Крош оттянул верхнюю губу перед зеркалом, потом нижнюю и скептически посмотрел на отражение.

Всё ещё слишком много зубов. Слюна стеклянно блестела на больших передних — это как раз было не странно, но вот клыки — и верхние и нижние — у Кроша могли кого-то смутно напрячь. Крош выдохнул и с голодным щелчком сомкнул челюсти.

Освещение в комнате не горело, но света Луны и молочной ночи хватало с головой. В кухне что-то загрохотало, кажется, это мама. Ёжик опять подумает, что это он буянит, а не Крошева мать раскидывает из второй морозильной камеры покрытые инеем пакеты. Телефон на подоконнике вздрогнул от вибрации.

перестань бросать свои гантели, чокнутый зожник

Крош смахнул уведомление и ухмыльнулся. Гантели, чтоб их. То, что Ежик не спал, Кроша совсем не удивляло, друг у него был немного прикукухнутый, а в его синяках можно спрятать всю скорбь этого мира. Иногда Крошу казалось, что именно этим Ежик и занимался. Ответить Крош не рискнул, кто знал, чем это закончится, а концентрации и желания во что-то вникать у него сейчас как у хлебушка.

В другой комнате глухо и утробно завыли и заскребли в дверь. Отец всегда плохо переносил полнолуния, но теперь они давались ему особенно тяжело, возраст, наверно. Мама младше его почти на десять лет, ей полнолуния пока добавляли только процентов триста к здоровой, правильной злости и охране территории. Третья межкомнатная дверь за полгода разорит семейный бюджет, Крош решил перед уходом заглянуть к отцу и поделиться запахом, быстрее, чем тот успеет оторвать Крошу уши вместе с головой.

Крош вздохнул, провёл языком по всё ещё слишком крупным зубам и засобирался. Энергия била ключом, вся шерсть стояла дыбом, ему необходимо было пробежаться.

До рассвета оставалась всего пара часов.

***

пробежка?

я с тобой, попробуй только сам свалить!

Второе уведомление догнало Кроша на лестничной площадке, пока он пытался упаковать в капюшон длинные пушистые уши и отросшие волосы. Пока уши и волосы выигрывали, а Крош матерился и чуть не бросил телефон сквозь лестничные пролеты. Лететь ему конечно недалеко, но не в этом суть.

Суть была в том, что этажом ниже, подпирая спиной дверь своей квартиры, стоял Ежик. Компанию Ежику составляла банка энергетика и сонный хорек, свисающий из кармана толстовки. Крош нервно поправил капюшон еще раз десять и шагнул в лужу света из окна на площадке.

— У тебя Хорь падает, — автоматически предостерег Ежика Крош и тут же скорчил рожу, пах хорек как очень мокрый активный полный сил зверь. То есть жесть как отвратительно. Пришлось даже отойти на полшага.

Ежик отпил из банки, запихнул хорька в карман поглубже, сунул туда же поводок шлейки и нахмурился:

— Я его купал, не морщись. Ох уж это твое тонкое обоняние. Вот прямо этим вечером и выполоскал. А потом он в процессе сушки сошел с ума и разнес мне квартиру.

Крош пожал плечами и принял протянутую банку. Глядя в глаза Ежику, коснулся губами банки и сделал большой глоток. Ежик пялился через очки в ответ и не моргал. А, ну да. Теперь Крош разглядел мелкую дрожь и покрасневшие веки. Часов тридцать без сна как минимум — речь еще внятная и привычная, не ловит глюки, но уже начинает вибрировать. Крош как-то видел пятьдесят три часа.

Лучше бы он этого не видел, вопросов осталось больше, чем ответов, а Ежик проспался и вообще не помнил, что творил. Страдал Крош в одиночестве, а шрамы на психике остались в сантиметр глубиной. С его-то психикой.

— Может, полнолуние? — Крош кивнул на аппетитный белый кругляш в окне. — У нас собака вон воет, слышал же?

— Слышал. У тебя на все и всегда один ответ. Может, это ты воешь, а не собака?

— Ха-ха, — напряженно отозвался Крош и стремительно скатился по лестнице, бегать он вышел или что. Иногда Ежик как ляпнет, так сразу десятку выбивает. Выл, правда, не Крош, но это уже детали.

— Ха-ха, — задумчиво повторил Ежик, вытащил хорька из кармана, повесил его на шею и спустился вслед за Крошем. Банка от энергетика осталась лежать у него под дверью, смятая в крошечный комок.

***

Врать Крош не любил. Недоговаривать — другое дело. Вся его жизнь была неким текстом, детали в котором были опущены не ради злого умысла, но для чужой и своей безопасности.

Когда он был маленьким, Крош часто расстраивался, что не мог показать своим друзьям короткие, тогда еще, ушки или грызнуть в особо эмоциональные моменты. Мама гладила его по волосам (и ушкам), называла своим лунным кроликом — зайцев Крош иррационально не любил, — и ласково рассказывала ему, что с ним сделают, если о его красивых ушках узнает кто-то не из семьи.

Во всех красочных и жестоких подробностях, особым трепетом его мама никогда не отличалась. Возможно, подробности для такого маленького кролика, как он, были шокирующие, но подействовали как надо. Чем меньше люди знают, тем лучше себя ведут.

И Крош не врал. Он быстро бегал — а кто бы нет, с его родословной, сила удара была выше — все вопросы к генетике. Просто не обязательно вдаваться в подробности чьи гены носил в себе Крош.

И, в принципе, жилось ему неплохо.

Но невозможность поделиться всем с одним только Ежиком давила все чаще и сильнее.