— Поцелуй его, — тихо произносит Ран. Харучиё не может понять, приказ это или нет — тон старшего Хайтани мягкий и вкрадчивый, но почему-то ему хочется повиноваться.

Он сидит, привалившись к его груди спиной, чувствует, как спокойно и размеренно бьется сердце Рана — неожиданно и удивительно большое, раз в нем нашлось места для них двоих. Или Харучиё так себя утешает, пока затравленно рассматривает красивое лицо Риндо, с недовольством смотрящее мимо него.

На Рана, конечно же.

— Он ведь не любит, когда его касаются, — неуверенно начинает Хару, и грудь за его спиной чуть трясётся. Он чувствует вибрацию низкого приятного смеха до того, как слышит сам смех, и это почему-то это ощущается донельзя интимно, будто Харучиё уже проник за его рёбра, существует там, как пригретое в крови и плоти маленькое создание.

— Странно, что ты запомнил, — язвительно начинает Риндо, Харучиё его прерывает.

— Я бы хотел, чтобы уважали те немногие принципы, которые есть у меня, не резонно ли мне уважать твои?

Удивительно разумно для того, кто не помнит приблизительно четверть своей жизни, добровольно отдавая её на съедение химическому монстру, вскормленному порошками и таблетками. Ему так было проще, избавляться от мыслей о том, как несправедлив был к нему мир, чтобы перестать жалеть себя. Будучи разбитым на тысячу осколков, ощущать себя цельным.

— Ну, так..? — Ран не подталкивает – просто опускает руки, укладывая их раскрытыми ладонями вверх, такой красивый жест, словно он выпускает Харучиё на волю. Хочется провести кончиками пальцев по чувствительной коже сильных предплечий и переплести пальцы снова – доверительно и искренне.

Старший Хайтани, вроде не настаивает, но Харучиё привстает, чтобы дотянуться до Риндо.

— Можно мне..? — слова трудно подобрать, Харучиё, кажется, впервые смотрит на него так близко, что кончиками пальцев чувствует тепло, исходящее от его кожи. Он не касается — просто худые руки замирают в сантиметре от цели, — я могу коснуться тебя?

Хайтани, вопреки мнениям, не единый организм, и Харучиё понимает это лучше, чем кто-либо другой; он знает, что Ран не может решать за Риндо, и что лояльность старшего совсем не означает такую же приязнь младшего. Он знает, что у них разный взгляд – один теплый, проникающий под самую кожу, как настойчивое летнее солнце, второй – тревожный и колючий, похож на февральский океан, равнодушно накатывающий на бетонные набережные порта.

Харучиё, в глубине души, очарован ими обоими, потому что его глаза и душа не глубже лужи после майского дождя, но, кажется, Хайтани смогли разглядеть в подёрнутой радужной бензиновой плёнкой поверхности что-то, кроме бесконечной насмешки над миром и тончайшей иронии над собой.

Если они хотят выстроить что-то втроём, вот такое: странное, и пугающе сложное для Харучиё, слишком много чувств на квадратный метр; он никогда, никогда не чувствовал себя настолько откровенно открытым, но при этом не уязвимым, но понятым и принятым — если они хотят выстроить это, то нужно научиться слушать друг друга.

Риндо кивает, скрывая за ресницами пьянящий сиреневый цвет глаз, прячет зимний океан, и уже становится не так страшно.

Кончики пальцев преодолевают то немногое расстояние, согреваются в тепле бледной кожи; очерчивают красивый изгиб челюсти, когда Харучиё прикасается губами к губам – несмело и мягко, коротко мажет своей нижней по чужой верхней.

На вкус почти как губы Рана; но чувствуется всё равно иначе.

— Ещё, — этот голос не за спиной, прямо перед ним; раскрытые лиловые глаза и тепло дыхания, опаляющее влажные губы; Риндо смотрит прямо на него, и Харучиё затягивает в февральское серо-лиловое море, унося течением.

Сначала холод сковывает так сильно, что больно дышать, а потом наступает миг между смертью от обморожения и жизнью; Харучиё замирает в этом миге, снова целуя Риндо – долго и тягуче, сжимает длинными пальцами волосы на его затылке, мешая отстраниться.

Ран снова приобнимает его – узкие ладони трогают чувствительную линию талии; Харучиё неосознанно принимает это прикосновение дрожью и слабым стоном, заломом бровей – потому что руки Риндо оказываются поверх пальцев Рана.