Кэйя мягко размешивает чай, слушая звон железной ложки. Этот звук привязывает его к реальности, особенно когда перестает быть монотонным и предательски сбивается. Кэйя сам чай не пьёт – поразительно, сколько разнообразных напитков могут человеку заменить вода и вино. Когда в комнату входит Альбедо, он откладывает серебряную ложечку на блюдце и подталкивает чашку к противоположному краю стола, где в нерешительности замирает его гость.

– К чему это? – тихо, уставше подаёт голос Альбедо, опускаясь напротив Кэйи. Догадаться о том, что на душе у капитана, как обычно, нелегко.

– Да ладно тебе, – улыбается Кэйя. – Я пытаюсь быть гостеприимным.

Альбедо обводит взглядом беспорядок, который грузно расположился по всему помещению небольшими порциями. У шторы выпало одно кольцо-держатель из карниза, а снять всё и повесить заново кому-то просто очень лень. Из раковины выглядывает белая тарелка, на подоконнике, судя по всему, уже месяц сохнет нечто, что при жизни ещё могло называться цветком. На удивление, в доме нет неприятного запаха, странно, но пахнет здесь ничем. А вот холод, подкравшийся со стороны никогда не закрывающихся окон, точно есть.

– Это всё равно никак не повлияет на то, что я скажу, – вздохнул Альбедо, беря в руки чай, потому что его учили, что отказываться от такого невежливо, и внимательно посмотрел на Кэйю. – Это первые проявления проклятия.

Альбедо не стал даже нести сюда результаты из лаборатории. Причин было на то несколько. Во-первых, он уничтожил всё, что обнаружил, сразу, как запомнил наизусть. А во-вторых, Кэйе не нужны были никакие доказательства его слов – тот и сам наверняка всё ощущал и понимал.

Капитан не подарил ему ответного взгляда. Он монотонно продолжал изучать пространство перед собой, смотря в абсолютное никуда. Дай волю – заглянет вглубь собственного сознания. Но воли не дают.

Наоборот, предупреждают, что скоро её станет меньше.

«Куда ж ещё меньше то», – думает Кэйя

Проклятие его родины неторопливо распространялось в своём носителе, путало сознание, подчиняло себе, чтобы в конце концов привести человека туда, где он должен находиться – в погребённой временем могиле мёртвой страны.

Оно возвращало всё на свои места, восполняло пробелы, восстанавливало привычный порядок вещей.

Да и проклятием то оно звалось лишь потому, что причиняло муки тем, кто противился его сладким речам, шепоткам в голове, манящим зовам вернуться туда, где ты должен быть. Вернуться домой.

Жаль только, что Кэйе была непривычна тоска по родине. Его дом был здесь, в Мондштадте, который он поклялся защищать ценой жизни.

Альбедо явно переживал именно по этому поводу. Было ясно как день – Кэйя добровольно не уйдёт, не сбросит свои обязанности на других капитанов Ордо Фавониус, не ляжет в уготовленную ему погребальную яму, покорно опустив веки.

Кэйя тоже знает, что он ухватится за надежду, стоит ей только еле заметно мелькнуть, даже за самую безрассудную

– Я понял, – отвечает он, догадываясь, что Альбедо уже заранее не нравится в этом ответе всё: то, как он звучит, то, из каких слов состоит. Серьёзность без капли ехидства – это так не про него, не про Кэйю, что Альбедо злится за них двоих. Будто должен как-то его поддержать. Хотя бы потому, что сам диагностировал всплеск проклятой энергии, сам придал их общим подозрениям словесную форму.

Ведь пока не сказано вслух, ничего не важно, ничего не существует

– Нет, Кэйя, подожди, это ведь...

– Альбедо, – останавливает он. Внезапно его облик становится таким осознанным, будто это не он только что выглядел потеряннее бездомного щенка под дождём. – Я всё понимаю. Это всё равно должно было когда-то произойти, ты ведь и сам знаешь.

– Вот именно, я знаю. Это всё ведь... – он обвёл воздух рукой, умещая в этот жест всё, что навалилось в последнее время. Кэйя его понимал – пересказывать всё заново не было ни сил, ни времени, ни желания ни у одного из них. – Джинн поймёт, если ты ей всё расскажешь. Тебе не нужно ещё больше усугублять ситуацию своими миссиями.

Кэйя неуместно для ситуации улыбнулся. Кто, если не он? «Усугубит». Растопчет, разворошит, разобьёт.

Он знает мало людей, владеющих навыком рушить абсолютно всё одним фактом своего существования. Пока что в этом списке только он и парочка Предвестников, но они не составляют ему никакой достойной конкуренции.

Вот так просто взять, собрать вещи и отправиться навстречу неминуемой – никаким образом не отвратимой – гибели? Честно, он ещё не всех магов Бездны одолел, не всех похитителей сокровищ прогнал за границы Мондштадта, не всех кошек снял с городских крыш...

Он ничего не успевал

Альбедо устало выдохнул, не сделав больше одного глотка и отставив чашку обратно. Всё равно безвкусно. Когда нервничал, он почти не различал вкуса напитков и еды, будто умаляя всё телесное и материальное до невесомого и незначительного.

Оставалось сделать последний ход. Больше карт у него не осталось – пусть и Кэйя кроет, чем захочет.

– Тогда расскажу я.

Кэйя покачал головой, опуская лицо в свои ладони. Сколько же головной боли приносила вся эта ситуация. И сколько же приносил он сам.

– Не подставляйся, – процедил Кэйя сквозь пальцы. – Тогда и твоё происхождение вскроется. Нечего шокировать мирных граждан сразу двумя выходцами из мёртвой страны.

– Джинн мне ничего не сделает.

– На всё воля Селестии. На всё, – твёрже уточнил он, закинув голову на спинку стула. – Ну же, Альбедо, соображай, или что, все мозги в лаборатории прокипятил?

Кэйя пытался его поддеть – понимал Альбедо. Пытался зацепить за что-то некрасиво торчащее, упирающееся другим концом в болящее место. Попасть в уязвимую точку, оттолкнув на безопасное для них обоих расстояние, на котором Альбедо не станет глупо рисковать ради умирающего капитана, а Кэйя не причинит ему большего вреда, чем уже успел своими проблемами.

Но Альбедо постепенно осваивает эту сторону Кэйи – просто знай, куда смотреть, чтобы выудить немного информации, и сразу станет ясно, что и сам Кэйя безумно устал от всего этого.

От интриг, от хитростей, от переплетений ловких нитей, за которые нужно дёргать в строго отведённом порядке и времени. Устал от того, кем должен быть для Мондштадта. И ещё больше устал от того, кем является на самом деле.

Он был просто человеком.

Альбедо бы не назвал никого, кто был бы бо́льшей жертвой обстоятельств, чем Кэйя.

– Если хочешь совершить глупость, то избавь меня от созерцания подобного, – выдохнул Кэйя, зажмурившись, и мягко скользнул пальцами под повязку на глазу, легко надавливая на веко холодными подушечками. Ещё не болело, но время от времени ныло – так проклятье напоминало о себе. Что-то вроде, вот, смотри, я здесь, никуда не исчезло, и ты обо мне не забудешь. – Валяй, говори Джинн, что хочешь, но давай условимся, что сделаешь ты это после того, как я уйду. Хорошо?

После того, как я – выполнив все свои обязательства и перепробовав всё, что меня удержит в Мондштадте, лишусь рассудка и – уйду

Синий оттенок видимого глаза ярко выделялся на фоне посеревшего лица. Сейчас лёгкое недомогание капитана было вызвано не столько самим проклятием, сколько нервными размышлениями о нём. Так что ему бы побольше отдыхать. И поменьше бы противиться – хотелось добавить Альбедо, хоть ему и самому было крайне... печально признавать тот факт, что отсчёт времени до конца жизни Кэйи уже начался и исчислялся несколькими месяцами.

Альбедо не стал отвечать, пусть Кэйя и смотрел на него пытливо, резко, остро.

– Кли хотела, чтобы ты с ней погулял сегодня. Она сказала, что ты, вроде как, обещал ей закат, – он решил применить уловку самого Кэйи. И пускай тот это пронзительно, кристально понимал, дело было вовсе не в факте использования такого хода. Смысл был в том, что Альбедо перебил неприятную тему, а Кэйя понял: тот промолчит. А если кто очень дотошный поинтересуется, то он заходил к капитану кавалерии по просьбе рыцаря Искорки с вестью о скорой прогулке. И никаких страшных проклятий, никаких результатов из лаборатории, никаких древних замыслов о балансе мира. Ничего такого жуткого, о чём вы могли бы подумать, начитавшись книг под печатью издательского дома Яэ. Там всегда то лёгкие бульварные романы, то нелепица про тайные заговоры высших сил. Рыцари Ордо Фавониус никакого отношения к этому не имеют.

– Я держу свои обещания, – кивнул Кэйя.

***

Кэйя постучал костяшками пальцев по двери и толкнул её вперёд, не дожидаясь ответа. Альбедо сосредоточенно всматривался в кипящую в колбе из толстого огнеупорного стекла жидкость, переливчато меняющую цвет с синего на зелёный, и отрывисто писал что-то в блокнот.

Он, наверное, даже не заметил мелькнувшего в лабораторию Кэйю, и капитан беззвучно обогнул его стол, замирая рядом. Записи Альбедо мелким почерком вились по раскрытым страницам, и Кэйя, даже прищурившись, не мог сказать, что отличает друг от друга вон то слово из трёх петель и вот это из четырёх закорючек.

Сам Кэйя держал в руках документ, в котором каллиграфическим почерком Джинн алхимику давалось разрешение на проведение некоторых экспериментов, а ниже тонким пером была выведена округлая подпись Кэйи, назначенного сопровождающим.

Когда Альбедо вздохнул, опрокинув в раковину содержимое колбы и залив это всё водой, Кэйя уже не боялся лишним движением заставить алхимика вздрогнуть и каким-либо образом испортить опыт. Хотя по лицу того было видно, что всё и так прошло не очень.

– Джинн одобрила, – кивнул он на лист бумаги, который быстро оказался на столе главного алхимика в стопке других бумаг. Альбедо очень не любил документооборот. Обычно от него отчётов в конце месяца дожидались дольше всего.

Жаль, Кэйе недолго осталось терпеть подобные пытки от главы исследовательского отдела. Скоро он будет своей безответственностью трепать нервы совсем другим людям.

– Ты сам-то это одобряешь? – с сомнением протянул Альбедо, не удостаивая внимания новой составляющей макулатуры на его столе.

Они оба знали, что речь далеко не о регулярных вылазках на поиски сырья для опытов, в отличие от Джинн, которая с доверием отнеслась к неожиданно возникшей потребности провести не терпящие отлагательств – очень важные, не ждущие до завтра, до послезавтра, даже до сегодняшнего вечера не ждущие – эксперименты за пределами города.

– Если упадёт символом моры вверх*, – кивнул Кэйя на блеснувшую золотом в его пальцах монетку и подбросил её, звякнув. Она упала на его предплечье, и капитан, не подглядывая, накрыл монету ладонью. – То я всё одобряю и не противлюсь твоему внезапному альтруистическому порыву.

– А если нет? – уточнил Альбедо, почему-то с интересом наблюдая за прижатой к предплечью рукой.

– Тебе придётся снова меня уговаривать, пока ты не сдашься и либо не уведёшь из города силой, либо не оставишь в покое, позволив мне самому разобраться со своей небольшой проблемкой.

Небольшая проблемка, будто ощутив мысли о себе, ответно кольнула в глазу под повязкой.

– Хорошо, – согласился Альбедо, пытливо наблюдая за медленно поднимающейся ладонью. Символ моры приветливо блеснул ему из-под чужих пальцев, вызвав улыбку со стороны алхимика и сопение от Кэйи. – Похоже, тебе придётся быть послушным.

Кэйя так вздохнул, будто ожидал чего-то подобного.

***

Здесь, на Хребте, была, конечно, не та спокойная зима, украшающая мягкими сугробами крыши домов в Мондштадте, и ветра здесь были не теми игривыми порывами, раздувающими меховые капюшоны. Здесь была та зима, что укрывает поле битвы чистым белым слоем, на который нельзя надавливать – иначе сквозь него проступит кровь. Как белая простыня, прячущая тело, которое покинула душа. Здесь практически везде, куда ни шагни, выступает кровь. Метафорическая, конечно, не окрашивающая лёд в багряный красный цвет, но ты просто знаешь, что вот это всё – оно здесь есть, болит и ноет.

Драконий Хребет даже на вид не особо дружелюбный, а так, коснись его, и он обернется против тебя ледяным пленом. Опасный.

И когда Кэйя, спустя несколько дней созерцания полного симбиоза главного алхимика с этим самым хребтом, понял, что тот органично вписывается в его атмосферу... В общем, и Альбедо пропитался этим ощущением опасности.

Проклятие набирало силы незаметно. Сам Кэйя вряд ли мог чётко отследить те моменты, когда оно становилось чуть более невыносимым, чем в предыдущее мгновение. Его влияние росло как трава, как деревья, как дети, которых видишь каждый день. Как ни посмотри, а Кэйя – что вчера, что сегодня. А проклятие выверенно по граммам, его ни увидишь, ни потрогаешь.

Понять, что что-то действительно меняется, можно только, если сравнить капитана сейчас и хотя бы месяц назад. Альбедо же, конечно, всегда был точен и придирчив в подобного рода... случаях. И если не существовало в мире способа понять, что Кэйе сегодня хуже, чем вчера, то он мог его изобрести. Наверное, мог. Да и каким-то же образом он заранее знал, когда нужно настойчиво всучить Кэйе зелье, приглушающее боли, или вытащить плед из походной сумки и приказать Кэйе согреться. Интуитивно ли, а может, выявив какую-то закономерность, которую даже сам Кэйя не понимал, Альбедо замечал те мгновения, когда Кэйю ещё не прошивала боль и не укрывало ощущение холода, распирающего кожу льдом, но тонкое предчувствие уже закрадывалось.

Учёные такие мелочные

Особенно в ситуациях, которые не могут никак разрешить

Альбедо это простительно, думает Кэйя. Он ведь хотя бы пытается делать вид, что для Кэйи ещё не всё потеряно. Хотя, будем честны, шансов у него нет вообще никаких. Это ведь так правильно, словно в уравнении: проклятая земля даёт жизнь своему созданию, и она же её забирает. Математическая красота, один равен одному, это просто-напросто рационально.

– Передай мне прототип ребиса, – просит Альбедо, протягивая руку к Кэйе. – Рядом с киноварью.

– Эм...

– Фиолетовая круглая колба, – мотнув головой исправляется Альбедо. Забыл, что сопровождает его не Сахароза да даже не Тимей. В принципе, понятно, почему Кли нравится Кэйя – у них примерно один язык изречения мыслей. Для Альбедо практически одинаково звучало «братик Альбедо, а вот эту стекляшку с зелёной водой можно было разбивать? просто я...» и «Альбедо, твои магнима... магани... в общем, я задел эту глупую колбу, а она забурлила, это ничего?». – Спасибо.

Кэйя, как младенец во всём этом, не понимал почти ничего в том, чем Альбедо занимался. Термины не оформлялись ни в какие ассоциации в его голове, он только знал, что флакон со светло-голубой жидкостью, который Альбедо ему периодически давал, избавлял от боли. И всё остальное уже считалось безуспешными попытками алхимика изменить за ужасно короткий срок то, что изменить было невозможно.

С такими невыполнимыми вещами, на самом деле, любой срок покажется ужасно коротким

И пусть он вверял свою жизнь – её остатки, если точнее – человеку, который не объяснял своих действий, потому что «Я не уверен, что смогу доступно объяснить тебе», Кэйе ведь всё равно было нечего терять, верно? Тому Кэйе, который через иллюзорные несколько месяцев не вспомнит даже далёкого образа Мондштадта – вот ему терять нечего. И раз уж Кэйя в любом случае там будет, то пусть уж напоследок Альбедо наиграется в героя, обречённого на провал, или что он вообще пытался сделать.

Кэйя ведь просто...

Ему только мигни надеждой, и он попытается ухватиться за неё.

Даже такой самоотверженный и безрассудный временами человек, как он, может желать помощи. Хочет быть спасенным, схваченным за руку в самый последний момент, хочет, чтобы, когда он будет стоять на краю вселенной, готовый прыгать в бездну, его окликнули по имени и подарили надежду.

Как и любой другой человек

Просто о таком своём желании Кэйя предпочитал молчать

– Ртуть, в той колбе справа, крышка ещё такая чёрная, – пробубнил Альбедо, и Кэйя наугад, задумавшись, протянул ему один из пузырьков.

– Да, спа... Кэйя? – Альбедо обернулся к нему, но, поняв, что капитан мыслями сейчас далеко не здесь, сжал пальцы в кулак, скрипнув резиной перчаток, и разжал их. – Всё нормально?

Кэйя, ощутив на себе сконцентрированное внимание Альбедо, улыбнулся и решил даже не отвечать на этот глупый вопрос. Нормально вообще далеко не всё. И он один – эпицентр черной дыры, пожирающей всё «нормальное». Тоже, ха-ха, опасный. Подстать этому месту и его цепному псу в обличие алхимика.

– Расскажешь, что ты пытаешься там изобрести уже третий день? – помотал он головой, подбородком кивнув на алхимический стол.

– Я ведь уже говорил, что это слишком...

– Я тебе в ученики не набиваюсь, мне не обязательно понимать, – перебил уже заученный ответ Кэйя. – Просто расскажи. Что-нибудь. Я... – он выдохнул в сторону и быстро прошелестел. – ...не могу уже, с ума схожу.

Естественно

Конечно, он сходит

В этом, бездна, суть проблемы, у которой нет решения

Альбедо медленно кивнул, постояв несколько секунд на месте, и неуверенно пригласил Кэйю к столу жестом руки.

– В общем, всё, происходящее здесь, является взаимодействием начал и состояний первоэлементов... – Альбедо обвёл рукой стол, где в мутном свечении заходилась смесь в чаше из какого-то крепкого металла. – Не очень удачным, как можно судить, – вздохнул он.

– Какие есть начала? – спросил Кэйя, пытаясь вникнуть хотя бы в самые основы, раз Альбедо решил начать беседу.

Кэйя, честно, думал, что ему всучат в руки какую-нибудь книгу – «раз уж вы заинтересовались, капитан» – потому что он слышал от других алхимиков города, что Альбедо объяснять не очень любит, говоря не всегда понятными изречениями, которые даже не ясно, как трактовать. Сахароза мимолётом в разговоре однажды пожаловалась, что мастер Альбедо заведомо не указывает на их с Тимеем ошибки в экспериментах. И не столько жадничает знанием, сколько действительно не хочет быть ни чьим наставником. Но большая лаборатория в городе одна, и негде ему скрываться, кроме как уходить летом, когда погода смягчается, на Драконий Хребет.

– Сера, ртуть, соль, – быстро проговорил Альбедо. – Они взаимодействуют с различными состояниями: твёрдым, жидким, газообразным, лучистым и эфирным. Их влияние друг на друга мы можем использовать для того, чтобы осуществлять любые трансмутации веществ и... Кэйя, ты уверен, что тебе это нужно?

Кэйя заметно нахмурился, всматриваясь в слабую жестикуляцию алхимика, водящего над столом ладонями. Начала, первоэлементы, трансту... трамсу... вот это последнее. Альбедо говорит быстро и чётко, а Кэйя, честно, непривычно долго думает. Ему нужно время, чтобы вникать в каждое слово по отдельности, потому что, как оказалось, когда Альбедо болтлив, он говорит на языке сложных терминов, а Кэйя к этому ещё не до конца привык.

Хотя стоит начать, им же ещё... достаточно времени предстоит провести вместе.

«Достаточно, – задумывается на секунду Кэйя. – Для чего, интересно, достаточно?»

– Да, просто можно немного помедленнее? Пожалуйста.

Альбедо оглядывает его и наклоняется к столу, собираясь убрать то, что осталось от его последнего опыта.

– Помимо этого, используются металлы, драгоценные камни, травы, сурьма, селитра... Не суть, впрочем. В каждом преобразовании важно очищение или концентрация веществ и соединение противоположностей.

Кэйя кивает, пока Альбедо, замолчав, очищает чашу и отставляет её на стол.

– И зачем всё это? Ты так увлечённо говоришь об этом, об алхимии...

Альбедо толкает чашу к Кэйе.

– Просто ты не знаешь, на что она способна. Все эти согревающие зелья и усилители элементальной магии – далеко не высшее звено алхимии.

Кэйя обвёл пальцами края ёмкости, удерживая пустую чашу перед собой. Альбедо улыбнулся самыми уголками губ, и капитан удивлённо за этим проследил. Альбедо в этот момент не казался ни отстранённым, ни опасным – он был умиротворённым.

Алхимик с помощью магии своего Глаза Бога наполнил чашу элементальной энергией земли, которая мягко засветила, отражаясь на лице Кэйи. В его руках откуда-то появилась сухая веточка – Кэйя не уследил за этим движением. Альбедо свободной рукой откупорил быстрым движением бутылёк, взятый с противоположной стороны стола, и опрокинул несколько капель на ветвь, которую объяло свечение элементальной энергии. Кэйя удивлённо наблюдал за тем, как из высохшей, казалось бы, напрочь ветви расползались в стороны отростки, наполняясь набухающими почками, а после обрамлялись зелёной листвой. Будто бы Кэйя в одно мгновение пронаблюдал за месяцами того, как разрасталось небольшое деревце, оплетающее теперь тоненькими корнями края чаши.

– Как ты это сделал? Никогда раньше подобного не видел, – тихо проговорил он.

Альбедо не смог бы объяснить другими словамиЗдесь перефразирована в угоду фанфику фраза Рейндоттир, сказанная ею Альбедо:

– Земля хранит в себе память о времени и жизни, она основа бытия и алхимии. – указал он на зелёную листву. – Исток того, что зовут кхемией.

***

Приобняв несколько сухих брёвен, Кэйя коленкой толкнул тканевый настил, защищающий запасы дерева от лишней влаги, и зашагал к большому костру в центре пещеры-лаборатории. Он почесал нос о своё плечо, пытаясь избавиться от назревающего чиха, и опустился перед огнём.

Скрывать простуду от человека, который раньше самого тебя понимает, что скоро тебе станет плохо – тяжёлое и неблагодарное занятие. Кэйя знает, что Альбедо не далёкий от шуток и подколов человек, а к состраиванию каменного лица у него талант, данный свыше. И он, конечно же, понимает, что алхимик умеет делать вид, что ничего не замечает, с не меньшей одарённостью...

Но правда, Кэйя не может понять, правда ли тот не замечает его простуды, может, только делает вид? Кэйе ждать шутки в самый не подходящий момент или самому пойти и сознаться?

Он и себе не может до конца объяснить, зачем прячет это. Простуда не проклятье – это место уже занято – и она невесома и незначительна.

Но ему почему-то казалось, что так он только больше работы подкинет своему другу. Тот уже сидел с ним на Хребте, искал панацею, которую до него изобретали только в древних сказках, и поил зельями, ночью – Кэйя знает – укрывая капитана ещё одним одеялом. Он и так от стола не отходит и ест даже не через раз, а через три.

Кэйя и без всего этого обуза, подсевшая на уши, отвлекающая от работы, просящая рассказать о чём угодно – что, неудивительно, сводилось к алхимии – как ребёнок, требующий сказку на ночь.

Одно его пребывание здесь нуждается в слишком многом, а сам он в ответ не может дать совершенно ничего.

Но Кэйе некуда было деться отсюда – только если сразу на проклятую землю. Объявиться в городе значило только поставить под угрозу людей, которые не знают о его проблеме.

А здесь они были только вдвоём.

Он и Альбедо.

Он, Кэйя, наверняка олицетворявший слово «жалость» и состоящий на тридцать процентов из сногсшибательного арсенала улыбок, на двадцать пять из «рыцаря», и на все остальные – из того, что пытался первыми двумя частями перекрыть.

Почти наполовину. Почти наполовину омерзителен – совсем немного до того, как это начало бы бросаться в глаза другим людям. Он почти наполовину искреннен, и чуть больше, чем наполовину, лжив. Выгодная пропорция, если в тебе так много проклятого, что едва удаётся это скрывать.

Кэйя, которому едва удавалось и который почти что телом ощущал, как что-то в этом уравнении перестаёт уравниваться – дальше эта задача не решается никак, можно только перечеркнуть и начать сначала.

И Альбедо, который был идеальным. Долго жил, много знал, а самое главное – никакое проклятие не грозило ему тем, что он в один день лишится всех своих драгоценных знаний, просто-напросто забыв о них, уместив в голове одну лишь мысль о возвращении на родину.

Кэйя иногда завидовал ему. Тому, что Альбедо, хоть и являлся выходцем из Каэнри'ах, не был подвержен проклятию. Но приступ этой зависти всегда быстро проходил. Кэйя не мог злиться на него за то, что тот был создан таким. Сокровище, чудо, которое сотворила когда-то Рейндоттир. Она была поистине гениальна, раз смогла создать на проклятой земле то, к чему это проклятие не могло протянуть свои жадные руки. Он не знает, каких сил это стоило, но понимал, что это было далеко не просто.

«Просто» в рамках алхимии было для нормального человека чем-то между «не понятно» и «невозможно».

Алхимики – люди небезопасные. Алхимики из Каэнри'ах – предвестники катастроф, которых даже в само́й мёртвой стране немного побаивались.

Но всё равно по отношению к Альбедо Кэйя не ощущал приступа паники и сигнала бежать как можно дальше.

Принц мела – славный, кстати, титул, по мнению Кэйи – иногда был человечнее всех тех людей, которых Кэйя знал. Он только загадочно улыбался, когда Алхимик задумчиво расспрашивал его о том, хорошо ли он вливается в обстановку, не отталкивает ли он, не странный ли.

«– Что ты. Странный? Подумаешь, пропадает на своей снежной горе месяцами. Затворник. Тихушник. Скрывает что-то, – перечислил Кэйя, покачивая головой. – И это только то, что я услышал о тебе, пока шёл по коридору. Они, наверное, что-то заподозрили.

Альбедо хмурился, не смотря на капитана и, наверное, действительно составлял мысленно список того, что ему следует исправить. А потом Кэйя своим тихим смехом заставил на себя посмотреть.

– Подожди... Это была шутка? – Альбедо даже оскорблённым не выглядел. Это только вызывало скрипучую боль в скулах – Кэйя не может бесконечно скрывать широкую, искреннюю улыбку. Только не с таким алхимиком.

– Это был сарказм, Альбедо, – пояснил капитан, и его собеседник поник. – Эй, я тебя обидел?

– Крайне низко было с вашей стороны издеваться над моими слабыми сторонами, сэр Альберих, – Кэйя распахнул глаз, уставившись на него. Нет-нет, он не хотел ничего такого, он лишь... Обернувшись, Альбедо не успел спрятать улыбки, из-за чего Кэйя возмущённо пробормотал:

– Ты специально!.. – Кэйя рассмеялся, когда понял, как глупо купился на недоумевающее личико алхимика, который так неуверенно расспрашивал о том, как выглядит со стороны. – Где только понабрался! Я тебя такому не учил!»

Действительно же

До всего этого, до Монда, до Ужаса Бури, до Кэйи с его проблемами, у Альбедо шла долгая жизнь, наполненная... наверное, чем-то далёким и возвышенным, не доступным для такого, как Кэйя.