Вернувшись со сборов, Дарио в первую очередь пытается поймать простуду в холодной Москве – это счастье его всё-таки минует, – а первым делом звонит тренеру и отцу Аннабель, двуединому в одном лице, и договаривается о просмотре. За остаток проведённого в Абу-Даби времени Дарио успел утвердиться в двух мыслях: что он точно хочет продолжать карьеру и что он очень даже везучий. Ему на блюдечке подогнали неплохой вариант, который позволит не пробуксовывать невесть сколько времени в поисках партнёрши, а продолжить гонку за медалями почти сразу. Теперь только надо ничего не запороть, чтобы всё срослось и сработало.

Пока же начало просмотра Дарио откровенно не нравится. Николай Александрович встречает его на льду, игнорирует адресованную ему самую дружелюбную и обезоруживающую улыбку, смеряет цепким взглядом. Дарио ощущает, что его взвесили, оценили, проранжировали и, кажется, записали если не в инфузории туфельки или амёбы, то куда-то опасно близко к тому. Оно и понятно: Дарио на свой счёт иллюзий не питает, от монументального партнёра его габариты далеки. Но всё равно, немного обидно. Можно было так не уничтожать его взглядом с порога хотя бы из вежливости.

Становится легче, когда на катке появляется Аннабель. Она немедленно выстреливает в сторону Дарио яркой, почти счастливой улыбкой и, хотя её отца ни на йоту не смягчает её появление, пространство как будто наполняется воздухом, и дышать проще. И вдоль позвоночника крадётся нежное, тёплое ощущение надежды: можно этот просмотр пройти, через любой скепсис проломиться можно, особенно когда на борьбу заряжены оба. Аннабель очевидно заряжена, это понятно по тому, как сияют её глаза. И Дарио намеревается от неё не отставать.

Поначалу, конечно, ему сложно. С другой стороны, он и не ждал, что будет легко и что всё получится немедленно и сразу. С порывистой, норовистой, чуть торопливой Аннабель ему непривычно, точно так же, как и Аннабель непривычно с ним после более высокого Дэвида. Естественно, хочется сразу с места в карьер и высоты покорять, да так, чтобы все ахнули вокруг. Но так только в сказках бывает. Лёд же остаётся упрямым, непокорным. И начинать приходится с малого, с простого и незамысловатого. Но даже и от такого у Дарио поначалу потрескивают виски. Он пытается успеть охватить разом всё: и скорее притереться к Аннабель, и немедленно выложить на лёд все свои козыри, все умения, продемонстрировать потенциальные перспективы со всех сторон и во всём блеске. И две задачи тянут мозг в разные стороны, перебивают друг друга. Довольно быстро Дарио смиряется: ладно, блеск и великолепие подождут. Сейчас они только мешают. Лучше сосредоточиться на честном качестве. Он мягко приобнимает Аннабель за талию, пока движется вместе с ней в незамысловатой, ученической дорожке шагов, привыкает к её скорости, чтобы не обгонять и не отставать, к порывистым движениям, чтобы не сталкиваться руками и коленями нелепо. И ему кажется, что у них получается – очень понемногу, конечно, до скатанной, слаженной пары им ещё тренироваться и тренироваться. Но это нормально, так и надо: постепенно улучшаться, последовательно устранять недостатки и не лажать. Поспешат – Дэвида насмешат.

Николай Александрович наблюдает за ними внимательно, цепко. При каждой ошибке по его лицу волной пробегает недовольство. Дарио старается не обращать на это внимания: от недовольства один шаг да осуждения, а осуждение будет резать – и это сейчас-то, когда уверенность и так шаткая, никакая почти! Нет уж, не надо такого счастья. Если нельзя этого избежать, то хотя бы не стоит замечать. Иначе можно разнервничаться, начать в собственных коленках путаться и запустить в итоге дурную спираль, где на каждом витке ошибок становится всё больше, а недовольство тренера накапливается всё гуще и давит сильнее с каждой минутой. Дарио на эту спираль не хочет. И может, не спрашивая, уверенно сказать, что Аннабель туда тоже не хочет – слишком уж она старается, даже как будто немножко с избытком, как будто несложные элементы не требуют такой яростной отдачи. Но её неистовые старания заражают и заряжают, и Дарио начинает вторить ей.

Ему кажется, что всё идёт довольно бодро – а потом они с Аннабель подъезжают к Николаю Александровичу и напарываются на каменное выражение его лица.

– Плохо, – говорит Николай Александрович. И безжалостно припечатывает: – Ради такого и собираться на просмотр не стоило.

Аннабель вздрагивает, как от пощёчины, и впивается в отца пристальным взглядом, жёстким, словно клинок.

– Нельзя решать так быстро. Мы же только начали! Надо продолжать скатываться! Хотя бы пару недель! – возражает она. Очень агрессивно возражает; Дарио начинает казаться, что она уже очень в их пару поверила и хочет, чтобы всё состоялось.

– Мелковат, – обвиняет Николай Александрович, указывая на Дарио. Аннабель вспыхивает.

– Подкачаюсь и буду брать качеством, – бойко возражает Дарио. Он уже успел заразиться от Аннабель ему уверенным настроем, а сейчас ему кажется важным ответить самому. Чтобы не получилось так, что с тренером пикируется одна Аннабель, как будто ей единственной надо, чтобы она ощутила поддержку. В конце концов, это одна из задач Дарио как партнёра – поддерживать партнёршу. Можно начинать прямо сейчас.

Николай Александрович смотрит на него откровенным сомнением. Аннабель же расцветает и подхватывает Дарио под руку.

– Всё верно! Так и сделаем! – соглашается она. И мягко пожимает предплечье Дарио – в этом движении чудится немая благодарность.

– Ну и чего вы тогда тут стоите? – интересуется вдруг Николай Александрович, окатывая их обоих странным взглядом. – Марш на лёд. Показывайте, каким качеством собираетесь брать.

И очень быстро оказывается, что до этого просмотр был детским лепетом и вообще не испытанием. Потому что Николай Александрович с этого момента берёт просмотр в свои руки и начинает требовать мифического идеала, а порой пытается загнать их в поддержки и тоже хочет немедленно видеть открывающиеся широкие перспективы. Под таким давлением кататься тяжело; ещё тяжелее – из-за того, что Дарио в ответ лезет из кожи вон, пытается всё-таки втиснуться в безжалостные рамки чужих ожиданий. У него ноет всё, когда он выходит со льда, включая даже мышцы в каких-то совсем уж неприличных местах, о существовании которых он раньше не особо-то подозревал. Выбравшись после просмотра на улицу, Дарио первым делом зарывается руками в ближайший сугроб. Скатывает снежок, надкусывает его с хрустом, как яблоко, и прикрывает глаза, блаженно чувствуя, как постепенно угасает внутри напряжение, в первую очередь даже не физическое, а ментальное. К физическому напряжению ему, в конце концов, не привыкать, он не первый день в спорте, но вот подобная ментальная соковыжималка совершенно не похожа на то, к чему привыкнуть можно. И вместе с тем – привыкать как-то надо, если он хочет зацепиться за этот шанс. Дарио ловит себя на мысли, что он хочет. Ему всё ещё кажется, что в паре с Аннабель он окажется на неплохой стартовой позиции в начале сезона, уже с неким кредитом узнавания, которым для судей всё-таки в большей степени будет обладать она, а не он. И даже если отбросить эти сугубо прагматичные, даже отчасти корыстные расчёты – Дарио всё ещё кажется, что идея хороша. У них с Аннабель как будто складывается неплохой тандем, который можно будет развить в по-своему гармоничную пару. Главное – перетерпеть самые первые, самые сложные дни притирки, мучительный переходный период. Дальше должно стать легче. Во всяком случае, Дарио в это верит. Примерно как в прекрасное далёко.

Через считанные секунды следом на улицу выскакивает Аннабель. Отбирает у Дарио надкусанный снежок, выкидывает и хмуро говорит: – Папенька жестить изволит. Не обращай на него внимания.

Дарио думает, что не обращать внимание на тренера – это задача сложная, с отчётливым душком оксюморона. Вслух же он возражает: – Ну, меня вроде пока не забанили на веки вечные и поганой метлой прочь не гонят. Получается, продолжаем в том же духе? Если ты не передумала, конечно.

– Вот ещё! – горячо восклицает Аннабель. – Нет, какое тут может быть "передумала"! Мне пока всё очень нравится. Ну, кроме папенькиного боевого безумия.

Дарио смешливо фыркает, думая, что эта характеристика, может, и преувеличивает, но звучит очень классно. И подытоживает: – Вот и отлично. Значит, превозмогаем до упора, пока нас не разгонят или не одобрят. По-моему, звучит как план. Я ещё проведу физподготовочку, подтянусь, чтобы нам попроще было... займусь собой, короче.

Аннабель кивает. И обещает: – Ладно, я тогда устрою ментальную артподготовочку. Поговорю с папой, чтобы он перестал устраивать... вот это вот. Выкручивать мозг и всё к нему прилегающее.

Дарио смотрит на неё со всё возрастающей теплотой. И думает: как ладно, как замечательно у них складывается процесс, и даже сложности как будто только помогают им сдружиться, поддерживать друг друга, начать действовать и решать проблемы как пара. Как спортивная пара, конечно же, мысленно уточняет Дарио.

Жаль, что у них с Ирой не получилось сохранить пару. Они могли бы не хуже.

В каком-то смысле даже хорошо, что у Аннабель, как видно, ничего толком не выходит с её "ментальной артподготовочкой". На всех оставшихся просмотрах Николай Александрович продолжает давить всё так же безжалостно, цепляться к каждой шероховатости, а уж тем более – к каждому огреху, которых, ему на раздолье, в катании едва-едва сошедшейся пары ещё немало. Дарио ещё сверх того выкраивает время, чтобы пахать в спортзале, старается подкачаться, чтобы выглядеть внушительнее и работать эффективнее, чтобы Николай Александрович не делал при каждой попытке зайти в поддержку такое лицо, словно от Аннабель вот-вот останутся одни осколки. В такой гонке почти не остаётся сил на что-то ещё. И, оказываясь дома наедине с самим собой, Дарио в основном падает лицом в подушку и лежит пластом, пытаясь восстановиться к следующему выходу на лёд. У него толком нет времени соскальзывать обратно в тот бездонный колодец, из которого он только-только выкарабкался, снова по кругу прокручивать скомканное, резкое расставание и загоняться мыслями о том, что он сделал не так и почему Ира ушла. Он и без того знатно загнан морально, ему не до этого.

Дарио лишь надеется, что вся эта мясорубка происходит с ним и Аннабель лишь потому, что Николай Александрович действительно видит в их паре какой-никакой потенциал, а не просто желает разгромить вдруг возникшую у его дочери дерзкую идею с особой жестокостью. Но безапелляционные указания на ошибки из раза в раз создают стойкое впечатление, что до признания этого "какого-никакого потенциала" ещё вкалывать и вкалывать, по ощущениям – где-то с год примерно. Поэтому, когда после очередной тренировки Николай Александрович, устало потирая лицо, вдруг объявляет, что "с этим можно работать", Дарио даже не сразу понимает, о чём идёт речь и что это значит. Зато Аннабель схватывает всё сразу же и с радостным визгом бросается отцу на шею.

– Спасибо, спасибо! – захлёбывается она и решительно тискает отца, как плюшевую игрушку. Николай Александрович уворачивается, ругает её за то, как она в щепки обваливает имидж строго тренера – Аннабель и ухом не ведёт, и проворно переключается на Дарио.

– И тебе спасибо! – горячо говорит она и крепко обнимает. – Спасибо, что поддержал меня. Что боролся за эту авантюру вместе со мной.

Дарио осторожно обнимает её в ответ, растерянно бормоча: – Ну почему же сразу "авантюра"? Всё же получилось, значит, хорошая идея была. Тебе спасибо, что позвала. Что поверила.

Аннабель вся лучится радостным сиянием, и как будто бы от слов Дарио это сияние становится только ярче.

– Оповестим болельщиков? – предлагает она, хватаясь за телефон. – Конечно, официально надо будет оформить переход и всё такое – но, может, всё-таки забросим спойлер в инсту?

Дарио не уверен, что это будет хорошей идеей.

– Давай всё-таки обойдёмся без спойлеров? – мягко предлагает он. – А вот после официального перехода можем хоть ковровую бомбардировку контентом устроить, если ты захочешь.

Аннабель хмыкает, но откладывает телефон, не споря.

– Ловлю на слове. Будем бомбить контентом. Сейчас так и быть, усмирю своего внутреннего хайпожора, – соглашается она. Но по ней видно, каких усилий ей стоит держать руках, как ей хочется похвастаться переменами, в которые она верит как во что-то лучшее. Возможно, как в прекрасное далёко. И после того, как они улаживают все формальности, разбираются со всеми бюрократическими проволочками и оформляют переход, а Дарио прощается с Алексеем Алексеевичем, стараясь сделать это как можно вежливее и никого не обидеть, и перебирается в новый тренерский штаб, – на первую же тренировку Аннабель врывается, настроенная как будто больше на фотосессию. И Дарио и деваться-то некуда: обещал же.

Впрочем, быстро выясняется, что он рано напрягся. Что Аннабель вовсе не собирается превратить тренировку в одну сплошную фотосессию, и нескольких кадров в решительных позах, на которые совокупно уходит минут пять, оказывается достаточно для того, чтобы первично утолить её тягу к контенту. Дальше она почти не отвлекается от тренировки, только время от времени просит кого-нибудь поснимать из-за бортика. Поначалу Дарио опасается, что это будет раздражать; но по итогу он только чувствует, что стремление Аннабель похвастаться успехами их пары, пусть пока и совсем малыми – это скорее мило. Даже, может быть, немножко трогательно.

– Скинешь мне, что получилось? – просит он после тренировки. – Тоже что-нибудь выложу.

Аннабель, уже придирчиво разбирающая отснятые фото и видео, вскидывает на него удивлённый взгляд.

– Ты не обязан этого делать, – говорит она. И с пронзительной чуткостью добавляет: – Если твоя бывшая... партнёрша просматривает твою страничку, ей может быть неприятно. У меня-то другая ситуация, я в числе прочего как раз хочу, чтобы Дэвид локти кусал. А вот тебе, может быть, такого эффекта совсем не надо.

Дарио вздыхает, полагая, что она права. Потом вспоминает сухое, короткое сообщение о расставании, похожее на разрез скальпелем – он так его и не удалил, от него до сих пор неприятно тянет в груди, – и думает, что, как ни печально, Ира в любом случае хотела сохранить между ними какие-то тёплые отношения, так что едва ли там осталось за что цепляться. И кончает тем, что говорит: – Ключевое слово – "бывшая". Теперь мы с тобой одна команда. И я собираюсь тебя поддерживать, причём не только на льду. Ну, а вздыхать по прошлому, и делать вид, что там было лучше – это, во-первых, попросту невежливо. А во-вторых, я правда хочу всё перезапустить и двигаться дальше. Так что... пришли мне что-нибудь, ладно? Тоже похвастаюсь тем, что спортивная карьера у меня продолжается, да ещё с такой отличной партнёршей.

– О-о-о, какие громкие комплименты, – усмехается Аннабель, едва заметно розовея; её пальцы порхают над экраном, пока она пересылает Дарио фотки и видео. – Вот чёрт, теперь придётся соответствовать. Особенно на соревнованиях. Ладно, принимаю вызов. Я буду отличной партнёршей. Ты можешь на меня положиться.

– Да у меня вроде нет поводов в тебе сомневаться, – неловко замечает Дарио. Вечером он выбирает парочку видео поярче из тех, что прислала Аннабель, и выкладывает на своей страничке, сопровождая лёгкими подписями. Его карьера определённо получает новый виток, и это как будто выглядит многообещающе – но какая-то глупая часть его души этому почему-то не рада.

Им с Аннабель нужно не только оттачивать совместное выполнение элементов, но и понемногу готовить программы к новому сезону. Они пока не могут выбрать конкретной мелодии для ритм-танца, но сразу определяются с тем, что оба хотят что-то лёгкое, мажорное и безудержно танцевальное, не давящее ни в одной ноте, задорно летящее. И исходя из этого, уже можно предполагать, каким должен быть произвольный танец. Как минимум не таким. Как минимум, в нём должно быть что-то заметно отличающееся.

– Хочется что-то трагическое, – говорит Дарио. И запоздало спохватывается, как красноречиво звучит эта оговорка, и спешит исправиться: – Я имею в виду, ты результаты турнира шоу-программ видела? Трагическое даже там выигрывает, настолько оно судьям нравится. Мне кажется, мы можем разыграть эту карту в произвольной, раз уж в ритм-танце мы задорно пляшем.

Аннабель смотрит на него внимательно, серьёзно. И едва заметно склоняет голову – можно принять это за смутное согласие, а можно и не заметить, если моргнуть не вовремя.

– Это пока теоретический подход – или у тебя уже есть конкретная идея? – спрашивает она. – Только умоляю, никакого Рахманинова! На этой поляне уже давно топчутся ревнивые мэтры.

Конкретная идея у Дарио есть.

Пожалуй, она даже трагичнее, чем хотелось бы, и какая-то не по делу говорящая, но держать её в себе совершенно не хочется, как и проверять, насколько болезненно она способна исколоть, будучи запертой в груди.

***

Ира ощущает неуёмное чувство вины, назойливо грызущее на краю сознания. Это она легко перепрыгнула из одной пары в другую, прямо в заботливые руки Дэвида. А вот Дарио... он, кажется, остаётся совершенно ни с чем. Ира хоть и показательно отписана от его инсты, всё равно время от времени заходит проверить, как дела. Какое-то время там перебой в постах и великая сушь; потом инста понемногу оживает. Поначалу Ире кажется, что Дарио словно бы заставляет себя вести аккаунт по-прежнему, и на фото и видео в нём как будто ощущается тень вымученности. Это тянется долго, и Ире всю дорогу стыдно, потому что виновата-то, получается, она – а потом вдруг всё меняется, словно по щелчку. И горькие фьорды у Дарио в углах губ тают без следа, и по яркости он становится сопоставим с горячим арабским солнцем.

Что-то изменилось.

Ира сама не может объяснить себе, почему её это так задевает. Как будто ей хочется, чтобы Дарио продолжал страдать без неё и был вечно безутешен. Это же не так совершенно! Дарио хороший, славный очень, не может она ему такого желать! Но в груди уже поселился странный червячок и неприятно зудит под рёбрами. Факт остаётся фактом: Дарио утешился сам. Без неё. Как будто она не важна больше, не нужна теперь совсем. По сути, это ведь правда: их пара распалась, причём не самым красивым образом, больше их ничего не связывает. Ира сама эту связь обрубила, сама полагала, что ей так будет лучше. Как глупо теперь будет начать из-за этого самой мучиться! Ира сердито закрывает инсту и потом старательно запрещает себе возвращаться на страничку Дарио. Нет-нет, хватит трепать себе нервы, нечего ходить дальше привычной ленты и вылезать из зоны комфорта. Ей и так есть из-за чего переживать – хотя пока спорт вроде тревог не доставляет. Конец этого сезона уже упущен безвозвратно, можно с лёгкой душой отпустить его и положить все силы на подготовку к следующему. С Дэвидом они скатываются хоть и не быстро, но вроде бы легко, без проблем.

Хотя Дэвид, как выясняется, занят примерно той же борьбой с призраками прошлого. На одной из тренировок он в перерыве листает новостную ленту, что-то долго рассматривает, хмурится и наконец говорит: – Надо же. Моя бывшая, оказывается, время зря не теряет. Или твой бывший. Или оба сразу – в общем, взгляни-ка, – и он протягивает Ире телефон. На экране – фото из инсты Аннабель, на котором она, агрессивно накрашенная, позирует рука об руку с Дарио, оба на коньках и в тренировочной форме. И рядом решительная подпись: ворвёмся в следующий сезон! Ира ощущает внезапный, болезненный укус ревности, глядя на это фото. Они с Дарио не так давно, перед первым взрослым сезоном, делали что-то очень похожее: тоже фотографировались на катке в плакатно-романтической позе, тоже строили планы и мечтали ворваться в сезон. А теперь... теперь всё ещё планируют, только уже порознь, и почему-то очень больно видеть лишнее доказательство того, что они друг в друге больше не нуждаются. Ира молча смотрит на фото и чувствует, как ревность грызёт её изнутри.

– Ей не идёт эта помада. Рот огромный становится, – говорит она наконец и отворачивается.

Дэвид следует за ней.

– Ты расстроена? – чутко спрашивает он. И сам невесело усмехается: – Да уж, это наши бывшие интересный номер отмочили. А главное, как они спелись! Занятный будет сезон.

– Не называй их "бывшими", пожалуйста, – просит Ира. – Звучит как-то... двусмысленно. – И ещё, как назло, только усиливает кусающую изнутри неуместную ревность. Разве у них с Дарио было что-то серьёзное? Разве он клялся после её ухода вечно вздыхать над её опустевшим местом и никогда больше не вставать в пару с другой спортсменкой? Ничего подобного ведь не было! Но теперь Ира почему-то драматически думает: а он другую нашёл, и никак отделаться от этой мысли не может, и почему-то то, что этой другой оказалась оставленная Дэвидом Аннабель, задевает её ещё сильнее.

Вечером она сама заходит в инсту Дарио, а там – Боже. Там он таскает Аннабель на руках и уверяет в подписи к посту, что это они так поддержки репетируют. Болельщики верят и одобряют, а Ира смотрит на то, как Аннабель заливисто смеётся вызывающе ярким ртом, и думает: ну нет, на поддержки это не похоже. Зато похоже на что-то совсем другое, к чему даже приближаться в мыслях неприятно. Ира сердито отправляет Дарио в бан. Нет уж, больше она к нему на страницу не пойдёт. Там ничего хорошего, только всё какое-то необъяснимо болезненное. Ей должно быть не до этого. Им с Дэвидом ещё программы готовить на новый сезон, а они пока всё в выборе музыки вязнут, безуспешно перебирают хиты восьмидесятых. Тема ещё такая в новом сезоне... вроде и простая, а ничего хорошего на ум не идёт.

– Никакого Майкла Джексона, – ультимативно требует Дэвид во время первого же мозгового штурма. И поясняет, отвечая на удивлённый взгляд Иры: – Слишком очевидно и популярно. Наверняка будет у кого-то ещё, ту же "Билли Джин" возьмут или ещё что-то. И вляпаемся мы в ощущение вторичности, и это плохо повлияет на впечатление о нашем прокате. Ну, может, не сразу "плохо", но сомнительно. Лучше сразу в эту проблему не лезть, а поискать альтернативный вариант.

– Только эта причина? – лукаво уточняет Ира. И ловит ответную улыбку Дэвида, уверенную и яркую.

– Ты думала, я распишусь в претензиях к музыканту с мировым именем? Да ни за что, я себя так не подставлю, – усмехается Дэвид. И после короткой паузы добавляет: – И никаких "Модерн Токинг". Тоже наверняка кто-нибудь решит под них танцевать.

– Что, никакого "шери-шери-леди"? Ну вот, а я так надеялась на этот хит, – несерьёзно огорчается Ира. Ныряет Дэвиду под руку, прижимается к его тёплому боку, крепко обхватывает его за пояс и самоотверженно говорит: – Ну хорошо, только ради тебя. Выберем что-нибудь другое. – Ей и правда нравятся "Модерн Токинг", наверное, даже больше, чем положено современной молодой девушке. И было бы забавно под них кататься – но Ира полагает, что она покрутит их альбомы у себя в плеере. Ничего, обойдётся и этим. Чай, не единственные музыканты, подходящие под заданную тему. Найдётся что-нибудь ещё, тоже очень хорошее, наверняка найдётся.

Дэвид горячо целует Иру в макушку, так звучно, что это уже даже как будто неприлично.

– Ну, если ты так ставишь вопрос – я готов и ещё раз подумать, – обещает он. Ира думает, что это зыбко и ненадёжно. Что ни на какую "Шери леди" он ни за что не согласится. Максимум, позволит Ире перебрать дискографию группы и достать оттуда что-нибудь умеренно неизвестное, чтобы увернуться от "вторичности" гораздо вернее. Но даже и так, Ира всё равно ценит его готовность зайти на второй круг размышлений, даже если результат заранее известен.

Она хочет стукнуть саму себя за то, что в такой момент думает о том, уступил бы Дарио её просьбе или нет.