В голове зашумело, а затылок пронзило болью, будто черепушка решила расколоться на две половинки, как перезрелый кокос.

— Да ёбанный же в рот, мелкая! — полупромычал-полупрорычал Зараки, одной рукой отталкивая всё ещё прижимающуюся к его губам Ячиру, а второй — хватаясь за голову. — Решила моими мозгами пол украсить?!

Его рука заставила Ячиру выпрямиться, но так и не смогла столкнуть её с его живота.

Тяжело дыша, Ячиру слушала, как сердце взрывается в ушах резкой джигой, а всё тело цепенеет и становится легче воздуха одновременно. Кожу будто пощипывало изнутри, словно перед прыжком с парашютом.

Она только что… Она… поцеловала Кенпачика…

Ячиру стало жарко, нестерпимо жарко. Одежда прилипла к телу, как кусочки бумаги к потёртому о волосы шарику — проведи ладонью и услышишь, как затрещат крошечные разряды статического электричества. От затопившего голову восторга становилось нехорошо и хотелось смеяться, как ненормальной.

Но через секунду широкая сильная ладонь сжала её плечо чуть сильнее.

Зараки приходил в себя, а значит… Ячиру точно не могла представить, чем именно он ответит на эту выходку — слишком много вариантов тут же появилось в маленькой, кружащейся от нервного возбуждения головке, — и желания ждать ответа на этот вопрос она в себе явно не находила. Потому когда в череде хоровода панических мыслей и картинок вдруг восклицательным знаком вспыхнула одна единственная, Ячиру не стала терять время на длительное взвешивание всех «за» и «против». Во-первых, Кенпачик всегда учил её доверять инстинктам, а во-вторых… Да к ебеням все причины и следствия!

Соскользнув на щекочущий коленки ворс ковра, как щенок с волкодава, Ячиру встала на четвереньки и откинула мешающийся край халата. Она чувствовала, как вибрирует от волнения горло, но не позволила себе сосредоточиться на этом ощущений. Или на подрагивающих пальцах. Или на мысли, что раньше она не то что не делала никому такого, а вообще даже не видела чужого… «слоника» в том самом смысле. Или…

Стон и поднимающийся на локте Зараки оставили в голове стерильную пустоту, овеваемую ветром, и Ячиру спешно склонилась, чтобы исполнить задуманное.

Это было… странно. Как ни посмотри странно: на вкус, на ощупь и по ощущениям. Ячиру отчего-то была уверена, что вкус у Зараки будет каким угодно, но не кофейным! Нет, клубничному или банановому она бы тоже несказанно удивилась, но последнее, в конце концов, можно было свалить на мыло! А тут…

Начнём с того, что план настраивания Зараки на правильную волну катился к ядрене фене с самого начала. Оно — у Ячиру просто язык не поворачивался назвать член любимого мужчины привычным ехидным «пиписька» — не влезало. Нет, маленькая ладошка послушно обхватила плотную кожу, даже почти не удивляясь её… спокойному состоянию, но широко распахнутый рот, как Ячиру ни кряхтела, не желал заглатывать ничего, кроме первых пяти сантиметров. Но даже этот несчастный отрезок заставлял её давиться и совершенно неуместно кашлять.

И как тут, спрашивается, было действовать?!

Но Ячиру была бы не Ячиру, если бы эти досадные физиологические сложности заставили её отступиться от задуманного.

Отодвинув голову и выпустив… его изо рта, Ячиру облизала губы, прикусила нижнюю, сглотнув собравшиеся некстати слюни, и пришла к выводу, что если уж не получается действовать по проторенному пути порно, придётся прийти к несколько более тривиальному решению.

Плоть под пальцами уже начинала набухать, гладкая маленькая ладонь тёрлась вверх-вниз, задевая пульсирующие вены, а чуть шершавая поверхность языка следовала за ней. Ячиру совершенно не стеснялась того, что делала. К чему сейчас были какие-то условности? Это был Кенпачик, а не кто-то другой. И для него Ячиру была готова и не на такое. Хотя, положа руку на сердце, чувства стыда и прочих аналогичных ему для Ячиру в подобной ситуации явно не существовало.

Казалось, ощущение полной потери действительности грозило стать для Зараки перманентным. Он никогда не рассматривал Ячиру, как объект сексуального влечения. Мягко говоря, взрослый, состоявшийся во всех возможных отношениях, он и представить себе не мог, что когда-нибудь окажется в подобной ситуации. Женщины в его жизни всегда были… ну… как минимум, физически развиты. С гитарными изгибами фигуры, тяжёлой грудью и задницей, которая не терялась в его широкой ладони. Это было приятно глазу, приятно телу. И хоть иногда сближение, с его-то рожей и репутацией, доставляло некоторые проблемы, в общем-то, но…

Чёрт.

Зараки запрокинул голову и глухо зашипел сквозь зубы. Ситуация закручивалась в тугую спираль всё стремительней. И эту ситуацию надо было немедленно решать. Срочно!

Он не питал никаких иллюзий. Когда-нибудь Ячиру наскучило бы детство, и девочке, ставшей взрослой девушкой, захотелось бы секса. Но Зараки никогда не предполагал, что объектом подобных желаний станет он сам! Он вообще старался не думать о том, что его любимую воспитанницу будут гладить чьи-то лапы, целовать чьи-то губы, облизывать чей-то язык и трахать чей-то… Но, Небо в свидетели, даже собственнические инстинкты никогда не подкидывали его трясущемуся от малейших мыслей о чужом мужчине рядом с ней сознанию сценарий такого расклада!

В этот момент Ячиру снова попыталась вобрать в рот заметно приободрившийся член, но тут же предательски раскашлялась и зафырчала.

— Да блядь же!.. — рыкнула она, отирая тыльной стороной ладони края губ и слегка отстраняясь от него.

Зараки поймал её, прихватив за ухо и отодвинув розовую прядь большим пальцем.

— Мелкая, — твёрдо сказал он и замолк.

В голове, как и пять минут назад, был стерильный вакуум. Зараки даже не знал, как он к этому относится, да и следовало ли ему как-то определять свою позицию. Нормы общества и моральные догмы — пустой звук. Перед ним была девочка, занимающая всё возможное пространство его души, которая ещё не разучилась ощущать человеческое тепло. Что ему было с того, что сейчас она захотела то, что, в принципе, всегда принадлежало ей? Просто в несколько другой специфике.

— Кенпачик, — прошептала Ячиру, поднимая на него огромные карие глаза.

Ни стыда, ни страха, ни отвращения. Ни даже намёка на смущённый румянец. Только губы покраснели от старательности.

Зараки вздохнул.

А, к чёрту. Она никогда не была для него дочерью. Даже своим ребёнком он её никогда толком не считал. Просто маленький человек со своими желаниями, своими мыслями, своими соображениями по поводу херни вокруг, которую философские импотенты назвали мировой экзистенциональностью. Какого хрена кому-то приспичило судить по габаритам? Он вон здоровый, как буйвол, — и что с того? Ни широкие плечи, ни рост, ни размер ноги никогда не заставляли его становиться на разные с Ячиру стороны баррикады. Так что… Почему бы и нет?

— Ты действительно этого хочешь? — всё так же безотрывно глядя ей в глаза, спросил Зараки.

Вдох, выстреливший судорогой вдоль позвоночника, заставил Ячиру задрожать и неосознанно провести пальцами по шраму на ладони. И так же, как тогда, давным-давно, она снова чувствовала миг чего-то… чего-то очень важного и с большой буквы, если бы ватная голова сейчас могла подобрать достойное его взгляду, словам, моменту описание.

— Да… — Ячиру не была уверена, что сказала это вслух или хотя бы выпустила воздух из лёгких.

Всё внутри неё вопило, плясало, крутилось колесом, а сама Ячиру боялась пошевелиться. Вдруг растает, растворится и исчезнет серой дымкой, упадёт на ковёр прахом и пылью, оставив ей лишь один вариант: упасть и колотить кулаками пол, катаясь в истерике и завывая в неукротимом желании сдохнуть.

Зараки вздохнул. Что ж, он никогда не отказывал Ячиру в том, что не считал неприемлемым или вредным для её тщедушного тельца. А секс, хоть и называли одним из пороков двадцать первого века, не приравнивался в его сознании ни к наркотикам, ни к саморазрушению.

Он отпустил её ухо, скользнул руками по талии за спину и приподнял, перехватывая её ноги под бёдра, будто она и вправду была всего лишь маленьким ребёнком в его руках.

А Ячиру почувствовала, словно под ложечку цепляют крюк, и какие-то полтора метра над землёй превратились в стремительное падение без парашюта. Она вцепилась в Зараки, обхватив тонкими руками шею и плечо, и даже не сразу осознала, что дышит прерывисто, что застыла в удивлении, забыв прикрыть губы и вдыхая через раз. Будто ей снова было пять, будто она рано утром вбежала в огромную гостиную в утро Рождества и увидела подпирающую потолок ёлку и лабиринт подарочных коробок вокруг.

Ноги спружинили о матрац, Ячиру покачнулась, но пальцы всё ещё мёртвой хваткой цеплялись за ворот глупого халата, что было, наверное, единственным способом удержаться на ногах. Восторг от нереальности происходящего мешался с проблесками неверия в глазах — так, наверное, случается всякий раз, когда исполняется заветное желание, ради которого ты, собственно, и жил на этом свете. И в эту секунду ты просто пока ещё не представляешь, что будешь делать дальше, когда исполнение окончится. Но Ячиру не смогла бы сейчас рассуждать о таких высоких материях, даже если бы попыталась себя заставить.

Кенпачик. Её. Полностью. Сейчас по-настоящему. Наконец-то…

Зараки ещё раз посмотрел на лицо Ячиру. Он не вздыхал, не моргал, не пытался донести до неё что-нибудь. Даже не думал.

Ячиру. Была. Ячиру. Она найдёт способ донести до него своё решение, когда всё закончится.

Он подавил желание прикрыть глаза из-за промелькнувшей мысли о возможном… Словом, об отрицательных последствиях того, что сейчас произойдёт.

Нет. Не будет такого. Если уж он в чём-то и был уверен насчёт Ячиру, так это в том, что научил её отвечать за собственные слова и поступки. Это был её выбор, и Зараки всё меньше и меньше чувствовал, что хочет как-то противиться тому, что сейчас должно было произойти. Точек возврата для таких, как они, не существовало.

Длинные крючковатые пальцы, привыкшие больше к пистолету или рукояти ножа, чем к мягкости ткани, поднялись к веренице крошечных пуговиц на корсете платья лежащей перед ним девочки… Нет, не так. Девушки.

Женщины…

Руки не дрожали — да и с чего бы? — браслет массивных золотых часов поблескивал в лучах ветвистой люстры.

— Свет? — хрипло спросил он.

— Н-м. — Ячиру помотала головой и, улыбаясь, опустила взгляд на его руки, а затем прикрыла жилистые кисти своими. — Тепло, — прошептала она.

Зараки хмыкнул.

Ряд пуговиц закончился, и он просунул по два пальца под бретели, сдвигая их с мягкого поката плеч. Не нежно, не медленно, не заискивающе глядя в глаза. Если бы нужно было описывать его движения, самым точным словом стало бы «буднично». Пальцы и ладони двигались спокойными и отмеренными движениями, как если бы он раздевался и одевался сам.

Чёрная ткань упала на покрывало, пышным подъюбником укутав щиколотки Ячиру. Она ногой столкнула одежду на пол, не потрудившись даже краем пребывающего на грани нирваны сознания зафиксировать это движение. Розовую водолазку с пушистой окантовкой она стянула сама, отправляя её к платью мгновением позже. Лифчика на Ячиру не оказалось. Обладая практически нулевым размером, она никогда не видела в нём смысла. Из всей одежды на ней остались лишь полосатые розово-чёрные гетры на руках и ногах и вторая половина нижнего белья, которая сейчас была для Ячиру нестерпимо лишней.

— Не боишься, что я прослыву педофилом? — усмехнулся Зараки, стягивая с плеч халат.

Ячиру только шире заулыбалась и размашисто покачала головой — так, что кончики прядей у висков пощекотали ей нос.

Зараки осталось только мысленно пожать плечами.

Горячая ладонь легла на талию, большим пальцем кружа по животу. Вверх, в подмышку, собирая холмик груди между большим и указательным пальцем. Подбородок и верхняя губа Зараки кололись, когда он прижался лицом к ключице, проводя языком по сладковато-солоноватой коже. Ячиру вечно сопровождал запах чего-то шоколадно-конфетного, поэтому для него не стало сюрпризом, что ноздри и рот тут же наполнились этим щекочущим горло привкусом.

Кожа была светлой, почти белой в свете люстры. Мягкая, тёплая, непроизвольно возбуждающая желание укусить. Не до крови, конечно, но чувствительно, чтобы убедиться, что она будет сладкой и так.

Ячиру упивалась ощущениями, кусала губы, запрокидывала голову, снова и снова ныряя пальцами в косматую гриву чёрных волос и издавая ей самой непонятные звуки. Это были даже не стоны, потому что ощущение падения с четырёх тысяч метров и не думало покидать её, заставляя дрожать и дёргаться от любого прикосновения. Каждый сантиметр поверхности тела будто незримо трепетал, как гладь воды под замершим над ней пальцем за секунду до касания.

Между ног влажно пекло, и когда мозолистые пальцы наконец-то, задев пупок, нырнули под ажурный край нижнего белья, Ячиру, не выдержав, хрипло вскрикнула, потянув Зараки за волосы у затылка. Он, в принципе, только усмехнулся ей в висок.

Между чуть припухших от желания складок заскользили неровные подушечки.

Господи, как же давно она хотела, чтобы это были именно его руки!

Ноги отказывались стоять прямо, подгибаясь в коленях, и Ячиру, повиснув на плечах своего опекуна — одной рукой обхватив его шею, а второй — впиваясь ногтями в каменные мышцы спины, — принялась покачиваться, насаживаясь на его пальцы.

Разрядка оказалась даже не вспышкой, а взрывом, затмившим сознание на пару мгновений чёрным экраном. Очнулась Ячиру от собственного тяжёлого, срывающегося на свист дыхания, лёжа липкой от пота щекой на его плече и с даже не дрожащими — ходившими ходуном коленями.

— Блядь, — Зараки пошевелил рукой, прижимая мизинец к ушной раковине и водя челюстью, словно уши заложило, и заставил Ячиру отлипнуть от него, — ну и громкая же ты, мелкая.

— Кенпачи-и-и-ик!

Мало обращая внимания на его слегка ворчливый тон, Ячиру оттолкнулась от матраца и, подпрыгнув, ловко обхватила Зараки всеми четырьмя конечностями, скрестив лодыжки на его пояснице. Она сжала его в объятиях что было сил, тоненько пища от радости. Потом чуть отодвинулась, чувствуя, как ладони снова подхватывают её ягодицы, и принялась обцеловывать его лицо.

В это было сложно поверить — чёрт, да он сам с трудом соображал от охуения! — но Зараки чувствовал что-то неуловимо похожее на смущение. И только он собрался открыть рот, чтобы попытаться как-то обрисовать… хоть что-то, Ячиру, обхватив неожиданно сильными пальцами его лицо, выдала:

— Ещё хочу! — Её глаза горячечно заблестели.

После секундного зависания Зараки ощутил, как его начало трясти от зарождающегося хохота.

— Ячиру!.. Твою мать!.. — сквозь смех, походивший на лай охрипшей сторожевой псины, выдавил он.

— Сам согласился! — капризно надула губы Ячиру. — Я сказала, что хочу тебя, а это было явно не то — и ты это прекрасно знаешь, Кенпачик. Так что нечего сейчас полумерами отделываться.

— Да понял я, понял, — продолжая посмеиваться, Зараки развернулся и сел на край кровати.

Ячиру расцепила ноги, устраиваясь удобнее у него на коленях.

— Ну так? — Она переплела пальцы у него на затылке и принялась плавно выводить плечами восьмёрки, хитро улыбаясь и покачиваясь из стороны в сторону.

— Ты мелкое, хитрое, — с каждым эпитетом Зараки всё ближе склонялся к лицу Ячиру, а его губы всё больше растягивались в жутковатой улыбке-оскале, — наглое, эгоистичное недоразумение.

Задиристо сморщив нос, Ячиру показала ему язык и, не размениваясь больше на бесполезную болтовню, куснула за нижнюю губу. Потянула, сомкнула зубы чуть сильнее, продолжая наблюдать за довольным выражением покрытого шрамами лица опекуна, и улыбнулась сама. Затем отпустила и тут же поцеловала, приникла к Зараки, почти вжимаясь в него собственными губами до немого покалывания.

Назвать Ячиру типичной девственницей язык не поворачивался. Хотя назвать её даже просто девственницей тоже было довольно сложно. Никакой стыдливости или напускного смущения. Она не ощущала в себе естественного желания прикрыть ладонями грудь или свести ноги, какие в девяноста девяти случаев из ста возникают у обычных людей. Ей нравилось прижиматься к Зараки всем телом, тереться мягкой маленькой грудкой о его — широкую и твёрдую, как дерево под бархатом. Ощущать, как щекочет живот полоска чёрных жёстких волос, треугольником уходящая вниз. Нырять пальцами в спутанные волосы на затылке или спускаться вниз по его шее, водя широкими, мягкими движениями по спине и плечам. Нравилось дрожать от того, как его большие ладони ложатся на её лопатки, как теряются в обхвате его пальцев запястья, предплечья, плечи, тонкая шея.

Ячиру взвизгнула и залилась довольным смехом, когда Зараки обхватил тонкие девичьи лодыжки и поднял её вверх, заставляя зависнуть вниз головой, чтобы позволить тем самым избавиться от остальной одежды. Прилив крови заставил и без того плывущую голову окончательно затеряться между полом и потолком, но Ячиру безумно нравилось это ощущение.

Зараки опустил её ноги, и острые коленки тут же сжали его бока. И в это мгновение он впервые с того момента, как треснулся затылком, задумался о, собственно, проблемах непосредственного исполнения того, на что его сумела уговорить воспитанница. Ведь Ячиру, несмотря на полную раскрепощённость, в сексуальном плане была невинной девочкой, а он, даже по самым скромным оценкам, был… кхм… немаленьким мальчиком. Так что Зараки начал мучить сакраментальный вопрос винни-пухьего бытия: а влезет ли?

Подсунув ладонь Ячиру под поясницу и приведя ту в более-менее горизонтальное положение, он раздвинул потемневшие от возбуждения складки и на пробу ввёл два пальца. И был немало удивлён, когда вместо того чтобы скривиться, она прикусила губу, прикрыла глаза и блаженно выдохнула, придвигаясь бёдрами теснее, слегка отталкиваясь назад и снова возвращаясь на исходную позицию.

Зараки прищурился и пристально посмотрел на Ячиру, а та, в свою очередь, почувствовав, видимо, что он застыл, приподняла веки, томно глянула на подозрительное лицо своего опекуна и впервые за вечер, кажется, слегка смутилась. Во всяком случае, улыбку, с которой она прикусила фалангу указательного пальца, можно было бы с натяжкой назвать виноватой.

— Мелкая… — с нечитаемой интонацией проговорил Зараки, сощуривая глаза ещё сильнее.

— Нет, Кенпачик, ну а кто виноват, что до тебя так долго доходило? — Ячиру, краснея, отвела глаза. — Приходилось развлекаться в компании… самой себя, — до крайности смущённым шёпотом закончила она.

Зараки издал звук, будто высморкался, и, запрокинув голову, затрясся от беззвучного гогота.

— Кенпачик, дурак! — крикнула Ячиру.

Она обхватила ладонью весьма внушительный член, который ранее безрезультатно пыталась запихнуть в рот, и без лишних разговоров села на него одним резким движением. И, конечно же, тут же вскрикнула от рвущей напополам боли.

— Твою мать! — задушено зашипела Ячиру, зажмурившись.

— И вот куда ты, спрашивается, торопишься, мелкая? — Губы Зараки растянулись, а уголки опустились, демонстрируя недовольную гримасу.

Захотелось отвесить Ячиру смачный подзатыльник, но в таком положении, да и за таким занятием это было бы, мягко говоря, не к месту.

— Прости. — Ячиру втягивала каждый вздох сквозь зубы, пытаясь сморгнуть выступающие слёзы.

Зараки вздохнул и принялся поглаживать пальцами свободной руки — вторая всё ещё удерживала её в горизонтальном положении — низ её живота и верх лобка, осторожно обводя линию рёбер, щекоча костяшками пальцев кожу вокруг пупка и нижнюю половину груди.

И только когда Ячиру перестала шипеть при каждом вздохе, медленно повторил её собственное движение: приблизив и отдалив от себя.

Какое-то время тишину в комнате нарушали только шорох ткани и тихое влажное соприкасание тел. Всё это время Зараки не отрывал глаз от сосредоточенно зажмурившейся Ячиру. Она напряжённо дышала через нос, с присвистом вдыхая и выдыхая на каждый раз, когда член с натугой проскальзывал внутрь. И как только выражение её лица стало более-менее расслабленным, Зараки облизал большой палец и стал обводить маленькую, налитую кровью неровность рядом с местом соединения мужской и женской плоти.

Ячиру становилось жарко. Очень жарко. Щёки, шею, грудь пекло и покалывало, будто она подставилась под прямые лучи летнего солнца, не потрудившись даже подумать в сторону защитного крема, а сводившие с ума неприятные телодвижения, заставляющие её морщиться от непривычного ощущения и жутко хотеть в туалет, сейчас начали сводить с ума в уже несколько ином направлении.

Он казался невероятно горячим, почти как кипяток в ванной, когда сидишь, смотришь на поднимающийся от воды пар и понимаешь, что если бы вода была ещё на пару градусов горячее, вместо приятного влажного жара ты бы испытывал то же, что и курица в кастрюле с кипящей водой.

Задевая изнутри невидимые глазу выемки и выступы, Зараки заставлял Ячиру то беспокойно вскидываться, поднимая голову и опираясь локтями на его колени, то вновь откидываться назад с недовольным рыканьем. Казалось, он прикасался сразу везде, но одновременно с этим так ни разу и не побывал там, где Ячиру хотелось до отчаянного крика. Большой палец, круговыми движениями ласкающий клитор, тоже ничего, кроме острого раздражения не приносил, заставляя выгибать и напрягать спину ещё сильнее, ворча и матерясь сквозь зубы. Освобождение неуловимо проплывало мимо неё, выскальзывало из ладоней выхваченной из потока рыбиной, утекало шёлковой лентой сквозь пальцы. Ячиру хотелось схватить Зараки за руку и заставить его наконец-то перестать её дразнить. В её нынешнем состоянии всего-то и требовалось, что надавить пару раз… А не мазнуть и уйти совсем в другую сторону!

А ещё она знала, что он всё это делал специально. И это… бесило. Тем более сейчас, когда Ячиру, окончательно привыкнув, начала дуреть от простреливающего её удовольствия. Оно то волнами накрывало внутренности, заставляя судорожно сгибать и разгибать ноги, то сжималось в тугой комок между ногами, подталкивая её саму сжаться, снова и снова балансируя на локтях или скользя влажными ладонями по его ногам.

…Господи, да когда же это кончится?!

…умоляю, пусть это не кончается никогда…

Поражаясь факту, что ей всё ещё удавалось дышать, потому что горло, казалось, давно должно было онеметь от хриплых криков и нитей экстаза, которые с каждым толчком заполняли каждый отдельно взятый в теле кровеносный сосуд, заменяя и кровь, и кислород, Ячиру наблюдала, как лампочки в люстре становятся всё ослепительнее и ослепительнее. Пока, наконец, не слились в одну всепоглощающую вспышку, от которой невозможно было спрятаться даже за зажмуренными веками.

Сколько прошло времени, Ячиру не знала. Её качало на тёплой, вязкой поверхности чего-то большого и безбрежного. Бесконечно тёплого и нежного. А ещё там был голос Кенпачика. Правда, его несколько нервозная интонация немного портила общее впечатление затопившего ей голову бесконечного блаженства…

— …чиру. Эй, Ячиру, — уже, видимо, не в первый раз позвал её Главный Подарок на день рождения.

— М? — Она лениво растянула губы в улыбке и прикоснулась пальцами к прижавшейся к её щеке руке. — Кенпачик…

— Твою мать, мелкая. — Зараки, посмеиваясь, покачал головой. — Нехрен терять сознание, пока трахаешься.

Ячиру хихикнула.

— Учту, Кенпачик.