Имя солдата всплыло в памяти Тэхёна нехотя и внезапно. Вспомнились приглушённые голоса за дверью, и сказанное Сокджином: «Джихан, пожалуйста, не говори с Тэхёном о фронте». Кто же знал, что им суждено вновь встретиться.

Юноша отвернул голову вбок, скрывая порез на щеке и частично царапину во весь лоб, что не укрылось от Чонгука, мгновенно обхватившего его пальцами за щеки и развернувшего к военному лицом.

— Не нужно скрывать украшения от меня, — произнес истязатель, проводя большим пальцем по порезу и надавливая с силой.

Джихан хмуро глядел на омегу в лапах врага и до скрипа стискивал зубы. Осознание того, что и порезы на красивом личике смотрятся идеально, ужаснуло. Нет, нет, нет. Этих порезов не должно быть на бархатной медовой коже, этого тела не должен касаться японский выродок, солнечного мальчика нельзя опорочить.

— Твоих умений недостаточно, чтоб пытать меня без угроз? — открыто насмехаясь над бывшим Рейсхом, осведомился кореец. — Ради шлюх я не предам родину.

Чонгук на показной спектакль повел равнодушно плечом и покосился на омегу в своих руках. Легкомысленно повелся, почувствовал себя оскорбленным. От такой-то паршивой игры?

— А мне нужны угрозы? Сейчас наказание птички, а потом ты на десерт.

Японец внимательно наблюдал за тем, каким напряжённым взглядом следит за Тэхёном пленник, выискивая следы на девственном теле. Гук забавляется тому, как в солдате борются верность родине и инстинкт альфы защищать слабого омегу. Сильные всегда защищали слабых, тянули за собой по жизни мертвым грузом. Ещё одна причина, по которой Япония начала войну — жажда оставить сильных, а слабых обречь бороться с гнетом или занять свое место в жизни под плинтусом без возможности получить спасательный круг.

— Господин, — неуверенно раздалось у стены, заставив Чонгука вспомнить о третьей жертве сегодняшнего вечера и отказаться от мысли сию минуту стянуть юкату цвета спелой черники с хрупких плеч, продемонстрировав солдату не сколько прекрасное тело, сколько темнеющие гематомы в районе ребер и живота, — зачем я тут?

Бывший Рейсх выразительно кивнул в сторону стула, властным и непоколебимым взглядом заставляя сесть. У омеги колени предательски задрожали от страха, к горлу подкатил ком тревоги, однако молчаливый приказ он выполнил покорно, обречённо опускаясь на стул и не решаясь поднять головы. В пыточную приводили тех, у кого не было шансов выжить — каждый в штабе знал это. И после смены начальства и прошедшему слуху о его отличительной службе в Гестапо, сомневаться в своей участи не приходилось.

Омега перевел полный ненависти и страха взор на Тэхёна — слетевшего с утра с катушек и подставившего его под удар. Единственный, кто отсюда выйдет живым — эта мерзкая и бешеная шлюха. Так почему пленный достоин вдыхать кислород и спать на перинах, а он умереть?!

«Мерзкая и бешеная шлюха» вдруг оказалась перед самым носом, придерживаемая за плечи Чонгуком, вложившим кинжал в узкую ладонь и сжавшим ее вместе с оружием.

— Давай, птичка, — подобно дьяволу на плече маняще призывает к действию Чон, — налетел на него из-за мести? Мсти. Истерзай это тело за смерть своих собратьев. Он отвёл во двор всех… Выстроил в ряд, под пули.

Тэхён распахнул глаза и подался назад, неосознанно прижимаясь спиной к крепкой груди и яростно мотая головой. Напротив — воплощение гнева, позади — сам дьявол. Омега напрыгнул утром на надзирателя, но не с намерением убить — от отчаяния. А теперь палач за спиной возвышается угрожающей тенью и призывает запачкать руки по локоть в крови невиновного.

Провел пленников под расстрел парень по приказу командира.

— По твоему приказу.

Голос Тэхёна медленно возвращал свою силу, в карамельных глазах разгоралось неукротимое пламя, руки наливались силой, возвращая способность бороться. Чонгук почувствовал решимость юноши, омега оправился от встречи со знакомым солдатом и взял себя в руки. Быстрее, чем ожидал японец. Похвально, у птички хорошая сила воли.

— Или его пытаешь ты, или я вспарываю ему живот, вытаскиваю органы, нарезаю и делаю ужин для своей птички.

В голосе Чонгука ничего кроме беспроглядного равнодушия и зимнего холода. Тэхёну по-настоящему становится зябко от этого тона, бурная фантазия от сказанных слов сразу подбрасывает кровавые картинки того, как стальное лезвие вспарывает тонкую кожу резким движением, окропляясь кровью невинного, обнажая богатый «внутренний мир». Тошнота горечью отзывается на корне языка, судорогой сводит горло при мысли о том, как Чонгук потрошит кишки у него на глазах, вырезая причудливые фигурки, обжаривает и заталкивает в рот запачканными в крови пальцами, проталкивая насильно в глотку, не позволяя разжевать.

Ким издает сдавленный гортанный звук и прижимает ладошку к губам, поглядывая на блестящее в другой руке лезвие и не желая думать, что им делали прежде. Нужно собраться.

— Тэхён, не… — подал голос Джихан, напряжённый до предела из-за растягиваемых подобно резине событий. Он был готов к пыткам, к встречи с врагом лицом к лицу, но не к такому дерьму.

Японский выродок создавал грешников своими руками, призывал к незаслуженной жестокости, загонял выбором в угол. Упился кровью невинных с ног до головы и теперь топил в крови других.

Бывший Рейсх пихнул ему в рот тряпку прежде, чем Джихан договорил. Влага впиталась в ткань, язык свело неприятной пульсацией, горечь окутала его, собираясь на кончике, а зубы машинально сомкнулись на вещи.

Чон, удовлетворенный наступившим молчанием, снова обратил все свое внимание на колебающегося Тэхёна. На миг мужчине показалось, что омега сделал шаг в сторону, собираясь попытать счастье и кинуться на него, и видимо передумал, подступив к парню перед ним. Или хотел, чтоб мужчина так решил, потому что в следующий момент сделал резкий выпад вбок. Чонгук рефлекторно стремительно отскочил назад, ожидая удара кинжала, но юноша не собирался ранить его. Птичка усвоила урок с прошлой встречи и хорошенько почувствовала разницу в весовой категории, поэтому сделала умнее: разрезала путы, сковывающие корейского солдата, и передала кинжал ему. Омега-надзиратель, сидевший на стуле, поначалу зажмурился, ожидая ранения в живот, но боли не последовало: грохот, возглас, шорох и шум заполнили помещение. Приоткрыв глаза и заметив пытающегося скрыться за крепкой спиной Джихана Тэхёна, он цепко схватил его за запястье и толкнул в сторону Чонгука.

Рейсх без колебаний опутал тонкую талию одной рукой, а второй приставил острие выхваченного ранее из крепежа под коленом ножа к горлу, с ухмылкой глядя на воинственного До с кинжалом в руке.

— Я проткну ему глотку, если ты не вернешь это мне, — Чон выразительно кивнул в сторону орудия и сильнее сжал пальцы на талии Кима. — Как некрасиво, птичка. Я думал мы нашли общий язык, ты бы занял почетное место, и надо было так жутко меня подвести. Ничего, я сегодня щедрый, прощу тебя, — мужчина хмыкнул, наблюдая внимательно за Джиханом.

Ким молчал, прикусив губу. Не просил о помощи, не шипел угрозы, не пытался выпутаться. Острие опасно холодило чувствительную нежную кожу шеи, заставило мурашки непроизвольно пробежать по рукам и поежиться, ощущая тепло крепкой груди японского командира и его горячее дыхание на мочке уха.

То, что произошло в следующий момент, не ожидал никто из присутствующих. Джихан сделал шаг назад, словно собирался вернуться на стул, но вместо этого схватил омегу-надзирателя под локоть и дернул на себя, копируя позу Чонгука подобно зеркалу: опуская широкую ладонь на талию, удерживая, а кинжал приставляя к горлу. В глазах Рейсха промелькнуло удивление, До в ответ на это позволил себе самодовольную ухмылку, однако та сползла с лица, когда альфа вдруг коротко и хрипло рассмеялся.

— Серьезно? Угрожать мне шлюхой?

— Это же ваш человек, — веско заметил До, предположив, что противник блефует.

— У нее больше свободы действий в штабе, потому что она не сбежит и не станет крысятничать, но это все еще шлюха, — равнодушно повел плечом Чонгук и нажал острием на шею Тэхёна, оставляя новый тонкий порез под старым. Юноша вздрогнул и поморщился, стиснув зубы и шумно выдохнув. Джихан напрягся, омега в его руках не осмелился шевельнуться и напороться глоткой на холодную сталь. — Из этой комнаты живой вышла только птичка. А он тут потому, что она отделала его и чуть не дала деру. Ты можешь убить его вместо меня, я не возражаю.

Джихан не верил своим ушам. Омеги были бесполезны на поле боя, но они все еще оставались такими же гражданами страны, которых нужно защищать. Кореец мог понять такое отношение к чужим, пусть нападать, пленить или убивать беспомощных на войне не имел никто права. Но к своим? Этот японец всерьез собрался убить кого-то из своих лишь за потасовку с Тэхёном. Омега в руках Джихана неожиданно встрепенулся, ударил локтем под ребра и выхватил кинжал, разворачиваясь и собираясь всадить нож вбок, однако был сбит с толку холодным чонгуковым:

— Не смей, у него информация.

А вот кореец, которого рефлексы не подвели, схватил за запястье парня, кинжал в руках которого зацепил ткань на боку, сжал то с силой и всадил по самую рукоять в живот. Омега воскликнул и осел на колени, медленно завалившись набок и с трудом вытащив оружие, обронив на пол.

Джихан видел, как в глазах Тэхёна мелькнули испуг и неверие. В первый раз кого-то убили на его глазах, так быстро оборвали чужую невинную жизнь. Вражеский омега лежал на полу, прерывисто дыша, а Чонгук за спиной Кима и не думал звать лекаря, чтоб остановить кровь, подлатать, помочь. И юноша не знал, что в этот момент было хуже всего: человек, который пырнул другого, защищаясь, или человек, который смотрел на то, как жизнь покидает тело союзника. Впервые Тэхёна замутило от вида крови, что расползалась по дощечкам темным пятном. Вчера растреляли их людей, но он не видел этого, и от того тела в комнаты, с которыми они были заперты, наводили не такой сильный ужас на упрямого омегу.

— Ему нужен лекарь, — сиплым голосом произнес парнишка, трепыхнувшись в руках Чонгука.

Рейсх не удостоил умирающего ни малейшим взглядом.

— Нужен был парой минут назад, сильное кровотечение. Перевязка не спасет, лекарь из другого крыла не успеет вовремя. Прости, птичка, я и думать не мог, что твой дружок его убьет, — с напускной заботливостью в голосе отозвался японский командующий и хмыкнул. Он и правда не предполагал, а вот лекаря мог вызвать сразу, и Тэхён об этом знал. — Что ж, ты можешь попробовать убить меня, не зацепив мальчишку, но глупо идти на такие жертвы в штабе, полным врагов. Еще и без оружия, — спокойно заметил мужчина, безразличным взглядом посмотрев на обомлевшего солдата.

Корейцы слишком мягкотелые, трясутся над слабыми: что над своими, что над чужими. Сохраняют им жизни, словно те надо хранить как зеницу ока. Такие до ужаса правильные, подставляющие себя под удар из-за людей, что не в силах сделать ничего для их страны. Если бы этот солдат не принес все необходимое для перевозки омег в другой город, если бы остался на поле боя, то прожил бы немного дольше и умер без пыток, ожидающих его во вражеском штабе. И что теперь? Большая часть омег, спасаемых им, подверглась расстрелу, оставшиеся стали шлюхами, а оказавшийся из-за них недалеко альфа скоро сможет лицезреть свой «внутренний» мир. Прелестный расклад. Для японцев, конечно же.

— Я сегодня в хорошем настроении. Даю тебе шанс: выйдешь за дверь и умрешь быстро, без пыток, пристреленный охраной. Но тогда этот парнишка рискует остаться изувеченным. Грешно портить красивое тело, порезы заживут, а вот без глаза или руки… Живется не очень, — Чонгук плавно перевел острие с шеи к виску, останавливая в каком-то жалком сантиметре от глаза. — Или ты можешь остаться на пытки, если повезет — умрешь и не проболтаешься. А я дам ему отдых от порезов сегодня и просто трахну.

Рейсх мог давно отшвырнуть Тэхёна в сторону, выбить орудие из рук солдата и вернуть его на стул, в этот раз приковав наручниками. Но зачем лишать себя такой увлекательной игры с чужими чувствами? Гораздо интереснее ставить человека перед выбором, быть убитым корейцу, имеющему информацию, он все равно не позволит — оглушит прежде, чем тот выйдет за дверь. Только чутье командующего подсказывало, что утруждать себя не придется: противнику терять нечего, исход смертельный в обоих вариантах. Не нужно иметь экстрасенсорные способности, чтобы знать: очередной кореец пожертвует собой ради блага того, кто может выжить.

Джихан выпустил из рук кинжал и тот со стуком упал на пол, альфа прошел в сторону двери, по пути к которой стоял столик на стальных ножках, взял с него наручники и прошел к стулу, опускаясь на него и пристегивая себя к подлокотнику. Чон, не сводящий с него хищного взгляда, довольно ухмыльнулся и также убрал оружие, уместив освободившуюся руку на горло юноши.

Тэхён стиснул до скрипа зубы, чувствуя себя так отвратительно, как никогда на свете. На полу стихал хриплый кашель умирающего омеги, а Джихан из-за его бессилия подвергал себя пыткам. Если бы они не попались, если бы были сильнее и могли участвовать в сражении — этого бы не произошло. А теперь ему до конца своих дней жить с осознанием, что ради целости его тушки кто-то прошел девять кругов ада. Чон Чонгук — истинный дьявол, жестоко играющий чувствами других.

— Красивое тело, — как ни странно, Чон не спешил приступать к публичным мукам, повел ладонью с талии на юношеское бедро, оглаживая через льняную ткань юкаты. — Я хотел разделить с тобой мой куш, но ты так скверно себя повел.

Джихан прикусил щеку изнутри, немного подавшись корпусом вперед, нервно сжал пальцы в кулаки. Тэхён вцепился пальцами в ладонь на своем горле, потянув в сторону в попытке отцепить, и почувствовал болезненный укус на затылке, зашипев. Чонгук изголодался, он ходил в предвкушении со вчерашнего вечера, ожидая момента, когда непокорный наглый омега окажется под ним, будет отчаянно трепыхаться и никуда из пут не денется. Правда альфа планировал разложить его на столе или в своей скромной обители, но видимо в следующий раз.

— Тебе противно от ваших омег, с каких пор с вражескими иначе?

Чонгук не отреагировал на бессмысленную попытку пленника завязать разговор и потянул косихими, развязывая, заставляя юкату распахнуться и задержаться на тэхёновых плечах на пару секунд, прежде чем рухнуть под ноги. Тэхён резко дернулся и наступил на ногу японца, заслышав гневное шипение над ухом. Но хватка не ослабла, а напротив стала сильнее. Пальцы сдавили горло, юноша судорожно втянул носом воздух. Чон выругался на немецком, подхватил на руки брыкающегося омегу, смахнул со стального столика на пол орудия пыток и опустил на холодную поверхность извивающееся тело. Мужчина подтянул к себе предусмотрительно оставленную веревку, перевязывая запястья над головой Кима, чтоб тот не вздумал дать ему по лицу, а после придержал рукой за бедро, замирая меж чужих стройных ног, пальцами свободной руки проникая в узкое колечко мышц. Тэхён под нависающим альфой напряженно встрепенулся, сжался и приложился лопатками об столик.

— Блядство, ты действительно девственник, — Чонгук чертыхнулся, два пальца не смогли проникнуть даже наполовину. Омега мало того что невинный, так и естественная смазка не желала выделяться. — Придется повозиться.

Рейсх разочарованно отнял пальцы, бросив холодный взгляд на елозящего по столу омегу, даже в сексе тот умудрился доставить проблем. «Так будет лучше», — подавляя нарастающее нетерпение, убедил себя Чон. Самое время доказать Тэхёну, что его омежья сущность выше упрямства и гордости, что от такого «ублюдка» можно получить неземное удовольствие. Мужчина бросил короткий взгляд на напряженного Джихана, затянувшееся представление ударит по нему сильнее. Сплошные плюсы и среди них жирный минус — раздражающая необходимость быть нежным.

Чонгук, все также удерживая Кима за бедро, кончиками пальцев другой скользнул по внутренней стороне, приятно щекоча и оглаживая, склонился ниже над омегой, касаясь губами за ухом, после обхватывая ими мочку, посасывая коротко, ведя кончиком языка по кромке уха, слыша прерывистый выдох. Юноша зажмурился и отвернул голову вбок, вдруг сжав его меж ног.

— Боишься потерять девственность, но не боишься потерять жизнь, — хрипло прошептал мужчина, хмыкнув и опустившись к шее, осыпая ее горячими влажными поцелуями, несдержанно прикусывая тонкую кожу. Ему бы нежным быть, а цепи рвет нещадно, оставленные порезы соблазняют похлеще всякого сакэ, кончик языка сам по себе скользит меж краев заживающих ран, расширяя.

— Я не боюсь, мне мерзко, — Тэхён едва успел договорить, сорвавшись на громкий возглас, резко подавшись вперед и укусив отпрянувшего Чона за губу.

— Вкусно, — невозмутимо произнес японец, облизнув довольно губы. — Будь я вампиром, я иссушил бы тебя, выпил все до последней капельки крови, — Чонгук ухмыльнулся и проник пальцами меж приоткрывшихся губ. — Бесит медлительность. Соси. Укусишь — я выстрелю ему, — кивок в сторону Джихана, — в ногу. Ему и так страдать из-за тебя.

Чонгук заметил испепеляющий взгляд, которым одарил его омега, принявшийся покорно посасывать пальцы, скользя юрким язычком, щедро смачивая слюной. Альфа же переместил ладонь с бедра на член, обхватил у основания, сжав на миг, повел выше, нажав подушечкой большого пальца на головку, аккуратно обвел ей по контуру и принялся неторопливо надрачивать. Возможно ему показалось, что юноша поменялся в лице, потому что в карамельных глазах промелькнуло нечто ранее незнакомое. Либо мальчишка никогда себе не дрочил, либо чужая рука вызвала в нем особенно бурные ощущения. Неуловимо он подался бедрами навстречу, толкнувшись в теплый плотный плен ладони, забыв о пальцах во рту, перестав посасывать и сдавленно промычав.

Чон чуть склонил голову вбок и вопросительно изогнул бровь. Серьезно? Парнишку из колеи выбила дрочка? Удивительная сущность девственников, все бы так легко возбуждались. Позади грохнул ножками об пол стул — Джихан приподнялся, разрываемый изнутри яростью, и плюхнулся обратно с грохотом.

— Не шуми, собьешь с нужной волны. Девственник познает удовольствие.

Чонгук отнял пальцы из плена влажных губ, вовремя избегая укуса в ответ на сказанное. Сколько лет этому омеге, если он так болезненно воспринимает себя девственником? Альфа хмыкнул и развел стройные ноги, прижавшись губами к внутренней стороне бедра, по той мгновенно пробежали мурашки, Тэхён ощутимо напрягся, и когда кончик языка провел узкую влажную дорожку вверх, с вишневых губ впервые сорвался сладкий стон. Японец удовлетворенно кивнул, подметив естественную смазку, поднес смоченные слюной кончики пальцев к колечку мышц и плавно проник снова, постепенно заполняя, принимаясь неторопливо двигать двумя пальцами внутри, порой разводя на манер ножниц.

Дискомфорт, остро отозвавшийся в пояснице, вернул омегу в чувства, тот попробовал приподняться, мгновенно оказавшись уложенным обратно на лопатки. Его губ коснулись чужие, требовательно сминая, Тэхён не успел отреагировать, Чонгук углубил поцелуй, проникая языком меж губ, мимолетно щекоча небо, скользя вдоль языка юноши, сплетаясь с ним и отстраняясь. Тем временем, неприятные ощущения стали пропадать, а третий палец легко проник в растянутое колечко мышц. Ким чувствовал себя потерянным, униженным и разбитым одновременно. Растерянность от произошедшего отступала, вместо нее сознание заполняла мысль о том, что с минуту назад он предательски-удовлетворенно стонал под человеком, которого люто ненавидел и называл ублюдком. Парень не знал, что в этой ситуации добивало его гордость окончательно: наблюдающий за разворачивающейся картиной Джихан, усиленно пытающийся отвести взгляд, но попавшийся в путы своих желаний, или постепенно окутывающий тело жар и приятное тянущее чувство в низу живота.

Как бы омега не злился от сложившейся ситуации, как бы не желал свернуть шею Чонгуку, тот оказался прав: омежья сущность брала вверх над ним, жаждала удовольствия, откликалась на каждое прикосновение. Тэхён пытался оправдать себя тем, что это нормально чувствительно воспринимать ласки и легко возбуждаться, не имея за плечами опыта и партнеров. Но от собственных оправданий становилось куда отвратнее на душе. Это осознание невыносимо, оно бесит до одури и одновременно словно волю ломает, заставляя прогнуться. Тэхён не хочет прогибаться под Рейсхом, не хочет на глазах Джихана становиться тем самым неспособным воевать омегой, которого не пустили на фронт не сколько из-за навыков, сколько из-за этой чертовой сущности.

Ким воспользовался расслабленностью Чона от его податливости, резко согнул ноги в коленях и толкнул со всей силы пятками мужчину в бедра, оттолкнув от себя и от стола. Сильный толчок и элемент неожиданности не позволили удержаться на ногах, японец с глухим стуком приземлился на пол, Тэхён соскользнул со стола следом, больно стукнувшись поясницей об угол и огляделся в поисках орудий пыток, чтоб что-то сделать с веревкой на руках. Уж лучше пусть бьет, пинает до полусмерти, рассекает лоб или разбивает нос, чем трахает.

— Моих сил нет больше тебя терпеть, — впервые действительно жестко и не сулящим ничего хорошего тоном произнес над омегой Чонгук, схватив того за горло и рывком подняв с пола. — Я был нежным, неторопливым, пытался доставить удовольствие. На кой черт? В тебе ни капли благодарности, — в глазах цвета патоки метали молнии, пока Тэхён шумно и судорожно хватал ртом воздух, от усиливающейся хватки перед глазами все поплыло, глотка горела от частых и резких вдохов. — Что, трудно дышать? — деланно-ласково поинтересовался Чонгук, процедив сквозь зубы. — Бедняга.

— Отпусти его, мы договаривались, — рявкнул за спиной Джихан, дернув закованными в наручники запястьями.

— Я обещал не пытать его, но я не говорил, что не буду душить.

Тэхён, неожиданно выпущенный из хватки, упал на колени, больно ударившись ими об пол, и согнулся в три погибели, тяжело и сипло дыша. В уголках глаз непроизвольно собрались капельки слез: не то от удушения, не то от захлестнувшего ужаса. Юноша сжался, подрагивая и пытаясь восстановить дыхание. Чонгук раздраженно поджал губы, глядя сверху вниз на омегу, а затем подобрал тряпку и затолкал в рот Джихану, рывком отодвинув его стул подальше без лишних слов. Слишком много геройств, пустых слов и глупых попыток защитить, будучи пленным. Мерзкие недалекие корейский солдаты — мягкотелый скот, не более.

Только-только восстановивший дыхание Ким услышал щелчок пряжки ремня и поднял голову. Чонгук с характерным звуком расстегнул ширинку, одним движением стянул мешавшуюся ткань, являя возбужденную плоть. Широкая ладонь легла на затылок юноши, привлекая ближе, тот заупирался в попытке выбраться из хватки.

— Смирись. Для вас нет выхода. Про последствия укуса ты помнишь.

Тэхён сглотнул скопившуюся слюну и подался вперед, обхватив губами головку члена, обвел ее кончиком языка и скользнул дальше, постепенно вбирая половой орган в рот. Хватка на затылке стала сильнее, в следующее мгновение горло болезненно засаднило и запершило, Ким подался назад, пытаясь удержать приступ кашля, зажмурился, скулы неприятно потянуло. Чонгук рывком заставил юношу вобрать член до основания, удерживая в таком положении, прежде чем начал самостоятельно толкаться бедрами, трахая горло. Слюна приглушенно хлюпала, тонкой ниточкой протягиваясь от губ к члену, обрываясь и застывая узкой дорожкой на подбородке.

Омега старался держать себя в руках, в глазах предательски защипало, горький ком встал и в без того саднящем горле, скулы болезненно тянуло. Хуже этого была распирающая изнутри грудную клетку задетая гордость, Тэхёна не просто насиловали, его поставили на колени перед врагом. И эти колени казались глубокой темной пропастью, из которой не выбраться, не подняться на равных. Унижен. Разбит. Сломлен.

Ким Тэхён всей душой ненавидел, что родился омегой.

Чонгук отстранился, освобождая орган из плена горячих губ, с легкостью поднял Тэхёна с колен, склонив к столу, заставляя прижаться грудью к холодной поверхности, а ощутимым нажимом на поясницу выпятить зад. Альфа вошел одним грубым толчком наполовину, вторым — до основания. Омега непроизвольно сжал член внутри, зашипел почти неслышимо от новой порции болезненного дискомфорта и уткнулся лбом в стол, прикусив губу.

— Расслабься, — низкий горячий шепот послышался над ухом, последовал короткий обжигающий ягодицу шлепок и обе ладони легли на бедра.

Когда колечко мышц прекратило отчаянно сжимать и в без того узком плену член, Чон принялся размеренными и глубокими толчками вбиваться в девственное тело, порой то почти полностью покидая то, оставляя внутри головку, то рывком заполняя до самого основания, вырывая сдавленный полустон. Тэхён под ним подрагивал не то от страха, не то от удовольствия, скользил грудью по стальному столику от ускоряющихся толчков, чувствовал, как чужие ладони с бедер опускаются на упругие ягодицы, сжимают и разводят; ощущал легкие укусы вдоль позвоночника и оставляемые пестреть засосы, как и обводящий позвонки кончик языка. Затылок и линия плеч Чонгуком оказалась едва ли не уничтожена: четкие следы зубов, отзывающиеся пульсацией, пугающе темнеющие засосы. Окутавший жар от всего этого отвлекал, туманил сознание, в низу живота сладостно и чаще тянуло, Тэхён в кровь искусал губы, неосознанно подаваясь бедрами навстречу, пытаясь насадиться глубже, подстроиться под заданный темп. Юноша чувствовал себя опьяненным, погружающимся в темный вязкий омут. Протяжные мелодичные стоны и короткое удовлетворенное «мм» время от времени разносилось по помещению, неоднозначно влияя на прикованного пленника.

Джихану смотреть на такого Кима неправильно-приятно и одновременно отвратительно. Стоны будоражили фантазию, заставляли кровь предательски вскипать в жилах, кончики пальцев покалывать от нетерпения. У омеги действительно красивое тело, манящее и великолепное, несмотря на оставленные ужасные гематомы, темнеющие на боках, порезы на шее. Тэхён поразил его с первой встречи, возникнув воплощением изящества, так умело сочетаемого с пылким упрямством и внутренней силой. Необыкновенный, утонченный.

Тэхён — дорогая искушающая ваза, разбив которую поранишься в тысячу раз сильнее, чем нанесешь урон.

До только и мог смотреть со стороны, провожать в «последний путь», не надеясь увидеть вновь, не осмеливаясь прикоснуться, забрать светлую невинность, утопить в греховной похоти. Зато Чонгук смог, плевав с высокой колокольни на чистоту этого омеги, поглотив своими грязными желаниями, развратив, прикоснувшись к ангельской душе.

Стальной столик надрывно-жалобно заскрипел от быстрых рваных и глубоких толчков, Чонгук вбивался с такой жадностью, что Тэхён не успевал отозваться бедрами на толчки, вжимаясь сильнее в стол. Громкий протяжный стон удовольствия разнесся по помещению, перекрыв шлепки тел и хлюпанье естественной смазки. Рейсх глухо прорычал куда-то в макушку, зарываясь кончиком носа в шелк белоснежных волос, кончил в обмякшее подрагивающее от пережитого оргазма тело и быстро вышел, натягивая одежду и наблюдая, как сперма стекает по внутренней стороне бедер.

— Я же говорил, что тебе понравится, — послышался знакомый шепот над ухом. — Мы могли обойтись без лишнего насилия и сделать друг другу приятно.

Японец выпрямился и хмыкнул, утерев сперму с бедер и подобрав снятую юкату, накинув на плечи Тэхёна и небрежно подвязав косихими. Парень выглядел уставшим и помятым, потратив силы на лишнее трепыхание перед неизбежным и выбитый первым сексом. Чон не мог определить, сломлен ли тот физически или морально, однако на ногах омега едва стоял, мучаясь саднящей болью в пояснице. Недовольно цокнув на раздражающую слабость и грубо схватив за плечо, Чонгук вытолкнул нерадивого омегу в коридор, передав двум солдатам.

— Отведите его в комнату к остальным. И ко мне никого не впускайте, даже Хосока. Терпеть не могу, когда отвлекают от пыток, — отдал приказ Рейсх и вновь скрылся за дверью, оборачиваясь к Джихану, на щеках которого поблескивал еле уловимый румянец. — Самое время заняться тобой.