Чимин не ошибается: когда они подходят к месту, где сработала сеть-ловушка, в ней бьется трое удальцов, один из которых одет в измазанные черным доспехи.
— Добрый вечер, господа, — произносит Чимин, подходя ближе. — Как там говорится: на ловца и зверь бежит? Хотел бы сказать, что для меня честь свести с вами знакомство, но не привык врать. Признаетесь сами, или мне вас обыскать? — Чимин откровенно забавляется. Он создает магический огонек, чтобы осветить пространство вокруг, и обходит троицу по кругу; Тэхен следует его примеру.
— Мы ни при чем, мы ни в чем не виноваты!
— А ну, отпусти, скотина, иначе…!
— Это какая-то ошибка, сударь!
— Дай только выбраться, так тебя ушатаю, мамаша не узнает! — наперебой выкрикивают худощавый паренек с крючковатым носом и черноволосый бровастый мальчишка в расшитом птицами кафтане.
Их лица Тэхену, конечно же, незнакомы, но отчего-то он жадно вглядывается в них, впитывая каждую черту совершенно бессмысленно: воров сейчас отведут к дежурному преподавателю, и на том история завершится. Максимум, они встретятся позже на площади наказаний, если заведующему по воспитательной работе будет угодна прилюдная порка. И все же Тэхен чувствует необъяснимое, охватывающее члены волнение, когда наблюдает за насмешничающим Чимином и тем, как пытаются огрызаться воришки.
Возможно ли, что ему просто не хватало людей?
В тюрьме Тэхен видел мало новых лиц: на страже стояли одни и те же, а посещали его редко и, в основном, старые друзья семьи, кто желал «взглянуть убийце в глаза» и лично осыпать проклятиями. Сейчас ситуация не сильно переменилась: мэтр Ли по-прежнему не пускал к нему ни Юнги, ни Намджуна, а общение с милосердными сестрами таковым назвать можно с большой натяжкой.
Тэхен не задумывался об этом прежде, принимая уединение как данность, но, оказывается, он действительно скучал: по чужим незнакомым лицам, по шелесту темной листвы над головой, по траве под ногами, по прохладному ветру — по впечатлениям.
Бровастый дергается особенно сильно и, внезапно порвав сеть, вскакивает на ноги и с ревом бросается на Тэхена, здраво определив его как слабое звено. Тело действует само: Тэхен успевает уклониться и хватает воришку за рукав. Завязывается потасовка, больше похожая на детскую возню, чем на настоящую драку, но все заканчивается быстро: вор пропахивает носом землю и болезненно стонет — Тэхен тут же вскидывает руку с магическим перстнем, чтобы сковать его заклинанием, и лишь потом понимает, что та пуста. Он тушуется и отступает, оставляя связывание Чимину.
Грудь тяжело вздымается, левая рука — вор с силой схватил его за предплечье — неприятно ноет: Тэхен и подумать не мог, что такая мелочь недешево обойдется ослабевшему телу.
— Эй, ты в порядке? — Чимин бросает на него обеспокоенный и чуть виноватый взгляд. Ну да, вытащил больного на улицу, а на того напали — не лучшая увеселительная прогулка. Тэхен, фыркнув про себя, кивает. Чимин с чувством пинает лежащего в пыли воришку.
— Ты хоть знаешь, на кого свои коряги распустил, дубина? Это Ким Тэхен, младший сын герцога Кима, суженый Бешеного! Хочешь, чтобы он взорвал твою голову, как арбуз?!
Тэхен едва заметно вздрагивает. За всеми переживаниями он, конечно, не забыл, что в этой жизни по-прежнему является женихом Чонгука, ведь тот расторгнет помолвку много позже, но одно дело знать самому, и совсем другое — слышать об этом от других. Он с горечью качает головой: знал бы Чимин об их с Чонгуком отношениях, точно не стал бы использовать того как аргумент.
Впрочем, угроза, кажется, работает, потому что воришка мигом смиреет и косится на Тэхена с опаской, смешанной с недоверием. Тот мысленно хмыкает: ну конечно, Ким Тэхена все знают как заядлого модника и безупречного красавца с изысканными манерами, никому бы и в голову не пришло, что тот может выскочить на улицу растрепанным, в ночной рубахе и надетых наспех штанах, что уж говорить о драке? Да прежнего Тэхена удар бы хватил, представь он себе нечто подобное — слишком сильно он пекся о том, чтобы выглядеть идеально всегда и везде, даже ко сну готовился, как к выходу в свет.
Тэхену нынешнему от этого и смешно, и тошно; прошедшие годы наглядно показали, как мало на самом деле стоила его красота. В первые месяцы заключения он еще цеплялся за прежний образ, но чем дольше оставался наедине с собой и раздумывал об ошибках, тем сильнее отпускал, покуда однажды не обнаружил, что ему все равно. Пришло осознание, насколько же это пустое — внешний лоск никогда не заменит красоту внутреннюю, как безупречная сторона яблока не скроет гниль с другой: стоит лишь укусить, чтобы проникнуть в суть. С Тэхеном вышло так же: приятный взгляду фасад и пустота внутри. Он был сломан, разрушен и сам того не замечал, питая надежды, что, надевая неудобные кафтаны и тесные туфли, завивая волосы по последней моде, ложась спать в изысканных тонких сорочках, в которых нещадно мерз, он сохраняет свой стержень и приближается к цели. На деле же — отдалялся. От самого себя в том числе.
— Тэхен? Эй, Тэхен, ты что, уснул?
Он вздрагивает: Чимин машет перед лицом ладонью.
— Отвлекся немного. Что ты сказал?
— Говорю: я тут закончил. Тебя проводить? Я заметил, что у тебя нет… — Чимин бросает взгляд на тэхенову руку. Да, перстня нет; мэтр Ли сказал, что Тэхен поступил к ним без него, и предположил, что тот мог соскользнуть, пока Тэхен тонул.
Маг без перстня — смех да и только. Впрочем, талантами брата, друга или жениха он похвастать никогда не мог, его собственных сил хватало лишь на то, чтобы едва-едва поддерживать уровень, «приличествующий семье Ким», а большего от него и не требовали. Равным наследнику рода Тэхен бы не стал, даже если бы вывернулся наизнанку, а для замужества быть сильным чародеем необязательно.
Но, каким бы ни был, маг остается магом и, получив первый перстень в тринадцать, расстается с ним лишь на смертном одре. Тэхен своего лишился в двадцать семь в день ареста, и, несмотря на долгий год, проведенный в тюрьме, пустота на пальце правой руки все еще ощущается слишком остро.
— Наверное, лежит на дне Долгого, — кивает Тэхен, отчего-то стыдливо пряча руку за спину. — Буду рад помощи, кажется, я немного переоценил свои силы.
— Случается и с лучшими из нас, — Чимин смотрит понимающе. — Я виноват перед тобой, потащил сюда, несмотря на то, что ты болен.
— Я принял решение сам, мне было интересно, — отмахивается Тэхен.
— И как?
— Что как?
— Утолил свой интерес?
— Это было неплохо, — Тэхен позволяет себе маленькую, но искреннюю улыбку. — Мне не хватало чего-то подобного, — признается он негромко.
— Ты не похож на напомаженного высокомерного индюка, как о тебе болтают.
Тэхен пожимает плечами; эту фразу он слышит уже второй раз:
— Возможно, ванна в ледяной водице немного меня изменила.
— Да, — Чимин становится задумчивым, его взгляд устремляется мимо Тэхена вдаль, — некоторым бы точно не помешала такая ванна. Быть индюком никого не красит.
Он еще раз проверяет, крепко ли связал пленников, а после отправляет в преподавательское крыло призрачного фамильяра, чтобы сообщить о поимке.
— Сегодня дежурит магистр Шоу, он этим ловкачам спуску не даст. Пошли, я отведу тебя обратно и вернусь.
— Не боишься, что сбегут?
— Да куда им. Перстни я у них забрал, — Чимин подкидывает те на ладони, — а талантливыми невербалами они не выглядят. Ну, а сбегут, изловлю снова и отделаю так, что мама родная не узнает.
Обратный путь занимает всего несколько минут, но, когда Тэхен возвращается в палату, небо уже начинает светлеть. Прощаются они с Чимином на доброй ноте: тот не обещает навещать, Тэхен не обещает общаться с бастардом и дальше, но оба остаются довольны друг другом и прошедшей ночью. Чимин машет на прощанье и сигает в предрассветные сумерки.
Тэхен закрывает за ним окно и улыбается.
***
Просыпается Тэхен только ближе к полудню. После водных процедур и плотного, но довольно безвкусного завтрака, он сидит на постели с выпрошенной у мэтра Ли книгой и то и дело задумчиво смотрит на правую руку, на безымянном пальце которой сверкает рубином помолвочное кольцо. Прежде Тэхен всегда носил его с гордостью, оно было главным и, пожалуй, единственным по-настоящему ценным его сокровищем, сейчас же… Тэхен не чувствует себя его хозяином. Он знает: пройдет всего пара лет, и Чонгук расторгнет помолвку, а кольцо — дороже и роскошнее — будет сверкать на другой руке, поэтому сейчас Тэхену кажется, будто ему его одолжили.
Говорят, люди сами строят будущее. Тэхен сделает все, чтобы изменить собственное — он не собирается вновь становиться жалким, алчущим любви мерзавцем, но если прошлая жизнь чему-то его и научила, так это тому, что, как ни старайся, чужие чувства ты изменить не сможешь.
В тюрьме Тэхен долго размышлял: веди он себя иначе, смог бы завоевать любовь Чонгука? Возможно, стань Тэхен более добрым, не совершай бесчестных поступков, старайся еще больше, Чонгук бы полюбил его? Исполненный глупой надежды ум раз за разом пытался найти новую лазейку «что, если бы я», отгоняя единственный правильный ответ: любовь не завоевывают. Если Чон Чонгуку не нравился Ким Тэхен, хоть расшибись последний в лепешку, тот не смог бы его полюбить.
Чонгуковы чувства Тэхену неподвластны, он может повлиять лишь на собственную судьбу. И в этот раз его выбор — тихая жизнь вдали от интриг высшего света, кучи лизоблюдов и этикетного протокола. До расторжения помолвки еще несколько лет, а после Тэхен уедет туда, где его никто не знает, и станет по-настоящему свободным. А может быть, податься в армию? Он мог бы служить вместе с Юнги, отправиться с ним на границу, возможно, даже заслужить себе титул…
Тэхен слабо улыбается приятным фантазиям. Кольцо красиво переливается на свету, алый рубин — родовой камень герцогского дома Чон — похож на застывшую каплю крови. Тэхен делает глубокий вдох и, сняв его с пальца, прячет под подушку.
В палату деликатно стучат.
— Милорд, — слышится из коридора голос милосердной сестры, — мэтр Ли передал, что вы достаточно окрепли и можете принимать посетителей. К вам пришли.
Мысли мигом улетучиваются из головы. Тэхена охватывает нетерпение, он ерзает на кровати. Кто к нему пришел, Намджун? Быть может, Чимин решил навестить его при свете дня? Догадка заставляет губы разъехаться в широкой улыбке: ну, конечно! Тот, кто прорывался к нему все эти дни, Юнги!
— Впускайте! — голос немного дрожит от волнения.
Юнги, он увидит Юнги!
Дверь открывается, и расцветшая на лице улыбка застывает: Юнги пришел не один, с ним Чон Чонгук.