Повторив цикл вдохов и выдохов в седьмой раз, Спок опустился на уровень глубже. Теперь, не опуская ментальных щитов, он мог ощущать мир за ними. Его тело — сосредоточение его разума, будто непреодолимая крепость в пустыне. Он может вернуться сюда в любой момент — никаким песком не смыть дорогу к нему. Он чувствовал свою каюту, слышал шум двигателя, собственное дыхание и колыхание огня свечи. Слышал, как растет колючий кактус в горшке.

Он ощущал соседние каюты и коридор, и усталые шаги энсина Кубрика. Этажом выше никого не было. Этажом ниже медсестра Чапел и энсин Матол о чем-то жарко спорили. Они не были злы, природа их спора не включала в себя агрессии, просто предмет спора очень их волновал. Он не слышал слов, но чувствовал их. Спок позволил этим эмоциям течь мимо себя, не ограждаясь и не впитывая.

В каюте перед ним лейтенант Сулу мучительно долго выбирал еду для перекуса. Его переполняли сомнения, неуверенность и усталость — именно эта последняя эмоция, порождающая отрицание всего, и стала причиной его сомнений. Эти эмоции также были не самыми приятными. Спок принимал их существования, но в свою крепость не впускал — это было не сложно на данном уровне.

Все чужие эмоции в основном неприятны. Хочешь или нет, но ты примеряешь их на себя. И будь то ярость, скорбь, сомнения, радость, любовь или веселье — чужие эмоции, словно чужое нижнее белье. Ношеное. Которое тебя заставили надеть.

Разум Спока пошел дальше, коснулся каюты за его спиной и... Его разум вздрогнул. Это было похоже на ожог, или удар молнии, или копьё прямо в сердце. Это были отчаяние, ярость, равнодушие и сожаление вместе.

Спок быстро вернулся в свою «крепость», отрезав от себя чужие эмоции, настолько сильные, что он был не в состоянии оградиться от них. Не мог принять, как не мог и не впитывать. Он потратил некоторое время, удаляя остатки чужих впечатлений в своем разуме, будто смывая с рук липкую грязь, которая все норовила застрять под ногтями.

Он вышел из транса, поспешно поднялся, затушил свечу и, не переодеваясь, прошел через общую ванную к двери в каюту капитана. Чужие эмоции — не его дело, но он должен был убедиться, что все в порядке. Стоило ему занести руку над дверью, чтобы постучать — в ванной не было кнопки вызова, как та открылась сама.

Капитан был одет только в нижнее белье и футболку с темными кругами пота подмышками. Спок увидел, как Джим вздрогнул.

— Сэр, я хотел узнать, все ли в порядке? — спросил Спок, отступив в сторону.

— Я шумел? Извини, — Джим прошел мимо него к раковине, включил холодную воду и поплескал на лицо.

— Нет, я медитировал и уловил отголосок ваших эмоций. Приношу свои извинения, если это покажется вторжением, но я не имел намерений как-либо использовать это.

— Ты и такое можешь? — Джим снял полотенце с сушилки и смял угол в кулаке. Помедлив, он повесил полотенце обратно и стянул футболку. — Я думал, тебе нужно прикоснуться для использования телепатии.

— Вы правы. Но это не считается телепатией: я не в состоянии воздействовать на чужое сознание или считывать точную информацию без касания. Это... форма общения с внешним миром.

— Любопытно. Начинаю понимать, почему Боунс называет твои практики «вулканским вуду».

— С вами все в порядке? — поинтересовался Спок, осознав, что Джим собрался принять душ.

— Да. Я просто спал. Кошмар приснился. Иногда такое случается.

— Понимаю. Когда-то в детстве моя мать объясняла мне концепцию кошмаров.

— Спасибо за заботу, мистер Спок, — улыбнулся ему капитан.

***

Мать говорила Споку, что людям снятся кошмары. Это выдуманные, часто абсурдные события, которые их пугают или расстраивают. Это может случиться вне зависимости от внешних событий. Плохо, если кошмары снятся постоянно.

Во время своих медитаций Спок ещё несколько раз касался подобных эмоций со стороны капитана, а позже, как бы некорректно с его стороны это ни было, намеренно направлял свою телепатию в его сторону. Практически каждую ночь капитану снились кошмары. Его сон стал совершенно ненормированным. Раньше день капитана начинался с завтрака и завершался сном. Теперь Джим мог лечь сразу после смены или не спать более суток. В течение недели Спок систематически отслеживал его сон: каждый сопровождался негативными эмоциями.

Это ставило его в этический тупик. С одной стороны, это определенно было связано с недугом, а, следовательно, ему стоило поговорить с капитаном. С другой стороны, капитан был его другом, что подразумевало, что он мог бы сам поговорить с ним. Ещё одна этическая норма также не давала ему покоя: имел ли он право вторгаться в частную жизнь капитана? Даже, если он его друг? По человеческим меркам, вероятно, имел. Он вулканец, но его друг человек, и он был искренне обеспокоен его состоянием.

А потом Джим уснул во время шахматной партии с фигурой в руке. Спок не сразу понял, в чем дело.

— Джим... Джим, — капитан только недавно приучил его к неформальному обращению в личной обстановке.

Люди обычно тормошат сонных, но в тот момент Спок не мог придумать достаточно этичного способа прикоснуться к нему. Глаза капитана медленно и нехотя открылись. Через секунду в них проступило понимание.

— Только не говори, что я уснул. Боже... Я думаю, нам стоит закончить в другой раз. Смена выдалась какая-то... изматывающая.

— Думаю, дело не в смене, Джим. У тебя хроническое недосыпание. Я не уверен, что поступаю правильно, вторгаясь в твою жизнь, но я думаю, что дело в твоих кошмарах.

— Ты знаешь? — нахмурился Кирк.

— Я намеренно отслеживал это. Я расцениваю это как дружеский жест, но если я ошибся... Твое состояние вызывает у меня беспокойство. Возможно, тебе стоит обратиться к доктору Маккою?

— Пройденный этап, — отмахнулся Джим, поворачиваясь на стуле боком к нему. — От его лекарств я становлюсь овощем. Я не могу оставить корабль без командования.

— Но они повторяются, значит, лечение не верно. Разве не нужно искать суть болезни вместо лечения ее симптомов?

— Ну, суть-то мне известна, но к психотерапевту я не пойду. Довольно этого. Если кто-то начнет снова ковырять мне мозги, это будет ещё хуже, чем если я стану овощем.

Споку, на самом деле, хотелось задать вопрос, в чем же состоит суть кошмаров, что она требовала помощи врача такого типа. Но он считал, что причины и содержание подобных снов находится за гранью допустимого в их отношениях.

— В таком случае, как вы собираетесь с этим справляться?

— Не знаю, — вздохнул Джим. — На Земле я просто напивался раз в несколько дней до отключки. Через месяц все проходило само собой. А теперь я капитан. Давно этого не случалось, — посетовал он.

— Как я понимаю, с вами это не в первый раз. Вы пробовали другие не медицинские способы борьбы с этим явлением?

— Ты имеешь в виду, кроме алкоголя? Нет, а что можно сделать в таком случае?

— Другие способы разрядки для разума. Решение сложных задач. Медитация. Массаж. Ароматерапия. Это теория, я не сталкивался с этой проблемой.

— Секс, — добавил Джим и хмыкнул. Спок неопределенно дёрнул бровью:

— Возможно.

— Как вулканцы справляются с этим?

— Вулканцам не снятся сны, Джим. Но если бы снились, я думаю, были бы и кошмары. Если бы мне снились кошмары, я бы обратился к целителю. Или к членам семьи. Можно было бы телепатически воздействовать на разум, передавая противоположные эмоции, которые заполнили бы те места, которые занимают кошмары. Воздействие поверхностное, чтобы не втянуть в сон, но продолжительное, чтобы отсеять возможность возникновения нежеланных образов.

Спок приподнял бровь, заметив четкий, внимательный, даже в какой-то мере расчётливый взгляд Джима, направленный на него.

— А ты можешь это сделать? Со мной? Но так чтобы не увидеть ничего из моих снов?

— Я не целитель. И я никогда не объединял разум с людьми.

— Но ты мог бы попробовать? Вдруг поможет? Если я этой просьбой нарушаю какие-то культурные табу, то прости меня, но... Просто я увидел шанс.

— Будет довольно сложно вызывать у вас определенные эмоции, но не отслеживая визуальные образы, но я готов попробовать. Сегодня?

— Сейчас, если можно.

***

Джим был приятным, солнечным, доброжелательным, вежливым человеком. Его мышление было раскрашено теми же цветами. И хотя за последнее время Спок ощутил множество его дурных эмоций, сейчас от них остались лишь полустертые отголоски. Джим был измучен, и это раскрасило его разум серым и грязно-синим, но не затмило общего света.

Кирк лег на постели, чтобы не было необходимости прерывать его сон после. Спок присел на край кровати и прижал левую руку к его контактным точкам. Джим постарался расслабиться, думать о чем-то если не хорошем, то нейтральном — Спока то и дело омывали волны его облегчения, нежности, удовольствие от расслабления мышц, немного усталости и недовольства по этому поводу. Сейчас Джим напоминал ему море, волны которого приносили на берег Спока каждый раз новую, но приятную эмоцию. От них, на удивление, не хотелось сбежать. Хотелось запустить руки поглубже. Каждая волна была тяжелее предыдущей. Она накатывала, не угрожая накрыть Спока и утянуть за собой, но убаюкивая и приглашая. Он почувствовал, как устали от напряжения его собственные мышцы. На кровати было достаточно места для двоих, а внутренние часы утверждали, что прошло ещё слишком мало времени, чтобы можно было прервать контакт. Он подумал, что друг не будет против, если он для удобства ненадолго приляжет рядом. В конце концов, он все равно уйдет раньше, чем проснется Джим.

Ему снилось море. Спок видел его не единожды, на разных планетах, на Земле. Море не было родным ему никогда, оно всегда казалось ему опасным, непредсказуемым. Но море, которое снилось ему теперь, было другим. Оно было расположено к нему: не угрожало и не засасывало, не нападало. Оно просто было. Живое. Хорошее.

И когда море вдруг схлынуло, он почувствовал движение под своей рукой. Грудная клетка Джима, куда сползла его ладонь, плавно и самопроизвольно разорвав мелдинг, двигалась — капитан перевернулся, обняв его поперек груди. Он что-то неразборчиво проговорил во сне, но вулканец готов был поклясться, что услышал одно лишь слово: «Спок».