Натаниэль

      Это свидетельствовало как о слабом психическом состоянии Натаниэля, так и о скрытой воле к жизни, но сегодня он даже удосужился выйти на поле. Он был зол, голоден и отчаянно нуждался хотя бы в пятнадцати часах сна, но всё ещё был на тренировке. Всё также продолжая следить за Жаном и Рико, чтобы убедиться, что те не столкнутся во время их вечерней тренировки.

      Натаниэль чувствовал, как растянулись швы на его спине, но не выдал себя только благодаря чистой воле и проявлению со стороны Жана. Однако он продолжал идти. Продолжал бежать, продолжал передавать мяч Рико, даже когда мог забить с меньшими усилиями. Оставался хорошим, но не отличным игроком, и уж точно не лучше, чем Король Экси. Он ненавидел уступчивость, которую он давал Рико, но иногда его здоровье перевешивало любое решение, которое хотела принять его гордость.

      Сегодня был не очень хороший день. Как и прошлая ночь, если быть честным, но теперь он был подготовлен. Натаниэль не знал, что вывело Рико из себя, но было достаточно для того, чтобы постоянно держать Жана и Рико на расстоянии не менее пяти футов друг от друга. Мысли Натаниэля были сосредоточены на его партнёре, который изо всех сил старался скрыть хромоту на левую ногу и запоздалую реакцию в соответствующей руке.

      Прошлой ночью Рико ворвался в их комнату, чуть не сбив дверь с петель, и начал отчитывать Жана, прежде чем Натаниэль успел вмешаться. К тому времени, когда Натаниэль оторвал Рико от своего напарника, у Жана текла кровь из носа и изо рта, а его руки сомкнулись вокруг грудной клетки. Рико не выходил из их комнаты до тех пор, пока Натаниэль не перестал сопротивляться, перестал быть в состоянии дать отпор, и превратился в груду скрюченных конечностей на чёрном полу.

      Тем не менее, это было одно из наиболее лёгких наказаний. За что их наказали, пока неизвестно, но все трое знали, что это нечто большее, чем обычные истерики Рико. Если не из-за того, что он был неуправляем, он едва мог забить гол и огрызался даже на первокурсников (которых Рико раньше считал слишком незначительными, чтобы с ними можно было даже заговорить), то потому, что выбивание жизни из Жана и Натаниэля не обуздало его нарастающий гнев. Во всяком случае, он, казалось, становился всё хуже.

      Натаниэль пробежался по возможным причинам, начиная с одного из многих язвительных комментариев, которые он сделал вчера, и заканчивая смертью какого-либо члена основной ветви семьи. В чем, черт возьми, ни была проблема Рико, Натаниэль хотел знать её, хотя бы для того, чтобы понять, как отвести удар подальше от Жана и, с неохотой, Кевина.

      Не то чтобы Кевин сейчас находился в поле зрения Рико, даже если он был достаточно взбешён. Натаниэль выдохнул во время длинного паса, целясь в клюшку Рико, даже не взглянув в его сторону, и твердо знал, что на данный момент Кевин в безопасности. Кевин был в Пальметто, с Лисами, с Эндрю. Он был в безопасности настолько, насколько это возможно. Настолько, насколько он был в безопасности с самого раннего детства.

      Впрочем, не имело значения, сколько раз он повторял это себе, потому что даже Натаниэль не знал, насколько велика была власть Рико. Мог ли он приказать убить Кевина? Натаниэль так не думал, по крайней мере, из-за Морияма; было бы слишком зрелищно, если бы Сын Экси загадочно умер до того, как начался его первый курс. Но за пределами его семьи? Натаниэль понятия не имел, какие ещё связи были у Рико, кто был верен ему, а не его старшинам.

      Натаниэль не мог позволить себе сосредоточиться на Кевине, несмотря на гул в груди, кричащий «Беги, беги, пока не поздно». Он больше не мог бежать. У него не было выхода из этого ада, и, даже если он его найдет, он ни за что не уйдет без Жана. Кевин был одним; устранить номер два из Свиты, из Гнезда было разрешено только из-за того, насколько знаковым было имя «Кевин Дэй». Скоро Рико узнает, где он находится, и единственное безопасное место Натаниэля, единственное место, куда он мог подумать сбежать, не будет безопасным ни для него, ни для Жана.

      Натаниэль был собственностью. Жан был собственностью. Теперь у Кевина может быть новая жизнь, когда он вышел из Гнезда. Он мог бы снова научиться играть, научиться жить без поводка на шее и Рико впереди. Сломать руку Кевину было лучшим, что могло случиться с талантливым ублюдком; это был выход. Натаниэлю и Жану повезёт, если их смерть будет быстрой, ежели они всё же попытаются сбежать.

      Таким образом, Натаниэль отдавал пасы, позволял себе принимать удары, которые он мог бы с лёгкостью блокировать, позволял Рико прижимать его к бортам, если они были в противоположных командах в своих схватках. Натаниэль ждал и наблюдал, пытаясь выяснить, что происходит в грёбаном крошечном мозгу Рико, когда он перемещался перед Жаном. Он ждал, ждал и ждал, готовясь к аду, который, как он знал, может прийти в любой момент.

***

      Жан уже сидел за их столиком в обеденном зале, когда Натаниэль вышел из очереди, держа в руках два подноса. Привычка заставила его сначала осмотреть пространство вокруг их стола, который находился в самом дальнем углу зала, ближе к двери. Он уже видел, как Кара — первокурсница, защитник, номер двадцать три — мчится прямиком к их столику, избегая младших защитников, насколько это возможно. Недалеко от нее, неся свой компьютер и то, что выглядело как выданный Воронами термос (без сомнения, наполненный контрабандным кофе), шёл Ной — второкурсник, полузащитник, номер шестнадцать.

      Рико нигде не было видно, и, как бы Натаниэлю ни нравилось не смотреть в его чёртовы глаза-бусинки, это была не очень хорошая новость. Натаниэль не мог подготовиться к атаке, если цели не было видно. Прямо сейчас Рико был бомбой замедленного действия, которая только и ждала, чтобы взорваться. Натаниэль не хотел находиться рядом со взрывом, когда он в конце концов произойдёт.

      — Как ты? — спросил Жан, когда Натаниэль занял место рядом со своим партнёром. Кара и Ной скоро будут за столом, но Жан воспользовался случаем, чтобы убедиться, что Натаниэль не истекает кровью под своей чёрной футболкой.

      — Я в порядке, — сказал Натаниэль. Затем, переходя на французский: — А как насчёт тебя? Я видел, как ты хромал во время игры.

      — Мне просто нужен день, чтобы отдохнуть, вот и всё, — продолжил Жан на своем родном языке.

      Натаниэль окинул его стальным взглядом. — У нас никогда не будет ни дня для отдыха. Если он придет сегодня вечером, позволь мне взять на себя основной удар. Один из нас должен иметь возможность играть завтра, а ты нужен защитникам больше, чем я нужен Рико.

      — Это неправда, и ты это знаешь, — Жан посмотрел в ответ.

      Это был бесполезный спор, и они оба это знали. Натаниэль будет раздражать Рико, ударит в ответ, плюнет ему в лицо либо откажется поклониться, чего бы это ни стоило, ради того, чтобы сосредоточить всё внимание на себе, а не на Жане. В компании Жану было, конечно, проще, но Натаниэлю легче проникнуть в шкуру Рико, чем Жану. Легче всех, честное слово. Большинство дней Натаниэль думал, что Рико побьёт его за то, что он неправильно чихает; большинство дней он был прав.

      — Я ничего подобного не знаю, — парировал Натаниэль, снова переключаясь на английский, накалывая брокколи на вилку.

      — Тогда ты идиот, — прорычал Жан.

      — Идиот, который принёс тебе еду, так что не будь грубым, — проворковал в ответ Натаниэль, наблюдая, как Жан проглотил три морковки, словно они были воздухом. Отвратительно.

      — Сегодня, друзья мои, фантастический день, — объявил Ной, садясь напротив Натаниэля, ставя термос и пакет со смесью, одобренной Эдгаром Алланом.

      Натаниэль, бросив последний взгляд на Жана, повернулся к Ною, приподняв бровь. Рядом с ним, тихо сидя напротив Жана, Кара закатила свои темно-карие глаза, как будто она уже слышала эту историю двенадцать раз с тех пор, как они проснулись в шесть утра. Ной присоединился к Воронам в прошлом году, и Натаниэль все ещё учился принимать его громкие, дружеские подшучивания и драматические откровения. Прошло три года с тех пор, как он покинул Гнездо; три года с тех пор, как он осмеливался звонить кому-либо, кроме Жана и, в отчаянные минуты, Кевину. Кому-либо, напоминающему друга. Натаниэль не привык к этому, но Ной воспринял все это спокойно.

      — В этом году у нас действительно может быть конкуренция, — взволнованно сказал Ной.

      Натаниэль закатил глаза. Вороны были пограничной, но по какой-то причине лучшей командой. Они тренировались дважды, иногда трижды в день. Их тела были отточены до экси, мускулы сформированы так, чтобы блокировать удары, а мозоли на руках точно соответствовали клюшке. Экси, экси, экси. Это было все, для чего они находились в Гнезде. Да, это калечило их психическое состояние и убивало дух, но именно это и делало их лучшими в лиге. Натаниэль ещё не играл на корте колледжа в какой-либо реальной роли, но готовился к этому ещё со времён подгузников.

      — Конкуренция Воронам? Какая чертовская шутка.

      — Прости, я пропустил Бога, спускающегося со своего небесного насеста? — Жан фыркнул в ответ на сарказм Натаниэля.

      — С таким же успехом, можно было бы, — парировал Ной, поворачивая открытый экран компьютера лицом к Жану и Натаниэлю.

      И поскольку Натаниэль много лет практиковался в симуляции апатии, он не отреагировал на новостную статью ничем, кроме трёх очень медленных морганий.

ПОСЛЕДНИЕ НОВОСТИ: Сын Экси и бывший нападающий Воронов Кевин Дэй объявил о намерении сыграть за стартового нападающего в Университете штата Пальметто.

      Натаниэлю не нужно было читать дальше, но он все равно просмотрел всю статью. Натаниэль ненавидел СМИ. Во-первых, фотографии были вещественным свидетельством того, где он был в тот или иной момент, а для ребенка, что бежит и скрывается, доказательства были последним, что он мог получить в своих многочисленных жизнях. Потом его поймали, и СМИ внезапно превратились в совершенно нового дьявола. Насколько было известно публике, в Свите Короля Рико не было третьего номера. Один, Два и Четыре были единственными, кого видели все, но машина сплетен работала быстрее, чем правда могла выйти.

      Номер три все ещё учился в старшей школе?

      Числа означают что-то кроме ранга?

      Как определялись числа?

      Открыты ли пробы в Свиту?

      Натаниэль просматривал статьи, интервью, сообщения между Кевином и бывшим Вороном, ныне играющим в профессиональном экси, все ещё настроенным на сплетни Эдгара Аллана. Кевин, Жан и Рико легко отклонились, переключив камеры на другую тему, прежде чем правда выскользнула наружу. Все это было силовой игрой, способом для Рико держать все карты перед Натаниэлем и заставлять питомца гадать, хоть раньше он и думал, что разгадал своего Короля.

      Рико знал, что экси значит для Натаниэля. Знал, что это единственное, что поддерживало его в здравом уме, и даже несколько дней этого было недостаточно. Рико может взять Натаниэля в стартовый состав в любой момент в течение следующих двух недель; может так сильно его обыграть, что он не сможет играть, может сломать ему руку, как Кевину. Но как только он был объявлен во время той первой игры, когда его имя стало известно всем, а черная цифра три на его скуле была увековечена на камеру для всеобщего обозрения? Это было тогда, когда Рико не мог отнять у него экси.

      Натаниэль понял, что заставило Рико закатить истерику. Причиной его гнева были несколько моментов: во-первых, Кевин отказался вернуться в Гнездо в качестве помощника тренера и позволить Рико снова сиять в центре внимания. Во-вторых, Рико больше не мог сломать Натаниэля. Не тогда, когда Натаниэль был единственным грозным противником для великого Кевина Дэя.

      Улыбка скользнула по губам Натаниэля, и ему не нужно было видеть себя, чтобы понять — это была улыбка его отца. Опасная, смертоносная и просто немного взволнованная. Ему не нужно было смотреться в зеркало, чтобы понять, что в его ледяных голубых глазах горит огонь. Такой же горячий, как кровь под кожей.

      — О, это катастрофа, — простонал Жан рядом с ним на мучительном французском.

      — Действительно? Я готов, — ответил Натаниэль.

      Он отмахнулся от возражений, выдвинутых Жаном, и уставился на яркий экран ноутбука Ноя. О, конечно, это была полная катастрофа, но, глядя на статью, Натаниэль не мог не думать о том, что это значит.

      Кевин восставал из грёбаного пепла, и Рико ни черта не мог ему в этом помешать.

***

Девять месяцев назад

      Натаниэль ненавидел Гнездо. Он ненавидел чёрные стены, чёрные потолки, полы, мебель, простыни и одежду. Он ненавидел красные лампы, висящие через каждые четыре фута — да, он измерил — и то, как они отбрасывали мрачные тени. Он ненавидел еду за то, на вкус все было как песок и клей. Он также почти ненавидел корт, потому что в какой-то момент он казался свободным, но теперь, когда прозрачное оргстекло не отражало ничего, кроме чёрных сидений стадиона и кроваво-красной краски, он казался тюрьмой.

      Однако, больше всего он ненавидел синхронность. Натаниэль провел большую часть своей жизни, следя за тем, чтобы его действия были непредсказуемыми. О, его отец думал, что они в их доме в Балтиморе? Ха. Натаниэль и его мать бежали по туннелям под домом, садились в машину и ехали зигзагами, пока не пересекли Пенсильванию и не пересели в другую машину.

      Не оглядывайся, не замедляйся, никому не доверяй.

      Натаниэль провел почти пять лет, следуя словам своей матери, выполняя свое обещание, и теперь стоял на месте с тех пор, как его отец догнал его почти три года назад. Он шёл туда, куда шёл Жан, останавливался, когда Рико велел остановиться, никогда не допускал какой-либо автономии в собственной жизни. Уже нет. Годы, когда он чувствовал себя свободным человеком, давно прошли.

      Натаниэль не просто замедлился, он остановился.

      Гул в его теле, заставляющий его бежать, усилился с тех пор, как он прибыл в Эвермор; зуд и бурление прямо под его кожей, неспособные вырваться и воплотить все мысли в реальность. Его беспокоил не срок годности его жизни; он знал, что эта жизнь была более кратковременной, чем другие, с самого раннего возраста. Никогда не через настоящие слова, но ножи его отца говорили достаточно за них обоих. Натаниэль уничтожал личности быстрее, чем они могли себе позволить, но пока они двигались, они были в безопасности. На свободе.

      Он не был в безопасности. Он не был свободен. И никогда не будет снова.

      Сегодня у него была редкая ночь для себя. Банкет, устроенный за много миль от Гнезда, поддерживал его в здравом уме хотя бы потому, что Рико не ворвётся в его комнату до завтра. Отсутствие Рико также означало отсутствие Жана. Нет Кевина. Никаких Воронов. Это был его шестой банкет с тех пор, как он переехал в Эвермор, и, поскольку он не был в официальном списке игроков, у него не было возможности присутствовать, не привлекая внимания. Даже Хозяин не смог бы его игнорировать.

      Он был один, и это было одиночество, о котором Натаниэль не позволял себе думать, пока оно не приходило. Тёмные залы были тихими, плавающими в тенях, но сегодня ночью на него не набросились монстры. Натаниэль все ещё обыскивал залы, на ходу проверяя, не остался ли кто-нибудь, кто мог бы сдать его Рико или Хозяину, и делал то же, что делал каждый банкетный вечер в течение последних трёх лет. Сначала он пошел в столовую, бросив столько запечатанных пакетов с едой, сколько смог найти, в сумку, висевшую на груди. Сухофрукты, смеси, протеиновые батончики-мюсли, витаминные добавки и спортивные напитки с электролитами в бутылках.

      Натаниэль пытался сбежать, когда впервые остался один в Гнезде. Едва он выбрался за пределы города, как люди Мориямы догнали его и потащили обратно к Рико. Его наказание было нелёгким, и у него все ещё было клеймо «3» на сердце и шрамы от кнута на спине, чтобы доказать — побег не только невозможен, но и бесполезен для кого-то вроде Натаниэля. Теперь он был умнее. Рико скоро начнет психологическую пытку, особенно теперь, когда сезон подходил к концу и у него было больше свободного времени для Жана и Натаниэля. В конце концов, он перестанет разрешать им есть и спать. Но они будут готовы к этому.

      Натаниэль перебрался из столовой в лазарет, взяв шпильку, украденную из женской раздевалки, и иглу, чтобы взломать замок на двери. Здесь нужно было быть осторожным. В столовой не велась тщательная инвентаризация, как в лазарете, так что его выбор должен был быть стратегическим. Он начал с того, что они получали массовыми поставками: марли, бинты-бабочки, медицинские нити, перчатки и водонепроницаемые бинты. Затем он перешёл к более аккуратным полкам, потратив несколько минут на каталог, где все было записано, прежде чем методично выбрать свои призы. С ибупрофеном и тайленолом было проще всего справиться, поэтому по бутылке каждого из них приземлились в его спортивную сумку, когда он двинулся дальше. Также он украл два флакона лидокаина, не желая больше рисковать обезболивающим.

      Натаниэль прополз от передней части на склад, проверяя этикетки на темных картонных коробках, наполненных лекарствами и припасами. Он использовал иглу, чтобы оторвать одну сторону скотча, стараясь не задеть картон клеем, и выудил шприцы, три бутылки снотворного, горсть спортивной ленты и большой пластырь стерилизованных игл перед тем, как заменить скотч на каждой коробке свежим слоем.

      Его сумка подпрыгивала на ноге, гремя при каждом шаге, пока он шёл обратно в свою комнату и раскладывал припасы по их тайникам. Медицинские принадлежности под раковиной, за кроватями и в шкафу, в то время как еда разложена по ящикам. Под половицей Жан хранил свой телефон, а Натаниэль свои собственные вещи из прошлых жизней.

      Натаниэль мысленно похлопал себя по спине и рухнул на кровать, чувствуя головокружение от того, что ему предстояло по крайней мере шесть часов непрерывного сна, прежде чем команда начнёт расходиться по своим комнатам. Он проигнорировал голос, шепчущий где-то в глубине его сознания, что, несмотря на то, что его сегодняшнее приключение кажется победой, каждый день в Гнезде был очередной неудачей для его матери. Белый флаг установлен на том же пляже, где он похоронил её останки.

      Он зажмурил глаза и скользнул всем телом под колючее одеяло, засыпая под звуки разочарования матери, звенящие в его ушах.

***

      Натаниэль проснулся ещё до того, как в дверь постучали во второй раз. Одного было достаточно, и если бы это был Жан, в этих глухих ударах не было бы нужды. Он бы просто открыл дверь. Это означало, что это был Рико. Или один из других крупных защитников, пришедших с последних ночных занятий. Натаниэль сглотнул подступившую к горлу желчь и распахнул дверь с отцовской улыбкой на лице.

      Только это был не Рико и не те, кто стоял у его дверей. Это был Жан, держащий в руках бессознательного Кевина, а его широко раскрытые глаза просверливали дырки в улыбающемся лице Натаниэля. Взгляд быстро исчез, когда Кевин начал выпадать из его хватки, а Натаниэль ринулся взять половину веса нападающего своим худощавым телом.

      — Что за чёрт? — Натаниэль прошипел по-французски, проверив коридор на наличие свидетелей и заставив Кевина сесть на кровать Жана.

      — Натаниэль он… Рико… — Жан задохнулся от своих слов, по его лицу текли слёзы. И тогда Натаниэль понял, что сегодня вечером что-то очень, очень пошло не так.

      — Расскажи мне, что случилось, — Натаниэль не смотрел на Кевина. Ему нужно было, чтобы Жан собрался, прежде чем он сможет посмотреть на ущерб, который Рико нанес второму номеру.

      — Рико и я разговаривали с тренером из штата Пенсильвании. Ну, я пытался поговорить, а Рико оскорблял команду в лицо, ты знаешь, как это происходит. А Кевин… — Жан перевел дух. — Кевин разговаривал с тренером Ваймаком.

      — Ваймак? Зачем ему… Боже мой.

      Жан кивнул и подтвердил опасения Натаниэля. — Рико был так зол. Не думаю, что видел его таким злым когда-либо. Он отвёл Кевина в автобус и заставил меня держать его, пока он доставал снизу тренировочную ракетку. Он… Натаниэль, ты должен был слышать звук, который издавал Кевин. Звук, который издавали его кости.

      Натаниэль сузил глаза, медленно переводя взгляд на Кевина, как будто даже движение глаз могло потревожить человека, находящегося без сознания.

      — Он сломал ему руку, Нат. Он не может играть, он даже не может ею пошевелить, — Жан издал мучительный всхлип. — Что будет делать, если не сможет больше играть?

      Натаниэль закрыл глаза и сосчитал до десяти на всех языках, которые знал, прежде чем заговорить. — Он будет играть. Мы излечим его.

      — Мы не сможем излечить его! Его кости сломаны. Это не нож Рико и не ожог второй степени. Это вне наших сил.

      — Мы залатаем его, как сможем, а затем передадим тому, кто способен собрать его обратно, — сказал Натаниэль. — Я не оставлю его тенью Рико до конца жизни, понятно?

      Жан кивнул один раз, второй и третий раз, вытирая лицо окровавленными — Натаниэль не увидел сразу — руками, пока следы не размазались по его скуле, закрыв цифру четыре, выведенную чернилами на его лице. Из их группы из трёх человек, Натаниэль был единственным, кто боролся не только ради себя, но и Кевина с Жаном. Не потому, что он был сильнее, глупее или что-то в этом роде, а просто потому, что он мог позволить себе быть сломленным. Рико, если честно, не знал, как это сделать, и он все ещё не переступил черту. Это, однако, была граница.

      Сын Экси потерял сознание, его руки были похожи на кровавое месиво, а будущее, которое казалось таким неизбежным всего несколько часов назад — колледж, профессиональный спорт, корт — внезапно повисло в воздухе. Рико мог бить их, сжигать и мучить сколько угодно, но лишить будущего любимого Кевина Дэя? Он перешел черту.

      Натаниэль наблюдал, как осознание того, что сделал Рико, отразилось на чертах лица Жана, увидел, как они застыли в решимости. На секунду он встретился взглядом с Натаниэлем, молчаливым обещанием, что разделят наказание за то, что вытащили Кевина, и приступил к действию.

      Жан бросился в только что укомплектованную ванную, вытаскивая все, что, как он думал, может понадобится, в то время как Натаниэль взял искалеченную руку Кевина в свою мозолистую ладонь. Глядя на повреждения, он думал о том, как бы выглядело лицо Кевина, в шоке, страхе и поражении. Он почти мог слышать крик Кевина, как агония пронзала его голосовые связки, а нож входил сквозь плоть. Натаниэлю потребовалась секунда, всего одна секунда, чтобы пожелать Кевину исцеления. Он не верил в Бога, не верил в карму и почти не верил в месть, но он верил в падение Рико. Он вложил в это больше, чем в свою собственную жизнь. Это была не месть, не око за око, это было исправление того, что было не так с миром. Выравнивание весов.

      Натаниэль и Жан не удосужились снова сшивать его руку. Не тогда, когда врач разорвет швы, как только доберется до него. Вместо этого они наложили бинты-бабочки там, где его кожа раскололась на широкие раны от клюшки, прежде чем обернуть всю руку Кевина марлей и медицинской лентой. Жан тыкал и тыкал, чтобы убедиться, что бинты достаточно толстые, чтобы предотвратить дальнейшую потерю крови, и кивнул Натаниэлю, как только он был удовлетворен результатами.

      — Рико уже вернулся? — спросил Натаниэль.

      — Нет. Он сказал мне вымыть его, прежде чем он вернётся. До окончания банкета ещё несколько часов. У нас есть время, — Жан лучше, чем Натаниэль, знал, как устанавливаются временные рамки банкета, поэтому он кивнул, пока его план обретал форму.

      — Отведи его к машине, на которой вы приехали, и не дай ему проснуться. Я соберу сумку и встречусь с тобой там, хорошо?

      Жан быстро кивнул, уже взвалив мертвый груз Кевина на свои плечи. — Хорошо. Я припаркуюсь через квартал, в слепой зоне.

      Натаниэль согласился, нарисовав в памяти единственное место, которое камеры вокруг стадиона Эвермор не смогли бы заснять. Убедившись, что коридор свободен, он помог Жану подняться по лестнице и повернул в противоположную сторону — к общей комнате Кевина и Рико. Он ненавидел приходить сюда, и хотя для этого было достаточно возможностей, он старался держаться подальше, насколько это было возможно. Натаниэлю не нравилось думать, что Рико того же возраста, что и остальные, живёт в общежитии, как вся команда. Это делало его более человечным, чем он того заслуживал.

      Он порылся в шкафу Кевина в поисках спортивной сумки, выданной Воронами, взял рубашки, брюки и домашнюю одежду, которую, как он знал, предпочитал нападающий, и как можно быстрее закатил их туда. Затем он отклеил открытки и фотографии с той стороны комнаты, где жил Кевин, стараясь в спешке не порвать их. Ни один из них не был материалистическим, но эти фотографии были единственным свидетельством его жизни за пределами Гнезда. Жизнь, построенная на его таланте и самоотверженности. Жизнь, которую он все ещё мог бы иметь, если бы верил в себя хотя бы на долю того, как Натаниэль и Жан верили в него.

      Натаниэль взял туфли-лодочки, смахнул со стойки туалетные принадлежности и швырнул книгу по истории, которую Кевин постоянно перечитывал, в пустое место в сумке. Последняя часть головоломки была спрятана между страницами французского атласа, подаренного ему Жаном много лет назад. Он украл письмо и надеялся, что Кевин поймет его и то, что он собирался сделать. Если нет, что ж, Натаниэль мог бы жить с этим, пока Кевин оставался в безопасности.

      Дежавю ударило в его голову, когда он мчался по коридорам, вверх по лестнице и через двойные двери, ведущие наружу. Сумка на ноге, грохочущая при каждом шаге. Одна сумка для выживания, другая для жизни; две стороны одной грёбаной медали. Натаниэль старался не думать об этом. Жан был припаркован там, где должен был быть, и не было ни Рико, ни Хозяина, которые могли бы его побить. Кевин выберется, он чувствовал это всем своим телом.

      Жан пересел на пассажирское сиденье, а Натаниэль бросил сумку Кевина в багажник и скользнул на водительское сиденье со спокойствием, которому не следовало бы проявляться. Он думал о долгих ночах в дороге, когда переключал передачу и выезжал за пределы кампуса. Он думал о своей матери, спящей на пассажирском сиденье. Она спала, но всё же была рядом в случае чего. Он думал о крови на виниле, о коже его матери, прилипшей к машине, о предупреждениях и нарушенных обещаниях; огонь, пепел и кости, похороненные на берегу. Он подумал о Кевине, лежащем на заднем сиденье, о его брате, сломанном настолько, что ни Натаниэль, ни Жан не знали, как его починить.

      Не оглядывайся, не замедляйся, никому не доверяй.

      Натаниэлю хотелось закричать, но он только и делал, что вёл машину. У них не было времени, почти недостаточно времени, но они заставят это сработать. Они всегда заставляли себя, свои тела и свои мозги работать. Натаниэль поехал в больницу за чертой города, не желая рисковать тем, что Морияма найдет их в больнице рядом с кампусом. Когда он повернулся к Жану, его сердце уже ровно стучало в груди.

      — Скажи им, что его отец уже в пути. Не звоните копам. Я вернусь за тобой, понял? — Натаниэль поблагодарил мать за то, что она научила его говорить ровно и держать руки неподвижно.

      Жан тяжело сглотнул. До него дошло осознание того, что Натаниэль собирался сделать. — Я понимаю.

      — Иди.

      Жан больше не нуждался в инструкциях. Он вскочил со своего места, распахнул заднюю дверь и вытащил Кевина из машины. Он не оглянулся, не сбавил скорость, и Натаниэль надеялся на Бога, потому что не доверял ни одному чёртовому человеку в этом чёртовом здании. Натаниэль подождал, пока Жан пройдет через двойные двери, прежде чем выехать с парковки и, превысив скорость, мчаться к отелю, в котором, как он знал, остановились другие команды.

      Кевин неделями не мог перестать говорить о банкете. Он всегда болтал о статистике игроков, надеясь увидеть Джереми Нокса — капитана команды Университета Южной Калифорнии, Троянцев, нападающего, первого номера — и, возможно, даже потренироваться с ним на корте возле их отеля. Рико никогда бы этого не допустил, но Джереми, возможно, был единственным, кто уговорил бы Кевина улизнуть на час. Натаниэль отчаянно хотел, чтобы Кевин хотя бы заговорил с ним, дождался, чтобы поговорить с Ваймаком.

      Но что сделано, то сделано. Единственное, что мог сделать Натаниэль — попытаться дать Кевину выход.

      Натаниэль припарковался возле отеля и на твердых ногах двинулся к багажнику. Почва твердая. Он был на земле. Натаниэлю хотелось смотреть на звёзды, хотелось чувствовать траву и камни; прошло три года с тех пор, как Натаниэль видел небо. Ни на что из этого не было времени. Нет времени, нет времени, нет времени. Мантра звучала в его голове с каждой секундой все громче. Его руки расстегнули молнию спортивной сумки, вытащили письмо, которое он аккуратно положил сверху, и захлопнули багажник.

      Это была чистая удача, что человек на стойке регистрации выглядел полусонным, когда Натаниэль вошёл. Он провел рукой по своим волосам, радуясь, что не стригся несколько месяцев, и подправил кончики как можно ближе к щеке, чтобы скрыть свою татуировку. Только на секунду мужчина взглянул на него, не интересуясь его внешним видом в чёрной одежде, прежде чем вернуться к своему компьютеру.

      — Кажется, я потерял свой ключ от комнаты, — голос Натаниэля стал робким, тихим и принял акцент Восточного побережья, который чаще всего скрывал. — Не могли бы вы сделать мне новый?

      Мужчина вздохнул, слегка закатил глаза и протянул: — Фамилия?

      — Ваймак. — ответил Натаниэль.

      Он набрал в своем компьютере, сузил глаза двумя щелчками мыши на клавиатуре. — Дэйвид?

      — Это я.

      Мужчина достал ключ-карту из коробки под столом, вставил ее в считывающее устройство и поместил в пронумерованный бумажный конверт, прежде чем вложить в ожидающую руку Натаниэля. Натаниэль виновато улыбнулся и, уходя, взглянул на число, написанное жирными черными чернилами. Комната 404. Натаниэль издал мрачный смех, смех своего отца, когда поднялся по лестнице на четвертый этаж. Ошибка 404. Это должно было быть знаком само по себе. Натаниэль сделал то, что у него получалось лучше всего, и стукнул в дверь кулаком.

      Натаниэль знал, что они больше не были на банкете, хотя бы потому, что Кевин всегда жаловался на то, что конкретно эта команда уходит в ту секунду, когда считалось социально приемлемым окунуться в бесплатную еду. По ту сторону двери послышалось ворчание, несколько невнятных ругательств, а затем он оказался лицом к лицу с тренером Дэвидом Ваймаком из Университета Пальметто и команды Лисов. Натаниэль по привычке сделал шаг назад, увидев его прищуренные глаза, а затем молча выругал себя за то, что прямо сейчас ему нужно было выглядеть противоположно к испуганному.

      — Ты потерялся, малыш? — Ваймак оглянулся за Натаниэля, словно мог увидеть оставленный за ним след.

      — Нет, — Натаниэль закалил свой голос, свое тело, свой разум. — Мне нужно, чтобы вы меня выслушали. Могу я войти внутрь? Это не то, что ваша команда должна услышать.

      Ваймак приподнял бровь, снова сузил глаза, но приоткрыл дверь шире. Натаниэль не удивился, увидев Эбигейл Уинфилд, практикующую медсестру из Университета Пальметто, предполагаемую девушку Дэвида Ваймака, сидящую на кровати в большой футболке и спортивных штанах отвратительного оранжевого цвета. Он полагал, что это был приобретенный цвет Лисов.

      — Ты собираешься рассказать нам, кто ты такой, или сразу приступишь к убийству? — сказал Ваймак, все ещё приподняв бровь. Натаниэлю хотелось рассмеяться хотя бы потому, что его лицо напомнило ему лицо Кевина, когда Натаниэль сказал какую-то глупость во время тренировки.

      — Есть ли ещё кто-нибудь в комнате? — спросил Натаниэль.

      — Нет.

      — Могу я проверить?

      — Не доверяешь мне? — Ваймак издал сухой смешок. — Делай, что считаешь нужным, но у тебя есть пять минут, прежде чем я вызову полицию.

      Натаниэль проигнорировал это и быстро обыскал комнату. Он нервно провел глазами под кроватью, за стойкой с телевизором, заглянул в ванную и отдернул занавеску в сторону, чтобы убедиться, что там никого нет. Когда он был удовлетворён, он вернулся в главную комнату и передал письмо Ваймаку.

      — Ваш сын в больнице, — Натаниэль смотрел, как бомба падает и взрывается. Последствиями стали растерянное бормотание Ваймака и испуганный вздох Эбигейл.

      — У меня нет сына, — тон Ваймака был гневным, обвиняющим и недоверчивым одновременно. Натаниэлю хотелось отступить, хотелось вздрогнуть, но сегодня он и так слишком много сделал. Он будет держать себя под грёбаным контролем.

      — У меня нет времени на ваше неверие. И у него тоже. Прочитайте письмо быстро. Каждая секунда, которую вы тратите — это секунда, о которой мы не должны после жалеть, — Натаниэль указал на бумагу в трясущихся руках Ваймака.

      Он знал, что было в письме, перечитывал его снова и снова, когда Кевин показывал ему много лет назад. Натаниэль засунул голову Кевина между колен, когда у него началась гипервентиляция, и слушал его пьяную болтовню на следующую ночь после того, как он каким-то образом протащил самую большую бутылку водки, которую Натаниэль когда-либо видел. Кевин посмотрел на Ваймака снизу вверх. Тем более, когда узнал, что Ваймак не бросил своего ребенка, а просто не знал о его существовании. Кевин презирал Лисов, но активно смотрел каждую игру на своем ноутбуке только для того, чтобы мельком увидеть татуированного тренера. Было только одно место, где Кевин был в безопасности, и это была его собственная плоть и кровь. Натаниэль подождал три минуты, пока Ваймак читал и перечитывал письмо, потёр переносицу, провел рукой по усталому лицу, а затем снова прочитал письмо.

      — Готово? — Натаниэль едва мог сдержать раздражение в голосе.

      — Кевин Дэй — мой сын? — прошептал Ваймак. Натаниэль проигнорировал резкий хруст шеи Эбигейл, когда она в шоке выругалась.

      — Да. А теперь, могу я рассказать, почему я здесь, или вам нужно пойти поплакать в ванной на минутку?

      Натаниэлю было все равно, груб он или неуважителен. Его разум был полон возможностей, и только одна из них была хорошей. Если Ваймак не доберётся до больницы до того, как Рико обнаружит, что его Свита пропала, придётся адски заплатить. Чересчур много ада. Ваймак кивнул, но ничего не сказал. Даже не рассердился на резкие слова Натаниэля.

      — Рико сломал ему руку.

      — Он что? — Ваймак практически закричал.

      В этот раз Натаниэль не мог остановить реакцию своего тела, не мог удержаться от того, чтобы его внутренности отпрянули, а его разум не представил вместо чистого южного акцента Ваймака гневную интонацию отца. Натаниэль сглотнул.

      — Помните, что мы говорили что-то о внимательном слушании? Мне нужно, чтобы вы закрыли рот и слушали. У нас нет времени ни на что другое, понятно?

      — Хорошо, — Ваймак кивнул, твердый в своей решимости.

      — Рико сломал ему руку, левую. Он больше не может играть. Я мало, но знаю, что в его контракте есть пункт, который позволяет уйти из Воронов, если травма не позволяет ему играть. Я пришёл к тебе, потому что ты покровитель безнадёжных случаев, а Кевин сейчас безнадёжен. Ты со мной?

      Ваймак вздохнул, кивнул головой. — Я с тобой.

      — Однако его контракт может быть подписан позже. Сейчас я здесь, потому что ты его отец. Единственный человек, кроме его матери, который никогда не причинял ему вреда, и Кевин уважает тебя. Ему нужен его отец. Ты ему нужен.

      — Я не, — Натаниэль прервал его.

      — Не заканчивай это предложение. Я знаю, что ты понятия не имеешь, что делать, поэтому я здесь, чтобы помочь. Ты поедешь со мной в больницу. Ты скажешь доктору и медсёстрам, что ты его отец, и любые медицинские решения должны приниматься в первую очередь тобой. Если увидишь кого-нибудь из Воронов, не пускай их в комнату, особенно Рико или Хозяина.

      — Хозяина? — спросил Ваймак, прежде чем Натаниэль успел закончить.

      — Боже, ты такой же, как он. Я сказал, не перебивай меня, не так ли? — Натаниэль раздражённо провёл рукой по волосам.

      — Прости.

      — Хозяин — это Тэцудзи. Не подпускай их к Кевину. Как только он перенесёт операцию, ты должен его выписать. Мне плевать, если это противоречит медицинским советам, но ты отвезёшь его в Пальметто.

      — Хорошо.

      Натаниэль вздохнул с облегчением. — Слава грёбаному Богу. Хорошо. Идём.

      — Сейчас?

      — Да, сейчас. Ты слышал хотя бы одно слово, которое я только что сказал? Убирайся из этого гостиничного номера, пока я сам тебя не вытащил!

      Ваймак мельком взглянул в широко раскрытые глаза Эбигейл и выбежал из комнаты, запоздалым движением схватив с кровати телефон. Натаниэль взглянул на блокнот и ручку, лежащие на столе между двумя кроватями, наполовину прикрытые зарядными шнурами и обёртками от мюсли. Натаниэль схватил их прежде, чем успел отговорить себя, закрыл дверь и повел Ваймака к машине. Двигатель был ещё теплым и готовым, когда Натаниэль снова завёл машину, выезжая с парковки с самым большим удовлетворением, которое только испытывал за последние годы.

      — Как давно он знает? — спросил Ваймак, пока они выезжали на межштатную автомагистраль. Не нужно было уточнять, о чем он спрашивал.

      Натаниэль вздохнул. — Он узнал об этом, когда учился в старшей школе. Случайно. Он был в отчаянии несколько недель. Думал, что ты бросил его.

      Ваймак резко повернул голову к Натаниэлю. — Я бы никогда так не поступил. Если бы я знал…

      — Знаю. Кевин тоже знает, по крайней мере, теперь, — сказал Натаниэль. — У тебя есть шанс сделать то, что ему сейчас больше всего нужно.

      — И что это?

      — Начать сначала, — Натаниэль взглянул на Ваймака, его руки сжались на руле. — Гнездо — ужасное место. Кевин заслуживает большего.

      — Думаешь, он получит это в Пальметто? — Ваймак фыркнул. — Не знаю, заметил ли ты, но мы и так почти не выигрываем. Кевин чемпион, он часть Свиты. Я ничего не могу ему предложить.

      Натаниэль рискнул ещё раз взглянуть на тренера, когда его голос сорвался. Он мог видеть человека, измученного стрессом, временем и травмой. Было хорошо известно, что Лисы были командой неудачников; правонарушителей, с которыми не хотел иметь дело ни один другой колледж; наркоманов, преступников и сумасшедших. Натаниэль думал, что Кевин подойдёт. Но Ваймак не знал, насколько на самом деле травмирован его сын. Он видел то же, что и остальной мир: правая рука Рико, Сын Экси, будущий олимпиец США.

      Ваймак не знал об избиениях, от которых не был застрахован даже Кевин. Он не знал о том, как трость Хозяина трещит об их спины, разрывая кожу и оставляя синяки до костей. Он не знал, что Кевину приходилось наблюдать за своими друзьями, своими братьями, пока их снова и снова резали. Ваймак никогда не мог понять чувство вины, которое испытывал Кевин, когда они переодевались в раздевалках, и кожа Кевина оставалась без шрамов, а Жан и Натаниэль не могли двигаться, не стягивая швы.

      Костяшки пальцев Натаниэля побелели на руле, когда они съехали с шоссе почти через тридцать минут, и он наконец ответил. — Ты можешь предложить ему безопасность. Ты можешь дать ему семью, которой у него никогда не было. Ты можешь показать ему жизнь вне экси.

      Ваймак хранил молчание, пока они проезжали последнюю часть пути до больницы, в которой он оставил Жана и Кевина. Натаниэлю почти не хотелось туда идти. Не тогда, когда он знал, что ждёт его в Гнезде. Он не хотел знать, насколько креативным может быть Рико, когда его гнев вышел из-под контроля, а номер два скрылся из виду. Он хотел вернуться на межштатную автомагистраль и никогда не оглядываться назад. Но Жана не было на пассажирском сиденье, а Ваймак был не с Кевином. Слишком много дел нужно было успеть сделать за слишком короткое время.

      Это всегда было проблемой, не так ли? Никогда не было достаточно грёбаного времени.

      Натаниэль подъехал к тому месту, где высадил Жана, и, как и ожидалось, его напарник расхаживал перед двустворчатыми дверями. Неужели Натаниэль забыл предупредить Жана держаться подальше от чёртовых дверей? Сегодня вечером был сплошной беспорядок. Его мать была бы так расстроена его вопиющим пренебрежением к жизни. И за жизни Жана тоже, потому что разве не Натаниэль втянул его в это? Ваймак уставился на больницу, словно она могла подсказать ему, что делать. Она не могла, но Натаниэль, чёрт возьми, мог.

      — Ваймак. Посмотри на меня.

      — Смотрю, — он и правда смотрел. Прямо в его ледяные глаза так, как мог сделать только один человек. Непоколебимый, бесстрашный.

      — Помни, что я говорил. Не позволяй им забрать его. Делай, что должен. Прикуй его к своему дивану или запри в темнице, мне все равно, но не позволяй ему вернуться в Гнездо, хорошо?

      — Я понял. Цепи, подземелья и никакого Гнезда, — Ваймак одарил его глупой улыбкой. Он был похож на Кевина.

      — Хорошо. Хорошо, — Натаниэль сжал руки на коленях и схватил блокнот и ручку из отеля, набрасывая заметку по-французски, чтобы Кевин знал, что её на самом деле писал Натаниэль. — Дай ему это, когда он попытается бежать. Говорю тебе, как только он проснётся, он попытается вернуться.

      Ваймак взял записку. Жан уже шел к машине. У него больше не было времени.

      — Отдать записку, не дать вернуться. Я понял, — заверил его Ваймак.

      Он набрался уверенности, какой он не мог себе представить всего полчаса назад. Он открыл дверь, и Натаниэль потянулся, чтобы схватить Ваймака за руку, но отпустил тогда, когда их взгляды снова встретились.

      — Он будет паниковать. Зажми его голову между его коленями и держи руку в волосах; это поможет ему успокоиться. И всегда держи при себе бутылку водки. И сельдерей.

      — Сельдерей? — Ваймак поднял бровь.

      — Просто доверься мне.

      — Я верю, — он сказал. — Голова между колен, водка и сельдерей.

      — Я доверяю тебе его жизнь, понимаешь? Это не просто экси или воссоединение семьи. Если Кевин вернётся в Гнездо, он уже не выйдет оттуда. Мне нужно, чтобы ты сделал все, что я сказал.

      Ваймак кивнул головой. — Я понимаю.

      Он этого не понимал, и никогда не мог, но этого должно быть достаточно. Жан подошёл к пассажирскому сиденью, явно шокировав тренера.

      — Он все ещё в операционной, но они думают, что он поправится, — сказал Жан. Натаниэль был рад, что тот говорил по-английски, хотя бы потому, что им не пришлось тратить время на перевод для Ваймака.

      — Он будет снова играть? — спросил Натаниэль.

      — Они ещё не знают, — Жан повернулся к Ваймаку. — Позаботься о нем для нас, хорошо?

      Ваймак хотел положить руку Жану на плечо, но быстро убрал ее, когда все тело Жана отшатнулось. — Он у меня.

      Жан кивнул, принимая ответ таким, каким он был, и забрался на место, которое только что освободил Ваймак. Натаниэль наблюдал, как Ваймак вошёл в больницу так же, как и Жан. Параллельные жизни. Он передвинул рычаг передач и уже через несколько минут был на межштатной автомагистрали. Рука Жана соединилась со свободной рукой Натаниэля, и ему потребовалась минута, чтобы понять, что дрожит вовсе не рука Жана.

      Они не оглянулись, не замедлелись.