— Хатун, Фьора, — Леонарда Мерсе, пожилая экономка палаццо Бельтрами и гувернантка Фьоры, по очереди обвела взглядом девочек, — приятных вам снов.

— И тебе спокойной ночи, Леонарда, — пожелали они ей одновременно.

Леонарда, погасив свечи, ушла к себе.

Хатун свернулась клубочком, как довольный котёнок, на своём ложе из множества мягких подушек. Только к Фьоре сон не шёл. Неотступно преследовали кошмары сегодняшнего ушедшего дня.

Девочке всё время казалось, что Марино сейчас здесь, в её комнате, стоит возле кровати.

Несколько раз за ночь, если даже и удавалось уснуть, Фьора просыпалась от своих же вскриков, пугая этим верную и заботливую Хатун, которую всё же уговорила поспать сегодня с ней в её кровати. Почему-то рядом с Хатун она не так боялась Марино, ночующего в комнате для гостей на третьем этаже.

«Всё, хватит! — решила Фьора. — С какой радости я должна бояться управляющего своего отца? У меня нет права опускать руки. Никогда больше Марино ко мне не притронется, а возможности причинить зло Хатун я ему не дам!» — Эти мысли и заставили Фьору не унывать, вселив в девочку бодрость.

Дождавшись, когда Хатун уснёт окончательно, Фьора слезла с кровати. Не издавая шума, она подошла к стулу, на котором висело её платье. Из мешочка достала флакончик с ядом. Не один раз она потом вспомнит со словами благодарности Джемму…

А сейчас она тряхнула своими чудными волосами и спустила с плеча рукав тонкой белой рубашки.

Открывая дверь и выходя из комнаты, Фьора испугалась того, что дверь её спальни скрипнула и звук мог кого-то разбудить.

В погребе Фьора взяла бутылку бургундского вина. На кухне — поднос и два бокала. На дно одного из них Фьора аккуратно высыпала горстку яда, затем наполнила вином чуть ли не до краёв. В другой бокал, в котором ничего не было, Фьора налила вина наполовину меньше, для себя.

Медленной поступью она поднялась на третий этаж и дошла до спальни Марино Бетти, неся бокалы на подносе. В дверь постучала ногой, поскольку руки её были заняты.

Долго ждать у дверей Марино Фьору не заставил.

— Чего надо? — сонно спросил он, глядя на девочку, которая опустила голову, бросив перед этим беглый взгляд на перевязанное плечо крёстного. — Зачем пришла?

— Марино, мне можно войти? — не поднимая головы, робко спросила Фьора.

— Заходи. — Марино отступил и пропустил Фьору с подносом, придерживая дверь, которую потом прикрыл за вошедшей девочкой. — Вино зачем принесла?

— Марино, я пришла загладить свою вину перед тобой за то, что случилось сегодня… Я сама не понимаю, что творила… Прости!.. — Фьора подошла к столу и поставила на поверхность поднос. — Я была к тебе жестока! — Фьора нерешительно приблизилась к Марино и уткнулась лицом в его рубашку, разразившись потоком заранее приготовленных слёз.

Не зная, что делать с плачущей Фьорой, Марино гладил её чёрные волосы, плечи и виски.

— Успокойся, Фьора, раз ты сама поняла, что была несправедлива, зла я на тебя не держу…

— Правда, Марино? Ты же не отвергнешь меня теперь, когда я сама пришла к тебе, потому что хочу быть с тобой?

— Тем более я не могу выставить тебя за дверь после такого признания…

Фьора не сопротивлялась страстному поцелую Марино, последовавшему после этой фразы.

— Я нам вина принесла. В твой бокал я налила больше, потому что ты ранен и тебе нужно восстановить силы, а я не хочу быть порядочной рядом с тобой… — пустила в ход Фьора очередную ложь. Затем подошла к столу и взяла с подноса тот бокал вина, что был налит только до половины, куда Фьора ничего не подмешивала. — За нас с тобой! Фьора залпом осушила свой бокал. Тёплая жидкость, словно огнём воспламенила её кровь в жилах и заставила покраснеть щёки.

Марино последовал её примеру.

— Знаешь, Марино, — начала Фьора отвлечённо, глядя на крёстного, жадно пьющего вино из своего бокала, — я много думала о нас, нашей любви до гробовой доски, способной преодолеть все препятствия…

Схватившись обеими руками за горло и посинев с ног до головы, Марино вдруг резко упал на колени, судорожно хватая ртом воздух.

— Фь… ор-рр-рр-ааа!.. — вырвался у него мучительно-яростный хрип. — Чт-тт-то там б-было?

— Тебе правда интересно, милый Марино? Если судить по твоему удушью и учащённому сердечному ритму, там есть аконит. Присутствуют бруцин, мышьяк и белладонна. Десяти ягод последней достаточно для смертельного исхода.

Упав на пол ничком, Марино катался по полу, хрипел, его глаза налились кровью и были готовы вылезти из орбит. Мужчину рвало его собственной кровью и желчью. А потом Марино словно впал в состояние оцепенения, дыхание становилось всё реже и короче.

Фьора даже ущипнула его за локоть, но никакой реакции на внешний раздражитель не последовало. Марино абсолютно не чувствовал прикосновений!

— А если брать во внимание паралич, остановку дыхания, и это при том, что сознание остаётся ясным, — продолжала Фьора, не теряя самообладания и сохраняя достоинство, — то в яде содержится омег. И, кстати, Марино… — Фьора на несколько секунд призадумалась. — Любовь нас многому учит, прежде всего, прощать. Прощай, Марино… — забрав бокалы и поднос, Фьора покинула комнату Марино Бетти, проследовав в кухню.

От посуды и подноса девочка избавилась, выкинув всё за окно, прямо в реку Арно, сразу поглотившей улики.

Вернувшись в спальню крёстного снова, девочка половой тряпкой вытерла забрызгавшую пол кровь и рвотные массы, также вытерев рот Марино. Тряпку сожгла в жарко натопленном камине.

Целых десять минут и даже больше Фьора старательно мыла руки с мылом, полоща их в тазу с подогретой водой.

Голосу совести девочка старалась не внимать. Одна мысль о том, что ныне умершего Марино Бетти не мучила совесть, когда он принуждал к близости свою малолетнюю крестницу, напрочь отбивала желание у Фьоры корить себя в убийстве.

Душа её хоть и была неспокойна, но больше ничто не угрожало Фьоре и той, кто гораздо слабее её, Хатун.

Фьора прекрасно понимала, даже когда шла на это, что навсегда запятнала себя убийством крёстного, закрыла себе дорогу в Рай после смерти, уже своей, которая когда-нибудь постигнет её.

Фьора и сама чувствовала себя грязной, опороченной, недостойной, оплёванной…

Стала убийцей, отравительницей в одиннадцать лет. Убийство — страшная цена, которой она купила безопасность для себя и Хатун, не умеющей защититься, в отличие от Фьоры, принесшей в жертву свою совесть.