Дул сильный ветер, и Лея позволила себе увлечься им, наклонилась и прищурила глаза, глядя на мерцающий перед ней жемчужный городской закат.

Запах был неправильный.

Она чувствовала тепло и была захвачена красотой момента. Но, как только она закрыла глаза, она ожидала тонкого, резкого аромата Альдерры, освежающую вечернюю прохладу. Но то, что она получила, было густым теплом цветов и воды, смазанным запахом старого, истёртого камня.

Это было неправильно, и она этого не ожидала, и поэтому она была не готова, когда Трипио спросил:

— Вы готовы вернуться внутрь, госпожа Лея.

Принцесса. Она ожидала, что он скажет «принцесса», и ей пришлось отдышаться, чтобы ответить:

— Ещё минуточку. Я хочу это увидеть.

Шми не любила закаты. Иногда она шутила, что видела их в два раза больше, чем любая другая женщина её возраста, и не особо реагировала, когда Лея указывала, насколько другим бывает закат, когда есть только одно солнце.

Наступление ночи не было для Шми поводом выходить на улицу, и неважно, сколько красоты создавало небо.

Справедливости ради, Трипио молчал, пока солнце не скрылось за горизонтом. Вокруг зданий всё ещё было красновато-розовое сияние, когда он сказал:

— Я полагаю, сейчас темно, госпожа.

Она посмотрела вверх и увидела множество звёзд.

Одно из многих преимуществ пребывания вдали от Корусанта.

— Я иду, — сказала ему Лея, промедлив так долго, как только могла. Но ей всё же пришлось согласиться, что пора идти внутрь.

У неё завтра работа.

Дроид продолжал болтать о прошедшем дне и жаловаться на выходки Арту. Лея в основном отключалась, пропуская то, что было для неё неважно, превращая жалобы во что-то милое. Но она не мешала ему, медленно спускаясь по ступенькам. Она лишь закатила глаза, и тогда она частично поймала своё отражение в окне, и она могла бы поклясться, что видела…

Она видела.

Тень, которая была её братом, моргнула в ответ, пойманная в ловушку света, отражающегося от оконных стёкол. Он смотрел на неё одухотворённо, и в глазах его мелькнуло озорство… но в основном — горе.

Она никогда не будет уверенна в том, что заставило её поверить — горе или озорство.

Её губы сложились в слово «Люк», но ни звука не вырвалось, когда она подняла руку, мучительно медленно, наблюдая, как он отражает жест, пока её пальцы не коснулись стекла, а видение его ладони не прижалось к её.

Его протеза ладони.

Тончайшая линия на его запястье — отметка памяти, способ проверить, было ли это правдой или просто каким-то жестоким, бредовым видением. Она снова посмотрела вверх, в его лицо, и там была только доброта. Или, может быть, немного беспокойства. Она смотрела, как его губы произносят «Лея», но до неё не доносилось ни звука.

Этого никогда не будет. Она больше никогда не услышит его голоса.

Но он был здесь? Как?

Медленно, так медленно, что она почти не могла дышать от такой боли, Лея повернулась на узкой лестнице, поднимая другую руку, чтобы прикоснуться к нему. Она почти прижала её к стеклу, но остановилась, колеблясь. Так неуверенно…

— Госпожа Лея?

Она неправильно поставила правую ногу. И теперь она с глухим стуком скользила вниз по лестнице, визже, дёргаясь и отчаянно закидывая руки за голову.

— О, госпожа Лея!

— Лея, ты в порядке? — Её бабушка бросилась за угол, оценивая её состояние.

— Я в порядке, — проворчала Лея, отдышавшись и пытаясь встарть. — Я просто поскользнулась.

— Ты не поскользнулась, — заметила Шми, помогая Лее подняться и проверяя, нет ли травм.

Лея фыркнула.

— Все поскальзываются. Я тоже когда-нибудь должна.

И лучше здесь, чем где-то ещё, где это мог бы увидеть кто-то другой.

Шми слегка улыбнулась, но Лея почти прощупывала воздух вокруг.

— С тобой всё в порядке?

Были некоторые вещи, которые Шми могла делать ненавязчиво, но забота о тех, кого она любила, не относилась к таким вещам. Тем не менее, её слова помогали Лее, и она наклонилась в объятья Шми, и ответила, выждав мгновение:

— Я продолжаю видеть призраков.

— Хороших? Или плохих?

Это был такой практичный ответ, что Лея чуть не хихикнула.

— Хороших. Одного, — рассеянно поправила она. — Только одного.

— Твой брат? — спросила Шми, и теперь она была очень нежной, очень осторожной.

Сморгнув слёзы, Лея просто кивнула Шми в плечо, дыша так медленно и ровно, как только могла. Замечая в полутёмном коридоре запахи и звуки.

Ничего не принимая как должное.

— Я поняла тебя, — тихо сказала Шми, и это удерживало Лею на месте, даже когда она чувствовала, как часть её ускользает. Тёплая рука, ходящая кругами по её спине, снимала напряжение, шум в ушах помогал всё осознавать и успокаиваться.

Она отстранилась и слабо улыбнулась Шми. А Трипио сказал:

— Мне очень жаль, госпожа Лея, но я только что понял, что не знаю, откуда вы и как вы чтите своих умерших. Если вы скажете мне, что вам нужно, я могу достать вам всё необходимое и приготовить всё, чтобы, может быть, высвободить или пригласить дух вашего брата? О, Боже…

Это не должно было быть смешно, но Лея усмехнулась, потянувшись, чтобы провести пальцами по его щеке.

— Спасибо, — прошептала она прежде, чем он успел возмиутиться. — Я очень ценю то, что ты предложил это.

— Я не мог предложить вам меньшее, — запротестовал он. — Вы часть семьи. Мы должны заботиться о вас. Тем более, что вы всегда ввязываетесь в неприятности.

Едва ли она могла с этим поспорить.

— Что ж, спасибо тебе. Я очень, очень ценю это.

— Не за что, я уверен. Но откуда именно вы?

Было… больно это признавать. Она так тщательно хранила так много своих тайн. Но это был Трипио, и, если она что-то и успела выучить, то это то, что он, при всей его болтовне, умел хранить секреты.

И Шми никогда не сказала бы. Никому.

— Я выросла на Альдераане, — прошептала Лея, задыхаясь от многолетних воспоминаний (и они были реальны, и никогда больше не будут мёртвыми). — Я выросла на Альдераане.

***

К сожалению, это было не так просто, как отправить Трипио. Для начала, Лея должна была решить, какую церемонию или обряд она хотела бы провести, и ей следовало учитывать, что большинство традиционных вариантов альдераанских погребальных церемоний были невозможны в Тиде. И что призрак Люка, очевидно, преследовал её в зеркалах (он не так описывал умерших Оби-Вана и Йоду), и она не была уверенна, что действитеьно хочет избавиться от него и мирно отправить его в загробную жизнь.

Если он вообще позволит это сделать. Она была почти уверенна, что он не позволит.

— Что бы ты хотела? — спросила Шми за чаепитием, внимательно следя за тем, чтобы Лея пила свой чай. Это было сложно. Даже думать об этом было сложно.

— Я чувствую… — Так трудно это сказать. — Я чувствую, что он хочет сообщить мне что-то. Но я не уверенна, что на Альдераане есть что-то, что поможет мне это услышать.

Как только она сказала это, она поняла, что это неправильно. На Альдераане часто искали знаний и мудрости предков. В основном в старых фолиантах и стихах, обрывках мудрости, которые в качестве исключения пережили века. Но иногда…

Иногда отправлялись в горы, в храм, созданный богами, и просили видения.

Не то чтобы Лея верила во всё это. Даже с Силой. И гор вокруг не было. Но это было столь же хорошее место для начала, как и любое другое.

— Мне нужно священное место, — пробормотала она, вертя кружку в руках. — Может, и святое, но больше… личное.

Интимное. Тихое.

Медитативное.

Проклятые джедаи, разрушившие всё хорошее, нормальное, что у неё оставалось. Не могла даже думать о медитации, не чувствуя при этом чуждости.

В конце концов, она и Шми придумали что-то, что представляло собой смесь разных идей и культур, часто не связанных между собой, но всё же…

Очищающие ванны были обычной традицией альдераанской и набуанской культур, с небольшими различиями в деталях. Альдераанцы предпочитали горячие и холодные священные источники, набуанцы — тщательно продуманные ритуальные ванны с травами и цветами, которые имели свои собственные значения. Лея не была близко знакома с ними, но Шми изучала местную флору и смогла приготовить смесь.

Меч-лилии, розмарин и голубой шалфей — воспоминания, мудрость и исцеление. Красные и белые хризантемы — любовь и правда. Базилик, тимьян и львиная лапа (привкус дома) — храбрость и удача. Иссоп — очищение. И цветы лотоса. Озарение, вечность и возрождение.

И соль. Шми настаивала на соли, и Лея чувствовала, что это правильно. Она не посещала ни один из сернистых источников в горах Альдераана, но хотела почувствовать себя заземлённой. Кроме того, соль также очищала, и Шми сказала, что соль была знаком пустыни, которую люди несли в себе этой связанной в плоти водой, напоминая, что пустыня может дать жизнь так же, как и отнять её.

Лее нравился этот смысл. Надежда, которую он нёс с собой.

Даже в их относительной бедности (Лея всё ещё не могла заставить Шми переехать, даже несмотря на то, что их положение на работе улучшилось) у них дома была большая ванна. Шми приглушила свет и настояла на свечах, расставленных через определённые промежутки по комнате.

Лея была почти уверенна, что узор, если не свечи, был особенностью Татуина. Надеялась, что это что-то значило для Люка.

Вода была не просто тёплой, она была горячей, а воздух был густым от пара, когда Лея скользнула внутрь и устроилась поудобнее. Она заставила себя расслабиться, когда Шми принялась за работу, мыла Лее волосы и массировала ей голову и шею, пока она не обмякла от комфорта. Лея и не заметила, как Шми ушла, погрузившись в тишину, единственным звуком которой был лёгкий треск свечей и ровный ритм её собственного дыхания.

Когда вода стала прохладной, она заставила себя выбраться, слегка дрожа, пока вытиралась, её конечности не хотели её нести.

Свет в остальной части дома был тусклым. Шми встретила её и напоила чаем, тёплым и пряным. Она осушила чашку так быстро, как только могла, приняла объятия бабушки и проскользнула в свою комнату, чтобы свернуться калачиком на кровати.

В комнате пахло теми же цветами, что были в ванне. Лея погрузилась в сон, наполовину находясь в воспоминании, которое, как она знала, не принадлежало ей, и благоухании полевых цветов.

***

Люк Скайуокер был одним из самых добрых людей, которых Лея когда-либо встречала в любом мире.

Это было открытое поле, густое и жёлтое золото. Не Альдераан, не Татуин и (к счастью) не Корусант. Это почти выглядело так, как будто это могло быть на Набу. Где бы это ни было, Лея появилась здесь (лишь частично добровольно), а её брата нигде не было видно.

— Чего ты хочешь? — спросила она, откинувшись на траву глядя в небо. Оно было ярко-голубым — она подумала, чтто это как раз после полудня. — Я знаю, что ты привёл меня сюда, так почему ты мне не скажешь, почему?

— Я надеялся, что мы сможем сначала поздороваться.

Она села прежде, чем успела осознать это движение, протянула руку и почти закричала, когда он действительно схватил её за руку, потянув и помогая ей добраться до него, забраться в его объятья, и она закричала и заплакала, как не осмеливалась с тех пор, как была ребёнком.

— Люк…

— Я знаю, — прошептал он, и она почти не могла его услышать, он звучал так тускло и отдалённо, хотя она была в его руках, а он говорил ей на ухо. — Поверь мне, Лея, я знаю.

— Ты бросил меня. — Она не была уверенна, что он её слышит, слова были такими сдавленными но он всегда понимал её лучше, чем другие люди, и она знала, что он должен почувствовать её в Силе.

Всё. Всё здесь казалось реальным, но почти фальшивым.

Он погладил её по волосам, и она услышала слёзы в его слабом голосе.

— Я знаю. Я не хотел. Мне очень жаль.

— Ты не можешь уйти, — причитала она, скулила, как маленький ребёнок, и знала, и отказывалась останавливаться. — Ты больше никогда не покинешь меня.

Она скорее почувствовала, чем услышала его смешок.

— Не покину. Я обещаю.

***

Необузданная тоска танцевала на её коже. Она болезненно ползла по её лицу, по затылку, облизывала грудь и рёбра, просачивалась в кости, свисала на ногах и скользила обратно вверх по рукам, зудя в пальцах и отзываясь жжением в кончиках ногтей. Ей почти представлялось, что её волосы тоже горят.

Сюрреалистическая делюзия.

К чёрту Силу.

— Ххх… — простонала Лея, пытаясь перевернуться, но ей это удалось только наполовину, и она снова упала на спину. Боль вспыхнула, потом немного утихла, оставив после себя покалываие. Ей показалось, что боль вернётся, когда она снова попытается пошевелиться.

Так и случилось, но на этот раз она добралась до пола.

На удар пришла Шми.

— Лея? С тобой всё в порядке?

Отблески рассвета ползли по полу комнаты. Лея наблюдала за ними несколько мгновений, а потом заставила себя перевести взгляд и посмотреть на бабушку. Ей было сложно двигаться. Слишком много усилий.

— Х… не… х…

Шми усмехнулась, но не стала прикасаться к ней, когда Лея вздрогнула.

— Это было настолько хорошо?

Голос… ей нужно было произнести…

— Я видела его.

Она отправила это в Силу и почувствовала шок Шми, когда слова достигли её разума и осели там без приглашения и — казалось — без источника. Затем её бабушка только вздохнула, удобно свернулась калачиком рядом с Леей на полу и нежно положила пальцы на пальцы Леи. И эхо слов вернулось:

— Ты будешь скучать по нему?

Это было не то, чего Лея ожидала. Тем более, что Шми вроде ещё могла говорить. Но.

— Он всё ещё там. Где-то.

Это было трудно объяснить, правда. Трудно объяснить, поскольку она не рассказала Шми о небе, растущем в её сердце, покрытом тьмой, которая когда-то была звёздами. Как будто одна из тех звёзд сейчас выглянула, оттолкнув черноту, заставив её отступить.

И это точно не объясняло, почему она чувствовала себя так, как будто кто-то поджёг её или протащил через пустыню, оставив её такой же потерянной, какой она чувствовала себя в первый день на Татуине. Но, когда чувствительность вернулась, а боль отступила, она поняла, что ей это не нужно. Слова были не к месту, а её чувства Шми понимала. Даже когда они устало ползли по полу от разума и сердца Леи к её бабушке. Никак желая доползти.

Открываться было опасно. Лея не могла избежать этого. Но в этот момент она не хотела избегать. Это было слишком правильно.

— Могу я его увидеть? — прошептала Шми, когда уже успела понять, впитать. Но Лея тут же напряглась, и она добавила:

— Не сейчас. Но… когда-нибудь?

Это был резонный вопрос. И Лея не могла на него ответить. Потому что, если она покажет его, если представит, то ей придётся рассказать Шми всю правду. И Лея не была готова к этому.

Но Шми была бабушкой не только Леи, но и Люка. Той самой, о которой он действительно знал. Лея не имела права скрывать от него Шми.

Нет — если он действительно остался. Где бы он ни был.

— Когда-нибудь, — сумела выдавить она, и на этот раз слова смогли вырваться из её горла. — Если он останется, я вас познакомлю. Когда-нибудь.

Если она когда-нибудь поймёт, как…