1890 год. Окраина Логрэда.

Парнишка шестнадцати лет смело шагает по ближайшему городку, расположенному на Юге. Плетеная бамбуковая шляпа скрывает его взгляд, комплекс, вертикальный шрам, служащий напоминанием о своем происхождении. Юнги — потомок колдуна, который проклял многие семьи Логрэда на несчастье, послал к дверям их домов саму смерть. Юнги ненавидят, презирают, сыплют совсем не лестными выражениям, наносят увечья, множества следов коих он унесет с собой в могилу. В том числе и порез, уродующий его лицо уже как несколько лет. Глупые люди уверовали, что семья Мин продолжит нести беду за собой, это ведь наследственное. Отец мальчишки был очень добрым по отношению к своим сыновьям — таким он запомнился Юну до возраста шести лет.

А после — как туман лег пеленой перед юными очами. Он помнит тот день лишь урывками — до сих пор кошмары снятся: как люди из родной деревни с вилами гонятся за ними, кричат о скорой смерти, о вечном проклятии Мин, что они за все заплатят своей жалкой смертью. В тот день погиб маленький ребенок местного кузнеца. Лекари качали головой, но всезнающий люд, конечно, знал, в чем дело, свешивая все грехи на маленькую семью, где лишь два сынишки, и младшему лишь год от роду, да отец с матерью. Мужчину с женой жестоко закололи, сожгли тело прямо на глазах у детей, показывая всю настоящую сущность людей, боящихся злых сил. Юнги с младшим братом удалось спастись, а более их не трогали какое-то время, оставив на лад судьбы.

В тот день вместе с маленьким ребенком кузнеца в иной, лучший мир отошел зловещий колдун, оставив сиротеть любимых детей.

Авоська синего цвета раскачивается из стороны в сторону, она наполнена свежими фруктами и любимой выпечкой младшего братишки, которому вот-вот исполнится десять. Маленький юбилей Юнги постарается сделать особенным для единственного родного человека. Со смерти родителей прошло уже приличное количество времени, но семьи, якобы пострадавшие от сил колдуна, до сих пор ненавидят и презирают их род, состоящий теперь уже из двух осиротевших братьев. Многие продавцы в продуктовых лавках гонят старшего Мина в шею, не желая продавать даже за бо́льшую цену, чем есть. Но благо остались и те, кто не держит такого сущего зла на юношей.

Юнги приходилось прибегать и к воровству в малые годы, когда было сложнее найти заработок. Сейчас же он успевает посещать занятия и даже ходить на работу с вечера до поздней ночи. Работать на чужие семьи в полях: копать, полоть, да собирать — дело не для детей. Но и мальчишка — не тряпка. Другого выхода нет. Он вынужден учиться на «отлично», чтобы в будущем обеспечить лучшую жизнь брату, который в школу пока что не ходит. Ги унаследовал силы отца, магию, что он разучивает с каждым месяцем все больше, направляет знания на целение. Медики зарабатывают много, для них открыты многие двери, их уважают в обществе. Но Юнги еще не слышал, как относятся к целительной магии. В школе об этом особо не спросишь — никто не знает, а вот в университете, куда он в будущем хочет поступить, все может быть совсем по-другому. И пока осталось еще парочка лет до поступления, Мин будет разучивать магию, чтобы в конечном итоге заслужить уважение тех, кто его ненавидит на данный момент.

Они еще придут к нему за помощью.

— Джини! — скрипучая дверь отворяется, показывая темную головушку братишки, ждущего старшего дома. Сокджин хватает авоську с радостными криками и бежит разбирать покупки, а после крепко-крепко обнимает брата, благодаря за любимые угощения. — Я угодил тебе?

— Да, да! Угодил, Юнги, — счастливо лепечет маленький мальчик, не отлипая от туловища брата. — А можно я сейчас съем ту булочку с корицей? Я очень хочу!

— Потерпи до завтра, маленький мой, — улыбается старший, поглаживая темные волосы парнишки. — Завтра у тебя день рождения. Знаешь, куда мы с тобой пойдем? — Джин отрицательно мотает головой. — Помнишь, ты хотел устроить пикник в лесу неподалеку? Я нашел хорошее местечко. Завтра мы возьмем все те фрукты, твои любимые булочки, и пойдем развлекаться на природе.

Сокджин радостно верещит, яростнее обнимая брата. Юнги поднимает его на руки, подхватывает веселый смех младшего, трепля его по голове и чмокая в обе щеки. Он убирает продукты в погреб и переодевается под возгласы все еще не нарадовавшегося братишки.

— Но тебе завтра разве не надо на работу, Юнги? Завтра только среда.

— Я взял выходной, — Ги опускается на колени перед взволнованным мальчиком, улыбаясь ему. — Не переживай об этом. Завтра весь день — я только твой.

— А как же школа?

— Прогуляю денек, делов-то. Я ведь у тебя отличник!

— А когда я пойду в школу, Юнги? — старший вздыхает. Сокджин очень хочет ходить в школу, учиться вместе со своими сверстниками, гулять и веселиться в деревне, а не жить, как заморыш, проводя свободное время только со старшим братом, который играет ему роль и родителя, и учителя, и единственного человека, с коим он вообще контактирует.

Юнги боится выпускать брата в свет. Пусть произошедшее с их семьей случилось довольно давно, но даже в нынешнее время по школе ходят целые легенды. Каждый ученик знает Мина в лицо, они смеются над ним, порываются издеваться, но мальчишка старается пресекать унижения над собой прямо на корню. Взрослым он мало что может сделать, а вот их отпрыскам он с радостью бы переломал руки, не будь после этого серьезных последствий. Но вылететь из школы — последнее, что он может себе позволить. Юнги надо учиться, учиться и еще раз учиться, чтобы научить Джина всему, что он пропустит в ближайшие года. Он не позволит младшему братишке пройти все то, через что сейчас проходит сам.

Пусть издеваются над ним, упрекают во всех смертных грехах, избивают, проклинают, пускают дурные слухи, но Сокджин никогда не пройдет через подобное. Все, кто хоть пальцем прикоснутся к нему — в миг лишатся руки.

— Чуть позже, мой золотой. Подожди пару лет и ты пойдешь в лучшую, частную школу в Логрэде. У тебя будет особенная форма, на которой будет вышито твое имя, там будут вкусные обеды, и друзья, которые никогда тебя не обидят, — потому что не будут знать о твоем происхождении — не договаривает, но улыбку тянет самую искреннюю.

Давать ничем не подкрепленные обещания — все, что Юнги сейчас может позволить себе и Джину.

⛩️

Лес находился совсем не далеко от дома Минов. Они жили на самой окраине деревни, поодаль, а лес был в противоположной стороне от селения, что помогло не мельтешить перед глазами недоброжелателей, и спокойно, держась за руки, пройти к месту, на котором братья должны были расположиться. Юнги несет корзинку с фруктами и выпечкой, а младший небольшое клетчатое покрывало. Солнце давно взошло, они прекрасно выспались, Джин проснулся под поздравления брата и игривое «кому тут исполнилось десять годиков? Кто у нас теперь большой мальчик?». Ги снимает с себя излюбленную бамбуковую шляпу, отдавая ее младшему, чтобы летнее жаркое солнце не напекло юную голову.

Аккуратно разрезанные фрукты и овощи один за другим опускаются на покрывало, приглашая пировать мальцов. Сокджин тут же хватается за любимую выпечку — ту самую булку с корицей, на которую посягал еще вчера. Теперь он наконец дорвался до нее и лопает, не заботясь о вмиг испачкавшейся моське. Юнги же призывает его не торопиться, укладывается рядом, во весь рост растягиваясь и руки под голову подкладывая, смотрит на бескрайнее июльское небо.

— Вкусно? — старший с удовольствием наблюдает, как именинник уплетает свежие витамины.

— Вкусно! — мальчишка протягивает Юнги дольку наливного яблока, а тот с аппетитом кусает, оценивая полезную сладость. Джин укладывается рядом с братом, прижимаясь к нему с боку и глаза прикрывает. — Братишка, я ведь уже большой, верно? — брюнет с подозрением щурится, окидывая взглядом мальчика, кивает. Не к добру этот вопрос, ой, не у добру. — Раз уж я большой, расскажи мне, что случилось с папой. Пожалуйста, — добавляет жалобно, боясь отказа от старшего.

Все эти годы Юнги увиливал от ответа брата, не желая травмировать юную головушку. Годовалый ребенок, конечно, не мог ничего помнить из всего произошедшего десятилетней давности. Тут же Сокджин приговаривает, что в байки о том, как отец путешествует по миру и скоро к ним вернется, не сработают. Старший вздыхает. Да, Джини уже не пять и не шесть, чтобы он верил в нечто подобное. Да и за прошедшие годы отец к ним так и не вернулся, не навестил — не удивительно, что ребенок почуял неладное, разгадал долгую ложь старшего брата.

Юн все смотрит на безбрежное небо, считая появившиеся из ниоткуда облака и ветки ели, хочет спросить у них совета, найти верное решение, чтобы не оступиться, не травмировать вдруг выросшего ребенка. Младший выжидающе смотрит на брата, вздыхает, думая, что ответа вновь не дождется.

— Начать стоит с того, Джини, — начинает парнишка, поглаживая сумрачные волосы мелкого, — что наш отец был хорошим человеком. Просто помни об этом, слушая дальше, и в жизнь не забывай, что бы тебе когда-либо деревенские не сказали. Он никогда не желал зла другим.

Мин Мудзан унаследовал магические силы от своих предков. Смолоду он интересовался магией, изучал письмена и разучивал заклинания. Сначала это было лишь интересом, юношеским любопытством, которое с годами переросло в нечто большее, чем просто обычное неравнодушие к магии. К своим двумстам годам в руки Мудзана попали настоящие гримуары от ведьмы, что скончалась у него на руках. Она была единственной, к кому мужчина мог обратиться за помощью и учением. Страница за страницей — вот он уже в действительности может применять магию, управлять гравитацией, источать мелкие молнии, даже ходить по воде научился! Все это звучало довольно весело и для Мудзана до поры до времени, пока первый гримуар не остался изученным до конца.

Мужчине было этого мало. Хотелось больше.

Запретных в обществе книг в подвальной библиотеке становилось все больше, знания давили, подогревали интерес, заставляя почти не спать, изучая очередной колдовской прием. Практика проводилась на мелких животных, которые гибли в его руках, отражая успех в темных очах. Раз за разом ранее безобидная мощь и заклинания росли. Жена ночами не спала, слушая тарабарщину, что нашептывает муж, будучи в подвале, с каждым непонятным словом повышая голос.

Безобидные молнии плавно перетекли в людские проклятья, управление мелкой жизнью, сверхчеловеческой силой, которая подвластна далеко не всем магам да колдунам. Мин Мудзан был единственным в своем роде, кто добился такого зловеще-прекрасного результата. Все это не могло оставаться в тайне, когда даже по ночам деревенские снуют по улицам, замечая в доме одиноко горящую свечу и мужчину с огромной книгой на столе, коих не встретишь в обычной библиотеке. В один прекрасный день слухи разнеслись с бешеной скоростью по маленькой деревеньке.

Сначала любопытные вопросы исподтишка от знакомых, тут же отрицаемые Мудзаном. «Кто колдует? Я? Да нет, вы что, я жду рождения своего первого ребенка, какое колдовство!» Но беременность жены никак не отрезвила мужчину, наоборот, заставляла лишь больше изучать, чтобы достичь небывалых высот, суметь давать своему ребенку то, чего не сможет дать обычная семья. Запретная магия изучала не только истребление живого, но и бессмертие для смертных, запредельную силу, против которой никто не сможет пойти, мгновенная регенерация, завидное здоровье. Все это изучалось гораздо тяжелее, сотней провальных попыток, годами с нулевым результатом. Жена продолжала молиться Богу в надежде, что Мудзан забросит эту идею, поймет, что ему это не под силу, каким бы усидчивым и старательным он не был.

Но даже за старания над изучением черной магии можно поплатиться самым дорогим, что у тебя есть.

Мужчина сам не понял, когда все пошло по наклонной. Он, кажется, уже действительно забросил идею о черной магии, о колдовстве, о вечной жизни и запредельном здоровье для своих сыновей. Мудзан просто прогуливался по рынку, встретил друга и пожал ему руку, когда тот свалился в, казалось бы, беспамятстве от слабого здоровья. Мужчина умер, едва дотронувшись до своего колдующего друга. На площади тогда огромная шумиха поднялась. Не мог же он в действительности убить лишь одним прикосновением! Или мог?

Он никому не желал смерти, никого не хотел убивать или причинять вред. Догадки подтвердились лишь со временем, когда погибло еще несколько детей и женщин. Смерть наступала не всегда так скоро, возможно, все зависело от расы происхождения: люди гибли мгновенно после прикосновения, вампиры — через пару недель, те, кто послабее, через несколько дней. За время своего существования Мудзан успел провести собственную аналитику. Он заперся в подвале, выходил лишь ночью и запрещал жене и детям притрагиваться к нему. Все это было оправдано, маленький шестилетний Юнги мало что понимал на тот момент, пока папа не посадил его напротив и не рассказал всю правду.

Мудзан надеялся, что старший сын запомнит все его слова несмотря на юный возраст, но для особого случая записал все в мемуарах о собственной жизни. Мальчик с любопытством слушал сказку о добром колдуне, который никогда не желал вреда для других, лишь добиться собственного совершенства, дать детям большее, чем просто жизнь на окраине Логрэда.

«Я несу за собой смерть, Юнги. Могу причинить боль своим близким. Поэтому, пожалуйста, прости меня. Я не могу тебя даже обнять и погладить по голове»

Маленький мальчик, понимая все в своем не зрелом возрасте пытается успокоить отца, приговаривает, что не обижается, что ему не за что извиняться и он все прекрасно понимает. Это был их последний разговор, когда нагрянул разгневанный люд с демоническим желанием убить злобного колдуна, убивающего мирных жителей. Тут же разжегся огонь, деревня полыхала сотней факелов, гремела вилами и подручным оружием, поддерживаемым страшными криками о смерти Мин Мудзана.

Он не успел покаяться в грехах, попросить прощения у всех, кому он причинил боль, кого убил по случаю судьбы. Желание объясниться стало роковым. Жена, схватив маленького Сокджина и Юнги, первая унеслась прочь, чтобы спасти хотя бы невинные жизни их детей, но и ее нагнали, за волосы притянув к костру, где ярким огнем пылало заколотое тело любимого мужа. На детей народ плюнул, думая, что сдохнут собственной оголодавшей смертью. Что, в конце концов, могут сделать годовалый и шестилетний ребенок без родителей в мире, который обернулся против них?

Но Юнги не сдался. Он поклялся жизнью сохранить здоровье брата, вырастить его, прокормить и обеспечить хорошей жизнью вместо родителей. Он все-таки старший. Юнги обязан.

Благо нашлась женщина, которая прониклась сожалением к осиротевшим детям. Она согласилась кормить маленького Джина собственным молоком, растя собственную дочь, что тоже была еще очень маленькой. Юн ей по гроб жизни обязан. Вряд ли он в свои шесть лет догадался бы, чем кормить столь маленького ребенка, у которого зубов и в помине нет. И по сей день братья, стирая руки в кровь, живут в жестоком мире, мало по малу прокармливаясь. Женщина с маленькой девочкой, помогавшая Юнги с Джином, переехала по нужде. Отныне у них не было совершенно никакой опоры и поддержки, кроме друг друга.

— Поэтому ты не выпускаешь меня гулять?

Прошло уж с несколько десятков минут как оба молчат в тишине после рассказанной Юнги историей их семьи. Некоторые факты он опускал, рассказывал не подробно, но суть успешно донес до детских ушей Сокджина, который лишь через время задал первый вопрос. Старший кивает.

— Жители деревни очень жестоки. Я не хочу, чтобы ты проходил через то, через что прохожу я всю свою жизнь. Дай мне еще пару лет. Я поступлю в университет, начну зарабатывать хорошие деньги и ты пойдешь учиться. Не здесь. Со временем мы переедем, Джини.

— Переедем? Куда? — глаза мальчишки округляются от удивления.

— Ближе к центральному городу. Жизнь там совсем другая. И, клянусь, ты ее увидишь. Я стану лучшим магом-медиком, буду спасать жизни. Ты будешь гордиться своим братишкой? — Юн начинает тискать маленькое тельце, щекоча худенькие бока.

— Буду!

Они еще долго резвятся на природе, вплоть до самого заката слышится юношеский смех с окраины леса. Младший просит пройти дальше, чуть глубже в надежде увидеть бельчонка или другую интересную живность, которую мелкий не видел. Кто такой Юнги, чтобы отказать детскому любопытству? Неудержимый хохот рвется из груди обоих, они ловко прыгают средь павших елей, собирают невиданные раньше цветы, тревожа лесных жителей громкими голосами. Закатное солнце проникает сквозь тонкие стволы, играя с ребятами собственным теплом.

На душе у Юна густая нега таится, разливаясь жаром по всему телу, даря незабываемое ощущение счастья. В такие моменты он желает остановить время: всегда видеть младшего братишку здоровым, веселым, счастливым, таким маленьким и не думающим совершенно ни о чем, кроме такого интересного солнца. Открыть бы гримуары в подвале, как изучить бы каждую страницу, а потом взять и просто остановить счастливый момент на долгие, долгие годы пока не надоест! Любоваться им, как старой, давно забытой в пыльном альбоме фотографией. Эти мечты сумбурные, глупые, посещающие юную голову лишь на мгновения. Потому даже остановка времени по своему желанию не стоит того, что пережила их семья. Мин ни за что не подвергнет Сокджина повторной опасности, каким бы великим соблазн не был.

Юнги осекается слишком поздно. Замечтался, зарезвился, вот же дурень! Он в опаске хватает Джина за руку, осматриваясь по сторонам. Они, ведьму за ногу, заблудились! Зашли слишком далеко, скакали четко по кругу, потеряв выход к деревне. Старший начинает паниковать, а именинник смелее сжимает ладонь брата, словно не боясь опасливой ситуации.

Белоснежная юнгиева рубашка вся перепачкана, выглядит он очень неряшливо. В руках бамбуковая шляпа, снял, чтобы не мешала. Глаза напуганы, бегают из стороны в сторону, думая, куда же податься в первую очередь. Где-то вдалеке воют волки, как назло мозг разыгрывает ужасный сценарий кровопролития от лап голодных диких животных, которые насытятся телами мальчишек.

— Юнги-я, не бойся. Мы не могли далеко убежать, — успокаивает старшего Джин, дергая его руку и привлекая к себе внимание.

— Конечно, все будет хорошо. Только дай мне пару минут, чтобы сориентироваться, — юноша не желает думать о плохом, но мысли слишком навязчивы, а перед глазами волчья пасть резко смыкается.

Юн пытается прийти в себя, стряхивая страшные наваждения собственного мозга и думая логически. Старается вспомнить уроки географии: с какой стороны там солнце встает? А садится? А деревня в какой стороне находится? Пока старший озирается по сторонам, прикидывая все вышеперечисленное, испуганные очи натыкаются на пару красных глаз. Все, они пропали. Мин уже с жизнью готов прощаться, он спиной заслоняет младшего брата, не отводя взгляда от большого приближающегося волка.

Зверь рычит, слюнями истекает, радуясь такой крупной добыче. Теперь Юнги понимает, насколько мысли и страхи бывают материальны. Следом за волком выходит еще пара, затем еще несколько. Целая стая пришла по их души! Джин за спиной от страха ни звука не может издать, крепко схватившись за руку брата, как за спасательную веточку. Именно. Юнги чертова веточка: худая, истощенная редким питанием и большой физической нагрузкой на юное тело. Он не сможет дать отпор волкам. Одному не смог бы, а их тут почти с целый десяток. Ему остается только поднять голову к беззвездному небу, помолившись перед смертью, стараясь радоваться скорой встрече с родителями, которые там их вообще-то совсем не ждут в столь юном возрасте.

Взгляд цепляется за ворона на еловой ветке. Ворон этот необычный — волшебным алым отливает. Наблюдает за развивающейся ситуацией, словно любопытная нечисть. Увидеть перед смертью такое создание, которое Юнги не видел в своей жизни еще никогда — по истине чудо. Он, если подумать, видел много кого: русалок, óни с большими рогами, любовался пушистыми хвостами кицунэ, даже водил дружбу в школе с интересным тануки. А вот про тэнгу юноша только в учебниках по «пособию ёкаев и духов» читал, на картинках видел необычных воронов, способных перевоплощаться в человека и наоборот. Вот он, сидит, красный такой, красивый, смотрит прямо на Юнги, голову в бок наклонив с любопытством.

Но не долго длится такое умиротворение, в котором мальчишка пребывал бы вечно, глазея на невиданного ранее карасу тэнгу, пока волки, голодно клацнув челюстями, бросились на добычу. Юнги глаза в ужасе закрывает, машинально назад отступает, заваливаясь в траву с сухими ветками, что тут же ломаются под тяжестью двух тел. Старший так и лежит, распятый на земле, всем телом закрывая собой Сокджина. Быть может, волки насытятся только им и не тронут маленького, кто его знает. Но ничего. Ни боли, челюстей на бедре, ни громадных лап на своем теле парнишка не ощущает.

Он опасливо открывает один глаз, затем второй, и в шоке смотрит на представленную перед ним картину, не в силах поверить в происходящее: мужчина в кленово-алых одеяниях, свободное хаори почти доходило до самой земли, украшенное вышивкой золотых цветов — прекрасные маки словно душат цветок лилии — и обрамляемое такими же золотыми сверкающими в темноте бусинами.

Под босыми ступнями незнакомца прорастает самый настоящий ликорис, следуя за ним, словно личный сопроводитель. Волосы длинные, почти по пояс, небрежно собранные в тонкую косу. Со стороны можно подумать, что перед мальчишками стоит прекрасная девушка, но крепкое мужское тело вместе с высоким ростом гласило совершенно об обратном. Юнги уверен, перед ним призрак, не иначе. Или ведьминское колдовство одурманило его напуганный мозг? Будь то в действительности призрак, то он не страшный совсем. Звери перед ним замирают, даже пасти прикрывают, не смея скалиться на нечто, что сильнее их самих в тысячи раз.

Из-под тушки старшего выбирается и Джин, предполагая исчезновение опасности. Но волчья стая и мужчина лишь смотрят друг на друга, ни один из них не смеет пошевелиться и двинуться навстречу смерти. Между ними словно идет немой диалог, понимаемый только диким зверям. Миг — в руках незнакомца в алых одеяниях появляется один-единственный кунай, который он вертит в правой руке так ловко, что старший невольно заглядывается, приоткрывая в удивлении рот. А как не заглядеться, когда в таких изящных руках вертится столь опасное оружие? Он становится в боевую стойку, словно готовый в ту же секунду первым ринуться на целую стаю, но, кажется, она была лишь предупреждением. Звери в действительности медленно отступают, скрываясь в глубинах, из которых и вышли.

Прошло всего лишь несколько минут, а перед глазами Юнги и Джина пролетела вся их чертова нелегкая жизнь. Незнакомец переводит внимание на юношей, когда от последних волков простывает след. Кунай исчезает в специально предназначенной сумке, а рука тянется к парнишке, помогая подняться с земли.

Юнгиево сердце пропускает удар, стоит коже незнакомого мужчины коснуться его.

Перед ним возвышается могучая спина во все тех же алых одеяниях. Он позади находится, неведомо, что же там происходит перед карасу тэнгу, лица которого даже не видно, но Мин по-прежнему уверен — это он. Точно он, только волосы гораздо короче, уже не в той прекрасной тонкой косе. В нос беспощадно бьет запах крови, проникает в каждую клетку его тела, пугает, заставляя отвергать всю страшную суть происходящего.

Юнги поднимается с промерзшей земли, окидывает взглядом местность — она ему совсем не знакома. Вокруг царит страшная разруха, все вокруг охвачено ее безумством. Он замер в коме отупенья, взглядом охватывает ликорис, начиная задыхаться в его алом цвету, а с неба сыплются белоснежные перья, опускаются прямо на темную юнгиеву макушку, заставляя задаваться очередными вопросами. Он не сразу замечает в небе… ангела. Самого настоящего, но тем не менее, Мин чувствует себя в бреду хотя бы из-за расплывчивости этой странной реальности, в которой он оказался не по собственной воле.

Ангел ранен, юноша видит, как его лицо искажено в гримасе боли. И Юнги становится так жаль его, что он, сам того не осознавая, ступает вперед несмотря на всю ужасающую картину, представленную перед ним, мчится вперед прямо в лужи крови, босыми ногами топча ликорис, стелящийся вокруг тэнгу. Мин всем нутром чувствует, что ангел не заслужил быть настолько истерзанным, не заслужил этой боли, которую испытывает в этот момент. Не заслужил, черт возьми, обращения этого жестокого мира, Бога, что не спасает своих детей. У Юнги сердце кричит: «Он — друг, его надо спасти, как-то помочь и защитить!»

Но кто ему даст все это сделать? Мальчишка не успевает ступить дальше парочки шагов — его перехватывают поперек живота и вздымают ввысь. Ноги предательски отрываются от земли, а Мин понимает, что до ужаса боится высоты.

Юнги просыпается в холодном поту. Прямо перед глазами обеспокоенное личико младшего братишки, к мокрому телу неприятно липнут ткани одеяла и простыни, от которых он тут же избавляется, скидывая с себя. Осознание того, что они оба дома бьет по голове с размахом, нещадно. Как так получилось, почему, сколько времени прошло и было ли это все на самом деле — огромный вопрос, который грозится воздушным шаром разорвать старшему Мину голову.

— Юнги, — испуганно шепчет Сокджин, сжимая его охладевшую от ночного кошмара (а был ли это просто кошмар?) ладошку, — ты кричал во сне.

— Как мы оказались дома?

Мучающий его вопрос сам по себе слетает с уст, не утруждаясь даже объясниться младшему братишке, что же ему такого ужасного приснилось. Джин с ногами забирается на кровать, видимо, разговор будет долгим, думается Юнги. Он глаз с него не сводит, видит, как мелкий губы поджимает — всегда так делает, когда боится скорого недовольства и может даже злости старшего. Все произошедшее — точно не сон, Мин уверен в этом. Пикник недалеко от леса, день рождения Сокджина, вкусные фрукты, на которые старший потратил почти все деньги, а после лес, где они заблудились, волки, странный ворон на ветви, оказавшийся настоящим карасу тэнгу в алых одеяниях… Юноша пытается провести хоть какую-то логическую цепочку, потому что после этих событий у него в голове сплошная пустота, заменяемая окровавленным ангелом и страхом высоты.

— Когда волки ушли, — тихо начинает Джин, поудобней усаживаясь напротив старшего. — тот дяденька дотронулся до тебя, хотел помочь подняться, кажется. А ты так странно уставился перед собой, даже рот раскрыл, когда он взял тебя за руку! Я в книжках читал, что такое происходит, если попадаешь под ведьмин морок. Тот дяденька — колдун, Юнги?

— Не отходи от темы, Джини, — ласково поторапливает мальчика старший, аккуратно дергая за ладошку. — Что было дальше?

— Ах, да-да, прости, пожалуйста! Ты застыл вот в таком вот положении, — мальчик раскрывает рот, расширяет глаза, смотря куда-то Юну за спину, демонстрирует его странное положение, которое, судя по всему видимому, очень его впечатлило. — И вот так минут пять! А потом ты потерял сознание, упал прямо вперед — в руки того дяденьки.

И замолкает, ждет реакции Юнги. Но какая у юноши может быть реакция на всю эту информацию? Он только склоняет голову на бок, смотря на свои раненые колени.

— Продолжай. Неужели он отвел нас домой? — Мин спрашивает шутливо, улыбается, представляя эту забавную картину, а Сокджин с серьезным видом кивает.

— Да. Он взял тебя на руки, как принцессу, и пошел. Через какое-то время мы вышли из леса, показались очертания деревни. Я показал ему, где наш дом. Он уложил тебя в кровать и сразу ушел, не ругайся, Юнги! — тут же просит мальчик, тряся его за колено с сожалеющим выражением лица.

— Ты впустил его в дом, Сокджин?! — злостно негодует старший, хватая младшего за плечи. — А если он разбойник? Как ты уже и сказал — колдун?

— Что мне оставалось делать, Юнги? Я бы не смог сам тебя понести, ты большой и тяжелый!

И то верно.

Старший Мин пятерней убирает волосы назад, выдыхает, стараясь успокоиться и по-быстрому взять себя в руки. Джин как никогда прав, а что уже произошло — того не изменить. Бесполезно злиться на младшего брата, он ведь тоже напугался тогда до чертиков. Да и без помощи того странного тэнгу они бы не выбрались, еще хуже — могли вовсе погибнуть под огромными лапами волков. Будь этот мужчина действительно злым, стал бы он им помогать?

Но видение, его сон все не выходит из головы. Хочется надеяться, что это лишь разбушевавшееся сознание, удачно подкинувшее Юнги такой кошмар под впечатлением от пережившего дня и ничего более, что может в будущем нести за собой огромные последствия. Парнишка все еще чувствует покалывания на ладонях, его тело еще не в силах отойти от пережитого и информации, которую ему сейчас вывалил младший на блюдечке. Если бы Юнги только вовремя включил свой мозг, не пошел на поводу у десятилетнего Джина, не пошел бы в лес резвиться и бегать под широкими ветвями деревьев, ничего этого бы не произошло. Он не подверг бы младшего такой опасности и ужасу в собственный день рождения.

— Прости меня, Юнги, — слезливо пищит мальчишка. Только сейчас старший Мин поднимает голову и видит, как по личику мелкого слезы катятся градом. — Если бы я не захотел в лес, ничего бы не произошло. Это я виноват, прости, Юнги…

Юноша шикает на Сокджина, заботливо прижимает его к своей груди, гладит шелковые прядки волос, успокаивает, приговаривая, что никто в произошедшем не виноват, никто не мог предугадать такого исхода событий.

Этот день перевернет всю жизнь Юнги с ног на голову.

И совсем скоро он в этом убедится.