Тэхен натыкается взглядом на чужую ухмылку и досадливо хмурится, совершенно не впечатленный заступничеством. Совершенно напротив: прямо сейчас он очень хочет оттаскать ее обладателя за уши. Чимин выглядит слишком довольным для того, кто только что обеспечил его лишней головной болью, и это раздражает вдвойне. Демонов защитник. Что стоило дождаться, пока Тэхен не уйдет, и уже потом начать развлекаться?

Теперь разгребать последствия придется обоим, а Тэхену меньше всего хочется связываться с виконтом Каром и его прихлебателями.

— Не каждое слово достойно того, чтобы его слышать, — говорит он Чимину, надеясь, что тот поймет намек: не обращай внимания, оно того не стоит.

— Однако мне не повезло услышать, — Чимин намек понимает и намеренно игнорирует. — И раз уж я услышал, мне хотелось бы получить объяснения от сих уважаемых высокородных господ, — он хмыкает, оглядывая толпу. — Надеюсь, вас не затруднит помочь мне.

— По моему скромному мнению, никто не сможет ответить вам лучше, чем лорд Тэхен, — один из друзей виконта, чьего имени Тэхен не знает, нагло улыбается; в толпе слышатся негромкие смешки. — Что же это за сойка, думающая, что равна дракону?

Тэхен едва заметно приподнимает бровь, не веря своим ушам. Этот парень возомнил себя солнцем империи* или просто тупой? Он понимает, с кем говорит, или думает, что Тэхен ему равен?

Он улыбается одними губами:

— Боюсь, ваши надежды напрасны, я не имею представления о думах соек, — на его лице невинное выражение. — Я более сведущ в цветоводстве и могу рассказать вам о лилиях. Например, «солнечная стрела» , — взгляд становится острым как кинжал, — очень интересный сорт, если верить легенде, его вывела Ее Величество Первая Императрица. Желаете послушать?

Он равнодушно наблюдает, как распахиваются чужие глаза, и во взгляде проступает понимание, а после закономерно — страх. Можно ничего не смыслить в геральдике, но о золотой лилии герцогов Ким слышал каждый: за всю историю существования империи не бывало иного случая, когда бы императрица самолично создавала особый сорт цветка как выражение своей нежной дружбы и признательности.

Вечная гордость семьи Ким.

«Мы нарекли его «солнечной стрелой», ибо, брат мой, ты и весь род твой есть не меч и не щит Наш, но суть острые стрелы, кои поразят врага в сердце, ядом проникнут в нутро его и убьют всяк, кто посмеет посягнуть на Солнце», — вспоминаются слова из семейной летописи, что Тэхену приходилось учить наизусть. Тогда он красоты легенды не оценил, а на глупую императрицу умудрился обидеться: мало того, что не подарила ничего полезного, так еще и титулом обделила! Почему это Чонам и Минам повезло называться «мечами и щитами империи», а Кимы стали всего лишь «стрелами»? Тэхен дулся так сильно, что не разговаривал с Юнги и Чонгуком почти неделю, пока Намджун не объяснил ему, что быть «стрелами империи» ничуть не хуже, а даже лучше: ведь те поражают врага издалека, а стрелами из слов можно ранить смертельно, и вовсе не выходя на поле битвы.

В памяти совершенно некстати всплывает лицо шестилетнего Чонгука, ставшее не по годам серьезным, стоило тому услышать, на что именно обижался Тэхен. «Мне не нравится быть «мечом империи», хочешь поменяемся?» — спросил сразу, без раздумий. И забавно ойкнул, когда Юнги потянул его за ухо, чтобы прошепелявить привычное «дурак». «ТэТэ, если я с тобой поменяюсь, ты будешь снова со мной дружить?»

Тэхен прикусывает изнутри щеку, заставляя себя сосредоточиться на притихшей толпе. Вспоминать о былом тепло и до ужаса больно — смердит тоской и упущенным временем, затхлостью ожиданий и гнилью несбывшихся надежд. К демону воспоминания.

— Б-благодарю вас, милорд, — лепечет доселе смелый дворянчик, опуская взгляд. — Я недостоин получать знания из ваших уст. Благодарю вас за щедрость.

Он вжимает в плечи голову, словно бы так станет меньше, и просачивается с первых рядов назад, в толпу. Тэхен хмыкает и смотрит на Чимина:

— Пойдем, занятие скоро начнется.

Тот вздергивает бровь:

— Веселья меня лишаешь? — усмехается.

— Развлечешься в следующий раз.

Тэхен успевает сделать всего пару шагов, как в спину доносится дерзкое:

— Лилии — всего лишь цветы, они быстро отцветают. Кто знает, кого дракон сочтет достойным себя, когда лилия завянет.

Чимин оборачивается:

— Сударь, да это угроза? — и тут же атакует: — Лорд Тэхен может потребовать у вас сатисфакции прямо сейчас. Он один из лучших на своем курсе. Вы так уверены в победе?

— Истинная любовь победит расчет и коварство, вот в чем я уверен.

Тэхен бросает взгляд — не на смельчака, на Дэмиана Кара. Тот стоит замерев; в кукольно-красивых глазах плещется страх. Тэхен ловит его взгляд и ухмыляется уголком рта: до него начинает доходить, откуда в этих кроликах столько смелости. Кажется, кто-то заврался и убедил друзей, что завоевал любовь Чонгука и вскоре примерит герцогскую корону. Вот только Чонгук его отверг, а в их мире побеждает не любовь, и Кар прекрасно это знает. А просветить друзей забыл. Очаровательно.

В прошлой жизни он действительно проиграл подобному убожеству? Вопрос всплывает уже не раз, а смешно как в первый.

— Виконт, — произносит он негромко, не собираясь больше терять здесь время, — на этот раз я позволю вам сохранить лицо. Не пренебрегайте моей доброй волей и впредь держите друзей на привязи, — бросает небрежно и, не оборачиваясь, идет вперед.

— Не будьте таким самоуверенным! Вы хоть знаете, что вскоре…

— Замолкни, Малли, — цедит сквозь зубы Кар, резко осаживая приятеля.

— Хорошего дня, господа, — прощается Чимин, не скрывая насмешки, и направляется следом. — Ну и отбросы, — цокает он языком, поравнявшись с Тэхеном. — С такими за один стол садиться — честь потерять.

— Кажется, они искренне верят, что виконт сможет стать герцогом Чон, — Тэхен холодно улыбается. — Скорее всего, он пообещал замолвить за них словечко перед герцогом в обмен на поддержку, вот они и бросились на меня, как свора голодных псов. Нельзя винить людей за глупость.

Он ускоряет шаг, кажется, еще чуть-чуть, и перейдет на бег. Чимин едва поспевает за ним.

— Тогда почему ты так раздражен? — без труда подмечает то, что Тэхену не хочется признавать.

Они стремительно пересекают два коридора и останавливаются за поворотом, шагах в десяти от нужной Тэхену аудитории. Никого из однокурсников поблизости нет — занятие уже началось.

— Я не злюсь на них.

— Неужели? Под тобой сейчас пол заискрится, — Чимин приподнимает бровь. — Не думал, что их болтовня заденет тебя, Тэхен. Это всего лишь кучка бесполезных придурков: повелись на этого виконта и повторяют за ним, как гарулы.**

— Гарулы — умные птицы, — походя возражает Тэхен. — Ладно, ты прав, я злюсь, но не поэтому.

— Тогда почему?

Он ловит чужой пытливый взгляд:

— Ты слышал слухи обо мне, Чимин?

— Кто их не слышал. Но…

— Большинство из них правдивы, — перебивает Тэхен. — Сын герцога Ким, жених будущего герцога Чон — лучший на курсе, самый красивый, самый популярный, самый влиятельный и далее по списку. Благородства, как видишь, среди характеристик нет. Все знают, что Ким Тэхен приятнейший человек, пока ты не встанешь у него на пути. Те, кому не повезло, прозвали меня демоном — и должен сказать, вполне заслуженно.

Чимин изучает его лицо внимательным взглядом; Тэхену под ним неуютно — он давно не был так откровенен с кем-то, кто не Юнги. Словно душу обнажает слой за слоем. Делиться теневой стороной себя вот так, без прелюдий и обиняков, почти болезненно, но отчего-то хочется. Странное желание… честности? Да, пожалуй. Той самой — разгульной, полной фальшивой бравады честности: «Давай же, взгляни на настоящего меня! Узнай, каков я на самом деле», — что на оголенном нерве граничит с ненавистью.

— А сейчас? — спрашивает Чимин после недолгого молчания. — Что изменилось сейчас?

Тэхен смотрит сперва на каменные плиты пола, на увешанные гобеленами стены, а после на ближайшее окно. За ним синее небо и вид на переход из военного корпуса в дипломатический — зацепиться не за что.

— Человеком я лучшим не стал, если ты об этом, — он криво усмехается. — Просто решил, что хватит с меня. Тогда, до озера, мне казалось, что в борьбе есть смысл… теперь понимаю, что ошибался. Просто бесполезное копошение — ни пользы, ни удовольствия, — поджимает недовольно губы. — Наивно думал: отойду в сторону, доучусь спокойно, не стану никому ничего доказывать. Но оказалось, что память у некоторых, — бранное слово скрывает за кашлем, — слишком короткая.

Чимин вдруг понимающе улыбается.

— Чувствуешь себя, будто вернулся из путешествия и обнаружил, что слуги распоясались и забыли, кто их хозяин?

Тэхен мысленно переваривает сравнение, а после кивает. Звучит, конечно, грубо, но если отбросить экивоки и быть честным: да, именно так он себя и чувствует. Он репутацию свою складывал кирпич к кирпичу, уважение завоевывал, на вершину взбирался — годы положил на это. И что же? Три месяца спокойной жизни, а шавки уже смеют тявкать?! Едва щенками не заскулили, стоило Тэхену упомянуть лилию, вот только забыли главное: пеклово прозвище он получил отнюдь не благодаря отцу.

Раздражен ли он?

О, да, демоны его задери, чертовски раздражен.

Тэхен смотрит Чимину прямо в глаза.

— Мне говорят, что я изменился, но это не так. Приоритеты поменялись, а я каким был, таким и остался. Я не хороший человек, Чимин, не добрый, не благородный, во мне эгоизма на караван. Подумай, хочешь ли ты еще дружить со мной.

Он поворачивается, чтобы уйти, но Чимин ловит его за рукав мундира и подходит вплотную, почти прижимаясь грудью к спине.

— Не буду думать, — говорит он негромко; его теплое дыхание касается волос на затылке. — То, что ты эгоистичный и не добрый ни демона, я с первой встречи понял. В тебе много тьмы, Тэхен, но и я, знаешь ли, не рыцарь света. Ты мне нравишься, и я не собираюсь терять тебя.

— Значит… все еще хочешь быть моим другом?

— И буду им, — Чимин, судя по голосу, ухмыляется. — Знаешь, я… айщь! — кто-то врезается ему в левое плечо, видимо, не заметив их из-за поворота. От неожиданности Чимин хватается за Тэхена; шатает обоих.

— Поаккуратнее, сударь!

— Простите, что помешал вам, госпо… лорд Тэ?

— Мингю? — Тэхен выпутывается из цепкой хватки и отступает в сторону, с удивлением глядя на одного из лучших друзей Чонгука, который, как все военники, в дипломатическом корпусе был гостем нечастым. — Что ты здесь делаешь?

— Заходил к кое-кому. А ты прогуливаешь? — Мингю играет бровями. — Не похоже на тебя, — он с интересом осматривает потирающего плечо Чимина, но не дает Тэхену шанса представить их друг другу и вновь срывается на бег: — Ну, еще увидимся, милорд! Заходи в гости, мы скучаем!

— Да, — растерянно выдыхает Тэхен ему вслед. — Увидимся.

Он переводит взгляд на новообретенного, кажется, друга, пытаясь не обращать внимание на неприятный укол в области сердца. Скучают по нему, как же.

 — Что ты хотел сказать перед тем, как нас прервали?

— Что я тот еще говнюк, — Чимин дружелюбно скалится. — И что быть моим другом ничуть не легче, чем быть твоим. Ты ступаешь на опасный путь, милорд, — он весело подмигивает. — Но со мной не заскучаешь, это я тебе гарантирую.

— Что ж, ловлю тебя на слове, друг.

— Сколько угодно, друг.

— Пошли отсюда, — Тэхен, хмыкнув, качает головой. — Ты свое занятие все равно уже пропустил.

— Ты превосходишь мои ожидания, примерный мальчик, — Чимин обнимает его за плечо. — Пойдем, милорд, я покажу тебе местечко, где, возможно, восьмикурсники с военного прячут кое-что горячительное…

— Чимин!

***

Соломенные чучела, одетые как солдаты несуществующего государства, стоят ровными рядами. Их двадцать восемь. Чонгук поудобнее перехватывает шпагу, второй рукой утирая со лба пот. Еще пять минут. За спиной едва заметно сияет защитный барьер тренировочного полигона; перед ним — отряд; земля под ногами покрыта соломой и обрывками мундиров павших семидесяти двух. Чонгук делает едва заметный пас рукой, формируя тонкую нить разрушительной энергии, и посылает её к передним рядам. Солдаты моментально приходят в движение, чтобы увернуться от атаки, это дает Чонгуку возможность отбежать от барьера — он бросается вперед, в образовавшуюся брешь. Цель — магическое ядро в области груди; шпага в чонгуковой руке танцует, совершая укол за уколом: двадцать пять, двадцать четыре, двадцать три… Черная нить энергии, словно леска, танцует вместе с ним.

Солдаты уворачиваются от атак профессионально — верткие, быстрые, как и положено тренировочным марионеткам. Дыхание сбивается, пот заливает глаза; Чонгук чувствует, как теряет контроль над энергией. Демон его возьми, снова! Цыкнув, он развеивает энергетическую леску и сосредотачивает энергию в шпаге.

Когда солдат остается всего десять, они берут Чонгука в тесное кольцо. Он прыгает, чтобы атаковать сверху, но его тут же блокируют, сбивая на землю. Ему удается поразить двоих, но оставшиеся восемь мгновенно сужают кольцо и атакуют одновременно. Одно из чучел задевает мечом рукав его рубашки. Черт! Черт! Сердце колотится как бешеное: хоть капля его крови, и барьер засчитал бы проигрыш.

Чонгук быстро смотрит по сторонам, оценивая шансы. Для маневра нет места, все атаки блокируют, нить он больше не удержит, остается только… Чонгук мысленно чертыхается: он не должен этого делать, не должен… Раз позволил загнать себя в угол, нужно просто принять поражение. Спокойно. По-взрослому.

Барьер мигает оранжевым: осталась минута.

К демону! Чонгук ненавидит проигрывать.

Он делает глубокий вдох и немного отпускает контроль.

Взрыв.

Чонгук остается один. Смотрит вниз: под ногами больше нет соломы — только голая земля. Он толкает языком щеку: старался ведь сузить радиус поражения, но… черт, учитель будет недоволен.

Время вышло.

Оранжевое свечение барьера становится победно-золотым, и в магическом поле появляется брешь, позволяющая выйти наружу. Как только Чонгук переступает границу, барьер за его спиной смыкается вновь, а безжизненные соломенные солдаты начинают ярко сиять. Он выжидает несколько мгновений и смотрит назад — восстановленный магией отряд вновь на своих привычных местах в ожидании следующего противника. Восемь пустующих мест зияют молчаливым укором, напоминая Чонгуку об ошибке, а у некоторых чучел не хватает частей тел. Разрушенная им материя не восстанавливается — такова сила герцогской семьи Чон, главного «меча империи».

Чонгук отворачивается.

Под тентом, где студенты обычно ждут очереди потренироваться, он с удивлением замечает Мингю, вальяжно развалившегося на одной из деревянных скамей прямо возле чонгуковых вещей. Когда только успел прийти?

Когда Чонгук подходит ближе, Мингю бросает в него льняным полотенцем.

— Учитель тебя точно не похвалит, — говорит он, покачав головой. — Но на этот раз их всего восемь. На первых занятиях ты расщеплял вообще всех, помнишь?

— На память не жалуюсь, — Чонгук утирает полотенцем лицо и шею; промокшая от пота сорочка неприятно липнет к телу. Хочется поскорее добраться до купален.

— Ты слишком строг к себе, Куки. Прогресс есть, и немалый. Через пару тренировок сможешь контролировать поток лучше. Хотя… проигрыш — еще не конец света, ты в курсе? Ничего не случится, если ты продуешь разок парочке чучел.

Чонгук шлепает его полотенцем по голове.

— Сыплешь соль на рану, подлец?

— Как друг и родственник имею полное право! — Мингю широко ухмыляется. — Кто еще способен высказать тебе правду, Бешеный? — он выделяет нелепое прозвище, которое Чонгуку дали еще на первом курсе. — Разве что наследник Минов да лорд Тэ, но первому обычно наплевать, а лорд Тэ слишком мягок с тобой. К слову, о нем, — Мингю внезапно оживляется. — Мой дорогой друг, я, наконец, разгадал эту тайну!

За время, пока Мингю чешет языком, Чонгук успевает вложить шпагу в ножны, снять мокрую сорочку, обтереться, надеть чистую, собрать свои вещи и направиться к выходу с тренировочного полигона.

— Бессердечный! — Мингю догоняет его. — Ты должен был спросить, что это за тайна!

— Мне все равно.

— Даже если она касается лорда Тэ? — Чонгук не реагирует, только сжимает крепче сумку с вещами. — Даже если я узнал, почему он больше не приходит к тебе? И почему не шлет стихи и подарки?

— Мне все ра…

— Брось, Чонгук, мы выросли вместе. Ты можешь обмануть его, но точно не меня. Я знаю, что ты растерян и ни демона не понимаешь, что происходит.

— А ты, конечно, все знаешь, — уязвленно огрызается Чонгук. — Только откуда познания? Тэхен с тобой не общается и учится в другом корпусе. У тебя открылся третий глаз?

— Во-первых, может, мы и не друзья, но у нас прекрасные отношения, а, во-вторых, я виделся с ним сегодня.

— Ты виделся с Тэ? — Чонгуку не удается скрыть удивления. — Когда? Где?

— Да прямо перед тем, как пришел сюда. Столкнулся с ним в коридоре дипломатического, он прогуливал занятие.

— Бред! — тут же фыркает Чонгук. — Тэхен никогда не прогуливает.

— Спроси сам, ежели не веришь. Важно не это, — отмахивается Мингю, — а то, с кем он его прогуливал и чем занимался. Нет, знаешь, будь это кто-то другой, я бы не слишком удивился, большинство ведь заключают брак по расчету. Но если что и можно сказать про лорда Тэ, так это то, как сильно он влюблен в тебя. Ну, по крайней мере, был.

— И что это, демоны побери, значит? — Чонгук предчувствует, что ответ ему не понравится.

— Думаю, у него появился любовник. Я столкнулся с ними, когда они обжимались в коридоре.

Чонгук вдруг улыбается:

— Ты точно тронулся рассудком. Даже если Тэхен действительно решил прогулять занятие, он никогда бы не завел любовника. Это не в его правилах.

— А что в его правилах? — внезапно спрашивает Мингю. — Беззаветно любить тебя? Терпеть холодность и пренебрежение? Или твою чудесную дружбу с этим Каром?

При одном упоминании о Дэмиане начинают гореть уши. Чонгук чувствует себя таким дураком: он вел себя как настоящий слепец. Желая искренней дружбы с кем-то вне семьи, с радостью обманулся, поверив невинным глазам и искренней улыбке, не желая замечать скрытых за ними мотивов. Даже Тэхена оттолкнул. А ведь тот давно говорил, что Дэмиан имеет коварный умысел, — и оказался прав. Тэхен и раньше указывал ему на людей, которые желали воспользоваться благосклонностью герцогства, и ни разу не ошибался, почему же Чонгук об этом забыл? Почему не поверил?

 — Ты даже на письма его отвечал так скупо, будто тебя зарежут, если ты напишешь хоть одно лишнее слово, — с упреком произносит Мингю, не желая успокаиваться.

— Я не поклонник всех этих поэм, ты же знаешь. Зачем вообще что-то писать, если он приходит каждый день, и мы можем просто поговорить? — Чонгук запинается. — Приходил.

— Ладно, это имеет смысл, — соглашается Мингю. — Но ты даже ответные подарки отправлял раз в сто лет. Это, по-твоему, тоже в порядке вещей?

Чонгук смотрит на Мингю, как на дурака.

— Зачем ему мои подарки? — тон его голоса становится жестче. — Смею напомнить тебе, что Тэхен — сын одного из богатейших людей империи и может купить себе все, что только пожелает. Ему не нужен кто-то еще, чтобы получить то, что он хочет.

— Ты не понимаешь, да?

— Не понимаю что?

Мингю прикрывает глаза ладонью.

— Я сдаюсь, богиня, ты безнадежен, — он качает головой. — Я не встречал менее романтичного парня, чем ты, Куки. Неудивительно, что лорд Тэ променял тебя на этого Пак Чимина. Тот, пусть и бастард, явно понимает толк в ухаживаниях. Да и кое в чем другом, думаю, тоже, — Чонгук меряет его предупреждающим взглядом, но Мингю продолжает: — Он еще долго держался. Будь я твоим женихом, давно завел бы себе целую сотню любо… — Чонгук резко хватает его за локоть, заставляя остановиться.

— Прекрати молоть языком, Мингю, — говорит он, — и трепать имя моего жениха. Тэхен не такой человек.

Тот лишь пожимает плечами:

— Они обнимались в пустом коридоре. Я не утверждаю, что они предаются плотским утехам, но… ты знаешь лорда Тэ, кому бы еще он подобное позволил?

Чонгук сжимает челюсти. Тэхен при всей своей видимой легкости и общительности очень разборчив в контактах и обнять себя позволил бы только по-настоящему близким людям. Ему и Юнги, если быть точным. Никому, кроме них двоих, Тэхен не доверял настолько сильно.

В груди, за ребрами, ворочается что-то неприятное. Как вышло, что этот бастард так быстро завоевал доверие его неприступного лорда?

К горлу подступает ком.

— Я поговорю с ним, — сдавленно произносит он. — Я уверен, это вовсе не то, о чем ты подумал.

— Ты убеждаешь меня или себя? — Мингю становится серьезнее. — Не хотел этого говорить, но мне казалось, то, что произошло на озере, вразумило тебя. Ты едва не потерял его тогда и теперь теряешь снова. И если не одумаешься, потеряешь навсегда.

Нечто внутри скребет когтями по реберной клетке; внезапно хочется вновь оказаться на тренировочном полигоне в окружении соломенных солдат, чтобы мысли — лишь о победе, а сомнения не рвали сердце.

— Я знаю, Мингю. Знаю.

Чонгук хорош в сражениях, но любовная битва — единственная, в которой он может проиграть.

***

Яркое солнце слепит глаза. Чонгук отрабатывает удары на тренировочном манекене, когда боковым зрением замечает мнущегося у края площадки щуплого паренька в наглухо застегнутом мундире с нашивками третьего курса. Кроме них двоих вокруг никого нет — вывод напрашивается несложный. Чонгук прерывает тренировку и направляется к пареньку.

— Тебе что-то нужно? — спрашивает он, подойдя ближе.

Третьекурсник вздрагивает и поднимает голову; в его глазах плещется страх. Это уже не удивляет: за почти двадцать лет своей жизни Чонгук привык к тому, что слава семьи Чон всегда будет бежать впереди него.

— М-милорд, меня просили передать вам это, — паренек, заикаясь, сует ему в руки сложенный несколько раз клочок бумаги и, видимо, посчитав миссию выполненной, собирается уйти, но Чонгук останавливает его:

— Кто?

— В-ваш жених, милорд.

— Тэхен? — он осторожно разворачивает записку и быстро пробегается взглядом по короткому тексту. — Почему он не прислал призрачного фамильяра?

— Не могу знать, милорд… Я п-пойду?

— Кроме записки он просил передать что-нибудь еще?

Третьекурсник активно мотает головой, явно желая оказаться сейчас где-нибудь подальше. Чонгук отпускает его и вновь опускает взгляд на записку.

«Тебе нужно кое-что услышать, Чонгук, это важно. Сегодня, в четыре часа пополудни я буду ждать тебя на Тропе Влюбленных у старого дуба».

Весьма оригинальный способ пригласить его на встречу. Чонгук мысленно хмыкает и убирает записку в карман брюк, благо, до означенного в ней часа еще есть время.

Когда он заканчивает тренировку, на площадку приходят трое первокурсников. У двоих из них в руках по мечу; третий, одетый в мундир дипломатического корпуса, садится на скамью неподалеку. Чонгук задерживается и недолго наблюдает за неловким спаррингом, в котором больше пафосных поз и желания порисоваться, нежели настоящей тренировки, но друг незадачливых фехтовальщиков возбужденно хлопает в ладоши, и на юных лицах расплываются довольные ухмылки. Смешные.

Покачав головой, Чонгук отворачивается и идет в сторону общежития, чтобы привести себя в порядок перед встречей. Жаркий летний день, слепящее солнце, запах свежей травы, чужой звонкий смех и непрестанные мысли о Тэхене мешаются воедино, путаясь меж собой и воскрешая в памяти почти забытые, беззаботные дни детства.

Когда они с Тэхеном и Юнги были маленькими, часто гостили друг у друга — родители сочли, что им будет полезно проводить время вместе, и радовались крепчающей дружбе, а сами они проказничали, придумывая все новые и новые игры и изводя шалостями бедных слуг. Типичный летний день их был невероятно прост: встать спозаранку, тайком пробраться на кухню, умыкнуть свежих булочек и молока, сбежать от взрослых и провести весь день, играя в лесу и купаясь в реке неподалеку, а вечером получить нагоняй от гувернеров и клятвенно пообещать «больше никогда», чтобы на следующее утро повторить все снова. Чудесные времена.

Чонгук обожал, когда Тэхен приезжал к нему — гораздо больше, чем приезжать самому. Поместье герцога Ким во главе с огромным особняком слыло одним из красивейших в империи, но никогда ему особо не нравилось. Яркий запах лилий, высаженных вдоль подъездной дорожки, величественная роскошь лепестков, сияющих на солнце, словно настоящее золото — они восхищали любого, кому довелось узреть их великолепие. Чонгук же помнит одно: каким одиноким выглядел среди этих лилий Тэхен. И как сильно расцветал, стоило ему оказаться среди нежных роз в поместье Чон или ярких хризантем Минов.

Лилии никогда не подходили Тэхену. Возможно, поэтому Чонгук однажды захотел забрать его подальше от них?

С самой первой их встречи он знал: Тэхен создан, чтобы сиять. Тот был маленьким солнцем — вредным, громким и взбалмошным. Солнцем, рядом с которым начинал сиять обычно серьезный Юнги и, Чонгук знал это, он сам. Солнцем, которое они оба бесконечно любили и готовы были сделать все, чтобы его улыбка никогда не гасла. Даже если тот дулся из-за такой нелепой ерунды, как семейное звание «стрел империи». Воспоминания о той глупой ссоре заставляют Чонгука весело усмехнуться, хотя тогда ему было совсем не до смеха.

— Мне не нравится быть «мечом империи», хочешь поменяемся? — спрашивает Чонгук без раздумий и тут же ойкает, когда Юнги тянет его за ухо.

— Дурак, ты не можешь взять и поменяться, это же семейная традиция, — авторитетно заявляет он. — Тебя отец наругает.

— А я заранее спрошу! — Чонгук сдаваться не собирается и смотрит на растерявшегося Тэхена с неожиданной мольбой: — ТэТэ, если я с тобой поменяюсь, ты будешь снова со мной дружить?

— Я буду дружить с тобой, даже если ты не поменяешься, Куки, — тут же отвечает он, алея щеками, и застенчиво признается. — Я просто немножечко дулся на вас. И чуть-чуть на императрицу, — тише добавляет он. — Но Намджун уже все мне объяснил!

Чонгук робко, но счастливо улыбается, беря его маленькую ладошку в свою.

— Я придумал! — вдруг восклицает Юнги, беря его за вторую руку. — ТэТэ, я не могу сделать тебя «мечом империи», но я могу стать им для тебя, — он тычет себя пальцем в грудь. — Я буду твоим «мечом и щитом», ты согласен?

— Для меня? — пораженно ахает Тэхен. — А как это?

— Я буду защищать тебя от всего-всего! И буду убивать твоих врагов!

— Я тоже, я тоже хочу стать «мечом и щитом»! ТэТэ, я тоже!

— Тогда я… — Тэхен ненадолго задумывается. — Тогда я буду вашими «стрелами»! Буду жалить тех, кто вам вредит, и не подпускать к вам врагов. Стрелами из слов, вот! Намджун сказал, они даже лучше обычных!

Воспоминания о былых днях отзываются в груди теплом с легкой примесью светлой тоски. Когда все между ними переменилось? Почему они так сильно отдалились друг от друга? И, главное, можно ли еще все исправить, или их отношения разрушены безвозвратно?

Чонгук прикусывает изнутри щеку, запрещая себе подобные мысли. Даже если в этой битве ему суждено проиграть, он не сдастся без боя.

Тропа влюбленных встречает его сенью густо посаженных деревьев — вокруг полумрак и множество укромных мест. Чонгук находит нужный ему дуб без особого труда — нет студента, который не знал бы о нем. Многовековое дерево с дуплом больше человеческого роста как место паломничества для парочек, желающих предаться разврату. Не сосчитать, сколько раз Мингю выводил Чонгука из себя, якобы невзначай интересуясь, когда же они с Тэхеном, наконец, пополнят ряды «счастливцев». Как будто Чонгук мог настолько выжить из ума, чтоб за романтику почесть животное сношение в каком-то убогом дупле. Болван.

Когда он подходит к старому дубу, то обнаруживает, что остальные участники уже на месте: хмурый Тэхен и Дэмиан в компании друзей стоят друг напротив друга, словно готовясь к дуэли. Чонгук внутренне напрягается, совершенно не удивленный: примерно этого он и ожидал, когда прочел ту записку. Он не спешит выходить, решив сделать то, зачем его и позвали — наблюдать.

Беседа разгорается; с каждым новым словом Дэмиана Тэхен хмурится все сильнее, явно раздражаясь от самой необходимости говорить с ним. Наконец, он не выдерживает: друзья Дэмиана, услышав сказанное, в недоверии застывают, разинув рты. Чонгук, быстро оценив обстановку, бросается вперед, готовясь к взрыву.

Не успевает.

Вспыхивает магия; Дэмиан вскрикивает, хватаясь за правую руку, Тэхен отшатывается назад. Их взгляды встречаются, и в чужих глубоких глазах Чонгук вновь видит почти утерянный солнечный свет.

________________________________

*солнце империи — император

**garrula (лат.) — болтливый