Следующие несколько дней Дейдара почти не выходит из комнаты и почти не встает с кровати. Не потому что боится Кисаме — ему плевать на любые угрозы — а из чувства стыда. Снова проиграл, да еще и самым глупым образом — не смог убить тяжело больного, не услышал шагов у себя за спиной. Кроме того голова после удара болит до рвотных приступов.
Потому Дейдара лежит, часами глядя в потолок, и представляет, что не один в комнате. На ум приходит только образ Сасори, который вряд ли упустил бы шанс рассказать, как плох его напарник в стратегическом планировании.
Но злости в Дейдаре все же больше, чем жалости к себе, потому, как только головная боль становится сносной, он распахивает окно и, вылепив птицу, отправляется на тренировку.
У него самого с трудом повернется язык назвать то, чем он занимается весь следующий день — искусством. Дрожащими от ярости руками Дейдара лепит убогие скульптуры и взрывает их, посвящая Итачи, Кисаме, Сасори, Тоби, Лидеру, самому себе. С каждым часом получается все хуже, но Дейдара продолжает.
Не без удовольствия он думает о том, как дрожат стекла и летит пыль в убежище от близости его техник. Надо было все же наступить на горло своим принципам и поделиться с Итачи своими творческими наработками последних лет — решает Дейдара и обещает себе в следующий раз не допускать таких ошибок.
В убежище он возвращается уже в вечерних сумерках, в этот раз — через главный вход, принципиально решив больше не прятаться.
Чувствуя, как гулко сердце бьется в груди, он проходит по темному коридору и заворачивает на кухню, в дверях которой нос к носу сталкивается с Итачи. Дейдара останавливается резко, а тот — плавно делает шаг назад. Вокруг глаз Итачи расцвели синяки от рук и зубов Дейдары. В остальном выглядит он сегодня значительно лучше, хоть до сих пор и остается бледным подобием прежнего себя.
Итачи ничего не говорит, просто кивает в знак приветствия.
— Ну привет, ага, — Дейдара даже не пытается скрыть ненависть. И подчеркивая свои намерения он проходит вглубь кухни, нарочито задев Итачи плечом. Тот оказывается твердым настолько, что толкнуть мраморную скульптуру было бы проще. Это обескураживает, но Дейдара позволяет себе только чуть заметно скривиться.
Подчеркнуто не глядя на Итачи, но вместе с тем фокусируя все внимание на периферийном зрении, он заваривает себе чай. Чужое присутствие заставляет держать себя в напряжении, быть готовым вступить в бой по первому же враждебному жесту, раз за разом планировать, как использовать пространство — от горячего чайника до закрытого окна — себе на пользу. Дейдара никак не возьмет в толк, почему Итачи не уходит, но не хочет говорить с ним, а оттого еще больше злиться.
— У Кисаме есть аптечка.
На секунду Дейдара замирает, но почти сразу заставляет себя вернуться к завариванию чая.
— Что?
— Если голова болит.
— Мне ничего от тебя не нужно! — не выдерживает Дейдара, ударив чашкой об столешницу так, что по толстым глиняным стенкам расходятся трещины. — Ни от тебя, ни от Кисаме! — вопреки порыву, он не оборачивается, чтобы ни в коем случае не пересечься взглядами.
А Итачи просто уходит, без резких движений, как всегда, тихо и плавно.
К себе Дейдара возвращается в чувствах еще более скверных, чем утром. Мысли кружат хаотично не принимая никакой конкретной формы, а обожженная кипятком из треснутой чашки ладонь не позволяет заняться единственным, что могло бы его отвлечь — искусством. Захлопнув дверь, Дейдара недолго мечется по комнате в поисках аптечки. Заставить себя усесться на кровать и обработать руку выходит с трудом — сосредоточенности едва хватает даже на это.
Смазывая ладонь и вывалившийся из нее язык, он раз за разом представляет, каким способом мог бы убить своих соседей — вместе или по отдельности, ему неважно. Сами эти фантазии уже успокаивают. Медленно, концентрируясь на ощущениях и мыслях, Дейдара выравнивает дыхание, возвращает рукам твердость и подмечает, что даже пульс становится ровнее.
Разумеется, они умрут — говорит он сам себе, кивает и успокаивается.
Ночью ему не спится.
Глядя в потолок, Дейдара впервые после инцидента признает, что поступил опрометчиво. При всем желании он никак не может восстановить логическую цепочку, по которой пришел к идее убить Итачи голыми руками. Если задуматься, этот план был с самого начала обречен на провал, даже если бы Кисаме не подоспел на помощь. Насколько проще все было бы, реши Дейдара тогда просто взорвать неприятеля вместе с комнатой, а, возможно, и всей базой.
Такое случалось и раньше — бывало Сасори спрашивал о причинно-следственных связях тех или иных решений Дейдары, а тот терялся с ответом. Он никогда не признавал ошибок вслух, но наедине с собой часто злился. Сасори считал это явными признаками безумия, но Дейдара всегда был уверен, что дело в импульсивности, иногда продиктованной эмоциями, иногда — вдохновением.
С другой стороны, — заключает он в последней попытке проанализировать ситуацию, — так даже лучше. Вряд ли победа над Итачи, обессиленным болезнью, принесла бы ему удовлетворение.
Главное, чтобы Итачи выжил. Чтобы Дейдару не опередил недуг или нелепая случайность.
Эта мысль кажется тревожной, заставляет встать с кровати. Дейдара выходит из комнаты, беззвучно ступая босыми ногами по каменному полу, смотрит на закрытую дверь чужой комнаты.
Он заглядывал в замочную скважину уже ни раз и ни два, но всегда заставал соседей спящими, иногда на разных кроватях, но чаще все-таки на одной.
Я просто хочу удостовериться, что он жив, — говорит Дейдара себе, склоняясь перед дверью.
Сегодня впервые с того самого первого раза он снова видит спину Кисаме. Он покрывает то ли поцелуями, то ли укусами шею Итачи, а тот полулежит, привалившись плечами к стене. Его ноги широко раздвинуты, а руки вцепляются в спину напарника. Его лицо не искривлено в похабной гримасе, как представлял себе Дейдара. Закрытые глаза и чуть сдвинутые к переносице брови делают его больше похожим на шиноби во время тренировки на выносливость, чем на продажную девку.
Позже он вытеснит эту мысль, но прямо сейчас Дейдара думает о том, до чего красиво выглядят их сильные, напряженные тела. Сначала он старается запомнить каждый изгиб, каждый шрам, каждый блик на влажной коже, но потом бросает это занятие, осознав, что увиденное имеет ценность лишь в мгновении.
Итачи душно выдыхает воздух, чуть слышно стонет и открывает глаза. Его взгляд упирается в замочную скважину, принимает осмысленное выражение, как будто он точно знает, что за ним наблюдают. Дейдара вздрагивает, но говорит себе, что это невозможно — глаза Итачи сейчас темные, а, значит, он видит не больше, чем все остальные.
Не отрывая взгляд от скважины, Итачи целует плечо Кисаме, зарывается пальцами в растрепанные волосы на затылке, сдавливает талию коленями… как будто специально для Дейдары и тот, резко отстранившись, зажимает рот ладонью. Ему жарко, тесно, душно и невыносимо стыдно от увиденного. Он уговаривает себя, что Итачи никак не мог знать о его присутствии, но так и не решается припасть к двери снова.
***
Судя по тому, как часто теперь комната приоткрыта, а сам Итачи появляется за ее пределами, ему стало лучше. В этой связи всю следующую неделю Дейдара надеется встать утром и обнаружить абсолютно пустую базу. Но обнаруживает только Итачи и Кисаме — вместе или по отдельности.
Очередным утром, пусть не увидев самих соседей, но явно отметив следы чужого присутствия, Дейдара выходит из убежища на тренировку.
На днях он закончил теорию новой техники и теперь проводит свободные часы, отрабатывая практику. Выходит пока довольно безыскусно, но Дейдара знает, что над любым произведением нужно работать, а потому не теряет запал. Даже напротив — тренировки и творческие эксперименты помогают отвлечься от фонового раздражения, что он испытывает в стенах убежища.
Сама задумка была с Дейдарой давно — он вдохновлялся марионеточной техникой Сасори, но все никак не удосуживался довести идею до ума. Сейчас самое время, разве что жаль, что сам Сасори не увидит. Не увидит и не скажет, что творческие потуги Дейдары не более, чем пошлая издевка над мастерством кукловода.
Все равно уже, что он скажет, — думает Дейдара, прожевывая в руках кусок глины. Придав скульптуре абстрактную форму человека, он выплевывает его не в ладонь, а сразу на землю, сохранив тонкую ниточку пропитанной чакрой глины. По его гипотезе прямая связь произведения и творца, должна делать големов более маневренными, чем обычные скульптуры, но пока они только нелепо переваливаются с ноги на ногу, словно малые дети. Дейдара планирует научить их двигаться, а, когда этот этап будет пройден, менять форму прямо во время боя. Ведь он осознанно сделал их мягкими и липкими, не только способными к метаморфозам, но и устойчивыми к ударам и оружию в силу своей вязкости.
Дейдара замирает, резко осознав, что не один. Он не может сказать, как давно за ним наблюдают, зато не особо удивляется, повернув голову и приметив Итачи. Не удивляется, но злится.
— Чего тебе?
— Хочу посмотреть.
Ярость клокочет в горле, но вместо отказа Дейдара только усмехается.
— Смотри, ага, — он подносит к лицу раскрытую ладонь с высунутым языком, — но только не думай, что сможешь это скопировать.
Итачи равнодушно пожимает плечами и приваливается спиной к стволу дерева, под которым стоял. Его глаза окрашиваются красным, заставив Дейдару отвернуться со смесью страха и отвращения.
В первую секунду он хочет показать лучшее, на что способен, но вовремя себя останавливает, напомнив, что Итачи — враг, с которым он когда-нибудь сразиться, а, значит, лучше держать свои техники подальше от него. От него и его проклятых глаз. Позорить себя попытками поднять голема он тоже не хочет, потому быстро перекусывает связующую нить и застывает в растерянности.
Дейдара буквально спиной чувствует изучающий взгляд. Поежившись, он создает птицу и, поднявшись в воздух, недолго кружит над поляной, взрывает несколько пауков C1, но так и не находит красивого выхода из ситуации.
— Эй, — кричит Дейдара, зависнув на высоте человеческого роста, — давай сразимся!
Итачи делает шаг вперед и просто кивает. Осмелев, Дейдара продолжает:
— Только без гендзюцу, ага? — и получает кивок в ответ.
Дейдара уже нисколько не сомневается в том, что победит. На этот бой, раз уж он заявлен как тренировка, он не ставит цели убить, только унизить врага.
Итачи в отличие от Кисаме не тратит время на ненужную ритуальность и сразу принимается складывать печати. В скорости ему не занимать — Дейдара уводит птицу наверх лишь мгновением раньше, чем противник выдыхает огонь. Но он только думает, что успел — обожженная снизу глина не отличается маневренностью, потому птицу приходится бросить.
— Кац! — Дейдара складывает печать, перебравшись в кроны деревьев.
Взрыв выходит внушительным, несмотря на низкую мощность взрывчатки — в силу размеров скульптуры. Дейдара тратит драгоценную секунду, наблюдая за тем, как тает противник в потоках пламени и ударной волны. Разумеется, он не обманывается надеждами, что достал, просто не может отказать себе в мгновении удовольствия.
Но уже в следующую секунду ему приходится поплатиться за эту слабость — Дейдару сносит с ветки потоком воды. Он узнает технику Кисаме, нисколько не удивившись тому, что Итачи ей тоже владеет.
Действовать нужно быстро — едва ли противник будет ждать. Заменив себя глиняным клоном, Дейдара прячется в землю. Ему нужно совсем немного, чтобы вылепить побольше птиц и пауков C1 — по его прикидкам череда мелких взрывов должна сбить противника с толку, дав время на подготовку бомбы для контратаки. А пока можно использовать клон, с которым Итачи уже вступил в ближний бой.
Поляна сотрясается от взрыва — слышится грохот и крики ворон. Самый подходящий момент, чтобы провести отвлекающий маневр. Выбравшись из-под земли, он рассеивает скульптуры по полю боя и, уходя от прямой атаки, выкрикивает:
— Кац!
Чередой мелких вспышек взрывы прокатываются по всей поляне, поднимая в воздух клубы пыли и дыма. Но, вопреки расчетам Дейдары, Итачи нисколько не впечатлен — даже не вздрогнув, он продолжает нападение. В отличие от Кисаме за ним преимущество не только в силе, но и в скорости. Еле успевая ставить блоки и не находя и крошечного зазора для собственного удара, Дейдара злится. Швы отвечают болью на слишком резкие движения. Положение кажется безвыходным.
Итачи снова использует Суитон, тем самым, наконец, совершив ошибку. Выйдя из ситуации ближнего боя, Дейдара уворачивается от потока воды и, наконец, находит те заветные несколько мгновений, чтобы зачерпнуть глины из сумки. Не превышая мощность C1, единственную уместную для тренировки, он выбирает скульптуру средних размеров, снова птицу.
Дейдара атакует в лобовую. Птица делает рывок ровно в тот момент, как поток воды иссякает.
— Кац!
Итачи не пытается уйти от удара. Взрывная волна отбрасывает его к краю поляны, спиной об ствол дерева. Дейдара замирает в ожидании, когда клон исчезает или иллюзия развеется, но Итачи выглядит удивительно материальным. Ничего не происходит ни через секунду, ни через пять, ни через десять…
Неужели дерется настолько грязно, что готов прикинуться раненным? — со злостью думает Дейдара, не решаясь сдвинуться с места. А Итачи тем временем, прижав ладонь к лицу, вдруг заходится тяжелым кашлем.
Дейдара смотрит на то, как его противник задыхается. Осознание приходит медленно, но вне всяких сомнений, если Итачи погибнет сейчас, то его убьет нелепая случайность, ни никак не Дейдара. А, значит, если есть хотя бы крошечная вероятность, что он не притворяется, его нужно спасти.
Дейдара действует быстро, на импульсах, без лишней рефлексии. Затащив Итачи на спину птицы, он летит к убежищу, чтобы попасть туда в обход всех лестниц и дверей, через распахнутое окно своей комнаты. В те несколько минут, что они проводят в воздухе, Дейдара удерживает его со спины, не позволяя упасть или согнуться — он не уверен в том, что конкретно происходит, но решает уменьшить давление на шею и легкие. Хотя пугает его не столько кашель, сколько нездоровая бледность и кровь на губах Итачи.
На руках Дейдара вносит его в убежище и тащит в ту самую комнату, где ему не так давно запретили появляться.
— Ты знаешь, что тебе поможет? — без особой надежды на ответ, спрашивает он, уложив Итачи набок и рыская в поисках аптечки.
Итачи, кажется, даже пытается что-то сказать, но только захлебывается кашлем, кровью и слезами. Дейдара решает не тратить время на дешифровку его ответа и, обнаружив под кроватью сумку с лекарствами, просто вываливает на пол все ее содержимое — кучу неопознанных свертков, бутылочек и мешочков. Свои шансы найти среди них то, что поможет, он оценивает как стремящиеся к нулю. Благо, Итачи сам свешивается с кровати, чтобы порыться в лекарствах и отыскать среди десятков нужное.
— Давай сюда, ага, — Дейдара вырывает пузырек из ослабших пальцев и, несмотря на рефлекторное сопротивление, переворачивает Итачи, устраивает на кровати в полулежачем положении. — Вот, — зубами вытащив пробку, он пихает лекарство тому под нос, а, спустя секунду раздумий, и вовсе поит из своих рук.
Комнату заполняет густой запах травяных отваров. Итачи кашляет еще несколько раз, особо надрывно, после чего весь как будто обмякает, его глаза закрываются, а голова безвольно опадает к плечу. Дышит он глубоко и неровно, с отчетливым хрипом то ли в груди, то ли в горле.
Дейдара и сам переводит дыхание, вдруг осознав, как заходится его сердце. Что делать дальше он не знает, но и просто уйти не готов. Благо, очень скоро эта дилемма решается без его участия.
— Позволь поинтересоваться, почему ты опять здесь?
Кисаме стоит в дверях, опираясь на Самехаду, и смотрит на Дейдару в упор. И этот его взгляд, как последняя капля, заставляет расслабиться и поплыть по волнам злого адреналинового веселья. Чуть запрокинув голову, Дейдара усмехается.
— В следующий раз брошу его прямо там, где упадет, ага.
— Что?.. — гнев моментально сменяется растерянностью, стоит Кисаме только бегло глянуть на своего напарника.
— Что слышал.
Пользуясь тем, что Кисаме решительно направляется к Итачи, Дейдара боком выскальзывает из комнаты и уходит к себе, захлопывает дверь чуть сильнее, чем стоило бы.