Айрис не очень любила волшебство в своей жизни. Да, это было необычно. Иногда — захватывающе. Это отличало её от других. Но — за волшебство били. Перекрасишь волосы учительнице — побьют, окажешься каким-то образом на крыше дома — побьют, когда снимут, — заговоришь со змеёй в зоопарке — побьют по возвращении домой. Айрис били за любые странности.

Вот и когда пришло письмо, а за ним — целая куча одинаковых писем, дядя и тётя начали с того, что хорошенько её избили, Айрис едва встать могла. Впрочем, ей и не надо было вставать — её заперли в чулане, и вставать не было никакого смысла. Снаружи раздавался какой-то шум, вопли — очевидно, письма всё приходили и приходили, и её избиение ничуть не спасло её родственников от этого необычного события.

Письма всё приходили и приходили — а её всё не выпускали и не выпускали. И еды всё не давали и не давали. В туалет, к счастью, не хотелось — у неё в животе и так ничего не было — но именно поэтому очень хотелось есть. И пить. А не давали.

Дом стих, и Айрис решила, что наступила ночь. Потом она заснула.

Проснулась от шума — очевидно, наступил день. День она провела, лёжа на кровати и смотря в потолок, а также рисуя простым грифельным карандашом на стене цветы, тортики и сосиски. Потом снова лежала и смотрела в потолок. Потом снова рисовала цветы и на этот раз — кошек. И полицейских в очередной мечте. И собак. И лес с деревьями и грибами. Она любила рисовать на стенах — получалось какое-то разнообразие. Жаль, что после её заставляли всё мыть.

Потом снова дом стих и наступила ночь. Её так и не покормили. Она заснула.

Потом проснулась от голода.

Это, конечно же, ничего ей не дало. Просто лежала. Синяки ныли.

Потом снова заснула.

И проснулась — от страшного грохота. Кто-то ломился во входную дверь, и в конце концов её сломал. Дверь упала — грохот был ещё страшнее. По крайней мере, Айрис так поняла, что это дверь упала.

Затем раздалось:

— Ну чего, может, чайку сделаете, а? Непросто до вас добраться, устал… да…

Это звучало настолько глупо после этого грохота, что Айрис даже хихикнула. Хихикать тоже было глупо — это могли услышать дядя и тётя, но сейчас девочка понадеялась, что у них есть проблемы поважнее.

— Кто вы такой и что вам нужно? — грозно спросил дядя Вернон.

— А, это… — раздалось в ответ. — Хагрид я, хранитель лесов и ключей Хогвартса. А пришёл я за Гарри.

— Каким Гарри? — тупо спросил дядя Вернон.

— Так эта… Гарри Поттером, мальчиком вашим, сыном-то, стало быть, Джеймса и Лили. За покупками его, значится, отвести.

Это было что-то новенькое. Ребёнком Джеймса и Лили была она, Айрис, и она была однозначно дочерью, а не каким-то сыном. И она была не Поттер, а Эванс. Брата у неё тоже не могло быть — тётя никогда ни о каком брате не говорила…

Зато говорила, что её подкинули под дверь с письмом, что подкидывают Гарри Поттера, сына Джеймса и Лили — хорошо хоть, что тётя знала, что у сестры её дочь, и девочке в пелёнках не удивилась. Поттер — эта фамилия была у её отца-сектанта. Почему-то в том письме было сказано так, хотя свидетельства о браке и её свидетельства о рождении в письме не было. Там, собственно, вообще никаких документов не было. Тётя и дядя потом сами восстанавливали и делали ей документы, и записи о браке Лили Эванс и Джеймса Поттера нигде не было. Равно как и записи о рождении их ребёнка, но тут уже логично — наркоманы и сектанты редко регистрируют детей. Хорошо ещё, что этот ребёнок у них вообще выжил.

— У Джеймса и Лили, — ледяным голосом сказал дядя Вернон, — была дочь Айрис Эванс. И, как бы то ни было, мы её вам не отдадим. 

— Что-то вы это путаете, — снова раздался голос их странного выломавшего дверь гостя, — Гарри у них был, сынок-то. И, — голос внезапно посуровел, — я вас, магглов, не спрашиваю — я пришёл за Гарри, и всё тут. Где он, отвечайте!

Айрис стало страшно. Если этот страшный кто-то, выломавший дверь, пришёл за ней…

— Вы видите — я вооружён! — воскликнул дядя Вернон. — И нет здесь никакого Гарри! Проваливайте вон, откуда пришли!

Раздался какой-то скрежет, и дядя Вернон совершенно не по-мужски взвизгнул. Айрис едва поняла, что это был визг дяди.

А затем раздались шаги. По направлению к ней. То есть, к её чулану.

Айрис сжалась и сползла с кровати, съёжилась в уголке, надеясь, что этот кто-то её не заметит.

А затем дверь в её чулан просто выпала из пазов.

Показавшаяся в дверном проёме фигура была огромна. Раза в три больше дяди Вернона. Айрис подавила желание закрыть глаза.

— Гарри? Гарри, ты, эта, вставай, — сказала фигура. — Чего ты боишься? Это ж я, Хагрид. Да, ты уж и не помнишь меня, наверное… Когда я видел тебя в последний раз, ты совсем маленьким был, а сейчас вон как вырос — вылитый отец… эй, а чего это ты у нас рыжий да патлатый? — С недоумением спросил этот жуткий великан. А потом сам же себе ответил. — А, тебя, должно быть, тётка так перекрасила да заставила, чтобы на Лили-то больше был похож… Ну ничего, разберёмся с этим потом, а то нечего это — как девчонке тебе ходить. Хотя на мать ты похож, это да…

Айрис рыжая была по жизни, но сообщать этому великану сразу именно это было страшновато. Но, впрочем, он ничего опасного не предпринимал, так что Айрис осмелилась спросить:

— Простите, сэр, а кто вы?

Айрис всматривалась в свирепое, страшное лицо, по большей части скрытое волосами — и ей казалось, что оно улыбается. И она думала, что это хороший знак.

— А, ты ведь и вправду не помнишь, мелкий же был совсем. Рубеус Хагрид я, хранитель лесов и ключей Хогвартса. Да, Гарри… С днём рождения тебя, вот. Я тут тебе принёс кой-чего… Может, там помялось слегка, я… э… сел на эту штуку по дороге… но вкус-то от этого не испортился, да?

У неё сегодня день рождения? Айрис судорожно постаралась вспомнить, когда был последний. Дядя и тётя тогда подарили ей целую резинку для волос, и она тогда очень обрадовалась подарку — она пользовалась этой резинкой по сей день, поскольку других у неё не было. Кажется, это было прошлым летом… что, её резинке уже год? Ничего себе. Да, по всему выходило, что сегодня мог быть её день рождения.

Великан же запустил руку в огромный внутренний карман чёрной куртки и вытащил оттуда квадратный блин. То есть, почти плоский квадрат. Резко сунул было Айрис, но из квадратного блина выскользнул круглый блин и грохнулся в пыль. Круглый блин одуряюще пах шоколадом.

Айрис не ела два дня, но… есть то, что упало в самую пыль? То, на что тут же заполз местный паук? Тётя не убиралась в её чулане и не давала ей самой ведра и тряпки, хотя Айрис не знала, почему. Во всём остальном-то тётя была ужасно чистоплотна. И… есть теперь это? Паук в падающем из коридора свете, казалось, повернул голову и смотрел теперь на неё, шевеля лапками. Будто бы издевался. Нет, нет, Айрис приходилось есть еду, поднятую из пыли и даже из грязи, и она умела преодолевать отвращение, но стоило ей протянуть руку и попробовать поднять блин, чтобы стряхнуть с него паука, как от него оторвался шоколадный кусочек и размазался у неё по пальцам. Айрис облизала бы руку, да только пыли там было явно больше, чем шоколада. Так что пришлось вытереть об штаны.

— Э… Гарри… прости… — пробормотал великан.

Ну да, что бы это ни было, если на него сядет великан — оно уже не будет собой, это понятно. Наверное, что-то такое случилось бы даже с машиной дяди Вернона, не то что с шоколадом. Неужели великан не смог до этого додуматься?

Впрочем, ладно.

Наверное, это был торт.

Айрис не хотела, чтобы великан расстроился или рассердился, поэтому сказала:

— Большое спасибо за подарок, сэр. Жаль, что вы донесли его, но ведь самое главное — внимание, а оно мне очень приятно.

— Ну какой я тебе сэр, Гарри? — Лицо великана расплылось в чём-то, что можно было, пристально присмотревшись, попробовать назвать широкой улыбкой. — Зови меня просто Хагрид.

По фамилии? Просто по фамилии? Ну, у каждого свои причуды…

Он протянул огромную ладонь, взял руку Айрис и энергично потряс её, так, что ей показалось, что рука может оторваться.

— Просто Хагрид… — медленно повторила Айрис.

— Меня все так зовут, — подтвердил великан. — Я всего-то хранитель лесов… ну, по сути, лесник я в Хогвартсе… Ты, конечно, знаешь, что это за штука такая, Хогвартс?

— Э… вообще-то, нет, — робко сказала Айрис.

У Хагрида стал такой вид, будто его облили холодной водой. Айрис даже захотелось извиниться — хотя с чего бы ей извиняться за то, что она не знает какой-то странной штуки? Она же не на экзамене по странным штукам.

— Нет?! — взревел великан. Он повернулся боком, и Айрис увидела, что за ним нерешительно топчется её дядя с завязанной в самый настоящий узел винтовкой в руках, а за ним мнёт в руках тряпку тётя. — Нет?! — грозно вопросил он у них, и от его голоса, казалось, тряслись стены и потолок. — Нет, Гарри, я… э… знал, что ты наших писем не получал, но чтобы ты вообще про Хогвартс не слышал?! Не любопытный ты, выходит, коль ни разу не спросил, где твои родители всему научились…

— Научились чему? — уточнила Айрис.

Это за ней что, пришли из той же секты? Зачем им она? Такого просто не может быть, сектанты не вербуют детей, у детей нечего им дать и обычно есть опекуны, которые против.

— Чему?!! — взревел Хагрид ещё громче. — Ну-ка погоди, разберёмся сейчас! — Айрис, так и не вставшая с полу, а только севшая, совсем сжалась. Но он повернулся к её дяде с тётей и, очевидно, злился не на неё, а на них. — Вы мне тут чего хотите сказать?! — прорычал он. — Что этот мальчик — этот мальчик! — ничегошеньки не знает о том, что… ничего не знает вообще?!!

Родственникам Айрис было очень страшно. Они прямо съёжились у стены от его рёва. Айрис даже пожалела их. Они были плохими людьми, но она прожила с ними столько лет, и она привыкла к ним, и поэтому пожалела. Поэтому она решила отвлечь внимание великана на себя.

— Чего я не знаю, сэр?

— Да какой я тебе сэр… — снова отмахнулся Хагрид. — А не знаешь ты… Ты о нашем мире ничего не знаешь. О твоём мире. О моём. О мире твоих родителей.

— Каком мире? — не поняла Айрис.

Сказала — и поняла, что зря — внимание отвлечь не получилось. Наоборот, Хагрид снова разъярился и снова зло уставился на дядю Вернона.

— Дурсль! — заревел он.

Дядя Вернон стал белее стены, у которой стоял. Хагрид снова отвернулся от него и посмотрел на Айрис полубезумным взглядом. Спросил:

— Но ты же знаешь про своих родителей… Ну, кем они были? — с надеждой спросил он. — Да точно знаешь, не можешь ты не знать. Они же не абы кто были, а люди известные… И ты же… э… знаменитость…

— Что? — не поняла Айрис. — Разве мои родители… были известными людьми?

— Значит, ты не знаешь… Ничегошеньки ты не знаешь… — Хагрид как-то сдулся, дёргая себя за огромную косматую бороду. — Ты чего, не знаешь даже, кто ты такой есть? — наконец спросил он совсем уж растерянно.

— Прекратите! — вдруг взвыл дядя Вернон, внезапно обретя дар речи. — Прекратите немедленно, сэр! Я запрещаю что-либо ей рассказывать!

Хагрид посмотрел на него с жуткой яростью.

— Вы что, никогда ему ничего не говорили, да? Никогда не говорили, что в том письме было, которое Дамблдор написал? Я ж сам там был, у дома вашего, этими вот глазами видел, как Дамблдор письмо в одеяло положил! А вы, выходит, за столько лет ему так и не рассказали ничего, прятали всё от него, да? Про родителей его ничего не рассказывали?

— Говорили мы! — взвизгнула тётя Петуния. — Что её под дверь подкинули, как котёнка лишайного! Написав в письме, что она мальчик, Гарри Поттер! Чего ей было про остальной-то бред говорить?

— Как же — не мальчик? — поразился Хагрид. — Мальчик же, вот, вылитый отец! — Он указал на Айрис. — Зачем вы только его причёску такую носить заставляете, понять не могу… но я не об этом! Вы, выходит, всё прятали, да?

— Прекратите! Я вам запрещаю! — завопил дядя Вернон.

— Да идите вы к Мордреду! — Хагрид сплюнул на идеально чистый пол тёти Петунии за стенами чулана, да так смачно, что поморщилась даже Айрис. — Короче так, Гарри, ты волшебник, понял?

И все вдруг затихли.

Ну, Айрис о чём-то таком догадывалась, но всё равно уточнила:

— Волшебник:

— Волшебник! — гордо сообщил Хагрид. — И ещё какой! А будешь ещё лучше… когда немного… э… подучишься, да… Кем ты ещё мог быть, с такими-то родителями? — Сама Айрис мечтала быть садоводом, флористом или, на худой конец, врачом, если дядя с тётей вдруг заставят получить высшее образование, но волшебницей… Ну. Это же, вроде, хорошо? Если она будет волшебницей, то она будет колдовать, и её будут бояться бить? — И вообще, — продолжил Хагрид, — пора тебе письмо своё прочитать.

И он вручил Айрис желтоватый конверт, подписанный зелёными чернилами.

Вообще-то приходящими письмами Айрис не интересовалась. Она считала, что это какая-то злая шутка над дядей и тётей, за которую теперь достаётся ей. Но раз уж письма были настоящими… Зачем только посылать столько, непонятно?

Она открыла и прочитала письмо.

— Что значит — они ждут мою сову? — уточнила она, прочитав.

— Клянусь Морганой, ты мне напомнил кое о чём, — заявил Хагрид, хлопнул себя по лбу, полез в карман куртки и вытащил оттуда сову — настоящую, живую, взъерошенную. Айрис очень пожалела птичку — каково ей там было, в кармане? Ужасно, наверное! Нельзя так с животными обращаться! А если бы он и на неё сел? Но сказать об этом великану Хагриду она побоялась. Потом он вытащил длинное перо и свиток пергамента.

Айрис раньше видела пергамент только в музеях. А сов — только в зоопарке и в виде чучела в кабинете биологии в школе. Она осмелела и взяла птичку в руки. Сова не возражала. Айрис её погладила — сова, что удивительно, не улетала и не клевалась. Наверное, была ручная.

Хагрид же вытащил настоящую чернильницу, открыл, поставил прямо на пол, присел, положил пергамент на колено и начал писать.

«Дорогой мистер Дамблдор!

Передал Гарри его письмо. Завтра еду с ним, чтобы купить всё необходимое. Надеюсь, с Вами всё в порядке.

Хагрид»

В письме, которое отдал ей Хагрид, было написано, что директор школы Дамблдор — великий волшебник и верховный чародей. Это что получается — он переписывался сейчас с верховным чародеем? По поводу незначительной маленькой Айрис, которая почему-то была Гарри Поттером, но менее маленькой и незначительной её это не делало? Это было очень странно.

Да чего уж там — всё происходящее было очень странно.

Но Хагрид скатал пергамент в свиток, забрал у Айрис сову, сунул свиток ей в клюв, подошёл ко входной двери — Айрис даже встала и выглянула — и грубо выкинул туда птицу. Айрис в очередной раз её пожалела.

— Волшебники переписываются при помощи сов? — уточнила девочка.

— Да, Гарри. Так, на чём мы с тобой остановились?

Но продолжить ему не дал дядя Вернон. Его лицо всё ещё было пепельно-серым от страха, но было видно, что он собрал всю свою злость и ярость, чтобы снова попытаться дать отпор.

— Она никуда не поедет! — заявил дядя Вернон.

Хагрид хмыкнул.

— Знаешь, хотел бы я посмотреть, как такой храбрый маггл, как ты, его остановит…

Айрис уточнила:

— Кто?

— Маггл, — пояснил Хагрид. — Мы так называем всех неволшебников. Да, не повезло тебе… ну, в том плане, что хуже магглов, чем эти, я ещё не видел.

— Когда мы взяли её в свой дом, мы поклялись, что положим конец всей этой ерунде! Что мы вытравим и выбьем из неё всю эту чушь! — упрямо заявил дядя Вернон.

Так вот почему её били…

Интересный способ лишить человека магии.

Хотя, видимо, не слишком действенный.

Ну, или её мало били.

— То есть, вы всё это время выбивали из меня чушь? — на всякий случай уточнила Айрис.

— Конечно, выбивали! — вдруг взвизгнула тётя Петуния из-за спины дяди Вернона. Как же ещё? Как будто мы могли хотеть, чтобы ты стала такой же, как моя чёртова сестрица! О, она в своё время тоже получила такое письмо и исчезла, уехала в эту чёртову школу и только каждое лето приезжала домой, и её карманы были полны лягушачьей икры, а сама она всё время превращала чайные чашки в крыс. Я была единственной, кто знал ей цену — она была чудовищем, настоящим чудовищем! Но для наших родителей — нет! Они с ней сюсюкались — Лили то, Лили это! Они гордились, что в их семье есть своя ведьма! — Она перевела дыхание, но затем продолжила. — А потом в школе она встретила этого Поттера, и они уехали вместе и поженились, и у них родилась ты. И, конечно, я знала, что ты будешь такая же странная, такая же ненормальная! А потом она, видите ли, взорвалась, а тебя подсунули нам!

Лягушачья икра и крысы из чайных чашек — это было фу… Но Айрис мгновенно вычленила из тётиной речи главное.

— Так они всё-таки поженились?

— Да, но не по нормальным же документам!

Это было принято и учтено, однако это было только первое главное. Существовало ещё и второе.

— А как она взорвалась? Вы говорили, она погибла в автокатастрофе. Машина у них взорвалась?

— Машина?! — прогремел Хагрид. — Да как могла какая-то машина погубить Лили и Джеймса Поттеров?! Ну и ну, вот дела-то. Да быть того не может, чтобы Гарри Поттер такого про себя не знал! Гарри! Да у нас твою историю любой малой ребёнок с пелёнок знает! И родителей твоих тоже!

Он замолк, внимательно смотря на Айрис.

Айрис подумала и спросила:

— А чем они знамениты?

— Да, не ждал я такого… — сказал Хагрид уже тише. — Дамблдор меня предупреждал, конечно, что непросто будет… ну… забрать тебя у этих… но я и подумать не мог, что ты вообще ничего не знаешь. Не я, Гарри, должен был рассказать тебе обо всём… э… но кто-то же должен, так? Ну не можешь ты ехать в Хогвартс, не зная, кто ты такой. — Он мрачно посмотрел на Дурслей. — Что ж, думаю, что будет лучше, если я тебе расскажу… ну… что могу, конечно, а могу не всё, потому как… э… загадок много осталось, непонятного всякого… — Он сел прямо на пол. — Наверное, начну я… с человека одного, — мрачно сказал он. — Нет, поверить не могу, что ты про него не знаешь — его в нашем мире все знают…

Он замолчал и как будто ушёл в себя.

Несколько секунд все молчали.

— Кто он такой? — спросила Айрис, поняв, что Хагрид сам не продолжит.

— Ну, я вообще не люблю его имя произносить. Никто из наших не любит.

Снова замолк.

— Но почему? — подтолкнула его Айрис.

— Клянусь драконом, Гарри, люди всё ещё боятся, вот почему. А, чтоб меня, нелегко всё это… Короче, был там один волшебник, который… который стал плохим. Таким плохим, каким только можно стать. Даже хуже. Даже ещё хуже, чем просто хуже. Звали его…

И снова замолк. Как-то задохнувшись, что ли.

— Вы совсем не хотите говорить? — поняла Айрис. — Может, тогда лучше напишете?

— Нет… Не знаю я, как оно пишется. Ну ладно… э… Волдеморт. — Хагрида передёрнуло. То ли от отвращения, то ли, как показалось Айрис, от страха. — И больше не проси меня, ни за что не повторю. В общем, этот волшебник лет так… э… двадцать назад начал себе приспешников искать. И нашёл ведь. Одни пошли за ним, потому что испугались, другие подумали, что он властью с ними поделится. А власть у него была ого-го, и чем дальше, тем больше её становилось. Тёмные были дни, да… никому нельзя было верить. Жуткие вещи творились. Побеждал он, понимаешь. Нет, с ним, конечно, боролись. А он противников убивал. Ужасной смертью они умирали. Даже мест безопасных почти не осталось. Разве что Хогвартс, да! Я так думаю, Дамблдор был единственный, кого Ты-Знаешь-Кто боялся. Потому и на школу напасть не решился… э… тогда, по крайней мере. А твои мама и папа — они были лучшими волшебниками, которых я в своей жизни знал. Лучшими учениками школы были, первыми в выпуске. Не пойму, правда, чего Ты-Знаешь-Кто их раньше не попытался на свою сторону перетянуть. Знал, наверное, что они близки с Дамблдором, поэтому на тёмную сторону не пойдут. А потом подумал может, что их убедит… А может, хотел их… э… с дороги убрать, чтоб не мешали. В общем, никто не знает. Знают только, что десять лет назад, на Хэллоуин, он появился в той деревеньке, где вы жили. Тебе всего год был, и он пришёл к вам в дом, и… и… — Он вытащил из кармана огромный носовой платок и высморкался. Айрис поморщилась. — Ты меня извини… плохой я рассказчик, Гарри, — виновато сообщил Хагрид. — Но так грустно это… я ж твоих маму и папу знал, такие люди хорошие, лучше не найти, а тут… В общем, Ты-Знаешь-Кто их убил. А потом — вот этого вообще никто понять не может — он и тебя попытался убить. Хотел, чтобы следов не осталось, а может, ему просто нравилось людей убивать. Вот и тебя хотел. А не вышло, да! Ты не спрашивал никогда, откуда у тебя этот шрам на лбу? Это не порез никакой. Такое бывает, когда злой и очень сильный волшебник на тебя проклятие насылает. Так вот, родителей твоих он убил, даже дом разрушил, а тебя убить не смог. Поэтому ты и знаменит, Гарри. Он если кого убить хотел, так тот уже не жилец был, да! А с тобой вот не получилось. Он таких сильных волшебников убил — МакКиннонов, Боунсов, Прюэттов, а ты ребёнком был, а выжил.

Хагрид снова замолк, с грустью смотря на Айрис.

Айрис же обдумывала историю.

В отличие от Хагрида, она не страдала — она привыкла, что родителей нет и никогда не будет, а открывшаяся правда о них скорее окрыляла, чем давила. Айрис не сомневалась, что это правда — не зря же с ней всегда случались странные, волшебные вещи.

Однако сам рассказ выглядел странно. Это же получается, что это было?

— Это была гражданская война? — уточнила девочка у Хагрида. — Или просто как… террористы?

— Как кто? — не понял Хагрид. — Нет, Гарри, война это была, самая настоящая. Так воевали, что ух! Ну, это я рассказывать не мастак, конечно, но ты прав, война это была.

Рассказывать он точно был не мастак. Это как если бы в школе на уроке истории начали бы какое-нибудь «короче, был один человек, который стал плохим. Таким плохим, каким только можно стать. Даже хуже. Даже ещё хуже, чем просто хуже. И звали его… э… ну, мы не любим называть его имя, такой он был страшный, но один раз всё же скажем — Адольф Гитлер. И начал он собирать приспешников, и даже собрал». На уроке истории такое звучало бы… смешно, наверное. А вот это вот ночью от Хагрида… на самом деле, было видно, что ничего действительно разумного рассказать Хагрид не может. Но Айрис, несмотря на все ухищрения Дадли и его компании, в школе училась хорошо. Внимательно слушала на уроках и читала рекомендованные книги — в том числе и о том, что такое война, что такое гражданская война, что такое политические партии, почему люди идут за лидерами и почему просто так ничего не случается.

— А чего он хотел? — спросила она у Хагрида.

— Убивать он хотел, чего ещё-то? — не понял он. — И… э… править. Чтобы все перед ним, эта, на коленках ползали.

— А, — многозначительно ответила Айрис. — Значит, он убил моих родителей… А мои родители…

Она хотела спросить, почему они против него боролись, но Хагрид ей не дал — он очень громко тяжело вздохнул и продолжил:

— Я тебя вот этими руками из развалин вынес, Дамблдор меня туда послал. А потом я привёз тебя этим…

— Вздор и ерунда! — заявил дядя Вернон. — Послушай меня, Айрис, — сказал он с рычащими нотками, — я допускаю, что ты немного странная, хотя, возможно, хорошая порка вылечила бы тебя раз и навсегда. Твои родители действительно были колдунами, но, как мне кажется, без них мир стал спокойнее. Они сами напросились на то, что получили, только и общались, что с этими волшебниками, этого следовало ожидать, я знал, что они плохо кончат…

Хагрид вскочил на ноги так стремительно, что Айрис даже удивилась — сложно было ожидать такой скорости от такой грузной туши. Он грозно навис над дядей Верноном, вытащил из кармана потрёпанный розовый зонтик и упёр ему в грудь, словно дуло пистолета.

— Я тебя предупреждаю, Дурсль, я тебя в последний раз предупреждаю: ещё раз рот откроешь…

Смелость дяди Вернона сразу испарилась — он шумно вздохнул и тихо сказал:

— Я понял.

— Так-то лучше. — Хагрид отпустил его и сел обратно на пол перед Айрис. 

Ай рис же, обнаружив, что снова завладела вниманием Хагрида, решила продолжить задавать вопросы, правда, уже без попыток понять, какие цели преследовал Волдеморт.

— А как этот… которого вы не называете, позволил вам меня забрать и сюда принести? Ведь если он один раз меня убить не смог, то он же должен был, ну, там, ещё пару раз попытаться?

— Нет, Гарри, не мог. Это, на самом деле, очень хороший вопрос… Исчез он. Растворился. В ту самую ночь, когда тебя попытался убить. Поэтому ты и стал ещё знаменитее. Я тебе скажу, это самая ни на есть что настоящая загадка… Он всё сильнее и сильнее становился, и… эта… вдруг исчез. Эта… непонятно, почему. Кто-то говорит, умер он. А я считаю, чушь всё это, да! Думаю, в нём ничего человеческого не осталось уже… а ведь только человек может умереть. А кто-то говорит, что он всё ещё тут где-то, просто прячется… э… своего часа ждёт, но я так не думаю. Те, кто с ним были — они на нашу сторону перешли. Раньше ведь они… эта… как заколдованные были, а тут проснулись. Вряд ли бы так вышло, будь он где-то рядом, да! Хотя люди думают: он где-то тут, только силу свою потерял. Слишком слабый стал, чтобы дальше бороться и всё завоевать. В тебе было что-то, Гарри, что его… э… сломало. Что-то приключилось той ночью, чего он не ждал, не знаю, что, да и никто не знает… но сломал ты его, это точно.

Во взгляде Хагрида светились тепло и уважение. Странно это было — когда тебя так уважает кто-то такой большой и страшный. И за что? За то, что ты в годовалом возрасте… ничего не сделал, а просто… «в тебе что-то было». Это было очень странно, и даже…

Как-то оскорбительно, что ли? Он ведь уважал её не за то, что она, такая вся из себя Айрис Эванс, хорошо училась в школе, быстро бегала, умела вкусно готовить и очень чисто мыла полы — а за то, что «в ней что-то было» в её годовалом возрасте.

Ах да, он не знал, что она Айрис Эванс. Он напрочь отказывался считать её девочкой. Он думал, что она — мальчик Гарри Поттер.

Да и история его, честно говоря, из интересной превратилась в откровенно смешную. Он не умер? Растворился, исчез — но не умер? Это как? Он где-то тут, поблизости, только силу свою потерял? Это как старушка с улицы Магнолий, миссис Колт, в призраков верила — вот, мол, муж её не умер, а всё ещё в доме, зол на неё страшно за то, что любовников водила, вот и гремит посудой каждую ночь, или там… Айрис не вслушивалась в болтовню соседок так внимательно, чтобы помнить, что ещё там этот покойный муж делает. Но вообще, правда! Это как если бы на уроках истории рассказывали, что Гитлер стал призраком, вселился в кого-нибудь там… или, нет, просто ходит по свету, ждёт чего-то, а потом наберёт силы и устроит Третью Мировую. Хороший был бы сюжет для фильма ужасов!

Айрис едва сдержала серьёзное лицо — ей представился Адольф Гитлер, гремящий кастрюлями на кухне миссис Колт за то, что она водит престарелых любовников.

В общем, Хагрид скатился в бред, и это было почти обидно. И, прям скажем, совсем не впечатляло.

— И это точно всё правда? — на всякий случай уточнила Айрис, внимательно глядя на Хагрида.

В том, что она волшебница, она не сомневалась. В том, что её родители были волшебниками — тоже, иначе тётя Петуния бы так не визжала. Но…

С другой стороны, что — но?

Что странный тип верит в странное? Ну, бывают ведь такие люди, как миссис Колт, бывают… Он, вон, вообще её мальчиком считает, мало ли что у него там ещё в голове водится?

— Правда, конечно! — твёрдо заявил Хагрид. — Подожди, пойдёшь в Хогвартс, получше всё узнаешь, что да как.

— Разве я не сказал вам, что она никуда не поедет? — прошипел дядя Вернон. Видимо, его страх перед великаном уже прошёл. — Она пойдёт в школу «Хай Кэмеронс», и она должна быть благодарна, что мы её туда определили! Я читал эти ваши письма — про то, что ей нужна куча всякой ерунды, вроде книг заклинаний и волшебных палочек…

— Если он захочет там учиться, то даже такому здоровенному магглу, как ты, его не остановить, понял? — зарычал в ответ Хагрид. — Помешать сыну Джеймса и Лили Поттеров учиться в Ховартсе — да ты свихнулся, что ли?

— Она дочь!!

Хагрид будто и не услышал.

— Он родился только, а его тут же записали в ученики, да! Лучшей школы чародейства и волшебства на свете нет… и он в неё поступит, а через семь лет сам себя не узнает. И жить он там будет рядом с такими же, как он, а это уж куда лучше, чем рядом с вами. А директором у него будет самый великий директор, какого только можно представить, сам Альбус Да…

— Я не буду платить за то, чтобы ополоумевший старый дурак учил его всяким фокусам!! — заорал дядя Вернон.

И тут же Айрис поняла, что он зашёл слишком далеко. Хагрид снова вскочил, замахал своим зонтиком, завертел его над головой.

— Никогда… не оскорбляй… Альбуса… Дамблдора!!! — заорал он в ответ, а из его зонтика вылетела молния. Она попала дяде Вернону в грудь, и тот отлетел к стенке и ударился об неё так, что ему на голову упала картина.

Тётя Петуния бросилась к нему, но он с силой отпихнул её, а потом вскочил, буквально схватил её в охапку и затолкал в гостиную, а потом плотно закрыл за ней дверь. Огляделся, чтобы проверить, не выглядывает ли сверху Дадли, но тот, услышав шум, скорее всего спрятался сам, и дяде Вернону не было нужды о нём беспокоиться.

На груди у дяди Вернона порвалась, обуглившись по краям, рубашка. А сквозь неё проступал краснеющий ожог.

Хагрид тем временем посмотрел на свой зонтик и почесал бороду.

— Зря я так… совсем уж из себя вышел, — сокрушённо произнёс он. — И ведь не получилось всё равно. Хотел его в свинью превратить, а не вышло ничего… — Он нахмурился и покосился на Айрис. Похоже, он хотел сказать что-то ещё, но почему-то не стал. Зато продолжил. — Знаешь что. Гарри, поздно уже. Ты, эта, спать ложись. А утром я за тобой, эта, вернусь, дел у нас, знаешь ли, завтра куча. В город нам завтра надо, книги тебе купить, всё такое. Вернусь за тобой завтра, сходим, купим…

— Во сколько? — уточнила Айрис, уже прикидывая, как ей придётся собираться с силами.

Идти завтра куда-то будет больно. В том, что её будут бить, она ни на секунду не сомневалась. Да ещё — после ожога дяди Вернона — наверняка очень, очень сильно. Может, даже палкой.

Ну, главное, чтобы не по лицу — она же, всё-таки, девочка.

Хотя странно, что Хагрид утверждает обратное.

— Ну… э… часов в девять, как-то.

— Хорошо, — тут же согласилась Айрис. — Буду ждать.

— Ну что ж, пока, Гарри.

Хагрид поднялся.

— До свидания, Хагрид, — ответила Айрис.

Он ушёл.

Дядя Вернон с помощью тёти Петунии ушёл в спальню залечивать ожог.

А Айрис, полная надежд, прокралась на кухню.

Будут бить, не будут — главное, успеть наконец-то поесть. А тот так и ноги протянуть недолго. Вряд ли ведь завтра Хагрид её покормит.