Когда небо начало темнеть, становиться каким-то фиолетовым, а редкие облака озарило розовым свечением, Уэнсдей впервые за день взглянула наверх. Закат предвещал скорую ночь — время, когда никакое солнце не освещает тела убитых и не пытается соврать миру, что всё хорошо. Наконец лживый жёлтый шар заменит луна. Её красота скрывалась в том, что она никогда не врала… честно сообщала, что под её покровом могут происходить всевозможные ужасы. И никакой фальши, как у дневного светила. А всё-таки больше всего на свете Уэнс не любила ложь. Поганая сила.
Но хотя за окном стремительно темнело, тучи, как в прошлую ночь, не думали собираться. А Уэнсдей хотелось, чтоб дождь смыл утреннее происшествие. Всё равно, когда она уходила с занятий, уже место преступления всякими химикатами очистили, и найти там зацепки не удалось. Однако в воздухе продолжал витать ненастоящий, но прелый запах смерти.
Она стояла у окна и вслушивалась в стук часов где-то за спиной. Это помогало сосредоточиться. Но никакие часы не смогли спасти её от восклицаний соседки:
— Ого, сегодня мы официально станем членами «Белладонны»! — со своей половины комнаты радостно кричала Энид.
— Ага.
— Но без Бьянки… это совсем не то. Я раньше и не подумала бы, что мне её так не хватать будет! — уже слезливо продолжала распинаться Энид, но Уэнсдей не оборачивалась.
— Я тоже, — лишь коротко согласилась она.
— Ой, подруга, не ври! — голосок девчонки дрогнул в чём-то среднем между истерикой и смешком. — Тебе же на всех плевать. Только научный интерес, все дела… но за это я тебя и люблю, вот!
Уэнс опустила голову и, кажется, её уголки губ тоже дрогнули. Что ж, Энид по крайней мере, невзирая на свой ярко-розовый характер, не строила больше розовых предположений насчёт своей соседки. Хотя и на сей раз она ошибалась… теперь излишне очерняла её душу.
— Ладно, может, тогда уже пойдём? — переменилась оборотень спустя пару минут молчания. — Жизнь ведь продолжается. И сейчас вечер, могу ходить в красивой одежде! Вот, Аяксу точно понравится, — и она прыгнула перед Уэнсдей, нагло нарушая её личное пространство.
Но возмущения застыли в горле, и она лишь отошла на пару шагов и отвернулась. Слишком яркий наряд… ослепляет. Короткий топ в блестящих пайетках, поверх — белый пиджак и снизу такие же брюки. Небось на посвящении Энид даже выдадут особый плащ… какой-нибудь яркий и дурацкий, как расцветка попугая.
— Да, пошли. Вещь! — ей в подготовленный рюкзак тотчас юркнула родная рука, и Уэнсдей ушла, больше не говоря ни слова и надеясь, что сияющие пайетки не будут мозолить глаза. Но на всякий случай она зажмурилась, когда уже по дороге вновь заговорила с бегущей позади Энид: — Кстати, не уходи после собрания. У меня и Ксавье есть дело. Оно касается нас троих.
— Дело? Но у меня уже назначено свидание с Аяксом! Мы так соскучились по друг другу! — и хотя соседка отвечала в обычной манере, Уэнсдей почувствовала подвох… будто Энид заранее приготовилась сказать эту фразу.
Но не только Ксавье умел делать шаги на опережение для достижения своих целей.
— Останетесь вдвоём с нами. А когда я и Ксавье уйдём, можете делать что угодно. Мы вас не задержим.
До уха донеслось, как шаги Энид сбились. Наверное, её охватила волна негодования.
Уэнсдей даже на секунду улыбнулась. Значит, всё правильно подумала. За её спиной друзья пытались ей устроить свидание с Ксавье… какое романтическое недоразумение. Может, с наличием друзей она и могла смириться, но никак не с отношениями. Вороны — птицы одинокие.
— Но ведь!.. — контраргументов Энид не нашла.
— Вот и славно.
Вскоре они дошли до статуи Эдгара Аллана По, и Уэнсдей почти на ходу щёлкнула пальцами. Но проход не открылся. И повторная попытка результатов не дала — всё такое же холодное молчание от ранее весьма открытого людям изваяния.
— Что не так? — напряглась Энид и тоже стала щёлкать пальцами.
Но статуя игнорировала и её. Словно тайный проход вдруг подменили на самую обычную бестолковую куклу.
— Остальные уже должны быть на месте… может, с той стороны откроют?
— Сомневаюсь, — честно выразила свои опасения Уэнсдей и стала оглядывать статую на предмет подозрительных деталей.
Пару минут спустя она заключила — внешне всё было нормально. Даже загадка с книги не исчезла и не переменилась на новую. Но дверь всё равно никаким попыткам её отпереть не поддавалась.
— Никто не смог сюда попасть, — подошёл Аякс, непривычно печальный. — Мы как раз пошли вам сообщить, а вы вот, тут…
— Как так?! — и хотя Энид улыбнулась своему парню и поспешила чмокнуть его в щёку — какая же мерзость, скоро станут совсем как родители Уэнс, — от её голоса разило замешательством.
И вскоре её лицо страшно побледнело — и серебристые тени на её веках показались тёмными. Губы вдруг стали синюшными: такие обычно у жмуров, вынутых из озера. Но потом её уста нервно зашевелились:
— Я вспомнила… директор, пока отчитывал меня за неподобающее поведение, что-то говорил про закрытие самых бестолковых клубов в школе. Но не мог же он иметь в виду «Белладонну», да? Это ведь было бы глупо!..
— Мне директор ничего такого не говорил… — признался Аякс, нервно поправляя шапку.
— Что он вообще вам рассказал? Докладывайте, живо, — продекламировала девочка голосом, не терпящим возражений.
— Мисс Аддамс, у вас такой властный тон, что вам бы основать свою компанию. Будете страшной начальницей, — Уэнсдей тотчас обернулась и увидела отца Ксавье, который шёл к ним пугающе спокойно. Это ей понравилось.
Что-то в нём со встречи утром изменилось. И когда он подошёл ближе, она чётко увидела, как косматая борода преобразилась в аккуратно и коротко подстриженную. В таком амплуа Винсент больше напоминал того человека со всяких портретов и фотографий, каким Уэнсдей привыкла его видеть.
— И да, я слышал вашу беседу. И вынужден подтвердить ваши опасения. Никакой «Белладонны» больше нет. В моей школе не будет якобы тайных клубов для просвещённых, где ученики занимаются совсем не тем, чем им положено. Я считаю подобную деятельность опасной, — безэмоционально рассказывал мистер Торп, и положительное отношение Уэнсдей к нему стало исчезать. Но она не успела вступить в полемику, как он продолжил: — Проход через Аллана По больше никто не откроет, а новых мест для ваших таинственных встреч не вздумайте искать. Я узнаю. А теперь живо по комнатам, пока я добрый.
Энид с Аяксом недоверчиво переглянулись, но, кажется, после утреннего опыта они стали бояться нового директора — с поникшими головами, никого не дожидаясь, они скрылись. Уэнсдей тоже не захотела открыто перечить мистеру Торпу, и всё же многозначительное: «Правила созданы, чтоб их нарушать», — сдержать не удалось.
— О, я не сомневаюсь, мисс Аддамс, — откликнулся директор чересчур приветливым тоном — слишком контрастным на фоне того, как он разговаривал минуту тому назад.
Невольно Уэнсдей ускорилась, чтоб побыстрее скрыться из поля зрения Винсента. Но с каждым новым шагом она всё решительнее мысленно обещала себе, что выяснит его истинные мотивы. Разберётся во всей чертовщине, которая произошла всего за первый учебный день.
Зато она снова не умрёт со скуки в Неверморе. Быть может, этот учебный год ей уже не пережить, но зато погибнет она при деле.
Оставалось решить, где в таком случае обсуждать с друзьями предположения, улики и дальнейшие ходы. Можно, в принципе, при свете дня в кафе, где раньше работал Тайлер. Ну кто, кроме шерифа, заподозрит подростков, пускай и из Невермора, просто сидящих с чашечками кофе?
Она решила наутро поделиться идеей с Энид и Ксавье: незачем их тревожить на ночь глядя. И так все планы под откос…
Но только она толкнула дверь своей спальни, как обнаружила Ксавье. Парень сидел на её кровати с самой невинной улыбочкой, и без приветствий заговорил:
— Так, это не моя идея. Это Вещь! — и он указал на руку, которая не успела вовремя скользнуть под подушку.
— И когда ты научился вне моего ведома сбегать?! — крикнула она Вещи, но тот уже сидел под подушкой. — Но ладно. Значит, будем беседовать тут. И, похоже, вдвоём… — холодно заключила Уэнсдей, не обнаружив Энид.
— Ты же не против? — Ксавье улыбнулся.
— Какая уже разница…