Следующие несколько дней мы с Филом почти не выходили из дома. Я все же заставил Фила прибраться в комнате, выбросить за порог мусор. Может быть, получилось бы и подмести, если бы мы нашли веник. Но готового в доме не оказалось, а объяснить Филу, что надо наломать веток и сложить их в пучок, я так и не смог. Зато я осмотрел соседние квартиры и нашел два не слишком рваных покрывала, одно мы постелили на диван, а второе прицепили на окно.

К моему изумлению, Фил высмотрел в одной квартире на стене постер к старому фильму про Короля Лира и решительно ухватился за него. Довольно долго возился, чтобы не разорвать его, отделяя от стены, ещё дольше сворачивал, чтобы не помять, потом с третьей попытки пристроил в нашей комнате — просто зацепил за торчащий гвоздь.

Когда-то я ходил с девушкой на этот фильм. Мне он понравилось, ей не очень… А потом мы и с девушкой расстались, и про фильм почти забыл… Оказывается, не совсем.

— Зачем? — спросил я у Фила, глядя на постер. Мне пришлось повторить этот вопрос несколько раз, прежде чем я добился ответа.

— Ярко. Хорошо. Цвет… Ярко.

Фил помолчал, словно подбирая слова, и наконец договорил:

— Красиво.

Это нелепо, но я почувствовал что-то вроде обиды. Я любил этот фильм. Я переживал за героев, восхищался преданностью, ненавидел предательство… А для Фила все это — только яркие пятна красивых цветов.

А потом я понял простую вещь — тем юношей, который, затаив дыхание, следил за жизнью короля, был не я. Им были мы с Филом, вдвоем. И, быть может, меня меньше захватил бы сюжет, если бы Фила не привлекло сочетание цветов…

Может, и мои любимые стихи легли мне на душу в том числе и потому, что телу нравится ритм? Надо будет попробовать потом…

Ещё мы нашли почти целое пластиковое ведро и пристроили его под трубой в подвале. За день набиралось больше половины — вполне достаточно, чтобы умыться. На этом наши хозяйственные хлопоты закончились.

Комната теперь приняла обжитой, почти уютный вид. Возможно, это было рискованно, ведь если сюда залезут бродяги или мальчишки, они непременно заметят, что она обитаема. Хотя бездомных бродяг сейчас, кажется, больше нет, да и мальчишки так смело по заброшкам не лазают. А с другой стороны — уж на что комната точно не похожа, так это на логово безмозглого зомби.

Больше нам заняться было нечем. Фил много спал — а может, просто лежал с закрытыми глазами. А я вылетал во двор и подолгу висел на одном месте среди густых зарослей боярышника, наблюдая за здешними жителями. Я обнаружил там гнезда малиновки и синицы, видел, как ласка охотится на мышей… К своему удивлению, я заметил, помимо домовых мышей, ещё и полевые, отличающихся бурой спинкой и серым брюшком. Вообще, надо сказать, городская природа — это очень своеобразный биоценоз, интересный и, как ни странно, мало изученный. Причем мое нынешнее состояние значительно облегчало наблюдение за животными, вот только поделиться своими наблюдениями я ни с кем не мог…

Иной раз, когда мне надоедали птицы и грызуны, я пролетал через фанеру на окне в переулок и висел у стены, глядя на проезжающие мимо машины да на нечастых пешеходов. В этом переулке и в прежнее-то время было тихо, а теперь и подавно, но все же интереснее, чем просто лежать на диване рядом со спящим Филом.

Когда он просыпался, я ощущал это как рывок той самой верёвочки. Вообще я заметил, что от спящего могу улететь дальше, чем от бодрствующего. Иногда я сразу летел к нему, иногда просто отвечал беззвучным криком:

— Я здесь, Фил!

Он спускался в подвал, ловил крысу и там же, на месте, пожирал. Умывался водой из ведра и снова поднимался в комнату, сидел на диване, глядя то на постер, то на моего коня в пальто. Я зависал рядом, а порой опускался ему на плечо. И смотрел на занавешенное рваной тряпкой «окно», на стол, где стоят моя кружка и конь, на стопку книг… И притворялся перед самим собой, будто ничего не изменилось, только что жилье пришлось сменить.

Через неделю мне все это вконец наскучило. Мне по-прежнему интересно было наблюдать за животными во дворе — но половина удовольствия пропадала от невозможности обсудить результат наблюдений, поспорить или хотя бы просто поделиться с кем-нибудь. Да и вообще я не привык к одиночеству. Всегда вокруг были люди, сначала одноклассники, однокурсники, потом коллеги и студенты…

Я начал разговаривать с Филом. Конечно, это выглядело очень глупо… выглядело бы, если бы кто-нибудь смог бы наблюдать за этими разговорами. Но меня слышал и видел только сам Фил. С другой стороны — сколько народу разговаривают со своими собаками и кошками? Пожалуй, у них высшей нервной деятельности побольше, чем у крокодила, но выбирать мне не приходилось. И я рассказывал Филу о том, сколько птенцов в гнезде у зарянки, и где нора у ласки, и что в углу двора, под самой стеной дома, расцвела любка двулистная — редкое растение из семейства орхидных.

Фил сидел неподвижно, никак не показывая, что вообще меня слышит. И мне казалось, что с таким же успехом я мог бы рассказывать все это своему коню в пальто. Но как-то раз, когда я замолчал, Фил вдруг обернулся, посмотрел на меня и потребовал:

— Еще!

— Зачем? — изумился я. Надо заметить, что в тот момент я рассуждал о возможности гибридизации между дикими и домашними пчелами — мало кому из живых людей такая тема может быть интересной, не говоря уж о крокодилах.

— Хорошо, — коротко ответил Фил.

— Чем хорошо? Почему?

Фил нахмурился. Мыслительный процесс явно давался ему с трудом. Это не было похоже на то, как пытается ответить маленький ребенок — скорее мне казалось, что он ищет правильный ответ среди разных слов, сваленных в кучу.

— Как раньше, — выговорил он наконец. — Хорошо.

Это было совсем уж неожиданно. Мне и в голову не приходило, что он вообще помнит, как оно было раньше, и тем более — что он скучает по тому времени.

А ведь раз я не издаю слышимых звуков, значит, он воспринимает мои слова внутри своей головы, как мысли… Выходит, для него это действительно почти как раньше. Раньше он… то есть я… ну, мы с ним сами это думали. В своей… в нашей голове. И теперь мои мысли, наверное, в какой-то мере кажутся ему своими собственными.

Ох, я, кажется, совсем запутался. Нравится ему меня слушать, ну и хорошо.

На другой день я попробовал читать вслух. Фил с готовностью перелистывал страницы, ему это явно доставляло удовольствие. Причем, как я и предполагал, стихи ему, судя по всему, нравились больше, чем проза. Я уже и сам догадывался о причине, но на всякий случай спросил:

— Как раньше, да?

Он кивнул. И изобразил грубую, утрированную улыбку. Интересно, видел ли кто-нибудь, как улыбаются крокодилы?

Впрочем, терпения и внимания Филу хватало ненадолго. Он начинал путаться, то переворачивал по несколько страниц разом, то не в ту сторону, листал слишком быстро, дергал так неаккуратно, что я каждый раз опасался, не порвет ли он книгу.

Иногда в наш двор заходили люди. Чаще дети — для них этот заброшенный, заросший двор был настоящими джунглями. Иногда и взрослые — влюбленные парочки или просто любители уединения. Мне они не мешали, и я не обращал на них внимания.

В тот день во двор вошли парень с девушкой. Совсем молоденькие, практически подростки. Ну правильно, этим хоть эпидемия, хоть апокалипсис — все равно будут искать укромное место, чтобы целоваться. Они стояли под раскидистой липой, а я висел в воздухе в десятке шагов и наблюдал за ящерицей. На них я старался не смотреть. Подглядывать — нехорошо. Позади негромко скрипнула дверь подъезда. Видно, Фил соскучился без меня и решил выйти из дома.

После первого дня он ещё не сталкивался с людьми, но я почему-то был уверен, что проблема агрессии решена раз и навсегда. Мне казалось, я сумел внушить Филу, что люди — не еда, да и к тому же он был сыт.

Так что обернулся я практически случайно. И увидел, как туповатое лицо Фила искажается яростью.

Я рванулся к нему с криком:

— Фил, нельзя!

Я думал, что услышу в ответ привычное «Еда!»

Но ведь он же не голоден! Почему же?!

Фил, как в первый день, замахнулся рукой, пытаясь оттолкнуть меня.

— Убить!

Я не поверил своим ушам. То есть ушей у меня теперь не было, конечно. Не знаю, чему я теперь не поверил. До сих пор бессмысленной агрессии Фил не демонстрировал.

— Нельзя, Фил! Нельзя! Тише, Фил, спокойно!

Одновременно я с тревогой косился на эту парочку. Меня-то они, понятное дело, услышать не могли, но вот Фила… Если они его заметят, нам придется уходить отсюда.

Разумеется, если я смогу его удержать. Если они сами смогут уйти.

От подъезда до липы было два десятка метров. И густые кусты. И порывистый ветер, шелестящий листвой.

— Пусти!

Почему-то Фил не пробовал просто идти на меня напролом, словно я действительно преграждал ему дорогу. Интересно, мог бы я пройти сквозь его тело, как прохожу сквозь стену? То есть через свое тело. Через Фила, короче говоря.

— Не пущу! Нельзя! Давай назад!

— Пусти! Убить!

— Нельзя! Это люди! Нельзя убивать! Мы же тоже человек!

Я не знаю, сколько мы препирались бы так, но нас наконец услышали. То есть не нас, а Фила, конечно.

— Там кто-то есть, — испуганно пискнула девушка. Парень завертел головой.

— Бродяга какой-то, черт с ним!

— Нет, давай уйдем!

Некоторое время они спорили, и, к моей радости, голос разума возобладал.

Они ушли, и Фил сразу угомонился. А вот я успокоиться никак не мог. Мне надо было понять, что это было. Откуда такая вспышка, почему? Он точно был сыт, я это знал. Может, человечина для него представляет особый интерес? Ну, строго говоря, человеческое мясо должно быть наиболее полноценно по аминокислотам… Но Фил же не может этого знать! И потом, он же не говорил «Еда!»

Я пытался поговорить с ним, расспросить. И он даже пытался мне ответить. То есть какое-то обоснование такому поведению все же существовало, это не было случайной вспышкой. С одной стороны, это успокаивало. Мне не хотелось думать, что поведение Фила может быть совсем непредсказуемым. С другой — если эта причина существует, значит, он всегда так будет на людей бросаться?!

— Я… Они…

Ему явно не хватало словарного запаса. Наконец он сумел сформулировать:

— Они не я.

— Но они люди! И ты человек!

Кажется, этот тезис вызывал у Фила сомнения.

Мне пришлось перейти от высоких материй к самым примитивным доводам:

— Нельзя убивать! Будешь убивать людей, тебя убьют!

— Нельзя, — согласился Фил, недовольно сопя.

Через пару дней Фил меня снова удивил, на этот раз совершенно иначе. Можно даже сказать, противоположным образом.

Обычно я не спускаюсь с Филом в подвал. Смотреть, как он охотится, а потом пожирает сырое мясо, не потроша и даже не снимая шкуру… Не самое приятное зрелище. Но в тот раз он долго не возвращался, и я забеспокоился. Крысы там закончились, что ли? Вообще я уже подумывал, что надо временно переключить его на голубей, их можно ловить на чердаке или прямо во дворе. А то уничтожит всю кормовую базу, придется по ночам ходить в подвалы соседних домов…

Я был уверен, что почувствую, если с Филом случится что-то плохое. Но на всякий случай все же решил проверить и спустился сам.

Фил примостился на каком-то ящике, вполоборота, так, что его лица я не видел. А на полу перед ним сидел крохотный, от силы двухмесячный, рыжий котенок. Сидел и вылизывался.

Я застыл.

Ну, как объяснить крокодилу разницу между крысой и котёнком? Он просто не поймет меня, и будет в определенном смысле прав. Крыса — такое же живое существо, а что люди любят котиков — это ни разу не проблема крокодилов…

И тут Фил почувствовал мое присутствие, обернулся. И сказал строго, почти угрожающе:

— Не еда!

Котенок повернул крохотную головку, моргнул; посмотрел на меня… Стоп! На меня?!

Для достоверности я поднял руку и поводил... Ну, руки то вроде у меня и нет... Протоплазматической конечностью? Псевдоподией? Короче, чем-то я поводил туда-сюда. Котенок неотрывно следил за моим движением. Значит… Кошки и правда способны видеть призраков.

— Не еда! — твёрдо повторил Фил и погладил рыжую шёрстку.

***

Рыжий. Теплый. Глаза большие. Трогать хорошо. Не есть. Смотреть. Трогать. Приятно. Мууурррчит.

***

Потом Фил поймал-таки крысу и кормил котенка, отрывая ему небольшие кусочки мяса. Котенок ел торопливо, жадно, пачкаясь кровью, почти как сам Фил — но почему-то на него смотреть было не противно. Ох уж эти двойные стандарты! Котикам, значит, можно, а зомби нельзя...

Когда котенок наелся, удовлетворённо вздохнул и свернулся клубочком, Фил доел остатки крысы. Умылся водой из ведра. Взял котенка в руки. И ещё раз напомнил мне:

— Не еда!

Теперь нас стало трое, и порой я воображал себя Робинзоном на необитаемом острове, с Пятницей и попугаем. Котенок любил сидеть на коленях Фила, спать у него на груди, тихонько урча. Иногда я тоже пристраивался рядом, чувствуя прикосновение мягкого и теплого… Проснувшись, Фил спускался в подвал, звал с собой котенка:

— Нееда!

Они вдвоем завтракали, умывались и возвращались обратно. Котенок то дремал, то возился с каким-то перышком или бумажкой. Иногда мы с ним играли в догонялки, я носился туда-сюда по всей комнате, а он бегал, запрыгивал на кровать, карабкался на стол… Фил наблюдал за нами, и его уродливая улыбка понемногу становилась все более человеческой.

Котенок действительно меня видел и слышал, и даже, кажется, ощущал мои прикосновения. Я пытался дать ему нормальную кошачью кличку, Рыжик или Пушок, но он упорно откликался только на имя Нееда.

Иногда я ловил себя на нелепой мысли, что мы с Филом ревнуем Нееду друг к другу. Впрочем, у меня шансов было немного, ведь кормил его Фил.

По вечерам Фил сидел на диване, Нееда устраивался у него на коленях, а я висел в воздухе рядом с ними и рассуждал об особенностях биоценозов в городских условиях, или рассказывал о жизни семьи шмелей, а то ещё читал наизусть стихи.

— Когда на город ляжет тень,

И кончится базарный день,

И продавцы бегут, задвинув

Засовом двери магазинов…

Читать про шабаш ведьм котенку и безмозглому зомби — в этом определенно было что-то сюрреалистическое. А между тем у меня, кажется, ещё не было таких внимательных слушателей.

— Я читаю стихи драконам,

Водопадам и облакам…

Но даже идиллия, как выяснилось, может наскучить. Первым в нашем логове стало скучно Нееде, он начал выбираться из комнаты, обследовал соседние помещения, потом и во двор стал выходить. Залезал на деревья, пытался раскапывать мышиные норы… Я следил, чтобы он не выскочил со двора, не заблудился.

А потом и Фил, кажется, ощутил какое-то беспокойство. Вышел и пошел через двор к переулку. Я кинулся наперерез.

— Куда?

— Туда.

Исчерпывающий ответ, ничего не скажешь.

— Зачем?

— Идти.

Вполне логично.

— Зачем? Тут еда. Тут безопасно. Зачем?

Он ответил не сразу, помедлил, собирая слова:

— Сижу. Лежу… Ходить! Идти!

Надо же, это безмозглое создание тоже способно скучать. Ну, кто бы мог подумать!

— Там люди, — напомнил я. — Ты убьешь. Тебя убьют.

Он опять помедлил, потом развернулся и ушел в дом. А через несколько часов, когда стемнело, заявил мне:

— Ночь. Нет людей. Ходить!

И мы пошли ходить. Честно сказать, я и сам получил удовольствие от прогулки, однообразие нашего необитаемого острова и мне успело приесться.

Потом мы ещё не раз выходили и ночью, и рано утром, практически на рассвете. Я привык заранее прятать Фила от патрулей и редких прохожих — заставлял его перейти на другую сторону улицы, или свернуть в подворотню, или хотя бы повернуться лицом к витрине.

Потом погода испортилась, чуть ли не каждый день шли дожди. И без того полупустые улицы совсем обезлюдели, и мы с Филом стали гулять и днём тоже. Шли быстрой деловой походкой, как человек, который случайно попал под дождь и спешит найти укрытие. На самом деле Филу, кажется, дождь не очень-то мешал. Ну, точно крокодил.

На одной из такой дождливых прогулок мы и встретили Риту.

Я обратил на нее внимание издалека. Она стояла посреди тротуара и то озиралась по сторонам, то смотрела в небо, словно не могла понять, откуда это льется вода, и руками делала странные движения, словно пыталась поймать дождевые струи.

До сих пор мы ещё не встречались с товарищами по несчастью. И я, не задумываясь, скомандовал Филу идти к ней.

Как и следовало ожидать, я увидел тупое полусонное лицо больной псевдобешенством. А вот чего я ожидать никак не мог — это была моя сотрудница. Лаборантка Рита Эванс.

Почему-то видеть ее в таком состоянии было тяжело. Хуже, чем свое собственное тело разглядывать со стороны. И я уже хотел пройти мимо, но тут из-за угла появился патруль.

Они прошли тогда мимо Фила, но уж странностей Риты они не могут не заметить.

Не раздумывая, я скомандовал:

— Фил, уводи ее!

Ещё пара шагов, и мы поравнялись с ней. Фил взял ее за руку, сказал коротко:

— Идти!

И она послушно пошла с нами.