Антон довольно быстро добрался до парадной, в которой уже побывал сегодня днём. Минут двадцать он задумчиво смотрел на родные окна, в одном из которых виднелся слабый свет явно от настольной лампы. Арсений Сергеевич точно был дома, но тревожить его снова было почему-то… неудобно? Да, Шаст имел полное право заявиться на свою собственность в любое время дня и ночи, но вряд ли бы такой поступок заставил Попова относиться к нему лучше. Скорее, наоборот, а Антон наоборот не хотел. Парень безумно устал после внезапно длинного и тяжёлого дня и неторопливо курил, продолжая смотреть вверх. Он уже не видел окон, глядел куда-то мимо них, пытаясь хоть немного расслабиться и очистить забитый чем попало разум. Не получалось, но Шаст понимал, что просто не мог стоять и смотреть на окна вечно. И лучше было бы увидеть Арсения Сергеевича, чтобы прояснить и с ним, как можно скорее. Было трудно, но после пары сигарет Антон всё же решился. В конце концов, возвращаться в дом отчима после такого ухода было бы ещё позорнее. И даже если бы тот резко избавился от своих гомофобных взглядов на жизнь, что было очень вряд ли, то шуточки по поводу инфантильности пасынка травил бы ещё долго. А если и Арсений окажется вдруг ярым противником людей, любящих людей своего пола, то парень планировал пойти к Илье.

Домофон, открытый своим ключом, лифт, так кстати ожидавший на первом этаже… Оказавшись перед дверью вот уже во второй раз за день, Шастун закрыл глаза и даже задержал дыхание, прислушиваясь ко всему, что могло происходить за дверью. Было тихо, просто неприлично тихо, словно Арсения и вовсе не было дома. Впрочем, он мог спокойно заниматься своими делами в комнате и не создавать лишнего шума. Шасту было страшно аж до дрожи в коленях. Впрочем, сейчас он и чувствовал себя бесформенной уставшей массой, у которой подкашивались дрожащие и непонятно откуда взявшиеся ноги. Парень ещё пару минут переминался с ноги на ногу, а затем нерешительно и еле-еле нажал на звонок, заставив тот издать какой-то слабый и еле слышный звук. Конечно, он мог бы и своими ключами открыть, но, как и днём, не стал. Это было бы уже совсем неприлично, да и не в том он сейчас был положении, чтобы вламываться в эту квартиру, пусть и свою. Кажется, нерешительный звонок был услышан, ведь торопливые шаги за дверью раздались почти сразу, и вот уже через мгновение перед Антоном возник взволнованный Арсений Сергеевич.

— Майя Олеговна всё-таки сказала, что не может подождать? — тут же испуганно выпалил он, а на лице проступила искренняя печаль. — Вряд ли вы бы пришли вечером, чтобы просто сказать мне, что я могу повременить с оплатой.

— Как видите, — Шаст кивнул на спортивную сумку в своей руке, — я здесь немного не за этим. Насколько я знаю, в вашем договоре есть пункт о том, что собственник может зайти в любое время, предупредив вас. Я, увы, предупредить не мог, а больше… больше мне некуда пойти. Ну, точнее, есть куда, но это крайний случай.

— Проходите, Антон, — преподаватель отступил на пару шагов, пропуская парня в квартиру. — У вас что-то случилось?

— Да, — вздохнул Шастун. Он чуть ссутулился и печально посмотрел Попову в глаза. — Давайте, я сразу вам расскажу, вдруг вы такой же, и я пойду тогда… Мой отчим, видите ли, боится и ненавидит таких, как я. И жить нам нельзя, лечить нас надо. А я ведь просто… просто хочу любить того, кто мне понравится, кого сердце выберет, а вовсе не… как принято. Понимаете, я просто… гей.

На последнем слове Антон совсем съёжился, и напряжённо следил за тем, как менялись эмоции на лице мужчины. От грусти до крайнего удивления, сомнения и непонимания. Было страшно, будто бы Шаст ждал, что Арсений Сергеевич сейчас накинется на него с кулаками, как было в том сне несколько недель назад. И этот сон так некстати всплыл в голове, заставляя парня готовиться к побегу, но одновременно и приковывая ногами к полу, словно они весили по тонне каждая, не меньше. Он безумно хотел убежать из этой квартиры и больше никогда в ней не появляться, но не мог.

— Антон… — прошептал Арсений и сделал шаг вперёд. Шастун ссутулился ещё больше и сморщился, готовясь отбиваться и боясь увидеть отвращение в свой адрес. Он старался не смотреть на преподавателя, чтобы не оказаться правым. Чтобы не подтвердить свои самые худшие кошмары. Чтобы не разочаровываться как в себе, так и в целом мире.

— Вы же не ненавидите меня за это? — голос парня заметно дрожал. Да и не только голос, ведь Шаста колотило так, словно его прошиб озноб при поднимающейся во время болезни температуре. Стоять было трудно. Страх и усталость были готовы поглотить Антона с головой. — Если вас напрягает, я найду, где пожить, просто дайте мне уйти. Прошу вас.

Спортивная сумка полетела на пол в то же мгновение, а Шастуна заботливо прижимали сильные, но одновременно такие тонкие и изящные руки. Никаких намёков, никаких подтекстов… Шаст просто чувствовал колоссальную поддержку. Такую же, какую своими объятиями оказывал Арсению Сергеевичу сам, когда застал его с мокрыми глазами в серверной. Именно этого ему сейчас безумно не хватало, и парень доверчиво прижимался к Попову, чувствуя, как на душе становится легче. Тепло медленно разливалось по всему телу, прогоняя страх и успокаивая нервы. В кольце рук преподавателя было невероятно уютно, и Антон был готов стоять так вечно.

— Я никогда не стану ненавидеть человека за то, что он не просто не выбирал, а не имел возможности выбрать, — проговорил Арсений, чуть ли не касаясь уха своего студента. По телу парня снова пробежала мелкая дрожь, но уже приятная, немного щекочущая. — И всё-таки здесь ваш дом. Будь я против… правильнее было бы мне уйти.

— Вам точно не будет стрёмно жить рядом со мной? — Антон чувствовал, что ещё мгновение, и он просто расплачется от накативших чувств, от идеальности своего любимого преподавателя, от его тёплых рук и от осознания того, что он готов принять своего студента и таким.

— Антон, пока ваши дела напрямую меня не касаются, я проблем не вижу.

У Шаста резко перехватило дыхание, а сердце, если бы могло, пробило бы все этажи, что были под ними, чтобы упасть туда, откуда выхода бы уже не было. Вся идеальная картина мира будто бы рухнула в одно мгновение. Парень скомканно пробурчал, что ему ещё надо привести свою комнату в порядок, отстранился и скрылся за запертой ранее дверью, которая на удивление легко поддалась, а то неловких моментов было бы не избежать. Впрочем, Антону было уже всё равно. Конечно, он был безумно благодарен Попову за поддержку и умом понимал, что тот любить в ответ не обязан, но юному сердцу так хотелось поверить в чудо. В то самое чудо, что принесло бы ему заслуженную награду за весь сегодняшний день. Но жизнь, как и всегда, вносила свои коррективы, и мгновенной бесконечной и взаимной любви Шаст не получил.

Весь вечер Шастун перебирал старые вещи, которые они с мамой попросту не могли увезти с собой в новую жизнь. Воспоминания захлёстывали с головой, заставляя неподвижно сидеть на полу с очередной мелочью в руках и глупо улыбаться собственным мыслям. В этой квартире произошло много хорошего. Антон даже вспомнил, как не хотел уезжать в чужой дом, как тосковал первое время и приходил смотреть на окна раз в неделю точно. А потом отболело — он привык к жизни в квартире отчима, да и тот на самом деле постарался, чтобы организовать комфортные условия для жизни сына жены. «Только ещё этого говноеда вспоминать не хватало…» — с отвращением подумал Шаст, освобождая от вещей кровать, ведь где-то спать было просто необходимо. Благо, в комнате не было пыльно, ведь мама иногда заходила и поддерживала порядок на этом «складе». Парень запустил даже свой старый компьютер, который пять лет никто не трогал. Тот работал, хоть и медленно по современным меркам. Быть может, в этом ещё была виновата и пыль, накопившаяся внутри. Вряд ли внутрь системного блока мама лазила хотя бы с тряпкой — про баллон со сжатым воздухом и речи не было.

Арсений стучался в дверь один раз, предложив выпить вместе чай, но Антон отказался. Мысль о том, что он будет жить с преподавателем бок о бок, просто сводила с ума, но нужно было держаться и не выдавать себя, ведь иначе Арсений Сергеевич мог бы просто съехать. А этого допускать было нельзя. Шаст не хотел потерять его, особенно глупо выдав себя и свои чувства. И если преподаватель не хотел, чтобы гомосексуальные дела и мысли Антона его касались, то так оно и будет.

Пожалуй, единственным, что хоть как-то скрасило вечернюю тоску от всего произошедшего и навалившегося, стало сообщение от мамы: «Тебе это сейчас нужнее, Антош. Но мы всё равно ждём тебя дома!» с последовавшим за ним переводом в двадцать тысяч. В дом отчима он, конечно, пока возвращаться не собирался, но стало так легко и спокойно. Парень точно знал, что прорвётся, что бы ни случилось.

***

Майские праздники прошли на удивление спокойно. За эти несколько дней Антон и Арсений как-то смогли найти общий язык, чтобы обустроить совместный быт. Поначалу было нелегко — особенно Антону, но вполне терпимо. На второй или третий они день даже перешли на ты, потому что все эти формальности под одной крышей были уж слишком странными. Да и разница в возрасте между ними оказалась не такой уж и большой, как Шаст изначально предполагал. Всего-то восемь лет и месяц без дня. Впрочем, когда тебе всего девятнадцать, то люди, которым ближе к тридцати, кажутся если не дремучими стариками, то хотя бы на самом деле взрослыми и самодостаточными людьми. По крайней мере, так чувствовал Антон, хоть и посмотрел на Арсения Сергеевича после информации о его возрасте немного иначе. Всё-таки тот в свои двадцать семь выглядел на несколько лет моложе, а вот его образ жизни и тяга к не совсем современным вещам делала из него какого-то деда, что вызывало явные сбои в мыслительных процессах многих, кто с ним сталкивался впервые. Благо, Шаст уже успел к этому даже привыкнуть.

Майя Олеговна заходила пару раз, чтобы проведать сына и квартиранта, посмотреть, как им живётся и всё-таки уговорить Антона вернуться домой. Но тот отказывался, хоть мама и пыталась донести, что провела со своим мужем воспитательную беседу, и тот вроде даже уяснил, что пасынок не болен и уж тем более не опасен, а просто таким родился… Обида была слишком сильна, да и Шастун всё-таки хотел проводить время с тем, кого любил, пусть и не открываясь. Ведь с Арсением было всяко лучше, чем с отчимом, который сына своей жены даже за человека не считал, пусть даже больше в этом не признавался. Как-то верилось с трудом, что взрослый человек смог кардинально поменять свои взгляды, получив нагоняй от горячо любимой жены.

Из-за длинных выходных выпало аж два практических занятия по теории обработки данных, так что о предмете Арсения Сергеевича по воле случая ставшие соседями преподаватель и его студент как-то не говорили. Просто вставали, когда кому было нужно, иногда уходили вместе в универ, но чаще встречались в квартире только вечером, иногда ужинали вместе и расходились по комнатам. Пусть они и стали чуть ближе, узнав друг о друге много нового, но всё равно оставались слишком разными. Это ничуть не мешало. Более того — когда Арсений как-то вечером сидел на кухне с мокрыми глазами и широкой улыбкой на лице, узнав, что тётина операция прошла успешно, Шаст чуть ли не плакал вместе с ним. Парню действительно важно было узнать, что в семье Поповых снова всё хорошо.

Но вот майские праздники остались позади, грянул очередной понедельник. В шесть утра Антона разбудил тихий, но настойчивый стук в дверь его комнаты. Парень спросонья ничего не понял, выругался и посмотрел на время в телефоне. Убедившись, что любимый преподаватель разбудил его, потому что собирался на пару сам, Шаст выругался ещё раз и пробурчал:

— Чего ещё?

В шесть утра понедельника среднестатистический рабочий мир вокруг только просыпался, и было настолько тихо, что недовольство парня было слышно и в коридоре. Стук прекратился, а Арсений Сергеевич осторожно открыл дверь и засунул голову в комнату.

— Антон, нужно собираться, — голос мужчины был даже слишком бодрым для шести утра и немного укоризненным. — У нас же пара. Я сегодня буду объяснять четвёртое домашнее задание.

— Автомат ты мне всё равно уже не поставишь, — отмахнулся Шастун, заворачиваясь в одеяло. Спать хотелось страшно, и никакой Арсений Сергеевич сейчас не был способен это изменить. — И смысл мне идти? Кузнецовой я уже заплатил, чтобы кидала мне конспекты и записи с диктофона.

— То есть понимать ты мой предмет вообще отказываешься?

— Арсений, я пытался, правда, — из одеяла торчал только нос с родинкой и грустные глаза. — Я слишком туп для этого. Проплачу в деканате, и дело с концом.

— Но ты же понимаешь, что дальше многое будет опираться именно на то, что читаю вам я? И это действительно важно, — Арсений позволил себе зайти в комнату и даже присесть на стул, на спинке которого небрежно висела одежда. Мужчина выглядел так, словно его действительно беспокоил тот факт, что его студент не способен уяснить азы будущей профессии. — Шаст, вот как тебе помочь?

«Просто поцелуй меня, скажи, что будешь рядом, ложись ко мне, обними, люби меня…» — пронеслось в голове у Антона, но позволить этим мыслям вырваться наружу попросту не мог, поэтому продолжал грустно смотреть на преподавателя. А так хотелось высунуть из-под одеяла руку, и чтобы Арсений Сергеевич непременно за неё ухватился, забрался в одеяльный кокон и нежно прижал парня к себе. Но если бы это вдруг случилось, то Шаст бы точно откинул коньки прямо на месте от счастья.

— Видимо, никак, — безысходно протянул он. — Может, летом что-то попробую понять. Тебя попрошу объяснить, если ты будешь свободнее. Ну, или денег заработаю, чтобы и следующие предметы закрыть. У мамы на такое просить точно не стану, хватит и платного… Слушай, Арс… А ведь получается, что за моё обучение в универе платишь ты.

— Вот сейчас не очень понял… — мужчина смутился и испуганно уставился на своего студента.

— Мама оплачивает моё обучение с тех денег, что ты платишь ей за комнату, — пояснил Антон, но, заметив, что Арсений загрузился ещё больше, поспешил перевести тему: — Да не грузись! Просто забей. А на твою пару я не пойду, не проси даже. И вообще сегодня не пойду никуда, настроения никакого уже нет.

— Как знаешь, — разочарованно хмыкнул Попов и подошёл к двери. — Меня к ужину не жди, я буду поздно, у нас собрание на кафедре. Это обычно рано не заканчивается.

Шаст лишь что-то сонно угукнул и тут же провалился в сон, устроившись в своём одеяльном коконе поудобнее. Снилось что-то определённо приятное, ведь парень проснулся уже ближе к обеду и то только потому, что закапал слюнями подушку, а лежать в этом стало как-то некомфортно. «Может, надо было всё-таки сходить на пару? — как-то само собой пришло Антону в голову, пока он с видом самого скучающего человека на свете жевал бутерброд на кухне. — Автомат всё равно не грозит, можно было побесить…» Ведь ему действительно было скучно дома в полном одиночестве, а мысль, что на паре у Арсения можно было нехило так развлечься — пусть Ира бы потом оторвала ему за это голову, — видимо, не собиралась отступать. Подсознание тут же подкинуло картину, как доведённый Шастуном до белого каления Арсений Сергеевич дожидается, пока все студенты, кроме одного, покинут аудиторию, запирает её изнутри и буквально вдавливает Антона в стену своим телом, грубо целуя, а потом раскладывает его прямо на преподавательском столе. Как подготавливает осторожно, но не особо нежничая, заботится о комфорте, но всё равно властно сжимает бедро. Ничего общего с тем кошмаром, одна лишь страсть. Шасту стало невыносимо жарко. Он тут же открыл на кухне окно и пошёл умываться. Не помогло, ведь щёки горели, но пылало и в груди от бешеного сердцебиения. Тогда парень решил устроить проветривание по всей квартире, сначала открыв окно у себя, а потом нерешительно прокрался в комнату Арсения Сергеевича.

Слишком чисто. Слишком прибрано. Слишком аккуратно. Антон несколько секунд мялся на пороге, будто делал что-то противозаконное, а не просто собирался открыть окно на проветривание. Ведь в чём была проблема просто пересечь комнату, откинуть створку стеклопакета и уйти? Парень не мог сам себе это объяснить, лишь крутил головой по сторонам. В комнате Попова он за всё их совместное проживание толком-то и не был — так, заглядывал несколько раз. Сейчас же он нерешительно переступил порог и стал пристально осматриваться. Все вещи были точно на своих местах — не было сомнений, что если они лежат так, то так и должно быть, кровать была заправлена так, как Шаст бы никогда не смог, даже если бы постарался. Было видно, что своё — пусть и съёмное — жилище Арсений искренне любил, ведь в комнате было по-настоящему уютно, пусть и слишком правильно. Даже покрывало на диванчике лежало так ровно, словно хозяин комнаты старательно вымерял, как его нужно расположить. Впрочем, Шастун успел подумать только о том, как хорошо было, если бы Арсений Сергеевич взял его прямо на этом диванчике, явно в сложенном состоянии не предназначенном для любовных утех двух почти двухметровых (пусть и очень худых) тел. На стене над рабочим местом висело несколько фотографий. Антон даже остановился в этом уголке на несколько минут, разглядывая каждый снимок. Везде Арсений был в окружении людей, которые, судя по всему, были ему очень дороги. Родители, сестра, вероятно, ещё какие-то родственники, ведь все они были дико похожи на Попова, а он на них.

Антон всё же добрался до окна и откинул створку, чтобы впустить в комнату свежий майский воздух. Тем более, за окном недавно прошла гроза, которую он проспал, и свежести, пропахшей озоном, там должно было быть выше крыши. Только вот Шасту легче не становилось, ведь его взгляд упал на единственную «неправильную» вещь в комнате — брошенную наспех в корзину для белья футболку, которая зацепилась за край и осталась на нём висеть. «Не делай глупостей!» — кричал здравый смысл, но Антона было уже не остановить. Он в два шага оказался у корзины, и уже в следующее мгновение сжимал футболку преподавателя в своих руках. Парень пару секунд медлил, а потом уткнулся носом в ткань, с наслаждением вдыхая впитавшийся в неё аромат парфюма Арсения и еле уловимый запах его кожи, которые не оставляли ни шанса.

«Подрочи и забудь!» — всплыл в голове давний совет Макара, и Шаст, дыша через футболку Попова, уже не считал эту идею столь ужасной, ведь запах был не просто приятным, а сводил с ума. «Может, действительно станет легче… — подумал Антон, отняв футболку от лица и задумчиво покрутив её в руках. — Я же ведь так или иначе сорвусь, выдам себя, а он посчитает это проблемой и съедет. Всё равно его до позднего вечера не будет… Я ведь… уже не могу…» Внезапный звук уведомления о новом сообщении заставил прервать похотливые логические цепочки и даже вздрогнуть. Шастун с сожалением уставился на экран телефона — это была всего лишь Ира, приславшая свежую запись с практического занятия, что с утра провёл Арсений Сергеевич. Антон невольно мысленно переместился в ту субботу, когда решил подготовиться к контрольной работе и чуть было не передёрнул, услышав в наушниках обращение к себе. Идея, как сделать свой досуг ещё более захватывающим, пришла моментально, пусть и заставила щёки запылать, но ненормальной почему-то уже не казалась.

Весь следующий час Антон сидел за стареньким компьютером и вырезал из присланных Кузнецовой записей те моменты, когда Арсений обращал своё внимание на самого нерадивого студента. Их было не так уж и много, ведь Шаст был от силы на пяти занятиях, поэтому он немного разбавил их какими-то объяснениями, которые просто приятно звучали, а затем сохранил дорожку и закинул в свой телефон. На часах было около пяти вечера, и времени было ещё навалом, так что Антон решил не скромничать и под бешеный стук собственного сердца ввалился в комнату Арсения Сергеевича снова. Захватив с собой влажные салфетки, ту самую футболку из корзины, телефон и наушники, парень полулёжа устроился на ковре у дивана. «Может, всё-таки не надо?» — возникло сомнение в голове, но Шаст тут же его прогнал. Арсения ещё часа три не будет, что вообще могло пойти не так? «Это пройдёт быстро… мне просто необходимо разрядиться…» — убеждал себя Антон, словно ещё была вероятность передумать в последний момент и просто уйти к себе. Но нет, мораль в этой борьбе Шастуну проиграла. Подложив футболку Попова под голову, он приспустил домашние шорты вместе с трусами, вставил в уши наушники и включил запись.

— Шастун! — яростно воскликнул Арсений Сергеевич, будто бы находился сейчас в этой комнате. Парня тут же перенесло в то занятие, где он позволил себе уснуть и спросонья прокомментировать, что формулы на доске дико напоминали эльфийский язык, причём, не очень цензурно прокомментировать. В то самое занятие, когда Шаст впервые посмел подумать, как было бы здорово, если бы губы Арсения касались его кожи. Образ разъярённого преподавателя был слишком ярким, и Антон, смачно плюнув в ладонь, обхватил ей возбуждённый член, и прикрыл глаза. Сердце трепыхалось, словно птица в клетке билась о прутья-рёбра. Рука скользила туда-сюда, а Шастун, откинув голову на футболку Арсения Сергеевича, вдыхал его запах и представлял, будто бы он в этой комнате сейчас был не один. Словно Попов был рядом и говорил какие-то глупости специально для своего самого тупого, но самого любимого студента. А ладонь на члене как будто бы принадлежала вовсе не Антону — в фантазиях парня дрочил ему, конечно же, Арсений. Так крепко сжимал член, влажными пальцами иногда ласкал головку, что Шаст был готов закончиться, как личность, да и просто кончить в любую секунду, но держался. Всё-таки удовольствие хотелось продлить. Он продолжал дышать Арсением Сергеевичем и то бешено, то совсем плавно водить рукой, подстраиваясь под происходящее в аудиозаписи. Сильно жмурился, а пересохшие губы расплылись в глупой полуулыбке.

— Без лишних разговоров, Шастун, — раздалось в наушниках, и Антон издал тихий стон. Он бы безумно хотел, чтобы Попов ему приказывал. Парень не понимал, откуда взялось это желание, но сейчас об этом думать не хотел. И если бы Арсений был рядом и приказал бы ползать на коленях или подставить свой зад, Шаст бы сделал это без раздумий. Всё, что угодно. Любую прихоть. Возможно, знай Попов об этом, он бы приказал нерадивому студенту выучить наконец всё то, о чём он вещал на своих занятиях, и у Антона не было бы выбора. Впрочем, Арсению Сергеевичу даже об этом знать не следовало, и его студент был уверен, что тот никогда так и не узнает.

Сердце уже колотилось, как после марафона, на лбу даже выступила испарина. Шаст чувствовал, что ещё немного, и он кончит, но как будто чего-то не хватало для поистине феерического завершения. Антон зажмурился ещё сильнее, из-за чего перед глазами появились цветные пятна, и затылком потёрся о футболку Арсения, совсем не заботясь о том, останутся ли на ней его уже отросшие после стрижки волосы. Раз владелец всё равно собирался отправить её в стирку, то наверняка и заморачиваться и высматривать не будет. Запаха Арсения Сергеевича вдруг стало как-то слишком много, но Шастун лишь наслаждался им, постанывая, даже поскуливая и ведя рукой всё быстрее. Тело напряглось в ожидании скорого оргазма, и Антон весь вытянулся, максимально прогнувшись в его ожидании.

— Для вас, Шастун, я могу быть кем угодно, только больше не опаздывайте на мои пары, договорились? — с усмешкой спросил Попов в наушниках, уже в который раз перевернув этой фразой в душе Антона всё с ног на голову. Ведь с этой фразы всё и началось на самом первом занятии в ставшем уже далёким феврале.

— Ааааарс, — протяжно простонал парень, представив, как преподаватель выдохнул эти слова ему прямо в губы, после чего впился в них, оттянув и прикусив нижнюю. Шаст выгнулся и кончил себе в кулак. Дышать было тяжело, каждый вдох рвано обрывался, но на душе стало слишком хорошо. Адреналин в крови зашкаливал, и хоть парень понимал постыдность своего поступка, сам себе неловко признавался, что был бы не прочь повторить. Пульсирующее тепло заставляло подрагивать даже пальцы длинных ног, а голос преподавателя, звеневший в ушах, лишь продлевал этот поистине сладостный момент. Как будто Арсений был совсем рядом и почему-то медлил как с дальнейшими приказами, так и действиями. А ведь так хотелось, чтобы он хотя бы просто прижал к себе и поцеловал в макушку, чтобы эти мгновения стали ещё уютнее и приятнее.

Антон нехотя разлепил веки. Пусть он и совсем потерял голову от нахлынувших чувств, нужно было всё же собраться и скрыть следы своего преступления. Конечно, хотелось, чтобы эти полные уюта секунды никогда не заканчивались, но Шаст осознавал, что надо бы уже покончить со всем этим. Картинка перед глазами почти сразу пришла в норму, но парень несколько секунд думал, что он окончательно сошёл с ума. Перед ним стоял Арсений. От шока он как будто не мог сдвинуться с места, чтобы бесшумно уйти и не раскрыть своего присутствия до того, как Антон открыл глаза. На лице застыла гримаса из смеси ужаса и отвращения. Сердце Шастуна пропустило удар, а то и два. Наверное, это было худшее, чем всё это могло завершиться, не считая, конечно, форс-мажорных ситуаций вроде цунами, пожаров и землетрясений. Но парень всё же не сошёл с ума — Попов действительно в сильном ступоре стоял прямо перед ним и моргал с совершенно обалдевшим выражением лица.

— Блядь… — только и смог прошептать Антон. Красные от внутреннего жара щёки покраснели ещё больше. Теперь от стыда. А самого его словно окатили из ведра, наполненного ледяной водой. Шаст тут же натянул шорты и, подхватив вещи, умчался из комнаты Арсения Сергеевича в свою. Всё то приятное тепло внутри моментально растворилось, уступив место позору, стыду и неловкости. Меньше всего на свете Антон хотел, чтобы любимый преподаватель узнал о том, что он по глупости натворил. И меньше всего он хотел, чтобы Арсений видел его в таком уязвимом состоянии.

— Антон, открой! — через несколько секунд раздался стук в дверь. Парень молчал, плотно сомкнув губы и стиснув зубы. Он неистово оттирал салфеткой руку от спермы, виня себя в излишней несдержанности. Ведь мог же просто стащить чужую футболку из корзины и самоудовлетвориться за своей запертой дверью, и Арсений бы точно никогда об этом не узнал, и даже бы не подумал о том, что такое вообще возможно. Конечно, Антон мог, но хотелось полного погружения. Зачем — парень сам не понимал, да и сейчас думать о глупости своего поступка было уже поздно. Всё равно уже ничего нельзя было изменить. Шастун сидел на полу, прислонившись спиной к двери, и не знал, что ему делать дальше и как вообще можно выбраться из этой ситуации.

— Антон, нам надо поговорить, — тихо сказал Арсений Сергеевич, снова постучав в дверь. — Открой, пожалуйста.

— Блядь, просто уйди, — прошипел Шаст, чувствуя, что сейчас просто расплачется, как ребёнок. — О чём ты, сука, сейчас говорить со мной собрался? Я и сам прекрасно знаю, как проебался.

— Открой! — настойчиво потребовал Попов, но его студент даже от приказного тона, который так любил, не шелохнулся. По щекам Антона текли слёзы, которые он был не в силах остановить. Хотелось стереть себе память, удалить этот день из собственной жизни, чтобы никогда о нём не вспоминать. Хотелось удалить куда-нибудь себя. Такого позора ему испытывать ещё никогда не приходилось.

— Открою, и что дальше? — парня уже не сильно заботило, насколько были слышны слёзы в его голосе. Хуже себе он вряд ли уже мог сделать. — Будешь читать мне нотации? Будешь душевные беседы проводить? Трахнешь меня? Изобьёшь до полусмерти? Что, Арс? Что ты, блядь, сделаешь, такого, что нам обоим сейчас действительно нужно, если я открою эту ебаную дверь?

— Ничего, ты прав, — покорно прозвучало из коридора, и Антон услышал удаляющиеся шаги, а потом и звук закрывшейся двери.

— Какой же пиздец… — прошептал Шаст и замер, прислонив голову к коленям и беззвучно плача от безысходности и собственного бессилия. Слёзы продолжали течь по горячим щекам сами. Сердце бешено молотило по грудной клетке, а горло словно сдавливали чужие руки. Было плохо. Безумно плохо. Единственным, чего Антон сейчас страстно желал, было падение в небытие. И если не навсегда, то хотя бы надолго.

Он очнулся, когда на дворе была глубокая ночь. В комнате было темно, лишь свет от уличных фонарей путём переотражений слабо заглядывал в окно, на котором не были опущены шторы. Парень лежал на полу у двери, свернувшись в клубок, совершенно не помня, как вообще провалился в сон. «Может, и та херня мне просто приснилась?» — с надеждой подумал Антон, но телефон, наушники и салфетки сигнализировали об обратном. Чувство стыда снова надавило на грудь, заставив Шаста сесть и схватиться за голову. Арсений не просто видел, как он мастурбировал. Арсений видел, как он делал это, бесцеремонно вторгнувшись на чужую территорию. «Сука, он же ведь подумает, что я больной… — взвыл внутренний голос, а пальцы опять похолодели. — Впрочем, а здоровый ли я, если мне вообще такая херота в голову взбрела? Сука, а если он решит найти себе другую хату после такого?» Парень тут же вскочил на ноги и, невзирая на лёгкое головокружение, с шумом распахнул свою дверь. Он был готов лететь к любимому преподавателю, ползать перед ним на коленях, умолять, обещать, что угодно, лишь бы тот не думал даже переезжать. Остановился Шаст за секунду до того, как ладонь опустилась на дверную ручку. Время было позднее, и Попов наверняка уже спал, если, конечно, после увиденного вечером вообще смог уснуть, а не устроил ритуальное сожжение всего, что было в комнате, вместе с собой. Антон прислушался. Ему показалось, что из-за закрытой двери раздавалось мерное дыхание. Решив Арсения Сергеевича ещё больше не шокировать, парень прокрался на кухню, чтобы утолить голод. В целом он старался вести себя тихо не только из-за преподавателя под боком, просто был приучен не шуметь в позднее время, если уж самому было не до сна. Впрочем, до сна после плотного перекуса было очень даже, и Антон, завершив все свои дела, отключился, как только его голова коснулась подушки. Только вот свою дверь запереть не забыл, а то мало ли, вдруг Арсению с утра пораньше придёт в голову заявиться с разговорами.

Но утром к Шасту никто не ломился. Даже никто в дверь не стучал. В половину девятого прозвенел будильник, и парень, приоткрыв один глаз, кое-как его выключил. Вставать не хотелось. Антон чувствовал себя абсолютно разбитым и раздавленным. В реальность произошедшего вчера верилось с трудом, но он заставлял себя верить, потому что этот позор и вправду случился. На экране блокировки светилось уведомление из мессенджера, заставившее Шастуна моментально проснуться и потерять всякую тягу ко сну. Ему написал Арсений где-то пару часов назад, ведь после того, как они стали жить вместе, Антон номер преподавателя всё же из чёрного списка удалил. «Шаст, доброе утро! — писал Попов в своём сообщении. — Я всё же настаиваю, что мы должны откровенно поговорить. Я вернусь после шести. Пожалуйста, не избегай меня. Обещаю, никаких нотаций, никакого рукоприкладства. Не знаю, когда проснёшься, но завтрак я тебе приготовил и убрал в холодильник. До вечера, Антош!»

— Сука, ты везде такой охуенно правильный… — проворчал Шаст себе под нос, а его щёки снова заалели. Парень осторожно высунулся в коридор, стараясь не издавать лишнего шума. Вдруг Арсений Сергеевич никуда не ушёл, а только и ждал момента, чтобы вытащить своего студента на разговор. Но нет, в квартире было пусто, только дверь в комнату Попова была не просто закрыта, а заперта. Антон стыдливо поджал губы и отправился на кухню в поисках оставленного ему завтрака. Даже если Арсений подмешал туда слабительного или ещё чего, чтобы хоть как-то отыграться, Шастун был не против, ведь свой прокол действительно считал колоссальным. Но парень точно знал, что у преподавателя — в отличие от него — с головой вроде как полный порядок, а значит, если он написал, что приготовил завтрак, то он действительно приготовил завтрак, чтобы Антон мог поесть. И эта забота после вчерашнего происшествия выглядела очень странной и какой-то из ряда вон выходящей.

В холодильнике действительно обнаружился контейнер с порцией макарон и двумя сосисками, обильно политыми кетчупом. «И что это значит? — Шаст недоумённо крутил посудину в руках. — Он не просто оставил половину своего завтрака, а приготовил это специально для меня?» В том, что Попов действительно постарался специально для своего студента, тот был уверен. Арсений предпочитал на завтрак каши, а в сторону макарон, которые Антон обычно варил себе и на ужин, и на следующее утро сразу, укоризненно фыркал. Парню оставалось только гадать, что именно имел в виду Арсений Сергеевич, начав день с такого широкого жеста. Макароны оказались вкусными — куда вкуснее тех, что Шастун варил сам. Конечно, чем таким необычным могли отличаться именно эти макароны, но Антон ел с наслаждением и огромным чувством стыда. Смесь была так себе, но факт того, что Арсений Сергеевич даже из макарон мог сотворить чудо, отвергать было нельзя.

В университет Шаст решил не идти. Ничего важного он всё равно не пропускал, а даже если и пропустил бы, то Ира, которая из просто странной одногруппницы стала неплохой приятельницей, украсившей их с Макаром мужскую компанию, обязательно бы сообщила. Вместо занятий Антон целый день болтался по городу, благо, погода позволяла, и усиленно думал, как же вести себя вечером, когда неминуемо придётся столкнуться с Арсением. Довольно долго он просидел на ступеньках, что вели к спуску к Неве, и наблюдал за двумя художниками, рисовавшими такой нетипично солнечный и открытый Петербург. «Должен ли я быть таким же открытым сегодня?» — подумал Шастун, и тут же, будто бы услышав его мысли, один из художников поднялся на ноги и, чмокнув другого в щёку, ушёл. Он ничуть не смутился от присутствия чужого человека рядом, впрочем, как и второй, влюблённо смотревший ему вслед, пока тот не скрылся в потоке людей. «Видимо, должен!» — решил Антон, но уходить не спешил, хотя соблазн вернуться домой раньше Арсения и запереться у себя был слишком велик. Но нет, он дождался, пока и второй художник закончит свои занятия на пленэре, а потом болтался по Невскому, пытаясь раствориться в толпе, словно это помогло бы раствориться и тяжёлым мыслям, что так угнетали. Но нет, это не помогло, а толпа туристов и жителей города на Неве лишь создавала неприятный давящий на сердце эффект.

Шастун оказался в родной квартире к семи вечера. Он чувствовал, что на все сто процентов подготовил себя к разговору. По крайней мере, Антон больше не волновался — всё волнение исчерпало себя, пока он гулял по центру города, остались лишь смирение и принятие с еле уловимыми нотками безразличия и усталости. Арсений встречал своего студента в коридоре. Видимо, услышал, как тот открывал дверь своим ключом, и не смог усидеть на месте. На лице мужчины Шаст прочитал плохо скрываемое беспокойство, смешанное со смущением, и даже удивился. Не думал, что тот будет переживать.

— У тебя вроде пары были до двух, а КВН — до пяти, — казалось, Арсений Сергеевич знал расписание Антона лучше него самого.

— Я не ходил сегодня в универ, — парень тяжело смотрел на Попова, заставляя того смущаться ещё больше, что аж щёки покраснели.

— Просто ты ничего не ответил на моё сообщение, — преподаватель не выдержал давления и как-то уж слишком нерешительно отвёл взгляд, — я боялся, что ты не захочешь говорить и просто не вернёшься. Я бы не хотел, чтобы между нами осталась недосказанность.

— Дай мне переодеться, после этого поговорим, хорошо? Я никуда не убегу, — вздохнул Шаст. Убежать хотелось, да и решимости поубавилось, так что этим обещанием он сознательно не оставлял себе выбора, загоняя себя в угол, из которого было не уйти.

— Ты голодный? — вдруг поинтересовался Арсений. Его студент недоумённо приподнял правую бровь.

— Я поел в городе, — тихо сказал он. — Кстати, спасибо за завтрак. Вкусно, неожиданно и… приятно.

Попов, резко стерев смущение и растерянность со своего лица, ничего не ответил и, почему-то безразлично пожав плечами, скрылся за дверью кухни. Антон медлил. Волнение вернулось с новой силой, и парень уже жалел, что не выпалил всё, что накопилось, прямо в коридоре. Но отступать было больше некуда, поэтому Шаст неторопливо вымыл руки, переоделся и только потом зашёл на кухню, теребя кольца на похолодевших пальцах. Арсений Сергеевич, будто это он был хозяином квартиры, жестом пригласил своего студента присесть на стул напротив него. Антон послушно сел и потупил взгляд. Боялся сорваться, если вдруг увидит в глазах преподавателя что-то не то. Испуг, отвращение или осуждение — всё это резало бы хуже ножа прямо по сердцу, и Шастун боялся поднимать глаза. Арс же молчал, будто бы не он затеял всё это, а Антон позвал его на откровения.

— Ты хотел поговорить со мной, — напомнил парень, всё ещё не отрывая взгляда от собственных колен, будто они были самым интересным объектом на свете. — Так что говори первым. Потом я выскажу, что хотел.

— Как пожелаешь, — Попов вздохнул и нервно заёрзал на стуле. — Я не буду кривить душой, я хотел бы спросить, что это вообще было, но, думаю, увидел достаточно. Один вопрос, Антон: как часто?

— Это был первый раз, — Шаст закусил губу. Пальцы моментально вспотели, и Антон снова принялся крутить на них кольца, чтобы хоть немного успокоиться. — Точнее, единственный. Я думал, что так хоть немного остужу мозг. Просто я боялся, что однажды тупо спалюсь, и ты решишь съехать. Ведь ты сказал, что пока мои дела тебя не касаются… Арс, — он встревоженно посмотрел на мужчину и тут же отвёл взгляд, — ты же не уедешь?

— Даже если бы и хотел, общежитие мне бы так быстро не дали. Найти новую комнату — это тоже целая история. Знаешь, Шаст… когда я тебя звал на разговор, не особо думал, о чём буду говорить. Разве что хотел выяснить, как мы дальше собираемся существовать в этой квартире.

— Не знаю. Ты стал запирать дверь. Наверное, правильно, — усмехнулся Антон, продолжая разглядывать колени. — Я не знаю, что на меня нашло, честно. Я просто хотел сначала проветрить, а потом уже всё то, о чём я сказал, навалилось. Я должен извиниться, да… Прости меня, Арсений. Я просто… — парень облизнул пересохшие губы и нерешительно посмотрел Попову в глаза. — Просто влюбился. По уши влюбился, Арс. И я не хочу, чтобы ты думал, что я так тебя пытался выселить там или ещё чего. Я больше всего боялся и боюсь, что ты захочешь отсюда свалить. Я ведь не хотел этого всего… Не хотел, чтобы ты знал. И жизнь тебе ломать не хотел. Просто люблю тебя.

— Твоё признание… многое объясняет, — задумался Арсений. Он нахмурил брови и забавно сморщил нос, пару раз кивнув собственным мыслям, пронёсшимся у него в голове. — Правда. У меня сейчас в голове сложился пазл. Я подозревал, но думал, что мне показалось, извини.

— Ты ведь не ответишь мне взаимностью, верно? — протянул Антон с безнадёгой в голосе.

— Прости, не могу, — мужчина грустно улыбнулся, неловко почесав затылок. — Даже если бы хотел, то просто не могу.

— Я понимаю, — еле слышно проговорил Шаст, чувствуя, как внутри потихоньку что-то угасает. Он не рассчитывал услышать на своё признание такой же ответ, но отказ всё равно больно ударил под дых. Как будто по голове ударили пыльным мешком, ведь весь мир как будто в один момент стал тусклее, потеряв половину красок и звуков.– Против природы не попрёшь, всё нормально. Переживу.

— Да даже не в природе дело, — Арсений Сергеевич почему-то глупо и немного нервно засмеялся. — Вот если выучишь всё, что пропустил по обработке данных, то можем вернуться…

— Чего, блядь?! — перебил его Антон. Разочарование в себе, жизни и окружающем мире моментально уступило место гневу. Парень вскочил со стула и треснул ладонью по поверхности стола. — Поиздеваться надо мной захотел?

— Шаст, я не…

— Да, я очень жёстко проебался, — прокричал Шастун, а его тело стала колотить мелкая дрожь. — Пиздец как! Но это не повод, Арс. Не повод, блядь, издеваться надо мной и тем, что я чувствую к тебе. Не надо давать мне ложных надежд или просто смешивать эти чувства с грязью. Ты сказал, что не будешь ненавидеть меня за то, что я не выбирал. Я не выбирал любить тебя, пойми. Дашь мне шанс, когда я выучу твой сраный предмет? Серьёзно, блядь? Ты понимаешь, что в основном из-за тебя я и не могу его понимать?

— Шаст, я не это… — Попов пытался вставить хоть одну осмысленную фразу, но его студент сейчас ничего слышать не хотел. Пламя внутри выжигало всё дотла, оставляя после себя лишь угли и боль. Тупую и ненавидящую всё живое боль.

— Лучше бы ты меня возненавидел, честно. Может, мне бы не было так больно. Но тебя я услышал. Может, оно и к лучшему, что так получилось.

— Антон! — Арс тоже поднялся на ноги и оперся на стол, яростно сверкнув глазами. — Дай мне сказать, наконец!

— А какой уже смысл, Арсений Сергеевич? Будет лучше, если я вернусь домой, не спорьте, — парень сжал кулаки. Ногти больно впились в кожу ладоней, но Антон сумел выпрямиться и хотя бы выглядеть более-менее спокойным. — Просто вычеркнем дни, что мы прожили под одной крышей, как будто ничего не было.

Арсений ничего не ответил и лишь коротко кивнул, после чего безразлично отвернулся к окну, давая студенту понять, что если тот хочет, то разговор окончен. У Антона дрожали ноги, но он нашёл в себе силы уйти из кухни, переодеться и побросать в сумку часть самых необходимых вещей. Всё брать не стал, ведь чем дольше он возился, тем больше дрожь пробирала всё тело. Хотелось упасть на кровать и дать волю чувствам. Отказ — это нормально, но такие издевательства… Попов его просто унизил, и от этого было гораздо больнее. Но страдать парень решил уже дома. Даже уже дремучий и тупой отчим не казался таким противным. По крайней мере, с пасынком Олег был честен, пусть с его позицией тот был в корне не согласен.

— Я ухожу, дверь сам закроешь, — голос Шаста всё равно предательски дрогнул, когда тот на мгновение задержался в прихожей. Будто бы надеялся, что Арсений сейчас выйдет из кухни, обнимет и никуда от себя не отпустит, а Антон его обязательно простит. Но преподаватель продолжал сидеть на кухне и не то что провожать — отзываться не спешил. Парень еле слышно вздохнул и вышел из квартиры. Всё вокруг было для него, как в тумане.

На улице было довольно светло, ведь в мае темнело поздно. Шаст бросил на лавочку у парадной свою сумку, а после упал рядом. Рука сама выудила телефон из кармана джинсов и набрала мамин номер прежде, чем сам Антон успел что-то понять. Гудков почти не было, ведь Майя сняла трубку сразу, будто бы прямо сейчас ждала именно звонка от единственного сына.

— Антош, — голос мамы звучал обеспокоенно, — у тебя всё в порядке?

— Ты меня прекрасно чувствуешь, — с горькой усмешкой произнёс парень. — Не в порядке, — он вздохнул и замолчал.

— Что случилось? — женщина тут же принялась волноваться. — У тебя ничего не болит? Ты здоров там? С квартирой порядок?

— Я ему признался, — пересилив себя, выдавил Шаст. — Ему это не нужно.

— Хочешь вернуться домой?

— Не хочу, — честно ответил Антон и, подняв голову, попытался рассмотреть что-то в родных окнах, но там была только пустота. — Но мне придётся. Он довольно сильно ранил меня. Мне… нужно время, понимаешь?

— Что произошло, сынок? — Майя от беспокойства перешла к тихой материнской ярости, в состоянии которой была готова порвать любого за своего ребёнка. Пусть даже этому ребёнку было уже девятнадцать лет. — Может, мне разорвать с ним договор? Выселим его, желающих студентов на эту комнату полно будет.

— Нет, не вздумай! — протараторил Шастун и, подхватив сумку, вскочил со скамейки. — Мам, не надо. И если он захочет съехать, уговори его остаться, умоляю. Пожалуйста.

— Ладно-ладно, если это для тебя так важно, то конечно. Сделаю всё возможное, Антош, а сейчас иди домой. С Олегом я основательно поговорила, он тоже тебя очень сильно ждёт.

— Скоро буду, — Антон хмыкнул и, сбросив вызов, бросился бегом в сторону дома отчима. Не то чтобы он очень торопился, но бежал, чтобы точно не передумать. Ведь так хотелось вернуться, хоть и смысла возвращаться к тому, кому он был не нужен, не было никакого.

Дорога до дома не заняла много времени. Потом парень стоял у своей парадной и просто курил, стараясь выкинуть из головы вообще все мысли, которые беспощадно атаковали одна за другой, давя на мозг и разрывая душу на части. Арсений, отчим, проблемы, учёба, чувства, гомофобия, издевательство… это всё пробивало точно по сердцу и разуму, заставляя нервничать и потихоньку сходить с ума. Сигарета сменилась второй, а нервы не успокаивались совершенно. Уже успела позвонить мама, чтобы поинтересоваться, не потерялся ли Шаст по дороге домой и планирует ли вообще возвращаться. И только тогда Антон решился подняться.

В коридоре встречала не только мама. Отчим возвращения пасынка тоже ждал и, когда Майя выпустила настрадавшегося за сегодня сына из объятий, протянул ему руку и тихо сказал:

— Прости, Антон.

Шаст непонимающе уставился на Олега, но протянул руку в ответ. Мужчина выглядел виноватым и, похоже, извинялся совершенно искренне, о чём говорили его глаза. Антон никогда не видел, чтобы отчиму было за что-то настолько стыдно.

— Всё нормально, — неловко пробурчал Шастун и, бросив сумку с вещами в коридоре, отправился в свою комнату. Пусть нормально у него на душе было далеко не всё, но стало хоть немного легче.