Антон проснулся в девять утра. Сам, без будильника. И, наверное, впервые за долгое время может сказать, что выспался. Это такое невероятное чувство, когда ты не ощущаешь себя инвалидом, тебя не тянет обратно в постель… В общем, восьмичасовой сон — прекрасный сон. Шастун вынужден признать, что это состояние куда лучше того, которое идёт с парнем плечом к плечу с восьми лет.

Тренировка будет только в час дня, в три у него мастер-класс, а это значит, что день у него относительно разгруженный. Но тренироваться перед Чемпионатом всё же надо, поэтому придётся договариваться с тренером, чтобы ему позволили позаниматься едва ли не до ночи.

Не теряя времени, парень поднимается с кровати, направляется в ванную, желая принять душ и почистить зубы. А дальше по плану — завтрак и, собственно, зарядка. Правда, он не представляет, каким образом он будет бегать по снегу, смешавшемуся со льдом.

Однако он согласовал с собой решать проблемы по мере их поступления. Не иначе.

Каких-то пятнадцать минут прошло, а Антон уже в небольшом подобии спорт зала, который оборудован на третьем этаже. Шикарно. Тут есть и беговая дорожка, и шведская стенка, даже обруч с гимнастическими мячами, и, конечно, коврики. А также одна из важных для Антона вещей — небольшой кирпичик, что помогает при растяжке. Особенно, если ты гимнаст или фигурист.

Парень включает в наушниках музыку и принимается за физические упражнения. Сначала он идёт на беговую дорожку, включает достаточно высокую скорость и начинает бежать. А на фоне играет его плейлист pyrokinesis'a, который мотивирует не спиться и не начать принимать запрещенные препараты. Вообще… эти песни также мотивируют не влюбляться, но Антон сказал сразу (правда, непонятно кому), что в Арсения он не влюблён, а любит. Это разное.

После пробежки длиною в пятнадцать минут идёт планка на две-три минуты. А потом наконец-то гимнастические упражнения.

Сначала растяжка, которую Шастун обычно игнорирует, пользуясь тем, что тренировки у него каждый день, да и тело само по себе достаточно гибкое. А зря терять время ему не хочется, чтобы сделать все безопасно и правильно. Поэтому он каждый раз рискует порвать несколько связок и выбить колени.

Но это ведь Антон. Ему что ни говори, он все равно сделает по-своему. И ему было плевать даже тогда, когда Арсений на него ворчал за это.

А сегодня, видимо, ретроградный Меркурий, раз парень делает все по-человечески.

Он начинает с простых упражнений по типу выпадов, а после идёт усложнение процесса, который на последних этапах увенчивается поперечным и продольным шпагатами. И тут Антон выпадает в осадок с длины своих ног.

Реально длинные… даже за пределы коврика вышли. Кошмар. А Павел Алексеевич ещё спрашивает, когда фигурист расти начнёт… А куда? И так, вон, ноги в пределах коврика не помещаются.

— Физкульт привет, — старший махнул подростку рукой в знак приветствия. — Как жизнь, спортсмен? Давно встал?

— И вам доброе утро, — кивнул Шастун, и не думая предпринимать каких-либо попыток подняться. — Встал в девять, выспался, настроение прекрасное. Даже в Питер не хочу.

— Ну это хорошо, это хорошо… — сонно тянет мужчина, опираясь о стену. — Там через полчаса завтрак будет. Пойдёшь?

— Ага. Только вот встану, схожу в душ и приду, — говорит мальчишка, приподнимаясь на руках, чтобы подняться с пола и ничего себе не повредить. — Кстати. Мы можем на каток приехать пораньше? А то я не знаю, чем мне ещё два с половиной часа заниматься.

— Как пожелаешь, — хмыкает учитель, направляясь на выход. — Кстати… к нам Ляйсан Альбертовна должна будет приехать. Ты не расстроишься?

— Конечно, нет. Мне нужно мнение опытного человека, тем более, если этот человек — хореограф, — он пожимает плечами, потягиваясь. — А сейчас я в душ иду. Так что… увидимся в столовой, — парень подмигивает своему сопровождающему, уже представляя ближайшие семьдесят часов. — Кстати. А когда она приедет?

— Как сказать… Она уже приехала, — немного смутившись, отвечает Паша. — Так что… да.

— Окей, ладно. Увидимся через двадцать пять минут, — махнул Шастун и направился обратно в номер.

Фигурист спускается на свой второй этаж, который даже стал немного родным. Сейчас и правда хочется попасть под прохладную воду, чтобы привести себя в чувства. Но ему ещё симпатизирует то, что у него персональная душевая кабинка, а значит, не надо надевать чёртовы тапки и куда-то торопиться — очереди все равно нет. Не жизнь, а рай прямо.

И все же, хорошо, что он согласился на эту поездку. Ему удалось избежать проблем, о которых предупреждал Воля, появилась возможность посмотреть другой город, да ещё и душ персональный! Одни плюсы.

Но даже здесь есть один очень большой и неприятный минус — он не сможет кататься с утра до ночи, чтобы довести программы до идеала. Однако Антон успокаивает себя тем, что программа для Чемпионата Мира очень похожа на ту, с которой он должен был выступать на Олимпийских играх. И, вроде бы, проблем возникнуть не должно.

А сейчас думать ни о чем не хочется. Зато он очень сильно желает сейчас попасть под прохладную, но не ледяную воду.

Ровно через двадцать минут Антон сидит в ресторане, радуясь жизни. Организм желает уже съесть что-то приятное, в идеале, чтобы это была какая-нибудь банальная яичница с апельсиновым соком и тосты… Это было бы прям шикарно. Но сейчас завтрак остаётся для Шастуна неким сюрпризом.

— Добрый день, Ляйсан Альбертовна, — здоровается подросток, наблюдая за тем, как очень довольный Павел Алексеевич помогает будущей супруге сесть за стол. — Как добрались?

— Очень неплохо, — улыбается женщина, устраиваясь на достаточно удобном диванчике. — Я тут слышала, что ты у нас восходящая звезда.

— Ну… что есть, то есть, — наигранно ухмыляется парень, но быстро принимает свое обычное выражение лица. — Я бы хотел, чтобы Вы посмотрели мою программу. Ибо, Арсения Сергеевича, к моему сожалению, пока нет рядом. А в критике я очень сильно нуждаюсь.

— А моих слов тебе типа мало? — наигранно возмущается Воля, приобнимая свою спутницу за плечи. — Обидно, весьма.

— Павел Алексеевич, чем больше заинтересованных в моей победе людей посмотрят мои программы, тем лучше. Ну что я Вам объясняю, в самом деле, — фыркает он, откидываясь на спинку дивана. И в этот же момент подходит официантка с подносом, на котором расположились три тарелки с теми самыми яичницей и тостами. А также апельсиновый сок. Повезло, так повезло. — Спасибо большое.

— Не за что, — кивает Антону девушка, а после ставит тарелки перед Пашей и Ляйсан. — Приятного аппетита.

— Спасибо, — синхронно говорят Воля и Ляйсан.

— Итак, короче. Павел Алексеевич, Вы договорились, чтобы нас через полчаса приняли на этом катке? — со всей серьёзностью, которая не свойственна парням в шестнадцать лет, спрашивает Шастун.

— Да. Они нас уже ждут, — едва ли не давясь яичницей, отвечает Паша. — Так что у нас осталось двадцать минут, чтобы поесть и одеться. Советую ускориться.

— Спасибо большое, Павел Алексеевич. Вы — святой человек, — расходится на комплименты парень, ускоряя свой утренний приём пищи. Хотя, для Антона половина десятого — это уже день, а никакое не утро. Но это так, мелочи жизни.

— Что у Вас с культурной программой? — решает спросить Утяшева, чем неосознанно подпортила такое прекрасное утро в жизни Шастуна. — Люди говорят, что Новгород — историческая столица России. Какие музеи уже выбрали? — с интересом продолжает она, глядя то на Волю, то на Антона.

— Да мы взяли парочку. Нам все равно не успеть все посмотреть за день. И вряд ли Антошка захочет таскаться весь день по музеям… — мужчина смотрит на своего подопечного со взглядом, в котором читается, мол, «прости, я честно не знал, что так выйдет». — Я ему вчера предложил несколько… Он был не особо в восторге. Может, его лучше на другой каток отвезти? Он же фигурист, а не историк.

— Ну нет. В два музея мы точно вместе пойдём. Он же тоже окультуриваться должен, в конце-то концов! — возмущается женщина, гневно пережевывая кусок тоста. — Это даже не обсуждается. А потом можем отвезти его на твой этот каток, чтобы потренировался.

— Антош, ну вот так вот получилось… — вздохнул Паша, видимо, напрочь забыв о том, что меньше суток назад поставил Шастуну ультиматум. Может, передумал?.. — Пойдём в «Грановитую палату» и в Кремль. А потом пойдёшь кататься, ладно?

— Ладно, хорошо, я согласен, — парень часто-часто кивает, понимая, что это лучший вариант из всех возможных. Поэтому спорить не решается.

— Ну вот и отлично! — более воодушевленно произносит Ляйсан, едва ли не хлопая в ладони. — Тогда давайте, шевелитесь. Нам скоро надо идти на тренировку.

К назначенному времени Антон успел. Даже раньше приехал, на целых две минуты. Точнее… добежал, ибо парковки около катка не предусмотрено, и надо идти до него еще около пятидесяти метров. А вот Паша и Ляйсан прибыли точь-в-точь к одиннадцати утра, как и договаривались.

Шастун быстро надевает коньки, так же быстро их шнурует и, особо больше ни над чем не думая, выходит на лёд.

Он предусмотрел все вещи, кроме одной — в выходной день люди точно пойдут на каток. Ну это же даже ежу понятно! Массовое катание — не такая уж и дорогая услуга, чтобы ей не воспользоваться. Благо, что народу было не так-то и много, если учитывать, сколько обычно приходит на катки в Питере.

— Ладно, была не была. Они же не смотрят первый канал, да? — спрашивает у себя мальчишка, пытаясь утешиться. Но уже на подходе, когда охранник просит у него билет, а после и фотографию, надежды Антона на спокойную тренировку рассыпаются в пух и прах. — Окей…

Парень берет все свое самообладание в кулак, глядя в центр, где, слава небесам, как всегда никого нет. Ну… почти. Какая-то девочка лет восьми-девяти пытается отработать Лутц, а так, больше никого. Отлично.

Шастун с лицом лица выходит на лёд. И почти сразу его чуть не сносит какой-то человек, который буквально мимо проезжал. Ситуация страшная, но в определённой трактовке может показаться веселой.

И понеслась.

— А Вы случайно не Антон Шастун? — синхронно спрашивают какие-то две девушки, которые, видимо, пришли весело провести свой выходной.

— Вы же тот самый фигурист! — теперь подходит очередь какого-то мужика узнать ответ на банальный вопрос.

— Ой, Антон Шастун! А можно с Вами фото сделать? — вопрос звучит, конечно, адекватнее, но парня он все равно не успокаивает.

И впервые в жизни подростку хочется сказать что-то на матерном языке, потому что это все просто ужасно. Он в принципе фотографироваться не любит, а в таких количествах… убиться можно.

Но Антон терпит. Потому что надо. Потому что иначе будет хуже.

Черт, хоть балаклаву надевай, чтобы лица не видно было. Наверное, он так и сделает, как только в Питер вернётся. Точнее, не наверное, а сто процентов.

— А можно с Вами сфо… — подошёл ещё какой-то человек с банальной просьбой, но договорить не успел.

— Извините, пожалуйста, но мне надо тренироваться. Я и так много времени посеял, а Чемпионат мира уже скоро. Так что, чуть позже, — осторожно отвечает Шастун и, не дожидаясь ответной реакции, уходит на более-менее свободный участок, чтобы отработать отдельные элементы.

Прошло примерно минут сорок с начала этой адской тренировки, которую пытались сорвать левые люди, постоянно приставая к парню. Нет, ну неужели сложно дождаться конца катания, а? Не понять, что человеку как бы тренироваться надо, потому что скоро этот идиотский чемпионат. И если Антон на нем сядет в лужу, то получит по крышке не только от Попова, но и ещё от кучи личностей.

Вообще кошмар какой-то, а не попытки в фигурное катание.

— О Боже… как много людей… — слишком устало произносит мальчишка, сидя на твёрдой скамееке, сделанной под дерево. — Я в ауте. И всем фотка моя нужна… У них чё, фотошопа нет? Зачем реальная-то?..

— Ну, Антош, пойми… Ты теперь звезда, — вздыхает Ляйсан, поглаживая руку подростка. — Они тянутся к тебе. Им хочется, чтобы ты поделился этой своей энергией, которую ты излучаешь.

— Я излую только энергию задолбавшегося человека, не более, — Антон выгибает бровь дугой, как бы говоря, мол, «ничего подобного».

— Ну нет… ты очень сильный, упрямый. Ты идёшь до конца, и это — лучшая твоя черта, — она начинает этот долгий разговор с разбором Шастуна. — У тебя не было таланта, ты же знаешь. То, чего ты добился, — долгий и упорный твой труд. Ну и труд Арсения, конечно же, — хореограф пожимает плечами и мотает головой. — Ты же сам знаешь, что в своём успехе ты можешь сказать спасибо не кому-то там, кто мимо прошёл, и даже не Богу. А только себе и Арсению, который тебе, можно сказать, подарил этот дар. И люди хотят, чтобы ты тоже поделился с ними этим. Хотя, может быть, я не права, и они просто хотят выпендриться перед близкими.

— Спасибо за комплименты, но я тоже больше склоняюсь ко второму варианту, — фыркает подросток, откидываясь головой о стену. — А этот пустой выпендреж… Ну чем тут гордиться? Тем, что удачно на каток сходили? Да ну… тупость какая-то.

— Для кого как, Антош, — Ляйсан мягко, по-матерински улыбается и треплет младшего по волосам. — А сейчас иди на лед. Я хочу посмотреть твою программу.

Антон уже полтора часа как выкручивает очередные элементы на льду, стараясь угодить Ляйсан. Все мысли о том, что Утяшева по придиркам мягче Арсения, с треском разбились о каменную реальность.

Девушка по требовательности хоть и помягче, но все же тоже много до чего докапывается. И тут Антон делает вывод — вокруг одни чёртовы пацифисты. Ему и одного хватало, а сейчас ещё одна появилась… За что ему все это?

— Антош, ну не так все. У тебя ж такая красивая программа… А как за душу берет! Ну где весь твой артистизм? — возмущается Ляйсан, активно размахивая руками. И в этот момент Шастун рад, что никого рядом нет, иначе этому «везунчику» очень сильно бы не повезло. — Давай ещё раз. Только сделай лицо более пластичным. Ты же о трагедии рассказать должен! А танцуешь так, как будто тебе абсолютно пофиг. Нельзя же так. Включите музыку.

Антон кивает, вновь начиная прокат произвольной, но уже, как говорится, от души. Так, как он это чувствует. Хотя такое слово его очень сильно напрягает…

— Вот, лучше, — с трибуны комментирует Утяшева, видимо, довольная представлением. — Ножку… Ножку выше и мягче! — она еле сдерживается, чтобы не вскрикнуть. — Умница. А тут… Давай чистый прыжок! — девушка поднимается, едва ли не выбегая на лёд. — Чисто. Умница.

Музыка заканчивается, Антон скрещивает ноги (именно так, как делают люди на смешных картинках, когда хотят в туалет, только не нагибается), руки расправляет в стороны и склоняет голову к левому плечу.

— Вот теперь хорошо, — кивает Утяшева, помогая парню подняться на трибуну. — Сейчас пятнадцать минут на перекур, а дальше по планам твой мастер-класс.

— Ага, — выдыхает подросток, стараясь восстановить пульс и дыхание. — Я тогда пошёл перекуривать. До встречи.

Антон докурил, вернулся в раздевалку, где переоделся, там же он повторил всё, что придумал для мастер-класса (точнее, небольшой план, по которому должен что-то говорить, но как растянуть что-то на час ему в голову так и не пришло), а потом сдался и пошёл на лёд. Закон жизни гласит: чем раньше начнёшь, тем быстрее от этого избавишься.

— Ну что, звездочка, готов? — интересуется Ляйсан, поправляя волосы Шастуна. — Не бойся, там не так много детей. Человек сорок-пятьдесят.

— Сколько?.. — с ужасом переспрашивает парень. Для него любое общество, в котором больше пяти человек — это много. И когда их не то что просто больше, а больше в десять раз… Это уже страшно. Очень.

— Не переживай.

— Легко сказать, — вздохнул он, уже видя толпу детей и подростков, стоящих на льду. — Капец.

Антон, пересиливая себя, идёт вперёд. Ну не переносит человек большие скопления людей… Но идти надо, потому что давать заднюю сейчас — не вариант. Слишком поздно.

Он выходит на лёд, который уже не кажется таким родным и близким, как двадцать минут назад. Но парень старается успокоить себя тем, что это только на час. Шестьдесят минут… Три тысячи шестьсот секунд… Как же долго.

— Итак. Добрый день, — достаточно смущённо улыбается фигурист, держа руки за спиной сложенными в замок. — Я думаю, вы знаете, как меня зовут, но я все же напомню. Я Антон Шастун, сейчас мне шестнадцать годиков, из которых около десяти-одиннадцати лет я занимаюсь фигурным катанием, — он ставит ноги чуть пошире. — И знаете… честно говоря, я особо ничего не готовил, чтобы поотвечать на вопросы, которые вас интересуют. Так что, попрошу, не стесняйтесь и лучше их задавайте. Иначе я начну долгую и нудную тираду о том, что надо много заниматься и жить на катке, если вы хотите стать олимпийской звездой.

— Расскажите, пожалуйста, о том, как выглядит Ваш обычный день, — раздался достаточно тонкий голос с задних рядов.

— Как Вас зовут?

— Алиса, — ответила девушка, поправляя прядь волос.

— Хорошо, Алиса, — все ещё улыбаясь, кивнул Шастун. — Ну… до Олимпиады, точнее, до конца декабря, когда у меня была достаточно рутинная жизнь в интернате, нас будили примерно в пять–половину шестого утра, мы принимали водные процедуры, а потом шли на зарядку. Правда, зарядка… это сильно сказано, конечно. Там больше похоже на полноценную тренировку, состоящую из бега, силовых упражнений и растяжки, — он усмехнулся своим мыслям, вспоминая те недавние времена. — После тренировки, естественно, завтрак. А потом мы шли на уроки. Ну что поделать, интернат претендует на нечто, подобное техникуму. И мы сидим на шести уроках, которые где-то в половину второго заканчиваются. До двух у нас обед, у кого-то потом отдых. А я часто пропускал обед, чтобы передохнуть перед долгой тренировкой. Ну, собственно, после обеда я занимался с тренером часов до… Ну, короче, зависело от количества моих косяков.

— А можете подробнее рассказать о том, как проходили тренировки на разных этапах Вашей готовности? — послышался вопрос от другой девушки. — Меня Вика зовут.

— Ох, ну… Тут тоже достаточно интересно все. Сначала, когда Арсений Сергеевич — так моего тренера зовут — только показывал мне программу, тренировки были не такими сложными. Я просто отрабатывал последовательность движений, запоминал их и пару раз потом под музыку прокатывал. И заканчивал я где-то к… восьми, наверное. А вот потом… Потом была прогрессия. Тренировки становились дольше, сложнее, потому что мы добавляли какие-то элементы, помимо основных. И тренер постоянно говорил, что не так, что надо исправить. Делает он это часто… Поэтому тренировки затягивались допоздна.

— А допоздна — это до скольки?

— Часов до двенадцати.

— И… как Вам? Сильно тяжело?

— Я думаю, что стоит начать с того, что я обожаю свое занятие. Очень-очень сильно. Поэтому долгие тренировки — это, конечно, тяжело. Но… нет такого, чтобы прям на стену лезть хотелось. Так что, относительно, неплохо. Правда, сначала я очень сильно злился и печалился из-за этого. Но потом… Потом втягиваешься в это, погружаешься с головой и не замечаешь времени.

— Ого… — пронеслось среди фигуристов, которые чуть ли рты не пооткрывали от удивления.

— Вот так вот. Поэтому если Вы хотите поскорее уйти с тренировки или вообще не хотите идти, то лучше бросайте. Значит, это просто не ваше, — он сделал слабый перекат с пятки на носок, а после спокойно опустился на полную длину лезвия. — Ещё какие вопросы?

– А четверной аксель слишком тяжело сделать?

– Очень. Несмотря на то, что я уже много раз его сделал, для меня это до сих пор тяжело. И я молчу о том, сколько сил я потратил, чтобы сделать его впервые, – парень на секунду отвел взгляд в пол. – Даже падать пришлось. Но я его сделал.

– Вы можете сейчас его показать?

– Могу. Только Вам тогда надо будет уйти на трибуны, потому что мне нужно много пространства.

– Без проблем, – кивает тот самый мужчина-тренер, с которым Антон имел удовольствие недавно пообщаться.

Все фигуристы, которые ещё пару минут назад стояли на льду, кроме Антона, рассаживаются по местам на трибуне и приготавливаются к созерцанию такого чуда, как четверной аксель.

– Ну что... начали, – шепчет себе Шастун и без каких-либо дополнительных разминок набирает скорость, чтобы прыгнуть.

Он делает практически круг по льду и, когда понимает, что набрал нужную скорость, сгибает ногу в колене, подпрыгивает, а другой замахивается. Антон делает четыре с половиной оборота, молится, чтобы не оказалось перекрутов, и едет обратно к трибуне.

– Предлагаю дальше рассказать вам о самых распространённых ошибках. Как Вам такая идея?

Фигуристы отвечают громким и синхронным "да", а после почти сразу же спускаются на лёд.

Антон, когда пришёл в гостиницу, сразу же направился к себе. Общение с людьми его сильно измотало. И даже несмотря на то, что сейчас только половина шестого вечера, ему очень хочется спать. А ведь утро начиналось так бодро...

Нет, Шастун не может сказать, что ему не понравилось. Всё было очень даже прикольно, особенно, когда кто-то попытался повторить его трюк и чуть не навернулся. Дети ему показались достаточно смешными существами.

Но это не отменяло того факта, что он хочет спать. Поэтому как только парень перешагнул порог номера, то тут же направился к кровати. И лег.

– Так... надо будильник на восемь поставить, – думает он, пока достаёт телефон. – Ужин – это святое. А потом ещё и Арсению позвонить. Да.

Антон ставит будильник ровно на двадцать часов и, счастливый, ложится спать прямо в одежде.

К слову, Шастун все же не услышит ни будильник, ни звонки, ни сообщения тренера. Хотя Попов будет отчаянно пытаться дозвониться до своего ученика, чтобы рассказать ему о трагедии, которая скоро может на него обрушиться.

Но, видимо, не судьба. Он пытался.