На рождественских каникулах произошло ещё одно интересное событие. Гарри Поттера вызвали в кабинет директора. Айви даже испугалась — вдруг её отлучки в Нурменгард заметили?

Но, войдя, она внезапно увидела в кабинете министра Скримджера. Он был хмур и смотрел на Дамблдора недовольно, но Гарри Поттеру обрадовался.

Он хотел поговорить с Гарри Поттером — это было кристально ясно. И Айви не могла не понимать, о чём.

— Добрый день, мистер Скримджер, — вежливо улыбнулась она.

— Добрый день, Гарри. — Немолодой министр с грубым лицом попытался улыбнуться приветливо, но явно очень плохо умел это делать. — Я хотел бы поговорить с тобой наедине, если ты не возражаешь.

Айви вспомнила: он не любил Дамблдора. И сразу почувствовала к нему некоторую приязнь.

— Конечно же не возражаю, — улыбнулась она уже искренне.

— Что же, пойдёмте прогуляемся по школьному двору? Я думаю, это будет очень приятная прогулка.

Дамблдор смотрел на неё укоризненно — согласие поговорить с министром ей ещё явно припомнят. Но — она же хороший и послушный мальчик. А хорошие и послушные мальчики должны очень уважать главу государства, и уж тем более приходить в восторг от предложения с ним поговорить.

— Разумеется, сэр.

Конечно, она могла и не изображать так сильно, какой она хороший мальчик — это она была нужна министру, а не он ей. Но в будущем хорошие отношения с министром могли бы ей пригодиться. Или пригодиться Геллерту. А может, если из их трёхсторонних шахмат никто не выживет, и она не сможет по плану жить под покровительством Геллерта — что ж, останется в живых четвёртая сторона, официальная власть магической Британии. Три террористические организации могут же взаимоуничтожиться, правда? И официальная власть может эти разборки пережить. И если так случится — что же, с министром надо дружить.

Цинично.

Но это жизнь.

Конечно, Айви сделает всё, чтобы победил Геллерт. Но если вдруг нет — лучше пусть Гарри Поттер, никем не замеченный в связях с Гриндевальдом, выживет и получит покровительство министра.

А улыбаться и соглашаться весьма несложно.

Пока они спускались вниз, чтобы выйти во двор, министр вещал о своей учёбе в Хогвартсе и о том, как он по этому самому Хогвартсу скучает. Айви внимательно слушала и иногда задавала вопросы о старых преподавателях. Слушать про старых преподавателей защиты, которые тогда, как и сейчас, менялись каждый год, было неожиданно интересно.

Во дворе гуляли дети, было холодно и немного снежно — снег лежал довольно тонким слоем. Но это не мешало младшекурсникам играть в снежки. Да, укрепление или снеговика не сделаешь, но вот поноситься и покидаться — милое дело.

Они с министром отошли в сторону, чтобы в них ничего не попало — дети, конечно, провожали их настороженными взглядами, сразу перестав веселиться, но Айви не сомневалась, что вскоре они забудут о нежданных взрослых.

— Я давно хотел встретиться с тобой, — медленно сказал ей Скримджер. — Ты знал, Гарри.

— Я не думал об этом, — честно сказала Айви.

— О, да, очень давно. Но Дамблдор очень тебя оберегал, — сообщил министр. — Это естественно, о, разумеется, это естественно, особенно после всего, что ты прошёл… особенно после того, что произошло в министерстве.

В министерстве произошла её глупость, приведшая к полному кошмару. Но Дамблдор и не думал оберегать её от ночных кошмаров, чувства вины, сожаления, страха перед Волдемортом и прочего. Зато, как выяснилось, оберегал от министра. И от всего министерства, наверное — после битвы в атриуме и отделе тайн было бы логично, если бы она пообщалась с аврорами, следователями… а министр Скримджер тогда ещё был главой аврората. И она хотела бы рассказать аврорату всё, что она знает про Волдеморта. Не про то, что узнала от Гриндевальда, конечно, но вот остальное — всегда рада… может, следователи и сами догадались бы про крестражи.

— Я не знал, сэр, — тихо сказала она.

— Да? — удивился Скримджер. — Впрочем, это неудивительно. Наверняка он сам и распускает эти слухи… — министр осёкся. Айви сначала удивилась, а потом подумала, что он-то, наверное, считает Гарри Поттера полностью преданным Дамблдору.

— Какие слухи, сэр?

Айви не собиралась так сразу и полностью опровергать это, но вот медленно и осторожно изображать сомневающегося юношу она могла, и это казалось ей лучшей тактикой.

— Ну, все эти шепотки про пророчество, про то, что ты «избранный»… Полагаю, Дамблдор обсуждал с тобой всё это?

— Да, мы это обсуждали. Хотя, честно сказать, не слишком подробно.

— Недостаточно подробно? — удивился Скримджер. — Но это же касается тебя напрямую, Гарри.

Даже министр о ней заботился, на миг оторвавшись от своих несомненно корыстных планов.

— Очевидно, Дамблдор так не считает.

Министр недовольно вздохнул.

— И что же говорил тебе Дамблдор, Гарри?  

— Что было пророчество. Мы… разбили это пророчество в министерстве с Пожирателями Смерти, и я на самом деле не знаю… ох, давайте по порядку. — Айви призадумалась, с чего на самом деле всё начиналось. Министр молча ожидал продолжения. — Было пророчество, — наконец повторила она, развешивая вокруг них чары, мешающие подслушиванию. Министр теперь смотрел на неё с едва заметным уважением. — Пророчество слышал только директор Дамблдор, сама провидица его не помнит. Провидица — собственно, Сивилла Трелони. Но один из Пожирателей Смерти, Северус Снейп, услышал часть этого пророчества. Там было так: «грядёт тот, у кого хватит могущества победить тёмного лорда, рождённый теми, кто трижды бросал ему вызов, рождённый на исходе седьмого месяца. И тёмный лорд отметит его как равного себе, но не будет знать всей его силы»… это часть пророчества, известная Волдеморту. Я сам не слышал пророчества, но директор Дамблдор сказал мне, что продолжение звучит как «и один из них должен погибнуть от руки другого, ибо ни один не сможет жить спокойно, пока жив другой». Именно за этим пророчеством Пожиратели Смерти и пришли в министерство, Волдеморт хотел узнать его полностью… вы, наверное, знаете, зачем я вам всё это рассказываю…

— Не знал, — сухо сказал Скримджер.

Сейчас он выглядел как-то ожесточённо, зло. И Айви, конечно же, его очень хорошо понимала.

— Вы не знали? — она как можно достовернее изобразила удивление. — Разве директор Дамблдор не рассказал вам? Ну, то есть, я знаю, что пророчество надо держать в секрете… хотя не знаю, зачем… — Она и правда не знала. По её скромному мнению, ничего нового Волдеморт оттуда узнать не мог. — Но вы же министр… и вы были главой аврората…

— Я в курсе, — зло сообщил Скримджер. — Но Дамблдор, очевидно, не думает, что я должен иметь в виду такие мелочи, как истинная цель проникновения Пожирателей в Отдел Тайн. — Он резко помотал головой, но потом вспомнил, что говорит с предполагаемым ярым сторонником Дамблдора, и снова смягчился. — Итак, что же было дальше, Гарри?

Айви послушно продолжила рассказывать:

— Директор Дамблдор узнал, что Северус Снейп донёс начало пророчества Волдеморту. Под пророчество больше всего подходил Невилл Лонгботтом, но также был и я. И Дамблдор счёл, что герой пророчества Невилл… он сейчас дома у бабушки, но, я думаю, она не будет против рассказать вам всё, что знает. Но решено было отвлечь Волдеморта от Невилла, защитив меня аж фиделиусом, а защиту Невилла оставив его родителям и бабушке. Планировалось, что Волдеморт будет в бессильной ярости пытаться достать меня, и не будет думать о Лонгботтомах. Он должен был подумать, что, раз меня защищают фиделиусом, то герой пророчества — я.

— Но это никого не спасло, — заметил министр.

— Да, — вздохнула Айви. — Моих родителей предали, а к Лонгботтомам пришли Лестрейнджи.

— Однако ты сказал сейчас, что под пророчество больше подходит юный Лонгботтом.

— Подходил, — поправила Айви. — Пока Волдеморт не отметил меня как равного себе. Вот этим шрамом. — Она для наглядности откинула чёлку. — По крайней мере,Э директор Дамблдор считает, что, придя ко мне, а не к Невиллу, он счёл меня себе равным.

Они помолчали.

— Знаешь, Гарри, — медленно сказал Скримджер, — директору Дамблдору следовало сразу сообщить о пророчестве и его предполагаемых героях в министерство и аврорат. Тогда аврорат выделил бы дополнительную охрану тебе и Лонгботтомам. Нет, я не утверждаю, что тогда история пошла бы по другому пути, и твои родители бы выжили, а родители Невилла Лонгботтома были бы в своём уме… и да, мы оба знаем, что сторонники Сам-Знаешь-Кого в то время были везде, и в аврорате тоже…

— Но шанс был бы, — горько закончила за него Айви, уже даже никем не притворяясь. — Хоть на что-то.

Они помолчали.

— Однако я пришёл поговорит с тобой не об этом, Гарри. Вернее, не только об этом, — неискренне бодро заявил Скримджер.

— А о чём же, сэр?

— Важно ли то, что ты «избранный», или нет?

— Разумеется, важно, — рассудительно сказала Айви. — Я очень хотел бы, чтобы это было не так, но, увы, в это верят слишком многие.

— Вот именно! — обрадовался министр. — И понимаешь ли ты, что это значит?

— Это значит очень многое, сэр, — ровно сказала Айви. — Что из этого многого вы имеете в виду?

— В том числе это значит и то, что само твоё существование поддерживает, воодушевляет людей. И ты можешь поддержать и воодушевить их ещё сильнее — подумай о том, чтобы встать бок о бок с министерством, показать, что ты — вот, ты готов помочь в нашей общей борьбе. В этом не будет ничего обременительного, уверяю тебя — просто было бы неплохо, чтобы ты время от времени появлялся в министерстве. Это создаст нужное впечатление. Это очень важно, тем более, сейчас, когда из Европы надвигается гроза Гриндевальда, лелея мечту о мести за поражение. — Во как загнул. Всё-таки, он настоящий политик, а не солдафон, как о нём привыкли думать. Впрочем, Айви-то в этом не сомневалась.

— Я понимаю, что это очень важно, — кивнула девушка. — Но как буду появляться в министерстве, если учусь в школе? Вряд ли директор Дамблдор меня отпустит. Понимаете ли, он не одобряет некоторые вещи, которые делает министерство.

Скримджер даже чуть улыбнулся.

— Значит ли это, что ты, Гарри, их одобряешь?

— Я считаю, что это не моё дело, — ровно сказала Айви. — Я понимаю цель министерства и полностью одобряю её, а методы — не моё дело. Мы все делаем своё дело, сэр, я так считаю.

— Отлично! — чуть более эмоционально, чем следовало, сказал министр. — Я полностью одобряю твою позицию, Гарри.

— Но как же мне появляться в министерстве? — напомнила девушка.

Скримджер замялся.

— Не волнуйся, я что-нибудь придумаю. В конце концов, в нашей борьбе с Волдемортом нам же надо консультироваться с человеком, который столько раз встречался с ним лицом к лицу.

— Я рад, что могу помочь, сэр.

В спину Скримджера влетел снежок, и они обернулись, чтобы посмотреть, кто же это такой наглый и бесстрашный. Рон Уизли мгновенно побагровел, и Айви поняла, что целился он в неё, а не в её спутника. Вздохнула.

— Это… младший брат Персиваля Уизли? — брезгливо уточнил министр.

— Да, — кивнула Айви. — Не обращайте внимания, он безнадёжен.

Министр скривился, но развивать конфликт действительно не стал.

***

Скримджер ушёл через камин в кабинете директора, и взгляд Дамблдора стал укоризненным.

— Гарри, мальчик мой, неужели тебе не хватает славы и почестей?

Айви с самым невинным видом сообщила:

— Меня же сам министр попросил. Как я мог ему отказать?

— Но, Гарри, неужели ты не помнишь Долорес Амбридж и министра Фаджа?

Министр попытался поставить директора перед фактом: он ждёт Гарри Поттера в министерстве на выходных. Конечно, на выходных — чтобы не помешать учёбе. Директор не слишком вежливо сообщил министру, что без опекуна Гарри Поттер школу не покинет. А опекун кто? Ах, опекун маггл… Министр многозначительно посмотрел на Айви и свалил. Видимо, это означало, что он что-нибудь придумает.

— Но, сэр, мне показалось, что министр Скримджер совсем другой человек. Он же был главой аврората…

Строить из себя идиотку — ой, то есть, идиота, — перед Дамблдором Айви не любила. Ты вроде всё хорошо говоришь, а эта скотина смотрит так, как будто бы видит тебя насквозь. И не поймёшь никогда, чему он верит, а чему просто подыгрывает, и когда собирается попробовать на тебя воздействовать. И как.

— Мальчик мой, ты ведь читал газеты? Ты сам видел списки арестованных, и не можешь не понимать, что многие из них попали за решётку незаконно, так же, как и Сириус.

Это было подло. И очень цинично — Айви прекрасно помнила, кто был главой Визенгамота, когда Сириус попал в Азкабан.

Но она смогла — действительно смогла — ничем не выдать своей злости.

— Началась гражданская война, сэр, — ровно сказала она. — В маггловской школе на истории нас учили, что во время гражданской войны даже родные братья могут оказаться по разные стороны баррикад. И я не знаю, кто из арестованных на самом деле был агентом Волдеморта, а кого арестовали по ошибке. Вы же не думаете, что министр Скримджер специально приказывает арестовывать невиновных? Зачем бы ему это понадобилось?

Нет, Айви прекрасно понимала, зачем бы ему это могло быть и даже, возможно, было, но она же Гарри Поттер, максимально далёкий от политики мальчик…

— Разумеется, я так не думаю, Гарри. Но, допустим, вспомни Стэна Шанпайка — разве ты можешь поверить, что этот чудесный мальчик мог быть Пожирателем Смерти?

Это было громкое дело, им возмущалась вся гриффиндорская магическая молодёжь. И да, наверное, Гарри Поттеру тоже следовало возмущаться…

— Я верю, сэр, что аврорат расследует это дело и отпустит его, не найдя доказательств. К сожалению, никто не застрахован от ошибок.

Дамблдор укоризненно покачал головой.

— Я думал, Гарри, что ты уже должен был понять, что есть ошибки, а что — зло во плоти.

— Что вы хотите этим сказать, сэр?

Айви и правда не могла понять, действительно ли он прямым текстом обвиняет министра и аврорат в незаконных арестах, или же имеет в виду что-то другое.

— Я думаю, вскоре ты это поймёшь.

— Я не думаю, что министр Скримджер мог бы быть Пожирателем Смерти, — на всякий случай уточнила она очередную глупость с максимально непонимающим видом.

— Я тоже так не думаю, Гарри. Но он даже пытался следить за тем, куда я отлучаюсь из школы, и мне пришлось даже пару раз проклясть бедного аврора Долиша, — сообщил он с таким видом, как будто совершил очередной героический поступок и пошёл наперекор злу. — Ты ещё очень молод и во многом неопытен. Будь осторожнее, мальчик мой, будь осторожнее — увы, жизнь не прощает многих ошибок… И да, пока моя память не подвела меня — я хотел бы встретиться с тобой следующей ночью. Если ты, конечно, не возражаешь.