Первое, что увидел Шастун в чёртовы шесть утра — привычного Арсения. Именно привычного, с каменным лицом, которое не выражало ровным счётом ни-че-го. А ещё этот самый Арсений пил явно крепкий кофе, от одного запаха которого Антон поморщился.

— Я тебе советую размять свои конечности в темпе вальса и в том же темпе поесть, — спокойным, даже тихим тоном объявил тренер, вновь припадая губами к чашке. А отстранившись от фарфора, наконец взглянул на подростка. — Если ты помнишь, то сегодня у тебя ничто иное, как произвольная.

— Как же такое забудешь, — огорченно вздыхает мальчишка и подходит к гарнитуре, дабы заварить себе чёрный чай. Всё же, кофе сейчас рисково пить, как никак сдавать тест на допинг.

А ещё парень понял, что акция «получи живые эмоции от Арсения» закончилась, что только портило настроение. Антон ведь уже даже привык к тому, что Попов стал добрым хотя бы в свободное от тренировок время. И тут жизнь такая, мол, «На тебе!»

Зато Шастун больше не будет думать о том, что его тренер человек, а не бесчувстенная льдина… Да. В самом деле, мальчишка же идёт к победе. А о своих чувствах, которые сейчас снова заныли в глубине подростковой души, он подумает позже. Когда-нибудь.

В следующей жизни.

— У тебя двадцать минут, чтобы размять конечности. И ещё десять на сборы, — сухо отрезал мужчина, осматривая ученика леденящим взглядом. — И будь добр — поешь. Я не хочу наблюдать картину, на которой ты упал в обморок прямо на соревнованиях.

— Alright, — тихо соглашается парень и поднимается со стула, чтобы взять в руки красное яблоко. Он откусил небольшой кусочек, который отломился с характерным звуком. — Вот видите? Я ем.

— Не паясничай, — так же спокойно отвечает тренер и покидает просторы небольшой кухни.

Ну что за человек… Что с ним могло произойти за одну чёртову ночь? Непонятно.

Но раз Попов так решил, то хрен с ним. Антону и так хорошо. У него есть много золотых медалек… Таких же холодных, как и он сам.

От собственных мыслей, которыми парень старался себя подбодрить, становилось только хуже. И мальчишка решил, что лучше вообще не думать ни о чем, чем заниматься самокопанием.

Но сидеть с вакуумом в голове ведь скучно! Поэтому спортсмен берет в руки телефон, который до этого мирно лежал в кармане домашних штанов, и решает набрать номер Лёвы. Идут гудки, которые с каждым разом начинают бесить, но вдруг они резко прерываются, и слышится такой родной голос лучшего друга.

— Неужели! Звезда полей — царица кукуруза! — кричит Бортник вместо приветствия, заставляя Антона прыснуть от смеха.

— Ты как всегда юморишь… За это я тебя и обожаю, — тихо смеётся Шастун, глядя в стену. — Как ты там?

— Жив и слава… не знаю чему, но слава, короче, — отмахнулся Лёва, глядя на лицо своего друга. — А ты че? Не помер ещё?

— Не дождёшься, ага, — улыбается мальчишка, рассматривая фон, расположившийся позади друга. — Что, вас уже гоняют?

— Как ты только догадался! — саркастично кричит Бортник, прикрывая рукой рот. — Да ты прям Ванга, Антош!

— Спасибо, спасибо, спасибо, — он кланяется в разные стороны, поддерживая шутку одного из самых близких людей. — К чему готовитесь? К очередным показательным, что будут проводиться сугубо в нашей школе?

— Да ну тебя, — Лёва махнул на него рукой, показывая всё своё недовольство, а потом начал трясти телефон, из-за чего лицо парня было то ближе, то дальше. — У нас аж конкурс будет, прикинь? Вот нефиг людям делать…

— У-у-у… тебе какого цвета гроб? Голубой или фиолетово-черно-белый? Выбирай, пока я добрый, — он играет бровями, намекая на гейскую натуру своего друга. Но, как говорится, не пойман — не вор. А Бортник не был пойман в нетрадиционности своей ориентации, в отличие от Шастуна.

— Слышь ты… Как бы тебя назвать то, а? — думает фигурист, стараясь подобрать слова, которые игнорируют его голову. — Ой, иди нафиг, короче. Я тут к тебе со всей душой! — обиженно говорит он, а пальцы на правой руке складывает так, словно хочет сматериться на итальянском, и делает брови «домиком». — А ты!

— Ага, ага. Давай ещё начни наше любимое: «Я с тобой не разговариваю, я с тобой не вожусь, я с тобой не дружу. Я обиделся», — на этой фразе начинает присоединяться и Лёва, и в итоге заканчивают они вместе, со словами — Ты меня обидел! Не стыдно тебе? Постыдись.

Парни заходятся в довольно громком смехе, чем и вызывают такого злого черта, как Арсений Сергеевич.

— Шастун, ты с какой лиственницы упал? У тебя тренировка через час, а ты ещё ничего не сделал! Бегом работать, пока я из тебя буйабес не сварил! — возмущается Попов и выхватывает из тонких пальцев телефон.

— Но он делается из рыбы… — старается хоть как-то выкрутиться мальчишка, но, к его огромному сожалению, это ничем не заканчивается.

— Да ты и есть рыба. Особенно сейчас, — мужчина убирает телефон в карман собственных брюк, наблюдая за тем, как подросток встаёт с несчастного стула. — Ибо такие вещи делают только существа, у которых мозгов, как у чёртовой селёдки! Бегом работать.

Ну вот теперь всё точно так, как было раньше. Даже отличий почти нет.

Как понять, что у человека хреновое настроение? Очень легко! Арсений вот смотрит на своего ученика таким взглядом, будто Шастун единолично пытал Попова на протяжении лет тридцати и только вчера отпустил. И этот взгляд — такая мелкая часть от того, чем мужчина уже успел окончательно так задолбать ученика.

— Мне не нравится. Некрасиво, — вскинув вверх брови, говорит старший, а большим пальцем левой руки ведёт по основанию указки, которую зачем-то таскает с собой уже третий день. — Ты это делаешь с убитым лицом. Спрашивается — зачем тогда кататься? Не забывай, что ты не только делаешь какие-то элементы на льду. Нет. Так любой дурак может, — он проводит рукой по своим волосам, не переставая прожигать дыру в подростке. — Ты актёр. Понимаешь?

Фигурист часто-часто кивает головой, боковым зрением наблюдая за тем, какие кренделя выписывает на льду японец.

— Посмотри на Кагияму. Видишь, как он выгибает руки? А пальцы? — Попов показывает указкой на достаточно молодого парня невысокого роста. — Он тебя порвёт, если ты будешь таким кирпичом ездить. Да у тебя руки квадратные! А лицо рассказывает всю твою биографию, да ещё и в ярких красках! — не перестаёт возмущаться тренер, сжимая тонкую указку руками. — Исправляй, пока я чем-нибудь в тебя не запульнул!

Шастун отъезжает от бортика, чтобы начать исправлять свои ошибки. И Арсений смотрит на него первую минуту-полторы, а потом отвлекается на тренера Димы Позова — Серёжку Матвиенко.

— Арс, мне кажется, ты слишком к нему придираешься, — тренер заменяющего фигуриста попытался аккуратно начать разговор и протянул Попову второй стаканчик американо. — Ну ты посмотри! Чисто же…

— Серёж, ты прекрасно знаешь, что я по своей натуре педант, — напоминает мужчина, делая несколько глотков горячей горькой жидкости.

— А ещё ты чёртов граф, которого хлебом не корми, дай до кого-нибудь докопаться, — продолжает Матвиенко, разглядывая синяки под глазами своего товарища. — И ты почти всю ночь не спал.

— В точку, — соглашается Арсений, откидываясь на спинку деревянной скамьи. — Пойми. Я хочу довести его до золота. Так…

— Такими темпами ты его до инфаркта доведешь, а не до золота! — армянин пытается воззвать к здравому рассудку Попова. Только вот адекватное мышление давно покинуло мужчину, оставив лишь кучу претензий. — Вспомни Кьяру…

— Не начинай, — спокойно просит тренер, немного сильнее сжимая бумажный стаканчик. — Я не хочу сейчас об этом ни говорить, ни думать.

— Но всё же. Ты убьёшь пацана, Сергеич, — Матвиенко даже пощёлкал пальцами перед носом Арсения, в надежде, что последний наконец поймёт смысл сказанных слов. Но это же Арсений…

— Почти десять лет я его тренирую. Десять, — ещё раз повторяет Попов, теперь уже прожигая взглядом дыру в друге. — Он не умер, видишь? И пока что занимает первое место в Европе. Так что не лезь.

— Но всё же образование есть только у меня, Арс, — в очередной раз напоминает он, краем глаза следя за Позовым. — Я дипломированый специалист. А ты даже онлайн курсы не проходил.

— Ага. Только ты — тренер, а я — фигурист. Хоть и в прошлом, — это первый спор, который заходит в такую глушь, а Попов умудряется из него выйти победителем. — Я это на себе перенёс. Мне лучше знать, что сказать и под какое место пнуть Антона, уж поверь.

— Ну-ну, — слишком раздражительно тянет Матвиенко, вновь припадая губами к бумажному стаканчику. — А чё у него с рукой?

— Не поверишь, — усмехается Арсений, прикрывая глаза. — Он упал.

— Довёл парня, да? Довёл? — Серёжа возмущается и даже ставит свой напиток на скамейку, жестикулируя руками. — Антон и упасть! Что ты с ним такое делал, что он рухнул?

— Всего лишь четверной аксель, не более, — флегматично отзывается Попов и переводит спокойный, даже усталый взгляд на товарища.

— Да ты точно чердаком тронулся… — тихо говорит армянин, пребывая в полнейшем шоке. — Ты парня реально решил убить и подстроить всё под несчастный случай. Страшный ты чело…

— Закройся. Он сам согласился. Так что не стони тут мне, — Арсений только шире улыбается, стараясь сдержать смех. Видимо, от всей ситуации Попову становится только веселее.

— Тиран, ты, Арс, тиран… — качает головой тренер Позова и, увидев то, как Димка в наглую начал косячить, подорвался с места, чтобы предъявить пару своих претензий.

Антон уже успел пройти тест на допинг, а значит, можно пойти покурить перед ответственным моментом. Он хватает пачку сигарет и зажигалку, быстро накидывает на плечи куртку и буквально выбегает со стадиона.

Нет, парень не нервничает. Если только чуть-чуть, и то для вида. Просто резко захотелось выйти на мороз, чтобы поджечь сигаретку, не более. Ну, в конце концов, никто же ему не запрещал, да? Даже Арсений, который поставил мальчишку перед выбором спокойно жить без сигарет или пробежать километров тридцать.

Арсений…

Антон уже свято поверил в то, что тренер, наконец, будет адекватным человеком, что всё снова станет нормально… Но так сильно подросток ошибся, наверное, впервые. Печально, что осознать ему это пришлось как раз в тот момент, когда началась тренировка.

Обидно.

Шастун делает затяжку, вдыхая в лёгкие побольше воздуха, а потом выпускает струю едкого дыма в небо. Он смотрит вверх, на пока что светлое небо, которое практически сливается с дымом из-за своего цвета.

Красиво.

Парень вспоминает тот самый поцелуй в новогоднюю ночь, когда вместо курантов слушал биение чужого сердца и смотрел не в телевизор, а в голубые глаза, которые в тот момент были такими… искренними…

Несомненно Антон хочет это повторить. Только уже более осознанно, чтобы все было взаимно… Ибо по пьяни он даже Гришина поцелует, если тот будет лезть.

Так неинтересно.

Так скучно, когда нет этой осознанности и отчёта в своих поступках. Это совсем не то, чего жаждет юношеское сердце.

Но из раздумий выводит мужской голос, который парень слышал раза два в своей жизни. Не более.

— Hello, — здоровается американец, разглядывая мальчишку достаточно дружелюбным взглядом. — What are you doing?

— If you want hear to true, then I'm smoking, — спокойно отзывается подросток и выкидывает в мусорку окурок.

— Isn't it too early? — мужчина весело усмехается, разглядывая профиль своего главного противника.

— I don't think so, — Шастун тоже натягивает дружелюбную улыбку, чтобы разговор казался более спокойным. — You can fix it.

— How?— он протягивает собеседнику пачку мятной жвачки и небольших размеров флакон явно дорогого одеколона.

— Give in to me, — парень берет в руки протянутые предметы маскировки его вредной привычки.

Лицо Брауна на пару мгновений меняется, становясь более растерянным от такого заявления. А Антон смеётся, ибо заранее ожидал такой поворот ситуации.

— Don't worry. I joked.

— A-a-a… — задумчиво тянет американец и тихо смеётся, будто бы поддерживая эту шутку. — Understand.

— Nice, — кивает подросток, пару раз нажимая на дозатор, а в рот закидывает одну таблетку мятной жвачки. — Thanks. You are really lifeguard.

— I know, Anton, — он снова улыбается и опирается спиной о пыльную стену стадиона, пачкая чёрную куртку.

— Yes… If my trainer learns, what I… smo-oke-ed… — парень старается вспомнить уроки английского с Павлом Алексеевичем и как-нибудь со скоростью света подобрать правильные слова и грамотно поставить время. – He executes me.

— Is Arseniy a complicated person? — он смотрит на мальчишку сочувствующим взглядом, явно желая услышать подтверждение своих слов.

— Before I didn't think so… — вздыхает школьник и протягивает духи и пачку жвачки обратно их хозяину, а сам поворачивает голову вперёд, задумываясь о своём. — But… I agree with this phrase now

— I knew it, — американец кладёт руку на плечо своего соперника, слегка сжимая ладонь. — I sympathy you, Anton.

— Thanks, — кивает подросток, снова переводя взгляд своих зелёных глаз на мужчину. — But… His terror have been helping from… maybe… ten years. About.

— Okay. If it really help you, then I can be calm, – он легонько похлопал фигуриста по плечу и чуть отошёл, уже намереваясь скрыться на катке.

— Stay! — резко говорит Шастун, удерживая мужчину за рукав его куртки. — How old are you?

— Seriously? — он выгнул бровь, дабы показать всю полноту своего удивления. Но потом всё же сделал более простое лицо. — I'm twenty eight years ago. What about you?

— Sixteen… — сказать, что Антон в шоке — это просто промолчать.

Дело в том, что мужчина не выглядит старше, чем лет на двадцать. Слишком уж хорошо у него сохранилось лицо. И, если честно, парень сначала подумал, что общается чуть ли не со сверстником. А человеку тридцатник не за горами. Во дела…

— So, I'm thinking, that we have to go, — всё так же легко и дружелюбно говорит старший и скрывается за входной дверью катка.

Ещё пятнадцать минут назад Шастун был спокоен, как удав. Ему было вообще до лампочки, что его вполне спокойно может уделать американец или ещё кто-нибудь. Всё было хорошо, легко…

А вот сейчас началась паника.

Он наворачивал круги по раздевалке, так и не решившись хотя бы обуть коньки. Шастал в одних носках, радуясь жизни.

— Да еб твою мать! — парень всё же не выдерживает и кричит на всю раздевалку, топая ногой. — Ладно, Антон. Ты всё сможешь, ведь ты талант, и Арсений в тебя… Зашибись, — стонет он, усаживаясь на твёрдую скамейку своей тощей попой, из-за чего последняя начинает болеть. — Да за что ж мне всё это, а?..

Дверь с характерным скрипом открывается, демонстрируя подростку силуэт родного тренера, который спокойно прошёл в небольшое помещение. Мужчина сразу же направился к ученику, сжимая в ладонях его перчатки. Беленькие…

— Нервничаешь? — Попов задает риторический вопрос, опускаясь перед подростком на корточки. А мальчишка кивает, глядя прямо в голубые глаза, в которых всё спокойно и холодно. Антону даже стало завидно такой выдержке, которая была присуща только его тренеру. — Не переживай. Они все — никто. Даже Джейсон. Столько, сколько работаешь ты — не работает никто.

— Я знаю, — усмехается мальчишка, перенимая свои перчатки из чужих рук. — И все почему-то говорят, что Вы — чуть ли не тиран. Прикольно, да?

— Они ведь правы, — Арсений слабо улыбается. Причём, искренне, но грустно. Причём настолько, что у подростка что-то защемило в груди. — Я и правда тиран. Я этого не отрицаю.

— Но мне всё равно, кто Вы, — он натягивает на руки перчатки, скрывая небольшие покраснения на внешних сторонах ладоней. — Я хочу золотую медаль с Олимпиады. Я же Вас не замуж зову.

— И то верно, — кивает Попов и поднимается на ноги. — Но сегодня я и правда перегнул.

— Да ладно… — отмахивается мальчишка, глядя уже снизу вверх на мужчину. — Я успел привыкнуть. Скоро уже десять лет с той даты, когда Вы стали меня тренировать.

— О да… Юбилей, — тренер обхватывает пальцами тонкое запястье парня и, несильно его сжав, потянул его за руку на себя. Он кладёт свои руки поперёк чужой спины, прижимая стройное тело к себе, а носом утыкается в залаченные волосы. — Ты выиграешь, слышишь? Иначе и быть не может. Веришь мне?

— Верю, Арсений Сергеевич, — соглашается мальчишка, сильнее прижимаясь к теплому телу, которое сейчас так необходимо.

— Вот и молодец, — он ведёт руками по выпирающим позвонкам, стараясь не задевать деталей костюма. — Наташа нас убьёт, если мы размажем твой макияж.

— Ну и ладно, — спокойно отзывается мальчик и, прикрыв глаза, вдыхает родной запах дорогого одеколона, которым всегда пользовался Арсений. И от этого становится так легко и спокойно на душе, что не возникает никакого желания отстраниться от мужчины.

Антон слышит голоса. И нет, дело не в том, что у него шизофрения. Но сейчас ему очень бы хотелось сойти за психбольного, лишь бы подальше от всей этой спортивной нервотрёпки.

И парень уже решил для себя, что если выиграет, то Арсений покупает ему бутылку вина и корвалол. А если не выиграет, то только корвалол, ибо столько нервов в секунду у него не сжигалось ещё никогда.

Он выходит на лёд, зная, что на него смотрят и тренер, и Дима, и тренер Димы, и даже американец. И, увы, от этого стало ещё хуже. Голова начала кружиться, а в ногах появилось чувство слабости.

Это плохо.

Антону остаётся только молиться, чтобы всё прошло хорошо. Ибо в своих силах он уже не особо уверен.

Но звучат первые аккорды музыки, выравнивая пульс фигуриста. И, чтобы полностью восстановиться, Шастун решает чуть дольше постоять в первоначальной позиции. Вряд ли судьи оценят то, что парень рухнет на долбаном разгоне. А кататься на трясущихся и слабых ногах — очень ненадежная хрень.

Да и целовать лёд он не планировал.

Но, успокоившись, парень начинает набирать скорость для первого прыжка, которым является чертверной лутц. Антон уверен в этом прыжке, который сделал за всю свою жизнь более миллиарда раз, поэтому делает всё вполне красиво, не забывая и про то, что сейчас он — актёр.

Лицо парня совпадает с мотивами музыки, которая играет на весь зал, а пальцы на руках достаточно красиво расположились в пространстве. И, несмотря на перчатки, выглядят они слишком эстетично даже для художников.

Прыжок. Трибуны замолчали в предвкушении, а Антон прыгает, крутится в воздухе с поднятой вверх правой рукой и красиво приземляется, даже не поцеловавшись со льдом.

Слышатся аплодисменты, сопровождаемые криками публики. А мальчишка уже переходит к либеле, обхватив своими тонкими пальцами лезвие конька.

Какой же он всё-таки у себя красавчик.

— Сразу видно, что музыка подбиралась специально под Антона! Он так играет, так играет! — восхищается Тарасова, всё это время внимательно следившая за парнишкой.

— Далеко не все актёры могут так влиться в свой образ, как этот парень! — Гришин поддерживает слова заслуженного тренера и решает добавить. — Он самый молодой участник олимпиады и такое вытворяет на льду. А его выступления такие яркие, что его свет перебивает сафиты!

— Да, настоящее ледяное солнце.

Антон усмехается в своих мыслях, опускаясь на колено. Он заносит одну руку вперёд, а другую назад, причём так, чтобы они были идеальной прямой, иначе Арсений даст по шее.

А по шее получить не хотелось, поэтому парень выкладывается на все сто процентов.

К слову о прекрасном. Сам Попов стоит, не в силах даже пошевелиться. Он в полном шоке, ибо не ожидал такого от собственного ученика.

Да, человек изучен не до конца… Но чтобы Шастун, которого Попов знает, мог настолько вживаться в свою роль. Несмотря на то, что на тренировке парень либо делал всё не так живо, либо переигрывал.

У Арсения, наверное, впервые одна единственная претензия к подростку. И то, незначительная.

Жаль, что произвольная программа длится по времени всего четыре с половиной минуты. Ибо на такого Антона Попов готов смотреть вечность.

Такой нежный, изящный, милый…

Мальчишка крутит волчок, который переходит в либелу, и, уперевшись зубчиками правого конька в лёд, вскидывает вверх руки, округлив их в области локтя, а голову поднимает вверх. Он не видит никого и ничего, ибо глаза его закрыты, но парень знает и слышит, как по стадиону разносятся восхищенные крики и аплодисменты.

Ему даже становится жаль руки зрителей.

Мальчишка кланяется и поднимает со льда плюшевого мишку и ещё пару игрушек и, наконец, выходит за бортик, отделяющий трибуны от самого поля.

— Молодец, Антош, — ласково хвалит Попов, накидывая на хрупкие плечи олимпийку. — Ты даже меня удивил. А мы ведь ещё только на Европе.

— Я очень сильно надеюсь, что Вы не будете меня ещё сильнее дрючить, — честно выдаёт подросток, проходя с Арсением в зону kiss&cry.

— Надеяться не вредно, друг мой, — кивает мужчина, усаживаясь на специально подготовленный стул. — Интересно, сколько баллов ты заработал?

— Тот же вопрос, если честно, — пожимает плечами мальчишка и снова слышит женский голос, что звучит на весь стадион.

— Anton Shastun scored 210.6 points for the free program. And this is his best result of the season! In the overall standings, he is gaining 322.5 points!

— Балла до рекорда не хватило, — улыбается мужчина, видя радость в глазах своего ученика.

— Всего лишь балла… Но мы его заберём на Олимпиаде.

— Обязательно, Антош.

Шастун уже вовсю расшнуровывал коньки, кайфуя от того, что стопы наконец почувствовали свободу. Прекрасное чувство.

— Your program was beautiful, — признает Брауни, опираясь о дверной косяк плечом. — I'm shocked, Anton.

– Thanks, – снова благодарит мальчишка, откидываясь на спинку скамьи. – You nice too.

– You give thanks too often, – усмехается американец и подходит к подростку. – I want to exchange contacts. Do you have a twitter? – спрашиват он, держа в руках телефон.

– Was somewhere... – Шастун пожимает плечами, чтобы вытащить из кармана куртки телефон. – I am registered as Shastun. With two "o", – он внимательно наблюдает за тем, как спортсмен набирает в графе поиска "Shastoon" и нажимает на единственный аккаунт.

– It's me, – кивает подросток и через пару секунд нажимает на пришедшее уведомление, выбирая кнопку "добавить". – Ready.

– Nice, – улыбается мужчина и, поднявшись со скамейки, протягивает Антону руку. – See you later.

– Alright.