я взрослый человек! — Шастун пытается встать, но Попов снова и снова умудряется буквально уронить стройное тело на свои ноги.

— Давай, Антош. За кого кушать будешь?

— Вы, блин, яркий пример дипломатии в нашей стране, — фыркает мальчишка, а руки складывает на груди.

— Во-первых, не дипломатии, а демократии, раз уж на то пошло, — Арсений сидит на стуле с крайне умным видом, демонстрируя всю свою серьёзность. — А во-вторых, я тебе дал выбор съесть за тех, за кого хочешь, вместо того, чтобы нести всякую херню.

— Да ну блин… Давайте не надо, а?

— Я не хочу, чтобы ты шлепнулся в обморок. Или на тесте на допинг у тебя был не то, что отрицательный результат, а… даже не знаю. Им бы там не то, чтобы не пахло… О нём бы даже и подумать никто не посмел бы, — он философски машет ложкой, удобнее устраивая парня на своих коленях.

— Вы же все равно не отстанете, да? — обречённо спросил Антон, глядя на то, как ложка наполняется манкой. А Попов утвердительно кивает, подтверждая слова ученика. — Тогда… сначала за дедушку. И за Лёву, а потом за Вас, раз уж на то пошло.

— Как мило с твоей стороны.

— И за Павла Алексеевича, — спокойно добавляет подросток, наблюдая за тем, как Арсений начал недоумевать.

— А он тут каким боком? — вот что-что, а это тренеру было явно не понятно. Каким местом тут пригвоздился Воля? Непонятно. Он же просто учитель английского языка. Ну, ещё иногда редактирует хореографию Шастуна. Но, в целом, Антон и Паша почти никак не контактируют.

— А что не так? Павел Алексеевич — святой человек. Да, засранец… Но немножко! — предупреждает парень, глядя на всё ещё офигевшее лицо преподавателя. — А вообще, он не раз меня прикрывал перед учителями. Особенно перед Ляйсан Альбертовной.

— Ну ладно, — согласился Попов, вспоминая все заслуги давнего друга. — Открывай ротик.

Антон краснеет, из-за того, что эта фраза прозвучала слишком уж двусмысленно. Но всё же приоткрывает рот, в который, в мгновение ока, проникает ложка, полная каши.

— За дедушку! — довольно говорит Арсений и набирает очередную порцию еды. — А теперь за Лёву.

— Злой Вы чел… — парень не успевает договорить, ибо ещё одна ложка проникает в его совсем немного приоткрытый рот. Но мужчине и этого достаточно, чтобы заставить Шастуна проглотить поданную пищу.

— Ну и за меня, конечно же, — Попов широко улыбается, видимо, получая невероятный кайф от своего занятия. — Хороший мальчик.

— Да ну Арсений Сергеевич, ну давайте хоть не так двусмысленно, — просит Шастун, уже добровольно раскрывая рот.

— Извраще-енец, — тянет старший, но к просьбе прислушиваться, начиная по памяти перебирать имена знакомых парня.

«Ну Лёва… Я тебя придушу. Вот только в Россию вернусь и сразу же».

Пытка с едой наконец закончилась и парень засобирался на каток. Траур трауром, а тренировка по расписанию. Такая вот суровая жизнь у фигуристов, что ж тут поделать.

Но прежде, чем покинуть просторы квартиры, Антон решает позвонить Лёве и вразумить его о том, что не надо уговаривать Попова впихивать во «взрослого человека — Антона» еду, если этот человек сам не хочет.

Он берет в руки телефон, набирая знакомого абонента и сразу же включает видеокамеру.

— О, привет! Я уже заскучать успел, — радостно кричит Лёва и машет рукой в камеру. — Последний день, кстати, лежу. Завтра опять на учёбу…

— Ой всё… Не переживай, Павел Алексеевич тебя не съест. Наверное, — Антон пожимает плечами и берет в руки сумку, направляясь в коридор. — И вообще. Я злюся.

— На что ты злисся? — Бортник разговаривает с другом как с ребёнком. Что, одновременно, и бесит, и забавляет подростка.

— По твоей прихоти, — начинает он, а потом начинает говорить тише, надеясь, что Попов ничего не слышит. — Я сегодня ел на коленях у Арсения.

— Ну и чё? — он думает секунду, две, три. А, глядя на явно не довольное лицо друга, медленно открывает рот и поднимает указательный палец одной руки вверх, будто догадался. — А-а-а! Так ты есть не хотел, да? Ну тогда сам виноват!

— Да, Лёва! — возмущается Шастун, молясь, чтобы Арсений не подумал прийти и навестить своего шебутного ученика. — Я мог бы покушать позже.

— Ага. В следующей жизни, к примеру, — сразу видно, что Бортник не верит ни единому слову друга, который явно свистит сейчас. — Зато я спокоен. Главное, что ты живёшь как нормальный человек. Так что всё. Цыц.

— Сам ты цыц! — стонет Антон, а потом вздыхает. — Чё мне делать?

— Нормально жить? — он решил ответить вопросом на вопрос. Что, в целом, было крайне логично. — Слушай, Тох. Кайфуй. И успокойся, уже, наконец. Ну посидел на коленях у тренера минуток десять, что тут такого?

— Ты часто у Оксаны на коленях сидишь?

— Так. Тихо тут. И вообще, мне пора. Видишь, связь плохая, — нагло врёт Лёва и зачем-то пикает в трубку, показывая, что вызов типа завершён.

— Боже, с кем я общаюсь? — спрашивает у стен подросток, убирая телефон в карман.

— По жизни — с Лёвой, друзьями, дедушкой и мной. А сейчас, наверное, со стенами, полом, потолком и гарнитурой, — Арсений выдаёт вполне логичный ответ, в котором частично отсутствует здравый смысл. — Ладно, пошли уже.

Сначала Антону было предоставлено аж целых пятнадцать минут, чтобы растянуть все конечности и остальные части тела, которые не менее важны в фигурном катании.

В общем, сейчас парень стоял (или лежал) в позе «корзиночки», не желая даже представлять, насколько тупо смотрится со стороны, ибо уже знал ответ на этот вопрос.

— Господи, — еле дыша говорит мальчишка, удерживая голени руками. — Делай это упражнение перед тем, как вый… — он вдохнул, чуть не закашлявшись от боли. — Выйти в жизнь, и спина болеть не будет.

— Хорошее замечание, — соглашается Арсений, глядя на мальчишку, который сразу же принял более адекватное положение. Точнее, просто расцепился и оказался лежащим на полу. — Давай, вперёд. Лёд ждёт тебя, Антон.

— А я его не особо, — честно отвечает он, но всё же встаёт на ноги и идёт в сторону двери. — Сегодня только произвольную репетируем? Да?

— Ага. Но начнём с каскада, — мужчина начинает встраивать небольшую последоватльсть действий. — Потом аксель. Хочу, чтобы ты четверной попробовал. А на закуску — полный прогон. Андерстенд?

— Андерстенд, — кивает парень и покидает пределы тёплой раздевалки, в которую очень хочет вернуться.

— Давай, вперёд. Или тебе покататься надо? — спокойно интересуется Попов, держа в руках что-то, похожее на указку.

— Дайте пять минуточек, — кричит через полкатка младший, начиная делать первый разминочный круг.

Он набирает скорость и делает сначала лутц, а потом и тулуп. Правда обороты в прыжках небольшие, ибо парень «просто разминается». Но Арсений всё равно качает головой, показывая своё недовольство, которое остаётся неозвученным.

— Размялся? — спрашивает мужчина, глядя на ученика, который уже встал по центру льда.

Антон кивнул, не понимая, что, собственно, происходит и где вообще музыка. А потом стукнул себя по лбу рукой, вспомнив, что он собирался сначала просто элементы отработать.

— Вперёд, чего стоишь? — подгоняет мужчина, наблюдая за тем, как Шастун начинает набирать скорость.

Антон на катке уже целый час и, наверное, было бы неплохо сделать перерыв. Но очень уж хочется, чтобы Арсений ушёл с тренировки полностью удовлетворённым, ибо как-то не хочется его расстраивать.

И, когда после очередного каскада тренер согласно кивает, Шастун подъезжает к бортику, жестом требуя воды.

— Готов аксель прыгнуть? — с азартом в глазах спрашивает мужчина и протягивает фигуристу бутылку воды.

— Не знаю даже… — честно отзывается подросток, ибо раньше никто не делал в этом прыжке аж четыре с половиной оборота.

— Давай попробуем? — все же настаивает Попов, оглядывая ученика сверху вниз. — Представляешь, какой фурор мы произведём на всю нашу общественность?

— Прям на Европе будем показывать? — шокированно спрашивает он, явно не готовясь к такой подставе.

— Не. На Европе не так интересно, — делает соответствовующие выводы тренер, а большой и указательный пальцы прикладывает к подбородку. — Я вот на олимпиаде…

— Тогда давайте пробовать, — уже более воодушевленно предлагает Шастун и начинает вновь набирать скорость, но теперь уже бóльшую, по сравнению с той, с которой он обычно делает прыжки.

Он честно старается сильнее замахнуться, чтобы подольше покрутиться в воздухе. Но ничего путного не получает. Только сплошные перекруты. И те небольшие.

— Сильнее замахнись и выдохни! — подсказывает старший, держась за бортик, как утопающий за спасательный круг. — Давай-давай! Ещё чуть-чуть!

Но ничего не выходит и Антон просто падает на холодный лёд, чуть проезжаясь по нему.

Арсений откидывает указку на скамейку и прямо в кедах бежит к подростку, который уже начал приподниматься с неприятной поверхности, отряхивая от льда поцарапанную руку.

— Ты как? Всё в порядке? — обеспокоенно спрашивает мужчина, сто раз неплевав на нормы приличия и то, что его пальто осталось валяться прямо на замороженной воде. — Надо руку обработать.

— А вот это было жоска, — Шастун смотрит на разодранную ладонь, чувствуя, как свежая рана начинает неприятно саднить из-за окружающего холода.

— Пойдём, — он помогает парню подняться с пола и ведёт его в сторону раздевалки. — Ты как? Заканчиваем тренировку? Или хочешь остаться?

— Да мы так мало поработали… Я ж не сломал её. Давайте продолжать, — уверенно предлагает мальчишка, протягивая раненую руку тренеру.

— Как скажешь, — кивает Попов и достаёт из сумки перекись и ватный диск.

Он выливает немного прозрачной жидкости на ладошку подростка и, увидев измученное лицо ученика, дует на ранку, чтобы уменьшить боль.

— Как мило с Вашей стороны, Арсений Сергеевич, — улыбается Антон, наблюдая за этой процедурой. И он бы хотел даже ножками в воздухе поболтать, вот только эти самые ножки уже стали слишком длинными, а снести что-то или кого-то не очень хочется.

— Не благодари, — улыбается Попов, накладывая на ранку достаточно тонкий слой бинта, чтобы у парня не было скованности в движениях. — Так, а теперь вперёд. Работать.

За окном уже перевалило далеко за полночь, а Арсений не может уснуть уже второй час.

Он не слепой и прекрасно видел, как развиваются их с Антоном отношения. И не то, чтобы ему это не нравилось… Скорее было слишком не педагогично, не по приевшимся устоям, от которых уже порядком блевать хотелось. Однако, они работали. И работали прекрасно.

А сейчас вся эта встроенная годами система летит в тартарары. И это очень огорчало Арсения, привыкшего жить по четко выстроенному плану, который уже начинает давать неплохие такие сбои.

Надо вернуть все на свои места. Тогда всё точно будет хорошо.

Арсений снова закрывает глаза, которые светятся в темноте из-за лунного света, что падает на них. Но всё равно не может уснуть.

Эта ночь остаётся полностью бессонной.