Но как бы Антону ни было стыдно или страшно появляться на парах по обработке данных, высшие силы в лице одной конкретной женщины всё решили за него. Не то чтобы это было внезапно, просто Шаст забыл учесть и этот фактор.

— Антош, пора вставать! — в понедельник с утра в комнату заглянула мама. — У тебя же пара, которую нельзя пропускать, ты сам говорил. Почему ты спишь ещё?

Парень нехотя приоткрыл один глаз и, приподнявшись на локте, сонно посмотрел в сторону света из коридора, который сзади подсвечивал фигуру Майи Олеговны. Выглядело это немного зловеще, и Антон сначала даже не сообразил, реальность это была, или мама на пороге комнаты ему снилась.

— Что? — на самом деле он не понял ничего из того, что она сказала, ведь мозг в тот момент только прогружал бодрствующее состояние. Прогружал, кстати, плохо, потому что не каждому мозгу захочется вообще пробуждаться в шесть утра.

— Ты забыл поставить будильник? — женщина вздохнула и нажала на выключатель. Комнату озарил яркий свет, заставивший Антона зажмуриться. На секунду показалось, что это не просто люстра включилась, а миллионы ярких вспышек каких-нибудь папарацци, охотившихся за звездой, слепили чётко по глазам. Только вот Шаст звездой не был, но по глазам всё же получил.

— Ма, выключи, я не пойду, — взмолился он, накрываясь одеялом с головой. От этого утра было уже тошно, что уж было говорить о посещении пары Арсения Сергеевича, при одной мысли о котором возникало как желание, так и животный страх опозориться ещё больше, чем Шастун это уже сделал.

— Но ты сам мне говорил, что там препод — лютый зверь.

— Да, и я уже облажался, автомата можно не ждать, — пробурчал парень. Он не собирался высовываться из своего укрытия, но Майя Олеговна не отступала. Женщина бесшумно прикрыла дверь, заставив спрятавшегося сына поверить в то, что она ушла, а сама на цыпочках подобралась к кровати Антона и резко сдёрнула одеяло. Тот свернулся в клубок — всё-таки за пределами уютного одеяльного укрытия было слишком холодно и противно.

— Вставай немедленно! — грозно приказала мама, отскочив на другой конец комнаты, чтобы у Антона не было шансов снова провалиться в сон. — Если препод действительно зверь, то выводить его из себя не надо, даже если автомат уже не светит!

— Ну, ма! — обиженно протянул Шаст, но мама была непреклонна и тёплое одеялко не возвращала. Пришлось сдаться. — Ладно, встаю.

В университет Шастун всё-таки поехал, благо, в автобусе с любимым преподавателем не столкнулся. Зато столкнулся в холле с кучей одногруппников, и чуть ли не каждому пришлось объяснять, что на практику к Попову он не пойдёт, мол, есть дела поважнее. Какие могли быть дела у первокурсника в полупустом корпусе университета в восемь утра понедельника, особо никто не задумывался, даже сам Антон. Но все на такую отмазку многозначительно кивали, даже суровая староста Ира. На самом деле Шаст не представлял, чем себя занять, раз уж пришлось прийти, но пока была закрыта аудитория, где должна была проходить следующая пара, он просто сидел на полу прямо у двери той, в которой объяснял очередное непотребство на своём «эльфийском» Арсений Сергеевич. Его голос, немного глухо проникавший в коридор, заставлял сердце биться чаще и мучительно сгорать то ли со стыда, то ли от желания наслаждаться им вечно. Антон безумно хотел увидеть Арсения, но слишком боялся их встречи. Слишком уж стыдился того, что себе уже позволил, и боялся сорваться на нечто большее. Телефон в кармане завибрировал, и Шаст, словно очнувшись от наваждения, подскочил и отправился в сторону нужной аудитории, чтобы не оказаться случайно замеченным. Вдруг раздражающийся на любой шум Попов выглянет из кабинета, услышав, что кто-то в коридоре смеет нарушать его спокойствие. Тогда столкновения и выяснения отношений было не избежать. Конечно, Антон мечтал ещё хоть на секунду посмотреть на любимого преподавателя в гневе, но явно не сейчас. Не при всех.

К счастью, нужный кабинет уже открыли, и парень, устроившись на привычном ряду, взял успевший умолкнуть телефон в руки. Источником уведомлений стала почта, решившая разом вывалить уведомления о новых письмах. В основном это был привычный спам в виде всяких рассылок от магазинов, где он уже успел засветить свой номер, но одно письмо заставило широко раскрыть рот. Вдохнуть и резко выдохнуть. Проморгаться и не поверить. Руки похолодели, но Шаст заставил себя открыть это письмо, которое было прислано в самом начале сегодняшней первой пары.

«Доброе утро, Антон!

Ваши одногруппники сказали, что Вы в университете, но на паре я Вас не вижу. Вы в порядке?

С уважением,

А. С. Попов».

Под подписью было много всяких надписей, обозначавших, кем именно Арсений Сергеевич является, но глаза Шастуна зацепились за самое главное — номер телефона, который он тут же скопировал и занёс в список контактов. Долго рассматривал фото профиля в мессенджере, даже сохранил его в телефоне, а потом напечатал: «Я Вас безумно люблю», но тут же стёр и выключил экран. Он понимал, что ничего дельного ответить преподавателю всё равно не сможет. Только вот совесть не хотела замолкать, заставляя Антона всё-таки что-то написать в ответ. Всё-таки Арсений искренне беспокоился.

«В порядке!» — всё же написал Шаст в диалоге, и коридоры университета в ту же секунду погрязли в трели звонка, заставив парня вздрогнуть. Такое совпадение он почему-то посчитал дурным знаком.

«Антон, это же Вы? Вы понимаете, что я теперь не смогу поставить Вам автомат из-за пропуска?» — прилетело в ответ практически мгновенно.

«Я бы его и так не получил, не волнуйтесь))», — напечатал Антон, стараясь успокоить дрожащие пальцы. Аудитория стала потихоньку заполняться одногруппниками Шаста, но тот не обратил внимания даже на плюхнувшегося рядом с ним лучшего друга. Макар что-то спрашивал, но Шастун отвечал совершенно невпопад, не переставая пялиться в телефон. Ответа от преподавателя долго не было, и когда парень уже совсем отчаялся, смартфон игриво загудел.

«Подойдите ко мне после занятий», — гласило новое сообщение от Попова. Сердце Антона застучало так, что этот невыносимый грохот заглушил все звуки вокруг. Он беззвучно выругался и, стараясь дышать глубоко, всё же ответил: «Не приду». Номер Арсения тут же оказался в чёрном списке, чтобы преподаватель не смог ничего написать в ответ. Собственное поведение казалось ему неадекватным, но Шаст ничего не мог с собой поделать. Ему стало казаться, что все эти чувства не просто неправильные, а какие-то грязные, порочные, запретные. И лучшее, что он сейчас мог сделать, — начать копить деньги, чтобы договариваться о закрытии теории обработки данных в деканате не совсем честным путём. Ведь было просто необходимо изолировать себя от Арсения Сергеевича, чтобы перестать по нему страдать.

Сложнее всего было объяснить это маме, а объяснить было необходимо, иначе бы она неустанно продолжала будить Антона в понедельник ни свет ни заря. Но парень тянул до последнего, поэтому решился на разговор лишь в воскресенье вечером. В принципе он и в тот воскресный вечер не хотел заводить непростой разговор, но выбора уже не было. Отчим смотрел телевизор в гостиной, громко и резко комментируя всё происходившее на экране, а мама просто сидела рядом, листая новости в телефоне и пропуская выпады мужа в сторону голубого экрана мимо ушей. Шаст аккуратно дёрнул её за рукав футболки, чтобы привлечь внимание, и жестом попросил пойти с ним. Майя лишних вопросов задавать не стала, и уже через мгновение готовила себе и сыну чай на кухне, хотя тот ни о чём таком не заикался. Благо, Олегу на личные разговоры жены с её сыном было плевать, ведь новости по телевизору были куда интереснее проблем проблемного вчерашнего подростка.

Сидя за столом, Антон не знал, с чего и начать. Будто что-то внутри не давало парню сказать самые главные и такие простые слова, чтобы после этого взять и уйти в свою комнату, продолжая жить, как жил. Но Шастун боялся. Словно просьба больше с утра не беспокоить и всё, что произошло бы дальше из-за неё, навсегда бы оборвала тонкую ниточку между ним и Арсением Сергеевичем, словно парень сам не сделал этого ещё в этот понедельник.

— Что-то серьёзное, Антош? — поинтересовалась мама, видя, как Шаст собирался с мыслями, испепеляя пока что пустую кружку взглядом.

— Ничего такого, — поспешил заверить маму парень. Он неловко улыбнулся и замахал своими длинными руками, чуть не свалив вазочку с печеньем и конфетами со стола. — Просто… можешь не будить меня завтра?

— Если честно расскажешь, в чём причина, — Майя Олеговна забрала пустую чашку и ловко плеснула туда заварку, а затем кипяток. — Конечно, тебе почти девятнадцать, взрослый уже. Именно поэтому мне нужен внятный ответ. Пока не аргументируешь свою позицию, будешь вставать в шесть и топать в универ, как миленький.

— Не могу видеть препода, — недовольно буркнул Антон, схватив из вазочки печенье. Он безбожно врал, ведь Попова он просто мечтал хоть мельком, но взглядом зацепить где-нибудь в коридоре. В глубине души даже совсем по-детски надеялся, что тот сам при случайной или не очень встрече в коридоре подойдёт и попытается выяснить, что это за приколы были у его студента. — В итоге и предмет его учить не могу.

— Допустим, — мама села на стул рядом и положила руку Шасту на плечо. — Как собираешься закрывать?

— Заработаю денег и закрою в деканате. К платникам отношение немного другое в этом плане, проблем не будет. Я уже узнавал.

— Ты знаешь, что я такое не одобряю, — женщина вздохнула, и Антон тут же кивнул. В принципе мало кто мог одобрить такие методы обучения. И уж точно это была не собственная мать. — Что там с твоим преподом? Если он как-то не так себя ведёт, может, следует сообщить…

— Он во всём идеален, ма, — мгновенно выпалил Шастун, а его лицо в ту же секунду стало красным. Он тут же безумно пожалел, что не смог удержать язык за зубами, но слово — не воробей, а сказанного не воротишь. Впрочем, мама ничего не успела сказать на такое импульсивное признание — на кухне появился Олег. Он был донельзя возмущён, что Антона радовало… но ровно до того момента, пока мужчина не обозначил, чем именно был недоволен.

— Парады они там устраивают, представляете, — отчим возмущённо раздувал ноздри, пока доставал из холодильника бутылку пива. Словно эта новость как-то касалась лично его. — Ходят там под радужными флагами, требуют чего-то.

— Олеж, успокойся, — Майя чуть нахмурила брови. Поведение мужа ей явно не нравилось. Шаст даже затаил дыхание, пытаясь понять, догадалась она или нет на его счёт. — Люди вольны любить…

— Это отвратительно, дорогая, — Олег открыл бутылку и сделал глоток. — Это против природы!

— Олеж, я не хочу с тобой ругаться, — мама Антона сжала руку в кулак, и Шаст перехватил её быстрый взгляд. Будто бы она пыталась оценить реакцию сына на происходящее. Сердце Антона рухнуло куда-то вниз. Видимо, мама всё же догадалась. — Закроем эту тему.

— Майя!

— Закроем, — Майя была непреклонна, и её муж под тяжёлым взглядом даже как-то сдулся, и вся его гомофобная спесь вмиг слетела. Олег недовольно кивнул и испарился из кухни, решив вернуться к телевизору, чтобы высказывать своё архиважное мнение ему, ведь телевизор, в отличие от любимой жены, рот ему закрыть не в состоянии. Антон был маме благодарен, ведь при отчиме продолжать разговор совершенно не хотелось.

— Спасибо, что выперла его, — улыбнулся он и поднялся на ноги, оставив чай нетронутым. Олег всё-таки прервал их как нельзя кстати, ведь сейчас был идеальный шанс, чтобы смыться и не объяснять маме, почему любимый преподаватель идеален настолько, что на его пары просто невозможно ходить, не страдая от своих чувств, стыда за их неправильность и крепкого стояка.

— Антон…

— Я пойду к себе. Пожалуйста, не буди меня завтра.

Шастун заперся в своей комнате и упал на кровать. Отчим, хоть и спас от расспросов, поселил своими высказываниями в душе неприятные сомнения. Раньше парню как-то не приходилось сталкиваться со столь негативным отношением к людям, полюбившим человека своего пола, и он даже не задумывался, насколько это вообще может быть проблемой для его дальнейшей жизни. Ведь в обществе об этом особо распространяться было не принято, а особо зашоренными даже порицалось, словно это была какая-то заразная болезнь. А ведь наверняка кто-то до сих пор считал это болезнью, хотя уже давно было научно доказано, что это вовсе не так. Но Антон бы даже не удивился, если отчим однажды на полном серьёзе бы заявил, что нельзя смотреть на радугу в небе… Сейчас он больше всего боялся, что и мама хоть немного, но взгляды Олега поддерживает. Да, она его заткнула, но кто мешал ей в глубине души подсознательно испытывать неприязнь?

Шасту стало страшно. Он просто лежал, пытаясь разобраться в себе и попутно думая, что делать, если он всё-таки окажется белой вороной в традиционной семье. Что делать, если мама воткнёт нож в спину и просто молча согласится, если отчим решит выставить его за дверь? Куда он пойдёт? Антон уткнулся лицом в подушку, пытаясь выкинуть эти мысли из головы. Мама никогда не променяет его на штаны, парень был в этом уверен, но с другой стороны… он уже вполне взрослый, зачем рушить собственной матери жизнь? А он сам в любой момент мог бы вернуться в их старую квартиру, где ему принадлежала половина. Шаст прекрасно знал, что там сейчас кто-то живёт, но по договору жилец снимал лишь одну комнату из двух, мог свободно пользоваться кухней, ванной и туалетом. И именно на свою бывшую комнату, где были свалены и заперты их с мамой вещи, которые они решили не брать с собой четыре года назад, когда переезжали в квартиру отчима, у Антона нарисовались планы. Да, запасные, но всё же вполне обоснованные и, вероятно, вполне реальные планы.

Когда дальнейшая жизнь отвергнутого сына была мысленно расписана, Шастун вдруг пришёл к мысли, которая испугала его ещё больше. Сердечный ритм сразу стал каким-то пугающе неровным, а мир вокруг словно потерял в один момент все свои краски. «А вдруг Арсений — гомофоб похуже этого старого хрыча?!» — било по голове снова и снова, как будто кто-то стучал по ней молотком, пытаясь вдолбить эти ужасные слова на подкорку сознания. Воздуха перестало хватать, но парень не отрывал голову от подушки. «Он не может быть таким, просто не может!» — он пытался противостоять собственным мыслям, но тонул, будто бы задыхаясь.

— Чёрт, — прошипел Антон, ведь он действительно потихоньку начал чувствовать, что лёгкие стало наполнять всё труднее. Он оторвался от подушки и сделал глубокий вдох. Перед глазами мелькали звёзды, но где-то за ними всплыл образ Арсения Сергеевича, который Шаст безуспешно пытался выбросить из головы. Такой строгий, немного старомодный, но такой любимый всей душой и телом.

— Он просто не может быть таким же уродом, — шептал парень, перевернувшись на спину и уставившись в потолок. — Не может. Он же ни разу не оттолкнул меня…

А перед глазами то и дело появлялись образы, которые услужливо подкидывала больная фантазия — как Попов морщится, смотрит с презрением, шарахается от Шаста, словно от чумного. Как в его безумно красивых, но таких холодных глазах горит ненависть. Ненависть за чувства, такие обычные чувства, ещё не ставшие до конца принятыми в их реалиях.

— Не такой… — выдыхал Антон раз за разом, не в состоянии найти себе места. Ворочался, переворачивался, вскакивал и снова ложился. Беспокойство, словно холодное штормящее море, накрывало с головой раз за разом. И каждая волна была выше и сильнее предыдущей. — Он не будет меня ненавидеть… Он не такой…

Парень думал, боялся, чувствовал себя загнанным в угол зверем. Но отличие было лишь в том, что в этот угол он загнал себя сам. Ведь о мыслях и чувствах Арсения Сергеевича в свой адрес Антон совершенно не знал. Хотел бы — да боялся порушить всё, что осталось на руинах их взаимоотношений. Да и были ли они вообще? Шаст не хотел признавать, что, скорее всего, преподаватель о нём даже никогда и не думал. А если и думал, то явно не в романтическом ключе, и это сейчас приводило в отчаяние. Он очень устал от собственных мыслей, и в какой-то момент просто провалился в сон, ведь время уже было позднее, а за окном было уже давно темным-темно.

— Я же просто сказал, что люблю тебя… — возникший буквально из ниоткуда собственный голос казался чужим. Шаст не понимал, сколько времени прошло, но он всё так же лежал, только вот уже не на кровати, а на твёрдом и холодном полу, чему совершенно не удивлялся.

— Замечательно, — голос Арсения Сергеевича в этой темноте тоже был каким-то незнакомым. Совершенно чужим и не предвещавшим ничего хорошего. — Ты до сих пор не понял? Не нужна мне твоя любовь. Мне противно слышать от тебя такое!

Внезапный удар ногой по рёбрам заставил Антона вскрикнуть и открыть глаза. Он лежал, свернувшись в клубок, посреди кухни в той самой квартире, в которой они с мамой жили до переезда. Попов нависал прямо над парнем, выглядел совершенно невменяемым и до ужаса злым. Таким парень никогда его не представлял в своих мыслях и сейчас безумно боялся этих горевших ненавистью глаз.

— Прекрати… — прошипел Шаст. Хотелось встать и дать отпор… или хотя бы попытаться уйти, но тело не слушалось. Было очень больно, видимо, это был не первый удар. Болело буквально всё, и эта боль наполняла не только тело Антона, но и как будто всю кухню, ставшую вдруг такой тесной и давящей. Словно весь мир состоял из одной лишь боли.

— Прекратить? — усмехнулся Арсений и снова пнул парня ногой. — Это ты не можешь осознать, какую чушь несёшь. И пока я не выбью из тебя эту дурь, я не прекращу.

— Что ты хочешь? — у Шастуна перехватило дыхание, и он закашлялся, но решил всё же высказать всё, что кипело внутри. — Чтобы я отказался от своих чувств? Извинился? Умолял о прощении, ползая на коленях? Что?

— Да, всё это. И чтобы уполз отсюда и больше никогда не смел показываться мне на глаза. Твоя радужная рожа меня просто пиздец как выводит.

— Можешь тогда меня просто убить, — еле слышно проговорил Антон и зажмурился в ожидании нового удара. — Прямо здесь. Прямо сейчас. Потому что от меня ты такого никогда не услышишь.

— Вот как, — Попов рассмеялся и, судя по звукам шагов, тут же вышел из кухни. Это заставило удивиться, ведь Шаст ожидал расправы прямо на месте. Но почему-то поведение преподавателя в целом совершенно не казалось каким-то не таким — выбивающимся. Парень откуда-то знал, что тот сейчас вернётся и сделает всё, чтобы Антон пожалел о своих словах.

Громкие шаги, резкий рывок за волосы на затылке куда-то вверх. Шаст выругался от боли, прострелившей всё тело, но, ощутив горячее дыхание совсем рядом, заставил себя открыть глаза. Преподаватель был слишком близко, но одним своим видом вгонял Антона в панику. Никакого притяжения парень больше не чувствовал, да и целовать эти искривлённые в усмешке губы совершенно не хотелось. Хотелось отстраниться, но рука Арсения на затылке не давала этого сделать.

— Такие, как ты, не должны жить, — процедил сквозь зубы Арсений Сергеевич, улыбаясь и безумно глядя Шасту прямо в глаза. — Сраная ошибка природы!

Мужчина свободной рукой отвесил Антону крепкую пощёчину и, всё ещё больно держа за волосы, заставил согнуться и лечь животом на стол. Шастун не сопротивлялся — не было сил, да и не хотелось злить Арсения ещё больше. Впрочем, Попова злила и покорность, с которой его студент принимал все удары. Он прижимал голову Шаста к столу, другой рукой продолжая наносить удары, словно парень был боксёрской грушей. Всё ныло, и Антон уже не разбирал, куда именно ему прилетало. Он уже плохо соображал, что вообще происходило, но в какой-то момент совершенно чётко осознал, что Арсений Сергеевич стянул с него штаны вместе с бельём.

— И чем ты тогда лучше меня? — сдавленно усмехнулся Антон, прекрасно понимая, что сейчас с ним будет, как только услышал, как преподаватель стал расправляться с упаковкой презерватива. Страх остался где-то позади, в душе осталось только чувство беспросветного отчаяния из-за неминуемой катастрофы. — Такой же, как и я…

— Завали! — рявкнул Арсений и, снова схватив Шаста за волосы, резко приложил его голову к поверхности столешницы. Тот не издал ни звука, хотя волна боли накрыла с новой силой. — Не смей нас сравнивать.

— Если у тебя на меня стоит, о чём тогда может быть речь?

— Я сказал тебе завалить ебало, — снова удар, от которого нижняя губа Антона стала кровоточить. Парень машинально облизнул губы, и от солоноватого металлического привкуса на языке стало тошнить. — Я женат. Счастливо женат. Больно тебе?

— Безумно, — новость о том, что преподаватель может быть человеком занятым, действительно больно резанула по сердцу. Наверное, даже больнее саднящих мест, по которым успело прилететь. — Но всё равно, ты собираешься меня выебать. Разве ты не заслуживаешь того же, чего желал мне? Разве ты… блядь…

Шастун сорвался на крик, ощутив, будто бы его разрывает. Никакой подготовки, только дикая боль, сопротивление неподатливого тела, резкие толчки. Из глаз Антона лились слёзы, но он даже не думал молить о пощаде, зная, что преподаватель бы не остановился. Арсений Сергеевич одной рукой сдавливал его шею, а другой придерживал за бедро, при каждом толчке не забывая повторять, какое же Шаст ничтожество.

— Почему ты кричишь? — усмехался Попов раз за разом. — Не нравится? Странно, ведь ты заднеприводный, ты этого хотел. Хотел, я знаю, — толчки становились всё резче. — Чем ты, сука, недоволен? Или ты от счастья рыдаешь?

Казалось бы, сил кричать уже не было, голос был сорван, и Антон с каждым движением издавал сиплые болезненные стоны. Он просто хотел, чтобы всё это закончилось. Чем — уже не так важно. Лишь бы прекратилось. Но боль нарастала, не только физическая, но и душевная. Потому что было больно от того факта, что всё это происходит в родных стенах и с человеком, которому Шаст был готов отдать себя всего — тело, сердце, душу. Он, по сути, и отдал, ведь совершенно не сопротивлялся, позволяя Арсению издеваться над собой. Парень зажмурился, хрипеть уже не было сил, как вдруг боль заполонила собой всё настолько, что даже прорезался голос. Антон открыл глаза и оказался в кромешной темноте. Воздуха было мало, а дышал он, как загнанная лошадь. Не сразу, но всё же понял, что попросту накрылся во сне одеялом с головой в своей собственной кровати. А старая квартира приснилась потому, что до того, как уснуть, Шаст думал, понадобится ли туда сбегать от отчима в случае чего.

— Блядский сон… — с облегчением прошептал Антон, откинув одеяло. Дышать сразу стало легче. Крови никакой не было, задница была цела, только образ Арсения Сергеевича, отвешивавшего удар за ударом, так и стоял перед глазами. — Сука… он не может быть таким. Не может…

Проснулся Шаст как раз к первой паре, и что-то внутри подмывало всё равно отправиться в универ и увидеть любимого преподавателя хоть одним глазком, хоть в толпе издалека, лишь бы убедиться в том, что этот молодой мужчина с обворожительной улыбкой попросту не способен на такие зверства. Под удивлённый взгляд мамы, не сказавшей о раннем подъёме Антона ни слова, он собирался чуть ли не со скоростью света, чтобы успеть на автобус. Возможно, даже приехать раньше одногруппников, чтобы понаблюдать за приходящим заранее Арсением Сергеевичем в одиночку.

С преподавателем он столкнулся куда раньше, чем предполагал. Прямо в автобусе. Выглядел Попов не очень, и это были не просто последствия недосыпа. Шаст чувствовал, что Арсения что-то сильно мучило, но не решился подойти и спросить. Через пару остановок мужчина сам заметил своего студента, пялившегося на него во все глаза, и жестом подозвал к себе. Антона будто обдало жаром, а в боку противно заныло. Уж слишком реалистичным по болевым ощущениям был сон, хотя Шаст до конца не был уверен, действительно бы он ощущал всё ровно так же, окажись он в такой ситуации. Болезненно жгло и затылок — парень словно чувствовал руку Арсения Сергеевича, тянувшую за отросшие кудри, чтобы поднять и уложить на стол. К горлу резко подступила тошнота, и Шастун, прикрыв рот рукой, чуть помотал головой, чтобы отогнать наваждение. Он никогда не думал, что может быть таким впечатлительным, впрочем, на его памяти это был первый такой отвратительный сон за все его почти девятнадцать лет.

Арсений Сергеевич тем временем недоумённо заморгал и уже поднялся с сидения, чтобы подойти к своему студенту, но автобус затормозил, и Шаст тут же выскочил в открывшиеся двери. Попов за ним не последовал, ведь до университета оставалось ещё несколько остановок. Ведь работа была превыше всего на свете. Сам же Антон, немного потупив в не сильно знакомом районе, побродил по нему пару часов, с тяжёлым сердцем забрёл в первую попавшуюся парикмахерскую и попросил подстричь его как можно короче. На всякий случай. Даже если судьба когда-нибудь уготовит ему приятное времяпрепровождение с Поповым, то исключение по максимуму того, что может привести к ночному кошмару, было необходимо. Новая причёска парню жутко не понравилась, но исправить ничего было уже нельзя. Да и волосы — не зубы, отрастут. Да, на него недоумённо смотрела дома мама, пустил тупую шутку отчим, а Макар, узрев это великолепие в университете на следующий день, так вообще выпал в осадок, но ведь всё это было не просто так… Правда, голове теперь было немного холоднее, зато на душе стало гораздо спокойнее.

Тот сон, как и мысли о своей неправильности и поломанности, Шаста больше не беспокоили. Будто бы, избавившись от кудрей, он избавился и от всего лишнего, что лишь нагружало его голову и заставляло переживать. Парень даже не вспоминал о своих чувствах к преподавателю, а просто учился и даже нашёл подработку — за деньги помогал школьникам с докладами, задачами — со всем, что пока ещё хорошо помнил из своей прежней безмятежной школьной жизни. Антон даже не волновался в преддверии очередного понедельника, пока обеспокоенная мама воскресным вечером не села рядом с ним на кухне, когда он собирался почаёвничать.

— Тебе же нравится твой преподаватель? — спросила Майя почему-то шёпотом. Будто бы с последнего их разговора на эту тему не прошло целой недели. — Между вами что-то произошло? Не просто же так ты решил не ходить на его пары?

— Я несколько раз крупно прокололся, — тихо ответил Шаст, подперев голову рукой. — Не знаю даже, понял ли он… Но я просто не могу больше. И вообще мои чувства… они неправильные, надо просто забыть. Как-то закрыть этот предмет и надеяться, что он больше никогда не будет ничего у нас вести. Иначе я сойду с ума или вылечу из универа. Я вообще не должен был в него влюбляться.

— Антош, прекрати, — мама смотрела на него с беспокойством. — Если так случилось, что тебе понравился парень, это не страшно, не смей считать себя каким-то не таким.

— Я и не считал… — вздохнул парень, прикрыв глаза рукой. — Раньше не считал, но тогда… после высеров Олега неделю назад задумался. Ведь там не просто парень. Он ведь старше, он преподаватель, да и кто сказал, что я могу ему понравиться?

— Олега не слушай даже, — Майя тоже вздохнула. Она нервно теребила прядь волос. — В этом плане он немного… — женщина замялась, будучи не в состоянии подобрать правильное слово.

— Отсталый, — ухмыльнулся Шаст. Впрочем, отчима он считал отсталым не только во взглядах на то, кого и как необходимо любить, но если маме с ним было хорошо, то что уж тут было поделать. Это явно было не дело уже совершеннолетнего парня, который в принципе уже мог быть свободным, словно ветер. Всё-таки в Олеге было что-то и хорошее — из любви к жене её сына-студента он никуда даже и не думал гнать.

— Здесь соглашусь, — еле заметно улыбнулась мама и виновато посмотрела на Антона. — Я к тому, что наверняка твой преподаватель не думает так же.

— Но шансов, что Арсений окажется… таким же, как и я, слишком мало, мам, — парень покачал головой и дёрнул рукой, чтобы поправить свою кудрявую чёлку, только никакой чёлки уже почти неделю на его голове не было. Шастун невольно вернулся к своему сну, заставившему попрощаться с шевелюрой, и приложил ладонь к затылку.

— Антош, я придумаю, как можно тебе помочь, — Майя притянула сына к себе и обняла. Антону сразу в тёплых маминых руках стало как-то спокойнее. — Обязательно придумаю, ты, главное, глупостей не наделай…

— Уже наделал, ма, — грустно усмехнулся Шаст, прижимаясь к маме сильнее. — Он несколько раз хотел поговорить, я сбежал. Я просто… боялся, что он меня отвергнет. Но лучше бы уже отверг, я бы знал и не мучился столько времени. Но уже поздно. Не уверен, что хочу знать после всего, что я натворил.

Майя не ответила. Она лишь грустно покачала головой и обняла Антона крепче.

***

Апрель подходил к концу. Антон делал всё, чтобы Арсению Сергеевичу на глаза не попадаться. Впрочем, тот и сам встреч не искал, лишь один раз спросив у Макара, всё ли с его другом хорошо. Шаст со своей подработки и карманных денег накопил двадцать пять тысяч. Он не знал, какие расценки в деканате, но месяц, чтобы накопить достаточно, у него ещё был. Казалось бы, жизнь налаживалась, учёба давалась Антону легко. Только мысли об Арсении Сергеевиче вопреки всем ожиданиям голову покидать не спешили. Шастун пытался о нём не думать, но каждый раз проигрывал эту битву сам себе. Старался обратить внимание на кого-нибудь ещё — не получилось. Другие парни не интересовали совершенно, девушки тоже. Шаст даже один раз отправился на дружеское «НЕсвидание» с Ирой, которая изредка оказывала ему знаки внимания, но быстро понял, что всё это — идея гиблая. С одногруппницей было весело, но не более, поэтому Антону пришлось признаться и ей, и себе, что он, скорее всего, гей. И не просто гей, но ещё и однолюб. Благо, Кузнецова всё поняла, в искренность слов Шаста поверила и обижаться не стала, даже пожалела беднягу, когда после пары наводящих вопросов тот раскололся.

Как-то в пятницу после пар Шастун с Макаром, будучи в приподнятом настроении, шли от остановки, курили и наслаждались весенним солнышком. Где-то впереди маячили майские праздники, свобода, небольшая передышка. У парадной Ильи парни остановились, дымя и перекидываясь шутками. Жизнь точно налаживалась, как Антону казалось. Он чувствовал себя если не прекрасно, то хотя бы приемлемо.

— Антош, зажжёшь? — голос Майи Олеговны заставил друзей вздрогнуть. Глаза Макара округлились от удивления. Конечно, он дружил с Шастом со школы, но о том, что его мама так запросто может попросить у него огонька, как-то не знал.

— Без проблем, — Антон даже не пытался прятаться, как обычно делают даже взрослые дети. Он достал зажигалку из кармана и дал матери прикурить, посмеиваясь над реакцией Ильи. С Макара и его удивлённого и даже немного испуганного выражения лица можно было хоть прямо сейчас картину писать.

— Спасибо, дорогой, но ты бросай, — мама шутливо погрозила Антону пальцем. — Сколько можно своё здоровье гробить?

— После тебя, ма, — фыркнул Шастун и рассмеялся. Они частенько перекидывались укоризненными шутками на тему курения, но оба даже не думали бросать. — На работу идёшь?

— Да, срочно попросили помочь, — кивнула женщина и, тоже заметив обалдевшее выражение на лице Макарова, рассмеялась. — Илюш, перестань так смотреть. Всё нормально, ты с ума не сошёл.

— Пойду-ка я домой… — смутился Илья, стараясь незаметно потушить сигарету и выбросить. — До свидания, Майя Олеговна. Шаст, спишемся вечерком.

— Бывай, братан, — крикнул Антон вслед уходящему другу и повернулся к маме. На лице той читалось беспокойство. — Что-то произошло?

— Да, Антош, — Майя вздохнула и сделала затяжку. — Я хотела проверить нашу квартиру, а меня срочно вытянули.

— А что с нашей квартирой?

— Жилец затянул с оплатой, на телефон не отвечает уже пару дней, — женщина нервно поправила сумку на плече и, потушив недокуренную сигарету о край урны, выбросила окурок. — Парень там неплохой. Скромный, вежливый. Немного старше тебя, вроде даже из твоего универа. За два года ни разу не задерживал деньги, так что хотелось бы проверить, что там с ним вообще. Просто он настолько правильный, предупреждал всегда о любой мелочи, а сейчас ни денег не прислал, ни сообщения, что задержит.

— Давай, я сейчас забегу? — тут же предложил Шаст, выпуская дым изо рта и провожая его клубы, взметнувшиеся вверх, взглядом. — Махнёмся ключами, проверю этого студента. Всё равно делать нечего. Тихий и скромный, говоришь?

— Выглядит, как очень домашний мальчик. Наверное, поэтому я попрошу тебя заглянуть. Был бы бугай какой — дождалась бы Олега с работы.

— Да толку от твоего Олега, — усмехнулся парень и протянул маме свою связку ключей, чтобы та после смены смогла беспрепятственно вернуться домой. — Сегодня же деньги будут у тебя. Сколько он там за комнату платит?

— Двадцать, — Майя недовольно поджала губы и отдала Антону свои ключи. Ей всё же не нравилось, когда сын негативно отзывался о её спутнике жизни. — Обязательно позвони мне, что всё хорошо, ладно? И если что — не ввязывайся в драку, лучше уйди без денег, договорились?

— За меня можешь не волноваться, — Шаст, улыбнувшись немного зловеще, ободряюще потрепал маму по плечу. — С моей новой причёской меня за гопоту принять, как нехер делать. Запугаю этого студентика, живо всё отдаст, ну ты поняла.

Майя махнула рукой, мол, делай, сын, как знаешь, и побежала в сторону остановки, заметив, как нужный автобус неторопливо показался из-за поворота. Антон неспешно докурил и, стараясь придать себе угрожающий вид, а не выглядеть мальчиком-ромашкой, которому даже самый задохлик-зубрила не отдаст денег, отправился к своему прежнему месту жительства. Благо, время собраться с мыслями было, ведь до их старой квартиры нужно было пройти ещё три остановки. Можно было, конечно, проехать, но Шаст никуда не торопился. Да и свежий воздух был полезен для размышлений.

И всё же время пролетело незаметно. Антон понял это, когда уже топтал коврик у двери. Отступать точно было некуда, а в душу как раз стали проникать сомнения. Справится ли он? А вдруг с жильцом что-то случилось прямо в квартире, а он заперся на внутренний замок, и придётся ломать дверь? А вдруг он там живёт не один, а с крепкими друзьями-качками, которые Шаста отметелят и выкинут? «В тихом омуте черти водятся… — так некстати вспомнил парень, но всё же напялил свои любимые солнцезащитные очки, висевшие на вороте толстовки, чтобы казаться более крутым, и натянул капюшон на голову. — Соберись, блядь, надо вытрясти из этого уебана всё, что он задолжал, даже с процентами!» Некстати ещё и ностальгией прошибло. Пусть входная дверь за пять лет поменялась, но за ней было то самое место, к которому Антон прикипел всем сердцем и душой за четырнадцать лет, что тут жил. Всё-таки здесь прошло его детство. Первые шаги, первые слова… за этой дверью когда-то был целый мир, в котором маленький Шаст радовался, грустил, носился, как угорелый, и видел чудесные красочные сны. Мир, в котором он ещё мог мечтать, и мечты эти были самыми светлыми и чистыми. Это место когда-то было домом. Теперь же это был его дом лишь по документам, а квартира отчима по ощущениям так и не стала полноценным домом.

Парень немного помялся на коврике и всё же решился позвонить в звонок. «А не отзовётся — попробую своим ключом!» — решил он и надавил окольцованным пальцем на кнопку. Пару минут ответа не было, и Шастун нажал на звонок снова. В коридоре послышались торопливые шаги, и Антон, шумно выдохнув, приготовился подставлять кроссовок, чтобы не дать квартиранту захлопнуть дверь. Волновался он страшно, но раз уж решился, то отступать уже точно было поздно.

— Слушай сюда, обсосок, — Шаст понизил голос и оперся на дверной косяк, стоило двери отвориться. — Ты хули деньги за хату не платишь и заныкался тут? Жопа отвалится предупредить?! С хуя ли ты на звонки не отвечаешь, а? Мёртвым притвориться решил? Так я тебе сейчас устрою, пёс.

Он старался на открывшего парня не смотреть, чтобы не потерять лицо. Понимал, что стоит чуть отвлечься, и вся игра в брутала, пришедшего за деньгами, покатится в тартарары. Жилец почему-то тоже молчал, но и дверь закрывать не спешил.

— Антон? — будто бы не веря в происходящее, произнёс квартирант. Его голос был уж слишком хорошо Шастуну знаком. Сердце парня словно замерло, и он, раскрыв рот, всё же осмелился посмотреть на того, кто открыл ему дверь. В такое совпадение было сложно поверить. Вся напускная грубость вмиг испарилась, уступив место удивлению.

— Арсений Сергеевич? — Антон не верил собственным глазам. Даже приспустил очки на кончик носа, чтобы убедиться в том, что они не обманывали. — А вы тут чего забыли?

— Не люблю отвечать вопросом на вопрос, но то же самое хотел спросить и у вас, — мужчина отступил на шаг, жестом приглашая Шаста пройти в коридор. — Я тут живу.

— А, ну то есть всё, что я вам тут наговорил, всё же по адресу, — Шастун смущённо закашлялся и переступил порог квартиры, крутя головой по сторонам. Всё внутри было совсем не так, как он запомнил, когда был здесь в последний раз пять лет назад, но это не было неожиданностью — Антон знал, что мама перед сдачей жилья сделала скромный ремонт везде, кроме комнаты, которую сдавать не собиралась.

— Получается, так, — вздохнул Арсений, а его щёки слегка покраснели. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке. — Мне самому ужасно стыдно задерживать оплату, но у меня совсем нет денег, а зарплата будет на следующей неделе.

— А не предупредили почему? Майя Олеговна ведь не зверь, всё бы поняла.

— Телефон разбил, сижу без связи, денег на самый простой пока тоже нет, — признался Попов, стыдливо отведя взгляд. Выглядел он искренне расстроенным и обеспокоенным сложившейся ситуацией. — Просто не знал, как предупредить Майю Олеговну. А вы с ней, получается, знакомы?

— Получается, знакомы. Очень много лет знакомы. Всю мою жизнь. Мама сама хотела зайти и посмотреть, не померли ли вы тут в нашей квартире случайно, — Антон голосом выделил слово «нашей», следя за реакцией преподавателя. Тот вздрогнул, глядя удивлённо и недоверчиво. — Но её вызвали на работу, она попросила меня.

— Я мог бы догадаться, вы с Майей Олеговной похожи, — Арсений Сергеевич, прищурившись, внимательно осмотрел парня. — Просто не срастил сразу, у вас разные фамилии.

— Она вышла замуж, а мне нахер не упёрлось менять фамилию, с которой я прожил четырнадцать лет, на фамилию какого-то долбоящера, — фыркнул Шаст, устроившись на пуфике у двери. Любые упоминания отчима моментально заставляли беситься. — Так, Арсений Сергеевич, я здесь не за тем, чтобы обсуждать своего отчима.

— Я понимаю, — кивнул преподаватель и вздохнул. В целом он сейчас выглядел, как нашкодивший подросток, который специально пытался увести тему разговора от своего проступка как можно дальше. Только вот не получилось. — Но у меня, правда, нет денег. Вообще ни копейки. Я отдал все накопления на операцию тёте.

— Что-то серьёзное? — теперь уже Антону стало неловко. Да что там — он чувствовал себя последней мразью, да и чувства к Попову, которые он не смог убить, давали о себе знать. Лично Шаст был готов простить Арсению все деньги мира, но не мог. Конечно, он попросту мог отдать свои накопленные на закрытие предмета деньги маме, а Арсений бы позже вернул… Но Шастун придумал уже кое-что получше. «Чувствовать себя мразью, так до конца!» — мелькнуло в голове, хотя Антон был с этим не согласен и старался эту мысль подавить.

— Да, серьёзное, но вам не нужно в это больше лезть, — Арсений Сергеевич закусил губу, виновато глядя на студента. Тому почему-то стало стыдно за собственные мысли. — Я всё заплачу, честно. Мне просто нужно немного времени… И если Майя Олеговна согласится немного подождать…

— Арсений Сергеевич, поймите, мы ведь тоже деньги не печатаем, — вырвалось у Шаста. Он уже десять раз успел пожалеть, что ляпнул такое, увидев, как вытянулось лицо мужчины. Да и не знал Антон на самом деле, насколько срочно маме нужны были деньги от квартиросъёмщика. В конце концов, он же действительно мог предложить маме свои деньги, если это было срочно, но какая-то тёмная сторона внутри попросту взяла верх, не дав вовремя замолчать. — Но я могу вам помочь.

— Может, чаю? — Попов кивнул в сторону кухни. Предложение помощи он словно пропустил мимо ушей.

— Простите, но нет. Порешаем всё здесь, и я пойду. У меня есть двадцать пять тысяч. Я коплю, чтобы в деканате закрыть ваш предмет.

— Вам этого не хватит, Антон, — покачал головой Арсений и презрительно хмыкнул, явно не одобряя такой способ получения оценок. — Там немного других масштабов ценники.

— И вам при этом ничего не перепадёт, я правильно понимаю? Вас же даже в расписании почему-то нет, — подхватил мысль Антон и улыбнулся, когда преподаватель кивнул. — Так вот, я отдам эти деньги маме в качестве вашей оплаты, а вы…

— Антон, простите, у меня нет времени, чтобы быть вашим репетитором. Правда, очень хочу вам помочь, но я страшно занят. Ведь до зарплаты ещё неделя, денег нет совсем, перебиваюсь подработками, как могу, чтобы просто поесть в свободное время, которого и так катастрофически мало.

Шаст непонимающе захлопал ресницами и поднялся на ноги. Он смотрел в полные печали глаза Попова и не понимал, как вообще подсознание могло подкинуть ему те ужасные образы, ведь Арсений Сергеевич был снова таким беззащитным, что даже то, что Антон задумал, предлагать уже не хотелось. «Такой чистый и светлый… он так хочет меня научить всей этой херне…» — думал парень, подойдя к преподавателю чуть ближе дозволенного.

— Ставите мне три автоматом за эти деньги и расходимся, — прошептал Шастун, борясь с желанием сделать ещё один шаг вперёд, чтобы прижать Арсения к себе и коснуться его раскрывшихся то ли от удивления, то ли негодования губ.

— Антон, что вы себе позволяете?

— Возвращать не надо, не подумайте, — рассмеялся Шаст, но тут же замолчал. Напряжение между ними достигло критической отметки, но никто не отступал назад, чтобы хоть немного снизить градус. — Просто плачу вам, а не деканату. Всё равно шансов, чтобы понять вашу эльфийскую галиматью, у меня нет.

— Вы понимаете, что если кто-то узнает, меня уволят точно, а вас могут отчислить? — мужчина сложил руки на груди, видимо, надеясь хоть так немного дистанцироваться. — Я не могу так рисковать.

— Узнают, если кто-то из нас проболтается. Мне себя подставлять смысла нет. Вас — тем более, ведь я… Неважно.

— Я не могу, Антон, правда, — Арсений Сергеевич покачал головой. — У меня есть принципы. И я лучше съеду в общежитие, если Майя Олеговна не захочет подождать, чем нарушу их.

— Как знаете, — парень надел очки и натянул на голову сползший во время разговора капюшон. — Спрошу у мамы, может ли она подождать.

Не попрощавшись, Антон выскочил из квартиры и отправился в сторону дома отчима. Щёки пылали от стыда, разочарования и гордости за Попова одновременно. Честный, принципиальный, но в этом плане глуповатый, конечно. Шасту очень хотелось помочь любимому преподавателю, и плевать уже, что там будет с закрытием его предмета. До самого вечера парень размышлял, как ему лучше поступить, и всё больше убеждался, что просто необходимо отдать свои деньги за Арсения. Да, пусть тот ничего не сделает взамен, а деньги позже отдаст. Это был шанс, что Арсений Сергеевич станет хоть немного лучше к нему относиться. Конечно, чтобы это точно случилось, не стоило преподавателя шантажировать и предлагать ему всякое, но уж что было сделано, то сделано. Завоёвывать плюсики в карму теперь предстояло с учётом и этого прокола.

Майя Олеговна вернулась домой раньше своего мужа, чему Шаст был очень рад — наедине с отчимом он в квартире оставаться не любил. Обычно времяпрепровождение в компании маминого мужа заканчивалось напряжённым молчанием или какой-нибудь тупой шуткой, от которой Антона воротило, но своего недовольства парень высказать не смел — не хотел расстраивать маму. Благо, сейчас было совсем не так, и Олег был ещё на работе. Шаст с мамой устроились на кухне за ужином, ведь парню не терпелось рассказать о том, кого он встретил в их квартире, хоть он и сомневался в правильности этого поступка. Что-то внутри неприятно тянуло и упрашивало об Арсении молчать, словно от этого может случиться что-то очень плохое.

— Вот, двадцать тысяч, — Антон заранее достал наличку из своей заначки и протянул купюры маме.

— Антош, что не так? — женщина подозрительно сощурилась. — Что это за деньги? Твои?

— Да с чего ты взяла? — притворно возмутился Шаст, поняв, что мама его моментально раскусила. — Ладно, да, мои. Я хочу заплатить за жильца. У него там в семье проблемы, денег нет совсем, телефон разбил и связаться не мог.

— И ты так просто поверил?

— Ну ты же сказала, что парень приличный, — хмыкнул Антон, а его лицо невольно расплылось в улыбке. Всё-таки трудно ему было удержаться от эмоций, когда перед глазами так и всплывали свежие воспоминания, связанные с любимым преподавателем. — И я его знаю, как оказалось. Может, не так хорошо, но уверен, что он бы врать не стал.

Мама недоверчиво посмотрела сначала на деньги, потом на сына, но всё же оплату приняла. Она больше ничего не говорила, просто ела макароны и изредка бросала на Антона подозревающие взгляды. Тот уже успел успокоиться и чисто внешне выглядел совершенно невозмутимым, однако внутри бушевал ураган. Самая настоящая буря, готовая безжалостно сносить всё на своём пути.

— Ма, — прошептал Шаст, нерешительно возя вилкой по тарелке, — ты не студенту комнату сдаёшь.

— Да? — искренне удивилась Майя. — Мне казалось, он учится… Такой тихий и скромный мальчик. Много рассказывал про ваш университет. Мы с ним прошлым летом разговорились, ты как раз тогда поступал, я потому тебе этот универ и предложила. Арсений уж слишком хорошо его отрекламировал.

Антон слушал маму и глупо хлопал глазами. Даже забыл, что собирался отправить в рот накрученную на вилку макаронину, которая медленно спустилась обратно в тарелку, словно устала ждать своей участи. Осознание поразило в самое сердце. Встреча с Поповым не была случайной. Словно сама судьба постаралась, чтобы они однажды пересеклись.

— Значит, частично это твоя заслуга? — Шастун громко рассмеялся, заставив Майю вздрогнуть от столь резкой перемены настроения любимого чада. — Я бы ведь и не подался в этот универ вообще, если бы ты тогда меня не направила. Ладно, не столь важно. Что ты ещё знаешь об этом Арсении? Он одинок? Никого в нашу квартиру не водит? Я помню, в договоре написано, что он должен в случае чего предупредить.

— Погоди, Антош, ты же сам сказал, что его знаешь. С чего такие вопросы?

— Это очень важно, — твёрдо сказал Антон, стараясь унять сильное биение сердца, и облизнул пересохшие от волнения губы. — Ответь на мои вопросы, и я всё объясню.

— За те два года, что он живёт у нас, пару раз спрашивал, может ли привести друга, — пожав плечами, призналась Майя Олеговна. — Жалоб от соседей не было. Насколько знаю, он слишком одинокий. Родители далеко, пары нет, как-то в разговоре промелькнуло. Вроде всё рассказала. Теперь ты признавайся, что за допрос устроил?

— Ма, — Шаст сильно покраснел и, сделав глоток из кружки, закашлялся, — это он. Тот преподаватель, которого я люблю. Арсений Сергеевич Попов. Ведёт у нас практику по теории обработки данных. И я совершенно ничего не понимаю в его формулах, потому что рядом с ними всегда он, понимаешь? Я просто не могу вникнуть, не получается. Его глаза… я больше ни о чём не могу думать.

Хлопнула входная дверь — с работы вернулся Олег. Но ни мама, ни сын не обратили на это внимания. Проблема Антона для обоих сейчас была важнее всего на свете. Отчим же обычно в «воспитание» и душевные беседы никогда не вмешивался, считая, что сын жены — парень взрослый, а если его и надо воспитывать, то пусть этим занимаются его родители.

— Бедный мой мальчик, — тем временем вздохнула Майя, взяв Антона за руку. Шаст чувствовал, насколько искренне беспокоилась за него мама и как хотела помочь, если бы вообще могла. — Похоже, ты действительно сильно на него запал. Как давно?

— С нашей первой встречи на паре, — парень улыбнулся, мысленно вернувшись в начало февраля, когда впервые столкнулся с Арсением Сергеевичем, его бездонными голубыми глазами и бархатным голосом. — Всё сразу пошло наперекосяк, я опоздал, а он этого страшно не любит. Он просил молчать на его парах, а я пару раз не сдержался. Я не хотел его злить, оно само… Я сначала не мог понять, что со мной, ведь я никого не любил. Даже не влюблялся, а тут сразу в мужчину, да ещё и старше меня… да ещё и моего преподавателя.

— То есть ты из этих, да? — на пороге кухни показался отчим. Майя вздрогнула и испуганно посмотрела на мужа, Антон же даже не думал поворачиваться в его сторону, хотя внутри всё похолодело. — И что нам теперь? Сдавать тебя на лечение, да?

— Олег, замолчи, — нахмурилась мама Антона, украдкой поглядывая на сына и пытаясь оценить его состояние. Парень сидел молча и неподвижно. На выпады отчима реагировать не хотелось, чтобы не огорчать маму, хотя очень хотелось встать и наорать на этого явно отсталого человека. Холод внутри сменился тихой яростью, заполнявшей каждую клеточку тела. Но Шаст знал, что просто не позволит себе выплеснуть её в первозданном виде. Ради мамы, ради себя, ради того, чтобы не уподобляться маминому мужу, психующему из-за такого пустяка, как парень в доме, влюбившийся в другого парня.

— Замолчать, Майя? — тем временем бушевал Олег, крича и махая руками. — Как я могу замолчать, когда в моём доме живёт самая настоящая ошибка природы?

— Эй, очнись, ничего, что это мой сын? Кто тебе вообще давал право его оскорблять?

— Мам, не надо, — покачал головой Антон и накрыл руку матери своей. На несколько мгновений в кухне повисла тяжёлая гробовая тишина. Парень громко вздохнул и поднялся со стула. Страха не было, даже ярости в сердце уже не было, остался только огромный камень, давивший на сердце. — А вы… — он впервые за этот вечер посмотрел отчиму в глаза, и тот дёрнулся под тяжестью взгляда Антона, — можете успокоиться, вашей жопе ничего не угрожает. На ваше еблище у меня попросту не встанет, можете не переживать. А раз так, то вообще не понимаю, какого хуя вас волнует моя ориентация.

— Выметайся! — лицо мужчины побагровело от гнева. Он так и стоял в дверном проёме, сжимая кулаки, и наверняка бы ударил Шаста, не будь тот на голову выше своего отчима. — В моём доме таким, как ты, не место.

— Олег, ты не можешь! — мама Антона подлетела к мужу и схватила за воротник рубашки. Казалось, Майя была готова сейчас на любое безумство, лишь бы защитить единственного сына. — Я с сыном уйду, понятно тебе? Если ты выгоняешь его, то выгоняешь и меня. Я ни за что не предам ребёнка из-за твоей недоразвитости! Открой глаза уже, Олег, ты что творишь?

Антон с ухмылкой наблюдал, как Олег молча бесился, но любимой жене возразить не мог. За прожитые вместе годы он полюбил Майю так сильно, что даже, вероятно, был готов смириться с её неправильным отпрыском рядом. Мужчина выругался сквозь зубы и прижал жену к себе.

— Прости, любимая, погорячился, — виновато прошептал он, стараясь не смотреть на пасынка. — Тебя я ни за что не выгоню. Твоего сына… тоже. Просто бес попутал.

— Антош, иди к себе, — велела Майя, обняв мужа в ответ. Шаст лишь покачал головой. Он был безумно благодарен маме, что была готова пожертвовать своей любовью ради его интересов, но оставаться в этой квартире больше не видел смысла.

— Да нет, твой муж прав, — Антон направился к двери, заставив маму и отчима посторониться. — Мне здесь действительно не место. Не хочу оставаться здесь только потому, что он боится тебя потерять. Он не перестанет считать меня больным, не перестанет думать, что я ошибка природы, только из-за страха, что ты пойдёшь за мной. Да и, наверное, я уже достаточно взрослый, чтобы не мозолить тут никому глаза. Ещё и тем, что родился не таким, каким должен был. Поживу пока в нашей квартире.

Как бы Майя ни пыталась остановить сына, тот был непреклонен. Быстро покидал в сумку самые необходимые вещи, подхватил рюкзак и так же стремительно выскочил на улицу. Он не винил маму в том, что она всё же что-то нашла в своём Олеге, но вот ему под одной крышей с отъявленным гомофобом оставаться было просто мерзко. Да и то, что крыша эта принадлежала отчиму, плюсов ей не давало вообще, даже наоборот.

Только вот радости от того, что Шаст сейчас просто возьмёт и завалится к любимому преподавателю, не было. Парень даже как-то не думал о том, что сейчас придётся всё объяснять Арсению Сергеевичу, а тот может быть вовсе не в восторге. Настолько не в восторге, что может куда-нибудь тут же съехать. Но Антон не думал. Внутри было как-то пусто, словно он так устал за день, что сил на эмоции просто не осталось.