Намджун и правда приходит на следующий день, садится на стул возле кровати и участливо расспрашивает о самочувствии. Тэхену неловко: когда он был маленьким и разница в статусе между ним и Намджуном ещё не стала такой огромной, они часто играли и проводили вместе время. Тогда брат казался ему самым лучшим человеком на свете. Но после того, как Тэхену исполнилось десять, и определяющий тест показал, что его магический потенциал далек не то что от гениального Намджуна, но и просто от стандартов семьи Ким, все изменилось. Намджун был официально признан наследником и надеждой семьи; его окружили любовью и заботой, наняли лучших менторов, а когда он поступил в академию и занял первое место на потоке, и вовсе превознесли до небес. Родители гордились им, а на Тэхена, который разочаровал их так сильно, не желали даже смотреть.

С тех пор пропасть между ним и Намджуном неумолимо росла, а отношения испортились безвозвратно.

Возможно, думает Тэхен, глядя на сидящего перед ним брата, если бы в детстве он смог примириться и не стал перекладывать ответственность на Намджуна, все сложилось бы иначе. К сожалению, он был ребенком, и он хотел любви. Тэхен не понимал, почему им пренебрегают, отдавая всю заботу старшему брату несмотря на все тэхеновы старания. Он завидовал, и эта зависть разрушила их с Намджуном отношения.

Тэхен вздыхает, отводя взгляд в сторону. То, что он должен был понять давным-давно, но что осознал лишь во время тюремного заключения: как бы страстно ты того ни желал, сколько бы себя ни отдавал, люди не полюбят тебя, если они того не хотят.

Родители не любили его, но он продолжал пытаться заслужить их любовь, а когда понял, что его усилия напрасны, ожесточился и стал невыносимым. Чонгук не смог полюбить его, но Тэхен вновь повторял прежние ошибки, вновь и вновь стуча в закрытую дверь.

— Тэ, тебе нехорошо? Позвать мэтра Ли?

Тэхен качает головой и вновь смотрит на Намджуна.

— Не стоит, брат, — он приподнимает уголки губ в намеке на улыбку. — Если ты позовешь мэтра, он запретит посещения, и я умру от скуки.

Намджун едва заметно хмурится:

— Это не шутки, Тэ. Твое здоровье сейчас превыше всего. Я беспокоюсь, что, пока ты так слаб, мое магическое ядро может влиять на твое.

— Все в порядке. Я чувствую себя гораздо лучше. Лучше расскажи мне о том, как у тебя дела. Мы давно не общались по-настоящему.

— Тэ… — Намджун удивленно распахивает глаза.

Тэхен касается тыльной стороны его ладони и улыбается более искренно. Заслоненный обидой и горечью в прошлой жизни он так и не узнал своего брата по-настоящему, но Намджун был единственным, кто хоть немного его любил. Они не стали семьей тогда, но, возможно, смогут сделать это сейчас?

Тэхен постарается.

***

Визит Намджуна длится недолго, но если бы тот пробыл дольше, атмосфера между ними стала бы неловкой: Тэхен в прошлом не интересовался жизнью брата, поэтому темы для разговора быстро закончились, а Намджун, в свою очередь, явно не понимал, что на него нашло. Отношения, разрушившиеся десять лет назад, нельзя построить за раз — слишком много невысказанных обид скопилось у Тэхена в душе, и, он уверен, брату тоже есть, что сказать ему. По крайней мере, Намджун не оттолкнул его, и одно это заставляет Тэхена чувствовать удовлетворение.

Мэтр Ли, пришедший с осмотром на следующее утро, с удовольствием отмечает благостное расположение духа пациента, но после тщательной диагностики спускает того с небес на землю, заявив, что ограничивает прием посетителей на несколько дней. «Излишние переживания могут нарушить процесс восстановления вашего ядра, а общение с некоторыми и вовсе вредно. Например, с особами, которые пытаются взять лазарет штурмом и грозятся его сжечь. Такое точно грозит вам серьезными потрясениями, как целитель я не могу этого допустить, — строго выговаривает мэтр и добавляет вполголоса: — Как будто так сложно потерпеть всего пару дней…»

У Тэхена внутри все переворачивается, и губы сами собой разъезжаются в улыбку. Только один человек в мире может грозиться посжигать все вокруг, если его немедленно не пустят к Тэхену: Юнги из семьи Мин.

Тэхен счастлив, что Юнги существует здесь, в мире, который не ведал ни страданий, ни разрушений будущего; счастлив, что этот Юнги, в отличие от взрослой версии себя, по-прежнему считает его другом.

Они знакомы с самого детства, и, сколько Тэхен себя помнит, Юнги прощал ему все: каждый каприз, каждую глупую выходку. Он пытался, искренне пытался вернуть его на путь истинный, убеждал оставить интриги и козни, предупреждал, но Тэхен… слушал ли он? Ослепленный ненавистью и завистью, любовью, превратившейся в одержимость — он хотел лишь воплотить в реальность сказку, которую придумал у себя в голове, и совершенно не замечал, как горит под ногами земля. Не видел, что давным-давно ходит по раскаленным углям, а когда осознал это, стало уже слишком поздно.

Тэхен помнит темную ночь, когда Юнги сообщил, что с рассветом уезжает служить на границу. Он не читал моралей и лекций — бросил один-единственный взгляд, и Тэхен понял, что разочаровал и его. Единственного человека, который верил в него с самого детства и который подарил ему на прощанье смазанное объятие и глухое «Прощай, Ким Тэхен». В тот миг Тэхена обуяла ярость от предательства, но где-то в глубине души, на самом ее донышке, он понимал: если Юнги больше не с ним, то конец близок. Он переступил черту окончательно.

Позже, уже будучи заключенным Эвернайта, Тэхен узнал, что Юнги вернулся в столицу и добивается детального расследования по его делу. Юнги нанял лучшего адвоката, но Тэхен отказался от защиты, сказав, что будет защищать себя сам — в тот момент он уже все для себя решил и не мог позволить Юнги мараться о него и дальше.

Юнги…

Тот, кто всегда спасал его, кто всегда оставался рядом и кто пришел на помощь, даже когда Тэхен достиг самого дна.

Боль воспоминаний расползается по грудной клетке, цепляется крючками за ребра, словно желая выломать их к чертям, а стыд и вина настолько обжигают, что Тэхену кажется, будто он варится в котле на медленном огне.

Юнги хочет увидеть его. Хочет ли Тэхен увидеть Юнги? Больше всего на свете. Но после всего, что он натворил в прошлой жизни… Пусть этому Юнги неизвестно будущее, которое не случилось, Тэхен не знает, как станет смотреть ему в глаза.

А более всего ему сейчас стыдно за то, что, несмотря на вину перед Юнги и глубокое раскаяние, Тэхен чувствует небывалое предвкушение, восторг и радость от предстоящей встречи. Он хочет увидеть его так сильно…

Он прижимает ладони к пылающим щекам; Мэтр Ли смотрит обеспокоенно, а после проверяет тэхенову температуру, наверняка не понимая, отчего у пациента вдруг покраснели лицо, шея и даже уши. Пожалуй, хорошо, что Юнги к нему пока не пускают, думает Тэхен, отнимая от щек ладони. Ему стоит собраться с мыслями и привести себя в порядок.

— Вы удивительно спокойны для своего возраста, юный лорд, — произносит мэтр, не найдя отклонений. — Не капризничаете совсем. Неужели не хочется на волю?

— Хочется, — слабо кивает Тэхен, — но иногда необходимо подумать в уединении. Воля еще успеется.

— Что-то приключилось с вами, пока вы в водице плескались, раньше таким не были. Я было предположил, что магия озера повлияла на вас, но не нахожу никаких посторонних вмешательств.

«На меня повлияли прожитые во тьме годы, тюрьма и смерть». Вслух же он произносит:

— Каким же я был, мэтр?

— Горделивым без меры, заносчивым, дерзким мальчишкой, — мэтр хмыкает, не утруждая себя ненужной вежливостью. — Теперь же я вижу перед собой взрослого молодого человека. Приятные перемены для взора, весьма приятные. Возможно, смиренность ваша наносная, однако же, если изволите услышать совет, я рекомендовал бы вам не терять вашего спокойствия. Хотя там, за стенами, это будет непросто.

— Вы правы, мэтр, — кивок, — будет непросто.

Мэтр Ли уходит, а Тэхен переводит взгляд на окно. Пока он целыми днями в постели, у него есть время подумать, в какой ситуации он оказался. Из крупиц информации: оброненных фраз, внешности Намджуна, одежды, приблизительного времени года и прочих мелочей — Тэхен делает вывод, что каким-то образом он оказался в прошлом. А если быть точным, ему сейчас двадцать, и он заново проживает свой предпоследний, седьмой курс в академии магии.

Ему даже удается вспомнить день своего «воскрешения»: в прошлой жизни он тоже едва не утонул в Долгом озере, правда в лазарете тогда не лежал, предпочтя покинуть его как можно скорее, несмотря на все уговоры мэтра Ли.

Что это — милость богов, в которых Тэхен давно не верит? Чья-то неудавшаяся шутка или же попросту бредни его угасающего сознания? Как знать, быть может, прямо сейчас его тело бьется на каменном полу темницы в предсмертной агонии, покуда разум блуждает в лабиринтах памяти? Прислушавшись к себе, Тэхен понимает, что ему почти все равно.

Возможно, это лишь мастерская иллюзия, обман самого себя, но… он чувствует боль (о, как же хорошо он ее чувствует!), его глаза слезятся от света, он ощущает вкус и запах еды, на его лице пробивается легкая, пусть почти незаметная, но щетина, он справляет нужду, чего в мороках обыкновенно не бывает — если бы Тэхен отвечал урок «как отличить иллюзию врага от реальности», то происходящее вокруг прошло бы каждую, даже самую доскональную проверку.

Вера в то, что вместо смерти он отправился в прошлое, дается Тэхену с трудом. Как такой, как он, может заслужить подобную милость судьбы? Но и не верить тоже не получается. Поэтому, промаявшись без малого трое суток, Тэхен принимает решение более о происходящем не думать. Морок или не морок — какая разница, покуда он может чувствовать свое тело, есть невкусную лазаретную еду, покуда он знает, что здесь и сейчас живы его брат и самый лучший на свете друг, покуда жив он сам и все еще не совершил тех грехов, что навсегда запятнали его душу? Тэхен может жить — это ли не чудо? Это ли не благо?

Он так отчаянно желал все исправить, так вот он шанс! Шанс прожить новую, совершенно отличную от прежней жизнь. Жизнь, в которой он не станет мерзавцем и подлецом, бесславно скончавшимся от яда в холодной камере.

Тэхен беспрестанно трогает себя, свое лицо, тело, постельное белье и — улыбается.

Да. Он проживет замечательную жизнь, исправит свои ошибки и больше никому не принесет зла. Возможно, он даже уедет в какую-нибудь страну за Багряным морем, туда, где никто не будет знать ни его, ни его семью, и проживет там спокойную тихую жизнь, полную благих деяний.

Тэхен смотрит на знакомую ему яблоню — та приветливо шелестит кроной, будто бы одобряя — и, наконец, дышит полной грудью.